А помнишь, как на пороге нового десятилетия ты успокоил свой трудящийся народ: «Это положение пересмотру не подлежит»? А речь о 40‑часовой рабочей неделе, которую олигарх Прохоров намерился было увеличить до 60. И если бы слишком настаивал, получил бы в народе прозвище Полтора Михаила. Но с какого пережору предлагал – вот вопрос: «Ну че, Миша, – будучи тет‑а‑тет, сказал ты ему по диагонали, – брякни как‑нибудь, что хотел бы насесть на рабсилу в полуторном размере. С тебя не убудет…». «…А мне пиару, когда запрещу, прибудет», – подумал ты про себя, хотя это уже и так понятно.

Смешной ты все же, Путин. Зачем вообще надо было всерьез об этом толковать? Мало ли кто что брякнет! Я вот возьму да брякну: «Всем олигархам мошонки ополовинить! А несогласные пусть половину мошны в казну передают». Кстати, и их заповедь гласит: не кладите все яйца в одну мошну. И что, будешь на полном серьезе обсуждать? А обсудивши, постановишь: «Число яиц пересмотру не подлежит»? Ведь сам напрашиваешься. Зачем придавать значение частной болтовне Прохорова?

Ведь уже и стиль такой сложился: кто‑нибудь один запускает вонь (пардон, фунь запускает) – Прохоров, потом Дворкович с ликвидацией стипендий; потом минобр нафунял с вольным роспуском предметов; еще в мае 2010‑го тот же Прохоров, крупный спец по запуску, хотел продлить пенсионный возраст и укоротить процедуру увольнения работника… И до них было, и еще ждем‑с, – трямс‑брямс, резонансом сотрясам‑с… Тут еще Сергей Мироныч подпустил подозрительного зорину в лагерь нашего славного чиновничества: а давайте, говорит, им никакой презумпции невиновности – все они, то есть, изначально перепробованы. Но на свой «презумпц» сразу же получил зеркальный «умпц!» по носу: популист!

Или вот еще: Жириновский запустил индивидуальную фунь по изменению стяга РФ. Смотрел‑смотрел много лет, ждал, видно, пока молодые пообвыкнут, копил‑копил – и выпустил. И все бы ничего, никто бы не унюхал, если бы СМИ – а Жирик их слабость и утеха – не придали эпизоду выпуска вкусовщины, разнеся по новостям, государственного звучания и аромата.

Ну, Вольфыч тоже спец по выпуску, не слабее Прохорова. Двадцать лет оценивал‑оценивал материальную пропасть между слоями граждан, оценивал‑оценивал и вдруг каак бунькнет: разрыв между бедными и богатыми – это хорошоо! Способствует прогрессу!

А уже через неделю ВВЖ опять скандально выразился: уподобил состояние российского общества гермафродитизму – мол, ни то, ни се, ни демократии, ни диктатуры, и прочее такое всякоразное «бунь‑бунь‑бунь…фуньк!». Он ведь мировой рекордсмен по наговоренным речам, сам же сим обстоятельством и хвастался в «АиФ». Напахтал во рту вавилоны слов… Вот только их КПД не вычислял – тут тоже, скорее всего, рекордсмен, но по нижней планке. Впрочем, лет через 10 скажет, что его «гермафродита» не так поняли. Да и вообще, мол, такого не говорил! Уже отрицает и сапоги в Индийском океане, и свое обещание каждой бабе по мужику, и утверждает, что слово «баба» публично не произносил, и публично не валтузил таковую, и за волосы не таскал в думском зале…

О‑о, у тебя, Путин, достойный, а главное, абсолютно безвредный соперник. Но в политической теории он все же посильнее тебя будет, ты еще только средненький кандидат демагогических наук, а он уже оригинальный доктор…

Пользуясь своей приближенностью к микрофону, выпускают, кто во что горазд. А потом приходят добрый дядя Путин и рассеивает рыбное и прочее буньканье и фуняние. В целом демократические учения: маршброски с фальстартом и судейским окриком. А программы преобразований, между тем, расписаны и до 2020‑го, и до 2030‑го; но в них, как видно, ничего толком не закреплено, так что остается искушение еще и еще раз тронуть быдло за вымя: чи вякнет или нет?..

Прохоров, сытый конь, бьет копытом по мостовой. И ведь не опасается высечь давно забытую газету «Искра» и град булыжников для пролетариата. Видно, не знает, что в литературе есть специальная унтерофицерова вдова, которая сама себя высекла. А не опасается потому, что такого Путин не допустит, – он (то есть ты) скажет вовремя: «Это положение пересмотру не подлежит». А я зарегистрирую. И все трое при деле: брякнул – запретил – зарегистрировал.

Вопрос в лоб: почему мнение одного гражданина тиражируешь на всю страну, а мнение другого – ополовинить мошну – нет? При том, что мнение Прохорова дико по своей сути: сразу – хряп! – и в 1,5 раза, единственное такое в истории мировых мирных времен. А мнение ополовинить мошонку или, на выбор, мошну – это мнение масс. Нет‑нет, не экспроприацией, а путем бескровного соглашения: рекомендацией государства от имени народа, от которой они не смогут отказаться.

…Впрочем, силенок ораторского убеждения чи хватит ли? Это ж тебе не с листка зачитывать, тут надо самому речь конструировать, имея в груди соответствующую убежденность. И, кстати, почему бы тебе не выявить мнение граждан? Процентов 80 согласия получил бы, если не все 90. А если считаешь мое предложение диким, давай тогда и граждан спросим: предложение жеребящегося при полной мошне и мошонке олигарха нормально ли? Адам Смит, небось, в гробу перегромыхнулся: «Как, в условиях безработицы удлинять принудительную рабочую неделю? Да они своей русской белены объелись!».

Деловито рассматривая предложение Прохорова, ты следуешь теории юмора О’Генри, по которой для смеха иногда достаточно спутать последовательность действий. Вот парикмахер берет в одну руку пластырь, а в другую бритву, быстренько делает клиенту порез щеки и тут же его залепляет. А вы, стало быть, договорились, и он перед началом спросил: «Ну, как, Владимир Владимирович, начинаем?». А ты, изготовившись, подтверждаешь: «Произноси». «Шестидесятичасовая рабочая неделя!» – возвещает на всю страну Прохоров. А ты, как парикмахер, – оп! – тут же и залепил отказом. И бактерициды с пластыря сразу побежали лечить, побежали, побежаали… И ничего вроде не убавилось, не прибавилось, а пролетариату все ж таки приятно. И счетчик, показывающий в твою пользу очки, затарахтел, затарахтеел, затарахтееел…

* * *

Пару слов о Прохорове, раз уж он крупно выставился. Тоже смешит, ей‑богу. И в «Прожпертоне» смешил, в популярной передаче, которую стараюсь не пропускать и в которую олигарх попал благодаря мошне. …Да уж, пусть сказки рассказывает; балагуров его уровня – миллионы, «Прожпертон» всех не пропустит. Прожпертоновцам, в частности, обычно блистающему Урганту в тот вечер маленько юмор изменил: с уважительной ужимкой Ваня стал пошучивать на тему потенциальных возможностей мошны. Это вместо того, чтобы сарказмом прожпертовать сохатого господина к гербарию гостей, – коли уж явился по разнарядке как наиболее остроумный из олигархов. Тогда‑то я, кстати, и обратил внимание на то, что у передачи название длинновато; зачем им полуторный «Прожекторперисхилтон», когда и одного «Прожпертона» хватит?

И битьем копыта о палубу арендованной «Авроры» Прохоров смешил. Прозрачное реваншоидное действо – как знак, даваемый давно почившей на чужбине буржуазии: это племя ваше правнукастое, мы вернулись!

Эх, упустил ты, Прохоров! Да я и сам только что сообразил. Надо же было заказать во Франции гигантскую, величиной с пушку, бутыль шампанского и прямо с палубы шандарахнуть пробкой: «Долгий и сильный пушечной полноты удар вызвал колебания ледяной поверхности». Чтобы вздрогнула очередь посетителей Эрмитажа, а серпы и молоты на советской архитектуре символическими трещинами пошли бы, ты бы их накануне заказал художникам‑верхолазам с кисточками. Вот это был бы шорох с порохом! Все сразу сообразили бы: сам Прохоров! Помнишь возвращение Бендера от сигуранцы проклятой: «Лед тронулся! – в ужасе закричал великий комбинатор. – Лед тронулся, господа присяжные заседатели!»? «Лед тронулся! – в восторге закричал великий миллиардер. – Вспять истории, господатаарищи коммуняки!»

А когда объявил про 60 часов – ну, тут ваще… Выставился новым Крассом, провоцирующим выступление личного Спартака, дабы повесить его на Куршавлевой дороге, чем и упрочить свое реноме угнетателя масс, – с тем и въехать в историю на белой яхте, долго еще коптящей дымом из‑за временны́х и пространственных горизонтов.

…Ах, Миша, Миша, деньгами не все купишь! Аплодисментов таких старых хрентозавров как я заказать не сможешь. И средних, и многих молодых… «И это путь миллионера! – думал он с огорчением. – Где уважение? Где почет? Где слава? Где власть?» Дешевле будет отдрессировать слона, чтобы, завидев тебя, он ушами хлопал. А чтобы впредь насмешек не получать, не высовывайся хотя бы в юмористических передачах. Или тебе уже и в «Хворбсе» тесновато стало, е‑мое?

А у меня к тебе, Михаил, прямая претензия. Прошлые зимы я смотрел биатлон, болел за своих. Зрелище, сам понимаешь, азартное, не сравнится ни с какой стрельбой, ни с лыжами. А в последнюю зиму ты лишил меня этого удовольствия. Зачем смотреть, если нет даже бронзы, а одни только огорчения? Причина, не надо и гадать, – в системном провале. Зря ты взял на себя дело, в котором не смыслишь. Хоть ты и чего‑то там хорохорился – мол, это врееменный спад, это закладка потенциаала, и в следующую зиму мы рванеем, но было бы честнее просто сказать болельщикам: «Увы, я это дело просрал… Простите великодушно». И поскольку собственного великодушия у тебя на это не хватило, то не получаешь и моего. Ты крепко подумай теперь, прежде чем заявляться в следующих проектах, которые наметил.

Как‑то напарник‑штукатур на мой вопрос (а я искал на стене нужную точку) «Где тут твоя отметка?» ответил на полном серьезе так, что до сих пор помню: «Правее правого правила». В связи с чем – мысль: почему бы тебе, Михаил, не назвать свое политическое устремление партией «Правее некуда»?

Ты сам, Михаил, не перепутаешь, с какой стороны будешь толкать свои идеи? А то вот еще тебе в помощь, уже от меня.

И снова Ильф‑Петров? «На крайнем правом фланге стоял брандмейстер. Он был настолько правым, что даже не знал, к какой партии принадлежит».

Но что если ты, Миша, просто человек ординарный, без талантливых прожилок? Вот в чем ты действительно гениален – так это, конечно, в делании миллиардов. Так, может, и не стоит изменять своему единственному призванию?

А я тебя, Миш, не могу простить не из‑за биатлона, а по определению. Сожалею, конечно, но великодушно – никак. Поэтому и наковырял тебе тут таракашек из булки. Вот сам подумай: твоих средств в миллионы раз больше моих – без преувеличения, я умею считать; у тебя особняки там и сям, а у меня нет и своей каморки на старость. А живем на одной Земле, и даже в одной стране. И как я тебя могу простить, да еще великодушно? Где я столько души наберу? Ведь пропасть – страшная! Как та бабешка в известном анекдоте, когда говорят: «Я столько не выпью…».

* * *

Тут я нашел в своих давних записях:

«Ленинград, Дворцовая площадь, верзила‑гид. Пояснял экскурсантам, что Александрийский столп хорошо вписывается в полукружие Главного штаба, и не подозревая, что сам он тоже неплохо вписывается в полукружие группы».

Оказывается, была у тебя достойная судьба – нести в массы культурное знание. А ты что! По другую сторону Эрмитажа безобразил по‑буржуински. Горланил натужно, по‑наполеоньи держась за руль… Нашел место для гулянки! «Аврора» ведь, как‑никак, символ. А ты над ним надругался. Все равно, что в уголке флага своей милой Родины накакал. С прицелом, понятно, в серп и молот…

А если серьезно, – давай серьезно, – то, из недавних опросов, покойного Ельцина сейчас ненавидит 59 % населения. Знаешь, за что? Вариант ответа был так сформулирован: «…за олигархов, разворовавших страну». Вот, а ты лезешь в массы. Предлагаю для начала самому заказать опросы. В шапочке укажи источники своего первоначального капитала, потом – логику его накопления, а в конце спроси, типа: «Теперь видите, что все было чисто?» или «Так у вас, люди, нет больше ко мне претензий?». И, конечно, такое: «Ну, вы теперь‑то согласны, что мой экономический гений и моя трудоспособность в десятки тысяч раз превосходят ваш средний уровень?». А потом только пробуй лезть в пастыри.

…Ты, Миша, человек большой, вернее, длинный (извини, высокий). Соответственно, и текст о тебе у меня тянется. Всякий раз возвращаюсь к твоей немаловажной фигуре не без охоты, внутренне разминая свою писучую лапку: «Ну‑с, чем свеженьким мазнем гориллу‑Прохориллу? Вон его голова в телевизоре колышется над толпою лохов, прощелкавших важнейшие моменты расхвата благ… Ишь, купил себе за океаном целую баскет‑команду с потрохами и с улыбками… А мне тут и на концерт не на что сходить…». Мысли, как видишь, скучные, совсем не писательские; ты и сам их можешь легко вычислить.

Кстати, ты был студентом – или так проскочил? Тебя, Миш, не давит то, что со свистом летаешь «Фальконом» на Мальдивы, а по земле ходишь все‑таки на своих двоих? В старости ведь, как английская королева‑мать, можешь и перелом шейки бедра заполучить. С высоты‑то падать… «Козлевича потащили под руки. … Ему казалось, что теперь над ним будут смеяться все пешеходы.» Не давит то, что красоту и мощь голоса никакими деньгами не купить? Это же не голоса покупать на выборах. Зачем же ты их столько под себя гребешь и гребешь?..

Ты, Миша, как‑никак мишень крупная, добротная, как шины «Мишлен». К тому же сам выставился. А что еще нужно голоте, как не поскакать вокруг тебя, всяко‑разно копьишком тыча (ну, ты че, ты че?) – и в состояние твое, и в супергренадерский рост, и в раздувшиеся вместе с мошной претензии («Остапу захотелось закричать, что он главный, что его нужно уважать и почитать, что у него в мешке миллион…»), с потешным приплясываньем встречая твои промахи? А ты, че ль, другого ждал? Но свисавшая изо рта горбуна колбаса – это суть не прожеванные тобой триллиарды. Не нравится «горбун» – давай скажем тебе «горбункул». Горбункулоид – слишком длинно, договоримся на горбункуле. А позу я подробно описал в главе «О толстосерах». Вы, все без исключения российские олигархи, – вы такая высшая каста: олигархня. Тебя одного не демонизирую, а просто беру как представителя.

Вы ходили по мирному полю брани среди полегшего в правовой немощи народа с молоточками, – ходили и, склонившись, выбивали золотые коронки. Год ходили, три года, пять лет в такой позе выбивали, вот ваша спина и зафиксировалась дугою в нравственном горбункулизме. А свисающая из угла рта колбаса по земле волочится.

Кормленное тобою окружение тебя убедило: раз много денег, значит, и ума палата. Оно тебя обмануло. Тебе бы сидеть да тихо похрумкивать миллиардами в свое удовольствие, как мыши в крупе. А ты взял да вылез. И с биатлоном, и с автомобилем, и с «Правее некуда»… И я тебя не заметить уже не мог.

* * *

Если обидел, то давай теперь развлеку. Сергей Довлатов, писатель такой, живший в Нью‑Йорке и, между прочим, хорошо у нас читаемый, ростом был почти с тебя, и тоже брюнет. Живя в Ленинграде, «Аврору» он посещал на культурных основаниях, как горожанин, показывал ее наезжающим гостям. Коммуняк он тоже не любил, но демонстративно на них не какал. А на Дворцовой площади, не исключено, собирал дружеские полукружия.

Так вот, Довлатов издал в 1988‑м фотоальбом с портретами творческих личностей «Не только Бродский», с кратким текстом для каждого. Вот один из них:

«Андрей Битов.

В молодости Битов держался агрессивно. Особенно в нетрезвом состоянии. И как‑то раз он ударил поэта Вознесенского.

Это был уже не первый случай такого рода. И Битова привлекли к товарищескому суду. Плохи были его дела.

И тогда Битов произнес речь. Он сказал:

– Выслушайте меня и примите объективное решение. Только вначале выслушайте, как было дело. Я расскажу, как это случилось, и тогда вы поймете меня. А следовательно – простите. Ибо я не виноват. И сейчас это всем будет ясно. Главное, выслушайте, как было дело.

– Ну и как было дело? – поинтересовались судьи.

– Дело было так. Захожу я в «Континенталь». Стоит Андрей Вознесенский. А теперь ответьте, мог ли я не дать ему по физиономии?!..».

Мог ли я, Миша, тебя не заметить? Ведь вы, завладевшие «Континенталями» дефективные горбункулы, не можете руководить массами по определению. Вначале прожуйте свисающую колбасу, а потом уж выражайте претензии…

Хорошо сказал о твоих публичных дерганьях Николай Злобин. Специалист по крупным странам, с тобой он разобрался походя, определив твое явление политике как недоговорную имитацию. Да ты послушай его: умный, знающий человек, – это не вьющаяся вокруг тебя шавкотня. Тебя использовали, говорит он, как длинную мешалку, которой тандем (П.+М.) чуть‑чуть подбаламутил застой политической жизни, когда все мнения о выборах 2011 и 2012 года были единообразны и пессимистичны как болото. А им‑то за болото, как‑никак, стыдно…

Тебя, не сговариваясь, вокруг носа обвели, а ты и не понял. А в целом ты, Миш, выглядел как поклеванный в кровь петух, на которого знающие люди намекнули игрокам не ставить…

Самая последняя от меня поганка. Через тебя, Мишань, хоть это и трудно, хочу сказать всем олигархам: имея на счету такие неприличные суммы, постарайтесь все же реже появляться в порядочном обществе.

Что за привычка размахивать деньгами! Мой приятель‑студент, когда мы скидывались по 3 рубчика, а у него не было и полтинника, независимо и брезгливо замечал: «Не маши деньгой – микробы летят…».

* * *

Возвращаюсь к тебе, Путин, поистраченным. Расслабляемся. В конце программы – о спорте: «Ничего плохого не вижу и в привлечении в спорт иностранных специалистов». Ну вот, я как в пиво глядел: будешь и дальше созывать под триколор Бастурмайеров с Мастурбайерами.

Бендер: «Надо немедленно выяснить, в чем заключается смысл жизни. …Пойду к индусу, – решил он, – узнаю, наконец, в чем дело. Это, правда, пижонство, но другого выхода нет».

Путин: «Надо немедленно выяснить, в чем заключается смысл футбола. Вызовем Бастурмайера, – решил он, – узнаем, наконец, в чем дело. Это, правда, затратное пижонство, но другого выхода нет».

Никак, патриот записной, решил, что все можно купить? Посмотрел бы прежде, откуда были тренеры, когда СССР занимал приличные места в футболе. Опять действуешь понятиями продвинутой, даже так – выдающейся шпаны, ничуть не интересуясь мнением широких болельщицких масс. Меня, скажем, никто никогда не спрашивал: азарт наблюдателя, боление за своих Ивановых‑Петровых‑Седоевых от замены наших тренеров на Бастурмайера становится острее или тупее? Ты меня спрашивал? А зря. Я бы тебе сказал, как в данном случае выглядят в моем понимании тренеры. Наши – сплошь тупицы. Ихние – мощнейшие «натаскуны» (за чубы). А ты – ты, Путин (беру тебя на прицел стрелкового оружия левым, лучшим, глазом), ты превращаешь спорт в такую же отрасль своей пиар‑индустрии, как и все другие. Тебе главное – подтянуть РФ по занимаемым местам кверху, добавив себе в копилку очков. А каким способом – начхать… на мнение болельщиков. А я удовлетворюсь тем местом, которое возьмут с тренерами Сидоровым‑Поповым‑Хуснулиным: это и будет наше настоящее, без всяких подтяжек место. Да ты хоть раз понастоящему интересовался, нравится ли болельщикам мельканье на отечественном поле не менее трети представителей южных полушарий мозга? Мастерство‑то у них, может, и есть, но ума и артистизма, чтобы схватить летящий на них банан и тут же съесть его, не хватает…

Кстати, во времена СССР хотя бы про спорт говорили без бумажки. А ты опять внимательно хмурил бровь на заготовленные листки. Тут‑то чего лишнего сболтнуть боишься? Сверь предъявленную выше фразу с архивом всего начитанного тобой – убедись, что бережно все храню на общественных началах.

После спорта – перекур. Ты заговорил о необходимости агрессивной противотабачной рекламы, упомянул рак легких, прочее и закончил своим обычным «надо!». И что – только сегодня это понял? А раньше не понимал? Кто мешал законодательно позаботиться о здоровье населения? Природные условия? Недофинансирование? Или ждал, когда табаководы доверху набьют себе карманы?

Опять политиканствуешь – размазываешь добрецо свое тонким слоем, чтобы на двумерном экране ширее и ширше было? Так, а против тридэ что придумаешь?..

Тут не могу пройти мимо твоего верного Эрнста, который на ТВ тебе служит. Я называю его коммерческим хмырем. Потом устыдился, было, – да. На «Эхе» в это время выступила гендиректор Московского фестиваля рекламы Елена Нарышкина: «Мы занимаем одно из последних мест в Европе по социально значимой рекламе. …Мы озабочены качеством социальной рекламы. … Первый канал никогда не берет на безвозмездной основе ролики». Именно Первый канал выделила, никакой другой. От кого зависит выделение копеек на это богоугодное дело из стабфонда, а, Путин?

Иногда ошибаюсь, чего не бывает, но с Эрнстом – нет. Не такой уж он сложный, чтобы в нем ошибаться. Если на его своеугодливой физиономии написано, что он – коммерческий хмырь, почему я должен лишать себя удовольствия произнести это? А, Путин?

Один из полутора его незамысловатых методов – дальнейший разбомбаж творческих авторитетов в сопредельных отраслях. Эксплуатирует простейшую категорию общественного поведения под названием «вздрюченная восторгом толпа мартышек‑кумироманок». Ну, так в конце концов можно сам знаешь до чего дойти…

Подумай, Эрнстуля, стоящего тебе черта предлагаю в стуле. Или, наоборот, в Библию загляни, там, кажется, написано: «Не раздрачивай в себе кумира». И не фабрикуй слащавых, под собственную физиономию, вкусов, да еще под номерами.