У Руси киевского периода был на востоке и на юге грозный враг – степь, вековая арена азиатских хищников.

Азия с незапамятной древности, от времени до времени, высылала из своих недр племена диких кочевников. Они входили широкими воротами между Уралом и Каспийским морем, собирались где‑то в степях нижней Волги и вдруг, как гонимая ураганом саранча, неслись на запад по черноморским степям чрез нижний Дон, Днепр и Днестр, чрез Карпаты и Дунай разрушать и обновлять обветшалое наследие римской государственности. Так пронеслись в V веке гунны, сметя в Днепровском бассейне Готское государство Германриха; вслед за ними прошли болгары, оставив часть своего племени навсегда на средней Волге; чрез 100 лет после гуннов прокатилась волна аваров, захлестнула передовые восточные славянские племена в Приднепровье и встревожила с насиженных мест в Карпатах остальных их сородичей; тогда в VI веке началось усиленное расселение славянских племен с Карпат на юг, восток и на север. Век, когда зарождалась русская земля, был временем сравнительного затишья в степи – не было бури, но волны катились непрестанно: козары (в IX и X веках), печенеги (в X и XI веках), половцы (в XI, XII и XIII веках) триста лет беспрерывным прибоем тревожат Киевскую Русь, не дают ей отойти от Днепра на восток, не дают спуститься до Черного моря. Юной Руси, передовому бастиону культурной христианской Европы, пришлось оказать ей тогда великую услугу: отбивая, сдерживая, поглощая кочевые племена, она ограждала левый фланг крестоносной Европы. Запад тогда не знал, да и теперь не вспоминает этой услуги; но России она обошлась в дорогую цену, особенно России южной, принимавшей на себя главные удары все новых волн.

Были и другие причины ослабления Руси в XII веке, причины внутреннего порядка: междоусобная борьба Рюриковичей, о которой мы говорили выше, и недочеты социального строя, вопрос о которых стоит в стороне от нашей темы. Не выдержал неокрепший организм этого двойного испытания – стали люди уходить из неспокойных мест, началось (с конца XII века) запустение Киевской Руси, началось перенесение центра тяжести государственной жизни на север – в леса, вдаль от опасной степи, туда, где зарождалось Московское княжество. И когда в XIII веке из степи налетел девятый вал, нагрянуло татарское нашествие (1224 и 1239 годы), юг был сломлен; Киев после храброй защиты взят и сожжен (1240 год). В 1246 году францисканец Plano Carpini проезжал на Волгу проповедовать слово Христово татарам; на пути из Владимира Волынского к Киеву и далее он почти не встречал русских людей – зато видел в полях бесчисленное множество костей и черепов.

Это был трагический час перелома в русской истории. Жизнь замирала на Днепре, но семя ее было переброшено на северо‑восток и здесь, в сравнительном укрытии, медленно прорастало: упорно, тяжкими усилиями поднимала голову Москва.

Читатель заметит, насколько эти факты противоречат обычному западному представлению о России; как об азиатской силе, грозящей Европе: не угроза ей, а охрана ее от Азии – вот роль России сквозь всю ее историю.[1] Но нас интересует теперь другой вывод из изложенного: нам интересно очертание восточной и южной границы Руси, или, вернее, восточного ее фронта ко времени татарского нашествия.

Покинув в VI веке Карпаты, утвердившись в IX‑м на великом водном пути (Новгород – Киев), славянские племена, составившие русский народ, не остановили своего стремления на восток, но стремление это встретило на различных частях фронта различную степень сопротивления. На севере движение затрудняла лишь природа, и русские здесь продвинулись на восток далеко, за Вятку; в центральной России, на средней Волге, путь руси был прегражден болгарским государством (будущим царством Казанским); здесь Россия ко времени нашествие татар успела лишь достигнуть устья Оки и укрепиться на нем, построив Нижний Новгород (1221 год); наконец, на юге силы Азии имели перевес, и Россия едва удержалась на Днепре. Соответственно этому, граница начиналась на севере восточнее Вятки, шла на Нижний, охватывала Рязанское княжество, Орловскую землю и княжество Курское и вдоль реки Сулы подходила к Днепру; против киевского участка его она отстояла от Днепра лишь на 100–200 верст; у реки Роси, правого Днепровского притока, впадающего всего в 150 верстах южнее Киева, граница пересекала Днепр и шла под прямым углом по Роси и далее к южной грани Буковины.[2]

Такое очертание границы доказывает, что пространство позднейшей Европейской России делилось в древности не до параллели (как разделили его германо‑большевики в Брест‑Литовске), а в направлении с севера‑востока на юго‑запад; северо‑западная часть – это Россия (Европа), юго‑восточная – это «степь» (Азия). Непрестанная борьба этих двух частей составляет одно из основных явлений русской истории. Тысячелетний процесс отодвигания юго‑восточной границы закончился только в эпоху империи закреплением Азова за Россией в 1736 году и занятием черноморского побережья при Екатерине Великой.

Если теперь посмотрим на карту германской Украйны, то увидим, что почти все пространство былой азиатской степи, лежащее к западу от Дона и до границы Румынии, включено творцами Брест‑Литовского договора в пределы Украйны. Невольно является предположение, что степь эта, в эпоху позднейшую, рассмотренной нами, была отвоевана от татар украинским казачеством, что заселили ее только малороссы и что центром, где созрела мысль утверждения России на берегах Черного моря, был Киев. Предположение совершенно ошибочное. Только северо‑западный угол этого пространства, прилегающий к левому берегу Днепра (то есть губерния Полтавская, соседняя часть Харьковской и юго‑западная часть Курской губ.), был приобретен, если можно так выразиться, из Киева; участок этот образовал в XVI и XVII веках левобережную Украйну. Вся остальная площадь присоединена к России усилиями Москвы и Петербурга.[3]

Завоевание степи. Роль Москвы

В 1239–1241 годах татары Батыя разграбили и пожгли Суздальскую землю и западную Россию, проникли в Литву, где разорили Гродно, огнем и мечем прошли насквозь всю многострадальную Южную Русь, вторглись в Польшу, Силезию, в Моравию, Венгрию, всюду нанося поражения, и опустошили Трансильванию. Но судьба спасла Западную Европу: в далекой Монголии скончался верховный хан и Батый повернул назад в волжские степи. В степи образовались монгольские государства: Ногайская Орда к западу от Днепра, Орда Золотая и другие – в степях Дона и Волги.

Бессильная, раздробленная, обезглавленная лежала истощенная Россия у ног победителя. Природа не дала ей в помощь для ограды с юга ни гор, ни рек, ни даже камня, чтобы создавать себе укрепления. XIII и XIV века были веками уныния, духовного и физического оскудения. Но в народной глубине все же текли струи возрождения, и в 1380 году желанный день настал.

8 сентября 1380 года объединенные силы русских князей, под главенством московского великого князя, разбили на Куликовом поле (в пределах нынешней Тульской губ.) многочисленные полчища татарского царя Мамая. Куликовская битва – поворотная грань в истории монгольского ига: отныне перевес сил склоняется на сторону России. Победа эта – дело рук северной России, сумевшей за 150 лет, протекших с татарского нашествия, окрепнуть и объединиться вокруг юной Москвы. Юг России в этой борьбе не участвовал: он находился под иноземным господством татар,[4] Литвы[5] и Польши.[6] Ровно чрез 100 лет, в 1480 году, великий князь московский разрывает в присутствии послов татарского хана его грамоту: этим актом татарское иго официально объявлено свергнутым. В 1552 году Иван Грозный берет Казань, в 1554 Астрахань: две главные монгольские державы разрушены, – и вся Волга в московских руках. По‑видимому, еще в XV веке приток азиатских сил с востока прекратился; но Азия нашла иной путь и наступает теперь с юга, из Константинополя. Турки овладевают древними греческими и генуэзскими колониями черноморского и азовского побережья и, в 1475 году, Крымом; крымские татары становятся авангардом Турции. Крым тех времен был разбойничьим гнездом: в течение всего XVI века из года в год его конница, к которой по пути присоединяются кочевники со всей степи, врывается в пограничные русские земли, грабит и жжет селения, ловит мирных людей, разбросанных по полям во время работ, похищает женщин и детей; Кафа, нынешняя Феодосия, становится рынком сбыта русских, польских и литовских женщин в страны Черного и Средиземного моря. Ежегодные столкновения Москвы с крымцами принимают временами размеры большой войны. В 1556 году московский отряд спустился по Днепру, разбил при его устье турко‑татар и взял турецкий острог Очаков;[7] в 1559 году московское войско тем же путем выплыло в море, впервые вторглось в Крым и опустошило его. В 1571 и 1572 годах хан крымский дважды нападает на Москву с полчищами в 120 000 человек. Но нам важно лишь отметить постепенное отодвигание московской границы на юг.

Для ограждения своих южных пределов Московское государство создает оборонительные линии. Около 1500 года главная линия системы шла по нижней Оке до Рязани, сворачивала на Тулу и кончалась близ верхнего течения Оки (где уже начиналась территория Литвы); в ближайшем к Москве участке эта линия отстояла от нее всего только верст на 150 – так еще мал был размах неокрепшей Москвы. Но лет через 60, в царствование Ивана Грозного, создается вторая линия, верст на 150 южнее первой; она проходит через Орел. Наконец, на исходе XVI века возникает третья линия, много южнее; она состоит из группы укрепленных городов;[8] самые южные из них (Белгород и Валуйки) находятся на южной окраине нынешней Курской и Воронежской губ., так что около 1600 года московская оборонительная линия подошла почти вплотную к местам, где начинались татарские кочевья.[9] Это строительство новых городов и укрепление существующих продолжается в XVII веке; к середине его, еще до соединения с Малороссией (1654 год), Москва владеет Харьковом и другими, более южными поселениями.[10]

Южнее всего власть Московского государства проникла по Дону. Здесь донские казаки в 1637 году взяли у турок Азов. Казачество донское никогда не теряло связи с Москвой; сознавая свое бессилие удержать завоевание против могущественной Турции, донцы просили Московского царя взять город под свою высокую руку; царь Михаил Федорович созвал ad hoc земский собор (1642 год). Собор выразил готовность исполнить царскую волю, но указал на тяжелое внутреннее положение страны и царь не решился рисковать войной с Турцией; казаки обиделись и покинули город. Лишь Петр Великий вновь взял его (1696 год) при помощи созданной им азовской флотилии, и только в 1736 году Азов, еще раз взятый русскими войсками, вошел навсегда в русские пределы.

На прилагаемой схеме отметьте на реке Сейме точку верстах в 150‑ти от Курска, ниже по течению; отсюда проведите дугу так, чтобы она, огибая Харьков, прошла верст на 50 западнее его; потом ведите черту на юго‑восток к Донецкому угольному бассейну и далее на восток к Дону; наконец, спуститесь по Дону. Все, что останется севернее проведенной вами линии, составит площадь, отвоеванную от «степи» Москвой: это те приобретения, которые Московская Русь оставила здесь в наследство Российской Империи (1721 год).

Черноморского берега Москва приобрести оказалась не в силах, и это понятно: ведь, одновременно с беспрерывной борьбой с азиатскою «степью», Московская Русь была вынуждена вести на европейском фронте тяжелую борьбу с могущественными соседями – со Швецией и Ливонией за восточные берега Балтийского моря, с Литвой и Польшей за порабощенную Западную Русь. За 103 года с 1492 по 1595 год было 3 войны со Швецией и 7 войн с Литвой‑Польшей и Ливонией; эти войны поглотили не менее 50 лет; следовательно, на западе мы круглым счетом год воевали и год отдыхали.[11]

Чтобы выдержать эту борьбу за существование потребовалось необычайное напряжение народных сил, потребовалось порабощение интересов и прав личности государственным всемогуществом и создание тяжелого, но для того времени спасительного, московского самодержавия. Вряд ли есть государство, рост которого дался ценою более тягостной вековой международной борьбы, чем рост государства московского.

Посмотрим теперь, что сделала для проникновения в татарские степи Западная Русь.

Роль левобережной Украйны

«Киев, поднимаясь после татарского разгрома, увидел себя пограничным степным городком чуждого государства[12] (Литовского). Переяславское княжество, в былое время прикрывавшее его с востока от степи, после монгольского нашествие перестало существовать; опустела также южная часть княжества Черниговского. Имена древних городов, лежавших между Днепром и Сулой, исчезают со страниц летописей на несколько столетий, а то место, где когда‑то стоял Курск, с конца XII века поростает лесом.

Господство Литвы переносилось Западной и Южной Русью легко. Мы уже знаем, что в подчиненных Литве русских княжествах литовская власть не нарушала народной жизни; как быт, как уклад, она продолжала в киевской земле быть русской, но направление государственной жизни исходило из Вильны.

Под охраной литовской государственности и московских успехов в борьбе со степью, русский народ – но теперь уже под именем малороссов – начинает возвращаться из‑за Днепра и вновь медленно заселяет покинутые им в скорбные годы земли между Днепром, Сеймом и Ворсклой.[13] С 1430 года в документах уже упоминается город Полтава; но крымские татары еще сильны, и в 1482 году хан их Менгли Гирей опустошает всю левобережную Украйну. Набеги крымцев ослабевают лишь с начала XVI века; жизнь в крае становится более безопасной; с севера возвращаются семьи беженцев, ушедших при нашествии Менгли Гирея; навстречу этому заселению из степи идет колонизация туранцев, сменяющих свою кочевую жизнь в степи на оседлую в Украйне; из‑за Днестра приходят валахи. И все же заселение страны происходило за время господства Литвы так медленно, что самая южная литовская оборонительная линия пересекала Днепр у Черкасс, севернее устья Сулы, и не ограждала даже Посулья.[14] В общем выводе, можно считать, что в середине XVI века Киевская Русь – украйна Литовского государства – достигла вновь тех самых границ, которые независимая Киевская Русь заполняла в эпоху своего расцвета при Ярославе Мудром (1019–1054). Дальнейших земельных приобретений Украйна не сделала: малороссы, уходившие далее на восток, вступали уже в московскую территорию и притом не в качестве завоевателей, а как беглецы, спасавшиеся от польского владычества под крыло московского орла.[15]

Продвижение населения в степь и набеги крымцев породили в XV веке, в целях обороны, малороссийское (украинское) казачество. С XVI века казаки сами начали переходить в наступление против татар; но эта борьба не привела к территориальным приобретениям восточнее долины р. Ворсклы: со второй половины XVI века главное внимание казачества обращается совершенно в иную сторону.

Мы видели, что с 1569 года, после полного слияния Польши и Литвы, или, точнее, после поглощения литовской государственности польскою, Польша стала наследницей всех литовских земель. Киевское Приднепровье не избегло общей участи: с этого года до 1654, в течение 85 лет, левобережная Украйна находится под властью Польши.

Заселение Украйны после 1569 года принимает характер планомерной колонизации; огромные пространства раздаются польским магнатам, которые заселяют их выходцами из более западных частей древней России. Сперва колонизация происходит в пределах правобережной Украйны, с конца XVI века переходит на левый берег, но вглубь степи не проникает. Король Стефан Баторий основывает город Батурин (1575 год); он лежит западнее линии Сулы; еще в XVII веке польская семья князей Вишневецких, коим принадлежала почти вся нынешняя Полтавская губерния, принимает меры к заселению Посулья. Польское правительство озабочено не тем, чтобы колонизация проникла вглубь степи, а тем, чтобы всемерно удержать малороссийский вольный люд от такого проникновения. Ведь заселение связано с борьбой против крымцев, а набеги казаков вызывают не только ответные походы татар, но и угрозы со стороны Порты; беду натворят – «нашкодят» – украинские казаки, а отвечает за них польский король. Отсюда постоянное стремление правительства ограничить число малороссийских казаков.

Польское влияние, а затем господство было не из легко переносимых. Внесение начала сословности, раздача земель польской шляхте, введение крепостного права, ограничение численности казаков, обращение всех, кто сверх этого числа, в крепостных, – вызывают враждебное настроение казачества. С конца XVI века начинается ряд восстаний. Отношения осложняются религиозной распрей. Тяжелая духовная болезнь России и всех славянских государств – смешение начала национального и религиозного – глубоко гнездится даже в католической Польше: для Польши распространять католичество означает полонизировать и обратно – тот не настоящий поляк, кто не католик и притом не латинянин. Совпадение национальной, классовой и религиозной вражды придало борьбе крайнее ожесточение; она длится почти целое столетие – упорная, тяжелая. Со стороны Польши (выражаясь современным языком) – империализм, со стороны казаков – борьба за демократическую свободу; с обеих сторон – победы и поражения, нетерпимость и жестокость. Временами успешные военные действия казаков перекидываются на правобережную Украйну, но автономии казаки добиться не в силах. Даже когда при гетмане Богдане Хмельницком восстание превращается в общее народное движение и охватывает в 1648 году все малороссийское население, успех его, несмотря на ряд первоначальных побед, не приводит к желанной цели. Помощь угнетенным братьям приходит со стороны Московского государства, и в 1654 году левобережная Украйна добровольно признает власть царя и тем освобождается наконец из‑под 300‑летнего иноземного господства.

Поглощенное борьбой за независимость, малороссийское казачество часто вынуждено прибегать к помощи крымцев против поляков и, естественно, лишено возможности помышлять о каких‑либо территориальных приобретениях в степи.

Правобережная Украйна

Перейдем на правый берег Днепра. Мы можем быть кратки: говорить о каком‑либо самостоятельном распространении здесь малороссов к югу не приходится. Правобережная Украина – польская провинция, и следить за изменением ее границ значило бы излагать ход территориального роста или ущерба польской государственности в зависимости от успехов или неудач польского оружия. В XV–XVII веках Польша делит с Россией честь обороны Европы от Азии. Буковина, Молдавия, Подолия, Волынь и отчасти Украйна становятся постоянным театром польско‑турецких войн. Не будем разбираться в этом лабиринте войн и мирных договоров: это слишком бы удлинило наш рассказ. При удаче польские войска приближались к Черному морю (например, в 1497 году поляки совершают поход к Аккерману), а турецкие войска доходили до Сандомира, Кракова (1498 год) и Львова (1672 год). Но владеет прибрежной степью неизменно Турция. Она же с конца XV века овладевает Молдавией и нынешней Бессарабией,[16] так что и вся западная часть степи – прочно в азиатских руках.

Под прикрытием литовской и польской государственности границы Украины продвинулись южнее реки Роси верст на сто пятьдесят по Бугу и на пятьдесят по Днепру.[17]

Правобережная Украйна, как мы видели, принимала участие в восстаниях левобережных казаков, но тщетно; Москва же оказалась не в силах освободить всю Малороссию. На правом берегу только Киев с окрестностями отошел к Москве (1667 год), вся прочая правая Украина осталась в руках поляков; судьба ее переменчива в зависимости от хода войн между Турцией, Польшей и Москвой. В 1665 году гетман правобережных казаков Дорошенко отдается под власть Турции; в 1667‑м он вновь подчиняется Польше; в 1672‑м, по мирному договору, Польша вынуждена отдать правобережную Украину и Подолию под верховенство Турции, причем Дорошенко признан пленником султана; в 1675 году Иоанн Собесский вновь овладевает Подолией и Украйной; по миру 1676 года одна треть последней остается за казаками под главенством Турции, остальная часть ее опять подчинена Польше. Москва не забывает Украины; по мирному договору 1681 года между Турцией и Москвой правобережная Украйна признана ничьей, то есть как бы самостоятельной; но через два года Польша вновь подчиняет ее еще на сто с лишним лет. Только второй раздел Польши (1793 год) освободил эту часть русской земли от иноземного владычества.

Запорожцы

Мы проследили положение северной границы степи к середине XVII века, то есть ко времени присоединения Малороссии к Московскому государству. Граница начиналась у Днестра, верстах в двухстах от берега моря, пересекала Буг на таком же расстоянии от устья его и упиралась в Днепр выше устья Ворсклы; на левом берегу Днепра она выгибалась дугой на север, вновь спускалась южнее Харькова и шла далее к нижнему Дону. Этнографически это была граница русского народа, политически западная половина составляла границу Польского королевства, восточная – границу царства Московского.

Параллельно этой линии, верстах в ста‑двухстах южнее ее, от Буга до Дона тянулась граница азиатских государств: от нижнего Буга до нижнего Днепра шла граница Оттоманской империи, от нижнего Днепра до нижнего Дона – граница Крымского ханства.[18]

Между этими двумя параллельными границами оставалось обширное степное пространство, почти не заселенное, как бы res nullius. Здесь кочевали ничтожные остатки прежних, когда‑то страшных нам туранских народов; они все как бы не решались примкнуть к тому или иному из соседних государств и предпочитали гулять на свободе в полупустынной степи. С запада эта часть была ограничена по Бугу Оттоманской империей, с востока – землями донцов.

Тот участок нижнего Днепра, где он у Екатеринослава поворачивает резко на юг и течет в этом направлении на протяжении около ста верст, приходится как раз в центре указанного бесхозного пространства. На этом стоверстном участке находятся пороги, а ниже их, в том месте, где река вновь принимает иное, юго‑западное, направление, лежат среди камышовых зарослей острова, в те времена они были покрыты лесом. Это было прекрасное место для наблюдения за степью, для предупреждения о нападении татар, и на островах этих с конца XV века малороссийские казаки держали сторожевой пост. Здесь – охота, рыбный промысел; здесь – свободно: ни властей предержащих, ни помещиков, ни законов, ни судов. Сюда бегут все не ужившиеся в тяжелых правовых и экономических условиях тогдашней государственной жизни, бегут неудачники и лихие искатели приключений. В последней четверти XVI столетия на главном острове имеется уже постоянный пост, а летом собираются более значительные казачьи силы для совершения набегов в степь, на крымские и турецкие владения. После перехода Украины под власть Польши число бегущих в Запорожье быстро возрастает. Тут слагается самостоятельное казачество, вовсе не признающее польской власти. Оно выливается в форму своеобразной республиканской общины и выражает собой как бы протест против новых порядков – против крепостного права и мер, ограничивавших свободный рост казачества, – и в то же время является средством борьбы против турко‑татар. Не станем излагать строй этой странной республики, полноправным «гражданином» которой мог стать холостяк любой национальности»,[19] лишь бы умел прочесть православный символ веры. Нас интересует роль запорожцев в деле овладения степью.

Одинаково лихие на коне и в ладье, казаки с конца XVI столетия совершают набеги на турецкое черноморское побережье; овладевают Очаковом (1585 год), нападают на Варну (1605 год), где разбивают турецкий флот; в 1613‑м берут Синоп, в 1616‑м – Трапезунд, где опять разбивают турецкую флотилию; в 1607‑м налетают на Очаков и Перекоп; в 1612‑м – на Кафу (Феодосию). Но это только набеги: набегут, награбят, освободят пленников, подожгут и исчезнут. Установить какое‑нибудь длительное господство над тем местом, где они развернули свою удаль, они не в силах, и понятно: это лишь горсть храбрецов. В 1594 году их всего 1300 человек, и во всю позднейшую историю запорожского казачества численность его не превосходит 13 000. Не будем также преувеличивать их идейного значения в смысле борьбы с азиатской силой. С крымскими татарами они то враги, то союзники против поляков.

Все с той же целью избежать осложнений с Крымом и Турцией польское правительство принимает ряд мер (первая четверть XVII века), чтобы препятствовать уходу людей в Запорожье: оно строит крепость Кодак на Днепре выше порогов, чтобы отрезать запорожцев от остальных казаков (1635 год), и мешает казакам выходить в Черное море; но Кодак в том же году взят и разорен. Польша не в силах совладать с запорожцами: слишком уж далеко до них. За порогами происходит то же явление, какое мы отметили в развитии украинского казачества: с усилением польского господства ослабевает борьба со «степью» и все силы казачества обращаются против поляков. Запорожцы участвуют во всех восстаниях против Польши; на их островах создается идейный центр этой борьбы. В период между 1625–1650 годами здесь обдумываются и организуются восстания малороссийского казачества. В 1654 году запорожцы признали, наравне со всей Малороссией, власть московского царя. При этом та часть степи, где запорожцы в силу своих набегов являлись как бы фактическими хозяевами, перешла под московское господство; расширенная победами империи до морских берегов, она составила в XVIII столетии так называемую Новороссию.

Новороссия

После перехода под власть Москвы центральная часть степи оставалась почти незаселенной еще около ста лет. Граничащие государства не решались заселять свои окраины из опасения, что соседи заселят свои; так, русско‑турецкий договор 1681 года постановил, что местность между Бугом и Днепром должна в течение двадцати лет оставаться впусте. В середине XVII века образовываются первые поселки из малороссийских казаков и беглецов из остальных частей России; поднимается впервые тучная целина степи. Петербургское правительство охотно допускает сюда всех желающих: приходят сербские поселенцы из Австрии, болгары, волохи и др. Закладывается начало административного устройства края.[20] При Екатерине Великой отводятся земли немецким колонистам; появляются греки, переселяется из Великороссии значительное число раскольников.

Правительство озабочено постройкой городов; это прежде всего крепости для защиты от турецких и крымских владений. Ныне в некоторых уездах Новороссии среди крестьянского населения процент малороссов очень высок, но не надо думать, что города создавались среди этого населения; они создавались в полупустыне. В 1760 году все население края составляло 26 000 человек (sic ), в 1768‑м – 52 000, в 1787‑м, когда край посетила Екатерина Великая, в нем было 700 000 с лишком.[21] Правительство раздавало земли офицерам, солдатам, помещикам; некоторые вельможи получили по сто тысяч десятин; владельцы переселяют на новые земли «своих» крестьян из других имений, то есть со всех краев России. Расширение границ края до моря было следствием блестящих русско‑турецких войн екатерининского царствования. В 1770‑х годах наши войска берут Аккерман,[22] в 1784‑м Крым, в 1788‑м Очаков; в 1789 году занято то поселение, где стоит Одесса. В это же царствование основывается черноморский флот, и в 1787 году князь Потемкин, всемогущий наместник юга, показывает императрице на севастопольском рейде 15 больших и 20 мелких военных судов. Пределы России за счет Турции продолжают расширяться и в следующие царствования: в 1812 году присоединена Бессарабия. Вся жизнь юга – будь то создание кораблестроительной верфи в Херсоне или основание и рост Одессы, разработка (с 1849 года) донецкого угля, постройка железных дорог или создание торгового флота есть следствие общей работы всей русской империи.

Изгнать из южных степей азиатское господство и овладеть Черным морем не было под силу ни дотатарской единой Киевской Руси, ни Москве или Украине (частям распавшейся под иноземным давлением России), ни Польше, ни Литве. Только Империя, то есть вся полнота русского мира, оказалась достаточно мощной, чтобы овладеть югом русской равнины. Пройдет революционный угар, и юг этот вновь будет принадлежать тому же единственному и естественному владыке своему – единому русскому народу).

* * *

Здесь мы могли бы закончить эту главу. Но приведенные нами исторические факты дают возможность неожиданно для нас самих дать ответ также на вопрос: была ли когда‑либо Украина самостоятельной ? Украинофильская пропаганда уверяет (и иные заграничные газеты повторяют с ее слов), что Украина была самостоятельным государством (Stato Cosacco) в XVI и XVII веках.

Мы видели, что в эти века Украина составляла часть Польского государства. Польская государственная власть распоряжалась территорией Украины, уступая части ее своим врагам; она строила в ней города, вводила в стране польское право и польские порядки, а в городах вводила право Магдебургское; она же определяет численность казаков: в 1575 году – в 60 000 человек, в 1627 году – в 6000 человек, в 1638 году – в 1200 человек (!); вводит крепостное право и обращает в него даже часть казаков. Предоставленная малороссийскому населению свобода веры такова, что православный митрополит Киевский просит (1625 год) московского царя принять Украину в свое подданство, а польские помещики сдают свои имения в аренду евреям с правом патроната над православными церквами; взятые в плен гетманы считаются бунтовщиками и как таковые подвергаются в Варшаве всенародной, а подчас и лютой казни.[23] Тогдашние украинцы не считали себя свободными и упорно, целое столетие жертвовали своей жизнью в тщетной надежде сбросить иноземное иго.

Если украинофильская партия называет страну, находившуюся в подобном положении, государством и считает ее независимой, то надо предполагать, что слова «государство», «свобода» и «независимость» имеют у этой партии другое значение, чем на русском языке.

Искать в истории России или малороссийской ее части основания для украинских территориальных вожделений или для создания из Украины самостоятельного государства – дело тщетное. Лучше раскройте записки Бисмарка: он вам расскажет, как после 1848 года германские либералы выработали план отколоть от России ее южную часть. Взгляните еще на ту схему‑карту, которую мы находили в ранцах германских солдат еще в 1914 году: там начерчена раздробленная Россия, маленькая Польша и обширная Украина. Всмотритесь также в какую‑нибудь карту пангерманских замыслов, например на приложенную к книжке чехословацкого министра иностранных дел Бенеша:[24] на ней видно, как полезно для обеспечения Багдадского грандиозного проекта создать «самостоятельную» и… благодарную Украину.

[1] Недавно принц Максимилиан Баденский в одной из речей своих повторил обычное немецкое утверждение, будто Германия является оплотом против Азии, то есть России. В течение всей своей истории Россия вступала в Германию 3 раза: в Семилетнюю войну, которую вела в союзе с Австрией и Францией; в 1813 году, когда во главе Пруссии и Австрии освободила Европу от наполеоновского господства, и в 1914–1915 г. В который же из этих трех случаев Россия действовала в качестве азиатской державы?

[2] Русь киевского периода свободно плавала по нижнему Днепру (ведь стрела не хватает до средины реки), провозила товары и совершала набеги на Византийское побережье, но оба берега реки были в азиатских руках. Киевская Русь (как и Московская) никогда черноморским берегом не владела. Единственное исключение – византийская колония Херсонес Таврический (близ Севастополя), который был во владении Владимира Святого в течение одного года (987 год), и Тмутаракань, сведение о которой прекращаются с конца XI века; видимо, это княжество было раздавлено каким‑то азиатским нашествием.

[3] Обращаем внимание читателя также на западную границу России. На северном участке этой границы проведена на схеме № 2 (с. 116) пунктирная линия, охватывающая с запада Юрьев и Гродно; она изображает русскую границу около 1100 года. Юрьев был основан великим князем киевским Ярославом I в 1030 году в земле финского племени эстов; в 1224 году он был взят немцами Тевтонского ордена и переименован Дерптом. Гродно было основано (вероятно, в XI веке) русскими, кажется, среди литовского населения; с 1270 года город перешел под власть Литвы. Пространство между пунктиром и границей середины XIII века выражает давление, произведенное на Россию за этот период Тевтоно‑Ливонским орденом и Литвой.

На южном участке города Львов (основан в 1241 году князем‑королем Даниилом Галицким) и Холм (основан ранее XI века) показаны черным кружком: они основаны русскими , в русской земле, среди русского населения, – факт, который не нравится иным из моих польских друзей, sed magis amica veritas.

[4] Татары в 1239 и 1240 годы разорили весь юг России: Переяславль, Чернигов, Киев, Холм, Галич были сожжены. За полтора века Киев не в силах был оправиться и бесславно прозябал; неизвестно даже, были ли у него свои князья; в 1363 году он стал легкой добычей Литвы. Княжество Переяславское, южные части княжеств Черниговского и Курского оставались разоренными и под гнетом татар.

[5] Вслед за татарским нашествием, как бы на смену ослабленной Руси, стала подниматься Литва. Выше мы отметили быстрый рост ее в XIII и XIV веках за счет русской территории; в 1363 году великий князь литовский Ольгерд владел уже Киевом. В 1380 году сын и преемник его, Ягайло, спешил на помощь Мамаю, но опоздал.

[6] Ко времени Куликовской битвы крайний южный выступ России находился в руках Польши. Объединившееся Галицко‑Волынское княжество быстро оправилось после татарского нашествия 1240 года и прошло при князе‑короле Данииле (1249–1304) через период расцвета; но в следующие сто лет оно клонится к упадку: пресечение галицкой линии Рюриковичей, борьба князей с боярами и давление сильных соседей Венгрии, Литвы и Польши положили конец его самостоятельности. Галиция (в 1349 году) и западная часть Волыни, Холмская земля (в 1366 году), захвачены Польшей; остальной частью Волыни завладела (в 1340 году) Литва; окончательно такое распределение установилось в 1387 году.

[7] Отметим, что этот отряд построил себе суда на реке Пселе, то есть в центре левобережной Украйны.

[8] Вот важнейшие из этих городов, считая с запада на восток: Кромы (верховья Оки), Ливны (осн. в 1586 году) и Елец; южнее: Курск (1586 год), Оскол и Воронеж (осн. в 1586 году); еще южнее: Белгород (осн. в 1593 году) и Валуйки (осн. в 1593 году). К этой же эпохе усиленного строительства относится, вероятно, и укрепление Царицына на нижней Волге, упоминаемого с 1589 года.

[9] Мы указали здесь основные линии систем; впереди каждой из них шли линии засек, рвы да острожки, а еще далее, верст на 100–200 вперед, выдвигалось сторожевое охранение. Таким образом, фактически власть Москвы распространялась значительно южнее тех мест, где проходила в данный период основная линия.

[10] Так, Валки близ Харькова упоминаются как московский город в 1642 году; Купянск, в 60 верстах к югу от Валуек, упоминается в таком же смысле в середине XVII века. Изюм (на Донце, 100 верст к ю.‑в. от Харькова), где еще в XVI в. был московский сторожевой пост, в 1681 превращается в крепость.

[11] Ключевский, Курс Русской Истории, II. с. 268.

[12] Eod., I, с. 417.

[13] Это треугольное пространство между Днепром, Сеймом и Ворсклой и составляет действительную территорию левобережной Украйны XVI и XVII веков. На правом берегу название Украйны применяется правильно только к землям древнего Киевского княжества и к полосе, прилегавшей к нему с юга (где лежат города Брацлав и Звенигород); западнее начиналась уже Волынь и Подолия. Если вы посмотрите карту, приложенную к статье «Россия» в итальянской «Энциклопедии» Валларди, то убедитесь, что из имени «Ucraina» лишь буква «U» помещена на правом берегу (немного к северо‑западу от Киева); остальные шесть букв переходят на левый берег, причем последнее «А» приходится немного северо‑восточнее г. Полтавы. То же размещение надписи вы найдете на любом современном серьезном атласе и вполне правильно, ибо пространство, к которому обыкновенно применялось название Украйны в XVI и XVII веках (когда будто бы существовало украинское государство), обнимало именно соответствующую площадь. Правда, имеется карта 1660 года, на которой границы Украйны заходят много южнее, вплоть до границы Оттоманской Империи, владевшей тогда берегами Черного моря. Но карта эта, очевидно, следствие побед Богдана Хмельницкого 1648 года, когда Украйна достигла максимума своей независимости и действительно получила зачаточный облик государственности. Он просуществовал недолго – всего 6 лет, до 1654 года. На той же карте 1650 года видно, что вся южная часть территории была пустыней: это была собственно не часть Украйны, а то, что ныне назвали бы ее «зоной влияния».

Применение имени «Украйна» к другим территориям, включая на западе Галицию, а на севере древние Пинское и Туровское княжества, как то делает г. Грушевский, есть не что иное, как мания величия задним числом.

[14] Эта линия, хронологически третья, отходила от Винницы на верхнем Буге, шла чрез Белую Церковь и Черкассы и загибалась к северу. Вторая литовская линия проходила чрез Житомир, Киев и Остер (на нижней Десне); первая линия шла в Полесье, по долине Припяти, и включала замки Овруча, Мозыря и Любеча.

[15] Так, первые поселенцы Харькова были малороссы с правого берега Днепра.

[16] Город Хотин, лежащий на самом севере Бессарабии, в XVI и XVII веках был турецкой крепостью с постоянным турецким гарнизоном.

[17] Эта добавочная территория составила Брацлавское воеводство; неофициальное наименование «Украина» распространилось также и на него.

[18] На участке между Днестром и Бугом польская и турецкая границы совпадали. Конечно, мы указываем здесь границы схематично, лишь бы дать идею их.

[19] Большинство запорожцев были малороссы.

[20] Западная часть, от Буга до Днепра, получает (ок. 1755 года) название Новой Сербии; восточная, от Днепра до Земли Войска Донского, – Славяно‑Сербии. С 1764 года край называется Новороссийской губернией; по мере расширения его пределов в нем образовывались новые губернии.

[21] Приведем годы основания некоторых городов. Внутри страны: Екатеринослав и Херсон основаны в 1778 году, Елизаветград в 1754‑м, Павлоград в 1779‑м, Николаев в 1784‑м. На побережье: Одесса в 1794 году, Севастополь в 1784‑м, Мариуполь в 1779‑м, Ростов‑на‑Дону в 1761‑м; лежавшее близ него укрепление (Св. Анны) было основано в 1731 году.

[22] Аккерман окончательно перешел во владение России в 1806 году.

[23] Например, Сулима и Павлюк (в XVII веке).

[24] «La Boemia contro l'Austria‑Ungheria», Рим, 1917.