Долгие годы о советско‑финской войне в отечественной историографии предпочитали не вспоминать. Неслучайно ее называют «забытой». Хотя события того конфликта были подробно задокументированы в многочисленной литературе – очерках, воспоминаниях, сборниках (вспомним, например, двухтомник «Бои в Финляндии», изданный в 1941 году).

Многие историки связывают это, во‑первых, с тем, что война между СССР и Финляндией произошла непосредственно накануне Великой Отечественной. А в советской историографии, как и в официальной пропаганде, было принято возвеличивать последние и самые важные успехи, будь то военные победы или же достижения на трудовом фронте. Так что после нападения Германии на Советский Союз в 1941 году события советско‑финской войны, как и советско‑японский конфликт, сразу же отошли на задний план. Одновременно они обрастали множеством мифов, которые живы и по сей день.

Люди предпочитают находить простые ответы на очень сложные вопросы. Когда речь заходит о советско‑финской войне, то и обыватели, и многие историки, в общем‑то, единодушны. Это был акт неприкрытой агрессии – не что иное, как знаменитая, потом уже введенная в исторический оборот красная экспансия. Но действительно ли о тех событиях можно говорить лишь в таком ключе?

Чтобы ответить на этот вопрос, прежде всего нам нужно взглянуть на советское геостратегическое пространство и ситуацию на северо‑западных рубежах страны.

Проблема была даже не столько в сухопутной границе (близость Финляндии, лимитрофные Прибалтийские республики). Хотя некоторые считают, что финны могли бы обстреливать окрестности Ленинграда. Однако главная сложность заключалась в том, что весь Балтийский флот фактически оказался в ловушке – он был заперт в Кронштадте.

Так что целью СССР было добиться военным путем того, чего не удалось сделать мирным, – обеспечить безопасность Ленинграда, который находился в опасной близости от границы. В случае начала войны, в которой Финляндия была готова предоставить свою территорию врагам СССР в качестве плацдарма, город неминуемо был бы захвачен в первые дни или даже часы.

При изучении истории советско‑финской войны военно‑морской аспект зачастую не учитывается. Военный историк и писатель Б. К. Иринчеев обращает внимание на то, что зимой Кронштадт замерзал и финны могли заминировать самое узкое место Финского залива в южном направлении от полуострова Порккала. Чтобы расширить свою сферу влияния на Балтике и действительно обезопасить северо‑западные рубежи, Советский Союз должен был получить военные базы в Прибалтике. Или, можно сказать, вернуть то, что когда‑то входило в Российскую империю и обеспечивало безопасность границы.

Также не следует забывать, что советско‑финской войне предшествовало пять раундов переговоров. По мнению историков, этот процесс затягивали обе стороны, чтобы успеть сосредоточить силы для военной операции. Считается, что план непосредственной войны против Финляндии был принят в Москве только 29 октября 1939 года. То есть на подготовку кампании времени было катастрофически мало.

Поспешность и непродуманность подготовки советских войск к боевой операции свидетельствуют и в пользу того, что война с Финляндией могла произойти вследствие резкого изменения ситуации в Европе в 1930‑х годах. В. Р. Барышников пишет, что «Германию в высшем военном командовании СССР определенно стали видеть в качестве одного из наиболее вероятных противников, а Финляндию четко рассматривать в немецкой коалиции в виде возможного военного союзника».[1]

Некоторое время назад в околоисторических кругах получило распространение утверждение, что война с Финляндией стала своеобразной местью товарища Сталина белым финнам за поражение, которое потерпели красные финны во время их местной гражданской войны, бушевавшей одновременно с Гражданской войной на территории нашей страны. Действительно, в советских книгах, газетах, листовках того времени, да и в работах, которые выходили в эмиграции, постоянно встречаются наименования «белофинны», «финская белогвардейщина» и т. п.

Поражение красных в Финляндии у нас, конечно, помнили. И это стало одной из предпосылок просчета нашего высшего руководства. Ведь существовало представление, что финский рабочий класс и крестьяне в 1939 году находятся в том же ужасающем положении, что и в 1918 году. Предполагалось, что как только Красная армия пересечет границу Финляндии, финские рабочие и крестьяне сразу же поднимут восстание. Об этом говорит и формирование в Терийоки (сегодня Зеленогорск) 1 декабря 1939 года (то есть во второй день войны) марионеточного, абсолютно подконтрольного советскому руководству правительства во главе с О. В. Куусиненом.

Таким образом, среди главных причин советско‑финской войны следует выделить внешнеполитическую ситуацию, желание советского руководства быстро решить проблему с обеспечением безопасности северо‑западных рубежей, несговорчивость финнов на переговорах и неверные представления о внутриполитической ситуации в Финляндии и степени боеготовности финской армии, которая не рассматривалась как серьезный противник.

Наиболее интересной и противоречивой фигурой периода советско‑финской войны является, конечно же, Карл Густав Маннергейм. В наши дни социум с удивлением узнал, что это, оказывается, был не какой‑то лютый фашист и ненавистник всего русского, а российский генерал, до конца своих дней любивший Николая II и державший у себя на столе его фотографию с надписью «Мой император». Маннергейм постоянно переписывался с лидерами русской военной эмиграции. В этой связи возникает закономерный вопрос о личной мести Сталина. Но данное утверждение опровергается тем фактом, что во время тайных переговоров СССР и Финляндии о выходе последней из войны верховный вождь СССР через дипломатов передал финскому правительству условие: «Мы примем только такое соглашение, за которым будет стоять маршал Маннергейм». Также считается, что Сталин собственноручно вычеркнул Маннергейма из списка главных финских военных преступников.

И все же неясным остается самый главный вопрос: можно ли было избежать этой незнаменитой войны? Б. К. Иринчеев обращает внимание на два момента. Поскольку финское руководство не шло на компромисс, Советскому Союзу требовалось поставить в Хельсинки подконтрольное лояльное правительство, которое будет выполнять все наши требования. Советское политическое и военное руководство пребывало в некоем заблуждении относительно того, что народ Финляндии поддержит операцию СССР и воспримет эти события просто как смену правительства.

В свою очередь финны рассматривали заявления советского руководства и передислокацию войск к границе как своего рода блеф, особую тактику ведения переговоров. Их второе заблуждение заключалось в уверенности в том, что Европа непременно придет на помощь, если Советский Союз все‑таки нападет. К тому же как молодая страна, только что получившая независимость, Финляндия вела себя на переговорах достаточно гордо и резко.

Одной из мифологем, введенных в оборот в последнее время, стало утверждение о том, что Великая Отечественная война является второй гражданской, корни которой уходят именно в советско‑финскую кампанию. Ведь за обе стороны в этих конфликтах воевали русские люди.

По мнению историка Б. К. Иринчеева, связано это с борьбой двух группировок внутри новой финской армии в 1920‑е годы. Первую группировку действительно составляли выходцы из Русской императорской армии: К. Маннергейм, В. Ненонен, в некоторой степени О. К. Энкель и еще несколько генералов. Вторая группировка – это несколько сотен молодых финских офицеров, которые в 1914 году тайно перебрались в Германию через Швецию и из которых был сформирован Королевский прусский 27‑й егерский батальон германской армии, воевавший на Восточном фронте в Прибалтике. То есть здесь речь идет о военных, совершивших государственную измену и перешедших на сторону противника. Эти егеря принимали активное участие в финской гражданской войне на стороне белых. И когда после нее началось формирование вооруженных сил, они сразу же вытеснили выходцев из русской армии. Таким образом, в 1939–1940 годах русских военнослужащих в финской армии было абсолютно незначительное количество.

Также известно, что еще в начале войны председатель Российского общевоинского союза А. П. Архангельский в письме маршалу Маннергейму предложил свои услуги в борьбе с Советской Россией. Маннергейм отклонил предложение, поскольку появление белогвардейцев в частях финской армии было бы негативно воспринято самими финнами. Кстати, Архангельского впоследствии осуждал Деникин. По его мнению, нельзя было воевать на стороне тех, кто проводил антирусскую пропаганду.

Однако руководство Финляндии одобрило инициативу Б. Г. Бажанова, бывшего секретаря Сталина, сбежавшего во Францию, о создании так называемой Русской народной армии. Бажанову было позволено сформировать части РНА из советских военнопленных. Но агитация проходила крайне плохо: русские военнослужащие были невосприимчивы. Причем впоследствии финны выдали СССР всех солдат, записавшихся в РНА, и они были расстреляны.

Агитацию среди военнопленных пытались вести украинские националисты, обращавшиеся с соответствующим предложением в посольство Финляндии в Париже. Но архивных материалов по вопросу перехода наших военных к украинским националистам на данный момент нет.

Что касается четвертого пехотного русскоязычного батальона, то это были граждане Финляндии – призванные в финляндскую армию жители деревень на Карельском перешейке. То есть они воевали вынужденно.

Таким образом, утверждение о том, что советско‑финская война является продолжением русской Гражданской войны или второй гражданской войной, в корне неверно.

Отдельного обсуждения заслуживает вопрос неудач СССР в ходе этой операции. Продолжительность военных действий с 30 ноября 1939 года по 12 марта 1940 года стала в каком‑то роде неожиданностью для нашей страны. Ведь соотношение сил не оставляло никаких сомнений в скорой победе Советского Союза. Но триумфа у нашей легендарной, несокрушимой, в боях познавшей радость побед армии не получилось.

Конечно, сказался кадровый голод в военной среде, а как результат – плохая подготовка и неверное планирование операции.

Б. К. Иринчеев отмечает:

«Если посмотреть на дорожную сеть Карельского перешейка, который стал в конечном итоге главным театром военных действий, то мы увидим лесистую болотистую местность, есть три железные дороги, есть четыре шоссе. Красная армия все‑таки привыкла воевать на сплошном фронте. И это предоставляло достаточно большие сложности. Первый этап операции был провален по логистике, снабжению и многим другим факторам. Не было расчета, что может вынести дорожная сеть, какое количество войск там вообще может поместиться. Дороги моментально запружались, графика движения не было. Можно сказать, была общая неподготовленность к проведению таких маршей. В результате план наступления запаздывал, и все делалось в спешке».

Естественно, ошибки и неорганизованность в первую неделю войны были характерны и для финнов. К тому же они не обладали современной полевой артиллерией, которую в срочном порядке пришлось закупать за рубежом. Но из‑за долгого срока поставок оружие поступило в Финляндию уже после завершения боевых действий.

Итак, негативным результатом зимней войны для СССР стало подтверждение слабости Красной армии. Разгромить Финляндию в кратчайшие сроки не удалось. Однако наши вооруженные силы получили опыт ведения войны в зимнее время на лесисто‑болотистой территории, прорыва долговременных укреплений и борьбы с противником, применяющим тактику партизанской войны.

Самым же главным итогом войны, запечатленным массовым сознанием, стал прорыв линии Маннергейма: наша армия сделала то, что всем казалось невозможным.

И в этой связи можно говорить о целом наслоении мифов, поскольку после окончания советско‑финской войны в Советском Союзе сразу начали преувеличивать мощь этого укрепленного района. Говорилось, что линия Маннергейма создана по последним европейским образцам, что она более непреступна, чем линия Мажино, что ее строили лучшие инженеры. И в обществе сложилось представление, что вся Финляндия – одна сплошная неприступная линия Маннергейма.

На самом же деле финны попросту не имели достаточно финансов на возведение новейшей разветвленной системы оборонительных сооружений, часть объектов была безнадежно устаревшей. Укреплен был только Карельский перешеек, далее на север простиралась тайга с еще худшей дорожной сетью. В месте прорыва советскими войсками имелось всего два крупных современных бункера и несколько устаревших. Минные поля были далеко не везде. На мины не хватало денег, зачастую использовались самодельные снаряды.

Можно отметить лишь лучшую стрелковую подготовку финских военных, и связано это с образом жизни самих финнов. Навыки стрельбы были для них чем‑то само собой разумеющимся. Б. К. Иринчеев в качестве примера приводит факт того, что в ходе скрытой мобилизации в 1939 году каждый третий финский солдат явился на сборы с личной винтовкой. Здесь же уместно вспомнить о шюцкоре – гражданской гвардии самообороны, которая существовала с 1917 по 1944 год.

Первый неудачный штурм линии стал результатом плохой подготовки операции, недостаточного уровня взаимодействия между родами войск и отсутствия нормальной разведки. Однако к планированию нового штурма советское командование подошло по науке, в том числе изучив опыт западных стран во время Первой мировой войны. На Карельском перешейке было сосредоточено большое количество артиллерии, и войска вели просто ураганный огонь.

С тяжелыми условиями ведения операции связан еще один миф. Сильные морозы, снежный покров, обилие дотов, глубина минного покрытия, снайперские обстрелы – атаковать в такой ситуации едва ли сможет какая‑либо армия. И во многом благодаря популяризации темы заградотрядов нашим кинематографом в обществе сложился некий стереотип: если наша армия успешно атакует, значит, обязательно сзади кто‑то должен держать войска на прицеле пулемета.

Однако историки считают, что в ходе советско‑финской войны, в частности при штурме линии Маннергейма, в Красной армии заградотрядов не было. Как и на любой войне, были случаи дезертирства, самострелов и показательных расстрелов.

Относительно же сложнейших климатических условий Б. К. Иринчеев предлагает обратить внимание на то, что первое декабрьское наступление состоялось при снежном покрове порядка 30 сантиметров и температуре не ниже минус 10 градусов. Морозы ударили в середине января, когда на Карельском перешейке активных боевых действий не велось, поскольку Красная армия готовилась к следующему штурму. Наиболее сложной погодной ситуацией стали оттепель с мокрым снегом и последовавшее резкое снижение температуры. Люди на передовой просыпались буквально в ледяном панцире.

Плюс ко всему финны обладали преимуществами в некоторых на первый взгляд незначительных аспектах. На вооружение армии Финляндии была принята лодочка‑волокуша, в которую могли впрягаться несколько лыжников. С ее помощью финны перемещали по бездорожью, через снег тяжелые пулеметы, минометы, а также раненых. Кроме того, финские военные использовали рассчитанную на 12 человек палатку с печкой, что позволяло создать для солдат более комфортные условия. Лыжная подготовка у финнов была лучше, чем у советских войск. В общем, в определенном смысле эти небольшие преимущества стали серьезным ответом Красной армии, обладавшей значительным техническим превосходством.

Подводя итог, нельзя не затронуть вопрос освещения этой забытой войны в самой Финляндии, общество которой было действительно едино в своем желании оборонять страну. И советско‑финская война до сих пор воспринимается как акт агрессии соседа, от которого финны отбились, понеся большие потери и утратив часть территории. Вторая мировая война и активное сотрудничество Финляндии с Германией расцениваются финляндским социумом как совершенно отдельная история.

[1] Барышников В. Р. СССР и Финляндия: к вопросу об обстоятельствах и времени принятия решения о начале «зимней войны» // Вестник СПбГУ. Сер. 2. 2016. Вып. 2.