Участие представителей белой эмиграции во Второй мировой войне и поддержка ими Третьего рейха – достаточно многогранная тема. Несмотря на то что она затрагивается в целом ряде научных и околонаучных публикаций и книг, ее нельзя назвать изученной досконально. Многие вопросы, связанные с ней, по‑прежнему остаются без ответов.
Как известно, белая эмиграция приобрела массовый характер начиная с 1919 года и была связана с эвакуацией частей белой гвардии после поражений в ходе Гражданской войны. Обычно историки выделяют три этапа этой эмиграционной волны, соотнося их с эвакуацией войск под командованием А. И. Деникина из Новороссийска, П. Н. Врангеля из Крыма и А. В. Колчака с Дальнего Востока.
Если в советское время отношение к эмиграции было однозначным (в публицистике эмигрантов называли не иначе как «белогвардейскими недобитками»), то в 1990‑е годы зазвучали мнения о позитивной исторической роли белогвардейцев, пытавшихся спасти Россию. Сегодня все чаще можно встретить утверждения о том, что представители эмиграции выступали исключительно на стороне Германии. Эмигрировавшие этнические немцы, бесспорно, поступали на службу Третьего рейха. Прежде всего здесь идет речь о бывших офицерах гвардейской кавалерии Российской империи. Например, лейб‑гвардии конный полк императорской армии со времен императрицы Анны комплектовался в основном остзейскими немцами.
Вообще же для эмигрантской среды были характерны глубокие идеологические и политические противоречия. И это вполне объяснимо, ведь в изгнание отправлялись выходцы из различных слоев населения бывшей Российской империи – от крестьян до высшей аристократии. А главное, среди эмигрантов были представители практически всех политических ориентаций – от убежденных монархистов до эсеров и меньшевиков. Соответственно, белая эмиграция отнюдь не являлась единым целым.
В 1930‑е годы перед представителями русского зарубежья, пристально наблюдавшими за развитием событий на политической арене Европы, встал вопрос: как относиться к перспективе надвигающегося военного конфликта в Европе, который наверняка затронет и СССР? Следует ли белому движению поддержать фашистскую Германию и ее сателлитов или оно должно быть на стороне СССР и союзников? Будущая мировая война могла, с одной стороны, принести долгожданный для многих эмигрантов конец большевизму на родине, а с другой – уничтожить саму Россию. И эта дилемма внесла в массы русской эмиграции брожение.
Некоторые из эмигрантов колебались. Так, А. И. Гучков, убежденный, что новая международная трагедия уже не за горами, написал в 1936 году следующее:
«Дело не в том, будет война или не будет, этой дилеммы уже нет! Фактически война уже заняла на политической карте мира свое роковое место. Нет также никаких сомнений в том, что в новом неизбежном конфликте основными и главными противниками будут Советский Союз и Германия».
При этом он избегал обсуждения вопроса о том, чью сторону должна занять российская эмиграция в будущей войне.
Многие представители Русского зарубежья считали свое пребывание в изгнании временным и мечтали о возвращении в Россию, когда русский народ одумается и призовет их свергать ненавистных большевиков.
Таким образом, в межвоенный период русское зарубежье разделилось на два лагеря. Часть эмиграции выступала за защиту СССР от внешнего врага, рассматривая Советский Союз прежде всего как свою историческую родину, а не как новое государство большевиков. Но немало представителей белой эмиграции оставались непримиримыми противниками советской власти и в предстоящем конфликте планировали поддержать Германию.
Эмигрантская пресса именовала русских беглецов, сочувствующих Советскому Союзу, «оборонцами», а тех, кто призывал к свержению большевистской власти любыми методами, – «пораженцами». Основой течения «оборонцев» стали эмигранты, придерживавшиеся преимущественно либеральных взглядов и одобрявшие Февральскую революцию 1917 года.
В феврале 1936 года в Париже инициативная группа эмигрантов заявила о создании новой политической организации – Русского эмигрантского оборонческого движения (РЭОД). Лидеры «оборонцев» провозглашали, что они ставят защиту своей родины выше политических разногласий с властью. В одной из листовок этого движения говорилось:
«Внешняя опасность, грозящая России, не могла не вызвать оборонческого движения, ставящего своей целью посильное содействие защите родины в критический момент ее истории. Планы враждебных России держав к началу 1936 г. выяснились с совершенной очевидностью. В этих планах Россия рассматривается как объект колониальной политики, необходимый для наций, якобы более достойных и цивилизованных. Более или менее открыто говорится о разделе России. Врагами России поддерживаются всякие сепаратистские движения. И во имя борьбы с существующим в России правительством некоторые круги эмиграции открыто солидаризируются со всеми этими вражескими планами, надеясь ценой раздробления родины купить себе возможность возврата в нее и захвата в ней государственной власти… Вопрос совести каждого эмигранта: с кем он?»
Бывший командующий Вооруженными силами Юга России генерал А. И. Деникин считал Гитлера «злейшим врагом России и русского народа». Он нередко выражал поддержку Красной армии, а выступая в январе 1938 года в Париже, дал такую оценку политическим реалиям:
«Итак, долой сентименты! Борьба с коммунизмом. Но под этим прикрытием другими державами преследуются цели, мало общего имеющие с этой борьбой… Нет никаких оснований утверждать, что Гитлер отказался от своих видов на Восточную Европу, то есть на Россию».
П. Н. Милюков, так же как и некоторые евразийцы и младороссы, считал, что в случае войны никакой борьбы с советской властью для эмиграции быть не может: «Помочь свержению большевиков эмиграция может очень мало, а способствовать расчленению России может очень много».
Образование оборонческого движения было замечено и советскими спецслужбами. Начальник разведывательного управления РККА М. С. Урицкий докладывал руководству страны, давая характеристику движению «оборонцев»: «Это движение можно считать фактором разложения в эмигрантской среде».
Среди тех, кто поддерживал «оборонцев», были некоторые видные деятели Февральской революции. Из лидеров правых эсеров к «оборонцам» примкнули Н. Д. Авксентьев и М. В. Вишняк, а из меньшевиков – Ф. И. Дан. В этот же лагерь попал и бывший начальник штаба Вооруженных сил Юга России генерал‑лейтенант П. С. Махров.
Однако большинство представителей русской военной эмиграции оказались в числе «пораженцев», которые руководствовались принципом «против большевиков с кем угодно», сформулированным еще генералом П. Н. Врангелем. Главная идея пораженческого движения была оформлена в апреле 1926 года на Русском зарубежном съезде: «СССР – не Россия и вообще не национальное государство, а русская территория, завоеванная антирусским Интернационалом». Окончательно движение «пораженцев» состоялось в годы Второй мировой войны, и значительная часть его участников вступила в ряды немецкой армии.
Здесь также стоит отметить и другую тенденцию. Фашистская идеология в принципе привлекала наиболее экстремистские организации русского зарубежья. Основоположником русского фашизма считается К. В. Родзаевский, лидер Русской фашистской партии, созданной на Дальнем Востоке.
Что касается европейских группировок русских эмигрантов, то среди них прежде всего следует выделить Русский национальный союз участников войны под председательством генерал‑майора А. В. Туркула, отделившийся от Русского общевоинского союза (РОВС). По образцу партий фашистского толка строился Национально‑трудовой союз нового поколения (руководитель В. М. Байдалаков, первоначально выдвигавший лозунг: «Ни со Сталиным, ни с иноземными завоевателями, а со всем русским народом»). А, например, генерал Е. К. Миллер открыто заявлял: «Мы – природные фашисты». А. В. Туркул накануне войны писал:
«Всякий удар по Коминтерну на территории СССР вызовет неизбежно взрыв противокоммунистических сил внутри страны. Нашим долгом будет присоединиться к этим силам. Мы будем добиваться тогда, чтобы где‑нибудь, хоть на маленьком клочке русской земли, поднялось все же Русское трехцветное знамя».
Профашистские русские эмигрантские организации действовали и в самой Германии: «Российское освободительное народное движение» (руководитель А. П. Пельхау‑Светозаров, остзейский немец, по некоторым данным, являлся членом НСДАП), «Российское национальное и социальное движение» (руководитель полковник Н. Д. Скалон) и др.
Нельзя не упомянуть и знаменитое «Бюро русских эмигрантов» в Шарлоттенбурге под руководством В. В. Бискупского, который, как считается, был протеже самого Гитлера. Во время «пивного путча» он оказал фюреру неоценимую услугу – предоставил свою квартиру в Мюнхене, где тот скрывался некоторое время. Впоследствии Бискупский стал начальником управления делами российской эмиграции в Берлине. Его заместителем являлся С. В. Таборицкий, в обязанности которого входило ведение картотеки русской эмиграции и политическое наблюдение за ее настроениями. В 1941 году через него происходила вербовка переводчиков для вермахта среди русских эмигрантов. Также он стал основателем Национальной организации русской молодежи, созданной по образцу гитлерюгенда и находившейся в его подчинении.
Одним из главных центров российской эмиграции, выступавших за участие эмигрантов в войне против СССР, стал германский отдел Русского общевоинского союза. В первые два месяца войны на Восточный фронт были направлены 52 члена РОВСа, находившихся на учете в берлинском отделе. Еще накануне войны его начальник А. А. фон Лампе в письме главнокомандующему сухопутными войсками Германии генерал‑фельдмаршалу В. фон Браухичу говорил следующее:
«Мы твердо верим, что в этом военном столкновении доблестная германская армия будет бороться не с Россией, а с овладевшей ею и губящей ее коммунистической властью… И потому теперь… я ставлю себя и возглавляемое мною Объединение русских воинских союзов в распоряжение германского военного командования».
На первом этапе войны эта часть эмиграции видела одной из своих главных задач создание собственной армии. Белоэмигрантские организации вели активную вербовку добровольцев. Специальные вербовочные пункты действовали в Белграде, Берлине, Париже, Праге. Предполагалось, что это произведет огромный пропагандистский эффект в Советском Союзе и население страны поднимется на борьбу против советской власти.
Однако в это время Третий рейх, добившийся первых успехов на Восточном фронте, исключал создание каких бы то ни было русских национальных военных формирований. Несмотря на это, позже при деятельном участии Б. А Хольмстона‑Смысловского в составе абвера были образованы 12 учебно‑разведывательных батальонов. Первоначально эти структуры находились в подчинении штаба «Валли», осуществлявшего общее руководство разведывательной и контрразведывательной работой против СССР. В 1943 году эти части были сведены в Дивизию особого назначения «Россия», преобразованную в 1945‑м в Первую русскую национальную армию.
Кроме того, в структуре вермахта, а затем и войск СС появились казачьи части, формированием которых занимались находившиеся в эмиграции генералы А. Г. Шкуро и П. Н. Краснов. В руководстве НСДАП казаков считали потомками остготов, то есть народом арийской расы, а значит, они пользовались бо́льшим доверием гитлеровских идеологов, чем русские эмигранты. Как правило, такие подразделения входили в состав немецких дивизий, воевавших на южном участке Восточного фронта, и занимались борьбой с партизанами, охраной стратегически важных объектов, выполняли задачи разведки. Летом 1942 года были созданы два казачьих кавалерийских полка «Платов» и «Юнгшульц», которые вместе с несколькими другими формированиями составили Первую казачью кавалерийскую дивизию под командованием Г. фон Панвица. До конца войны это подразделение размещалось на Балканах.
Деятельность захватчиков на оккупированных территориях СССР также не обошлась без участия представителей русской эмиграции. В частности, бывший руководитель канцелярии РОВС К. А. Фосс занимался организацией администрации и был помощником коменданта в Николаеве. Позже к нему присоединился С. С. Аксаков – переводчик вермахта и резидент абвера.
На стороне Германии при оценке будущего военного конфликта выступали и деятели культуры. Так, в 1939 году Д. С. Мережковский выступил по радио с приветственной речью, в которой призвал к борьбе с большевизмом. Причем он сравнивал Гитлера с Жанной д’Арк и говорил, что тот должен спасти мир от власти дьявола.
И здесь возникает главный вопрос в отношении деятельности русской эмиграции в годы Второй мировой войны: почему, отправляясь воевать против своих старых врагов – большевиков, эти образованные, далеко не глупые люди, убежденные патриоты России не задумывались над геополитическими замыслами Германии и германским видением роли славян в будущем мироустройстве? Почему они не вдавались в тонкости политики Третьего рейха? Неужели они не осознавали, к чему приведет следование нацистской идеологии?
Доктор исторических наук О. Г. Гончаренко[1] обращает внимание, что по традиции в Российской императорской армии интересоваться политикой считалось предосудительным, а идея, сформулированная бароном Врангелем («с кем угодно, но против большевиков»), была весьма устойчивой в эмигрантской среде. Таким образом, у белых эмигрантов не было отчетливого понимания конечной цели Германии, и немцы, скорее всего, до последнего рассматривались как союзники. Сюда же следует добавить политический идеализм, свойственный всему белому движению. Фашистская идеология была позитивно воспринята представителями русской эмиграции. И они считали себя частью того процесса, который, по их мнению, должен был вывести Европу (главным образом Россию) из политического тупика, в котором она оказалась после заключения Версальского мира.
Здесь следует сказать, что после сокрушительного поражения в Гражданской войне русская эмиграция предпринимала попытки осознать допущенные ошибки, в числе которых было отсутствие четкой политической линии и неспособность завоевать поддержку народа. Анализируя же действия белого движения в годы Второй мировой войны, можно сделать предположение о некой попытке взять исторический реванш. Но, несмотря на вынесенные уроки, общего видения будущего России в среде русских патриотов не было. Складывается впечатление, что случись новый «крестовый поход» – в эмиграционных кругах его радостно приветствовали бы.
Победа СССР в Великой Отечественной войне, конечно, не принесла России избавления от коммунистического режима. И выбор, сделанный ранее эмигрантами, зачастую определял их дальнейшую судьбу: добровольная или принудительная репатриация либо повторная эмиграция и слияние с бывшими советскими гражданами, по тем или иным причинам бежавшими в 1945 году на Запад. Многие репатрианты подверглись репрессиям, были осуждены или казнены по совокупности преступлений (П. Н. Краснов, А. Г. Шкуро, Т. Н. Доманов и др.) либо незаслуженно, как, например, В. В. Шульгин, отказавшийся от любых контактов с германской администрацией, но тем не менее приговоренный к длительному тюремному заключению.
Как ни удивительно, но, изучая послевоенную деятельность эмиграции, мы обнаруживаем, что размежевание в ее кругах сохранилось. Более того, полемика возвратилась абсолютно на те же позиции. Вновь начали образовываться различные воинские союзы, например Союз чинов Русского корпуса, созданный в ноябре 1945 года в Австрии, куда был выведен Русский корпус из Югославии. В 1950 году в Германии А. В. Туркул основал Комитет объединенных власовцев, который пытался представить власовское движение в качестве правопреемника всего белого движения.
Несмотря на то что белой эмиграции приходилось действовать уже на совсем ином информационном поле, разногласия в ее кругах сохранялись на протяжении всего послевоенного периода. Одними из последних трудов в рамках этой полемики можно считать вышедшую в Нью‑Йорке в 1970 году книгу В. С. Кобылина «Анатомия измены. Император Николай II и Генерал‑адъютант Алексеев: истоки антимонархического заговора» и разгромный ответ на нее, опубликованный полковником Е. Э. Месснером в журнале «Первопоходник», а также изданные М. Н. Левитовым в 1970‑е годы в Париже «Материалы по истории Корниловского ударного полка».
[1] Автор книги «Белоэмигранты между звездой и свастикой» (М.: Вече, 2005).
|