Исмаилизм, – ныне одна из мусульманских сект, особенно распространенная в Персии и в Пакистане, – зародился в восьмом столетии, как особое направление в исламе, и вначале носил характер скорее политической партии, чем религиозной секты. Среди потомков первых халифов,[1] – родственников и свойственников Магомета, – шла борьба за верховную власть, а потому появилось несколько таких партий‑сект, каждая из которых защищала права своего кандидата, стараясь найти для этого какую‑то опору в Коране и в сунне.

На этой почве в исламе прежде всего возникли две основных, политических по существу, партии – суннитов и шиитов,[2] каждая из которых, для усиления своих позиций, опиралась на те или иные положения Корана и сунны: Никаких догматических расхождений между ними вначале не было, они появились позже. И когда, с течением времени политические причины вражды утратили свою остроту, центр ее тяжести переместился в область чисто догматическую, навеки разделив ислам на два непримиримых направления.

Сунниты, – собственно правоверные мусульмане, – составляющие огромное большинство, безоговорочно признают непогрешимость сунны и считают, что в лице халифа всегда соединяется высшая духовная и светская власть. В трех первых халифах – Абу‑Бекре, Омаре и Османе они видят законных преемников Магомета и считают непререкаемым все сделанное ими в области оформления и пополнения ислама. Права Омейадов и Аббасидов на халифат они тоже признают вполне законными.

Шиить,[3] наоборот стоят на том, что единственным законным преемником пророка Магомета был его зять и двоюродный брат Али, роду которого, как прямому потомству. Пророка, принадлежит наследственное право на халифат и на имамат,[4] то есть на светское и на духовное владычество над мусульманским миром. Трех первых халифов, а также всех других из династий Омейадов и Аббасидов они считали узурпаторами и если вынуждены были подчиняться их светской власти, то духовной за ними во всяком случае не признавали и своими законными имамами считали только потомков Али. Его сына Хусейна, погибшего в борьбе с Омейадами, они провозгласили великомучеником, а перса Улу Фируза, убийцу халифа Омара – святым.

Во второй половине восьмого века среди шиитов произошел раскол. Их шестой имам, потомок Али, Джаффар ас‑Садик, лишил своего старшего сына Исмаила наследственных прав на имамат и назначил своим преемником другого сына – Мусу Казима. Нашлись шииты, которые сочли этот акт незаконным. Своим седьмым имамом они провозгласили Исмаила и в дальнейшем только за его потомками признавали право на имамат. Так зародилась новая секта исмаилитов, вскоре приобретшая характер своеобразного ордена, основателем которого считается некий Абдаллах ибн‑Маймун ал‑Каддах.

Достоверно известно, что первый глава исмаилитов Абдаллах ал‑Каддах только наружно исповедовал ислам, а в душе его ненавидел, как и все идущее от арабов, и втайне принадлежал к одной из сект парсизма.[5] Его ближайшие сотрудники и доверенные лица тоже были тайными зороастриицами или вольнодумцами. Иными словами, сектою управляли враги ислама, вынужденные скрывать свои истинные убеждения от основной массы исмаилитов, которая состояла из верующих мусульман, но, по идее возглавителей, должна была служить только слепым орудием в их руках.

Сообразно этому, секта получила структуру ордена, который подразделялся на семь, а по некоторым источникам даже на девять степеней посвящения. Рядовые члены не поднимались выше второй, и здесь, в низах, по‑видимому, господствовал чистый ислам. В следующих степенях он постепенно развенчивался и наконец, в самых высших, – в которые посвящались лишь избранные, отрицался полностью. Тут выявлялась совершенно иная религиозно‑философская доктрина, в которой можно обнаружить отдельные элементы учения Зороастра, буддизма и гностицизма, но кое‑что оставлено и от мусульманства. Весьма заметно также влияние теоретической философии (метафизики) Аристотеля.

В общих чертах, по этому внутреннему учению исмаилитов, существует некий абсолютный мировой дух или всевышний Бог, который, однако, не имеет определенного образа и характеризующих его свойств и качеств, – это скорее непостижимый для людей сгусток идеи творения и первопричина всего, существующего. Исмаилиты сохранили за ним имя Аллаха, но считают, что какое‑либо общение с ним невозможно и молитва ему бессмысленна.

Исмаилиты считают, что великих пророков было семь: Адам, Ной, Авраам, Моисей, Иисус, Магомет и Исмаил. Но, согласно их учению, будут еще и другие, высшие пророки, которые постепенно доведут избранную часть человечества до совершенного знания, т. е. до возвращения к своему первоисточнику – Мировому Разуму. Пока же это не достигнуто, избранных ожидает перевоплощение душ, а остальные люди после смерти просто уходят в небытие.

Во все это членов секты посвящали постепенно, доводя каждого до того предела откровения, на восприятие которого считали его способным.

Когда неофит приносил клятву молчания и повиновения, его вводили в первую степень, где учили воздавать хвалу и поклонение Аллаху и Магомету, лишь слегка своеобразно истолковывая Коран и ни в чем не отступая от шариата. Для лиц неразвитых и примитивных на этом дело и кончалось. Более способных через некоторое время посвящали во вторую степень, где смысл Корана извращался уже сильнее. На третьей степени этой иерархической лестницы следовали новые откровения и принципы шариата объявлялись не обязательными. На четвертой уже прямо говорили, что, шариат выдуман для глупцов и невежд, чтобы легче держать их в повиновении. Далее посвящаемый, – если его находили способным и достойным, – узнавал, что Магомет не является высшим авторитетом: он выше Моисея и Иисуса, но придут пророки, которые его превзойдут и затмят. Последним из них будет Махди, который совершит всевышний суд над людьми и введет избранных в царство Мирового Разума.[6]

На этом, т. е. на пятой степени, магометанство исмаилита фактически кончалось. На следующих уже учили, что обряды – это пустая формальность, что все религии, в сущности, одинаковы и что их предписания обязательны только для черни и для примитивно мыслящих людей. И наконец, на самой верхней внушалось, что философия выше религии. Тут посвящаемый делался уже вольнодумцем и ему открывались истинные положения и цели исмаилизма. Но этих вершин достигали лишь немногие, особо избранные.

В силу такой организации, орден исмаилитов быстро рос и усиливался, постепенно опутывая своими сетями весь халифат и вбирая в себя не только мусульман, но также многих зороастрийцев, христиан, евреев и буддистов, которые ждали от него защиты и установления справедливости. Когда умер Абдаллах ал‑Каддах, главою исмаилитов стал его сын Ахмед. При нем орден уже приобрел на Востоке огромное политическое значение и приступил к открытым действиям против династии Аббасидов.

В конце девятого столетия исмаилиты захватили Бахрейн и часть побережья Африки, где на их сторону стали берберийские племена. Халифом и имамом этих областей был провозглашен один из потомков Али и Фатимы, Абусейид, который, приняв имя Убейд‑Аллаха, стал родоначальником династии Фатимидов.

Несколько десятков лет спустя исмаилиты завоевали Сирию, а вскоре и Египет, – здесь был ими основан город Каир, куда Фатимиды перенесли свою столицу. Им подчинилась также вся Северная и Западная Африка, и с той поры Египетский халифат уже не уступал в могуществе Багдадскому, а временами даже превосходил его. Фатимиды во всем опирались на исмаилитов и, соответственно по принципам, отличались большой веротерпимостью, правили они разумно и гуманно. Египет при них процветал и в культурном и в торговом отношении.

Во второй половине одиннадцатого века среди Фатимидов[7] и их приверженцев произошел раскол: халиф. Мустансир Биллаги назначил своим преемником старшего сына Низара, а потом это назначение отменил в пользу второго сына, Мустали, который и вступил на престол. Но фатимидский халиф у исмаилитов считался также имамом. Многие нашли, что однажды назначенный имам уже не может быть лишен благодати, и стали признавать законными имами только Низара и его потомков. С этого момента исмаилиты разделились на два толка: низаритов; и мусталитов. Первые[8] получили преобладание в Персии и в Индии, вторые в Египте и вСирии.

В дни этого раскола к руководителям низаритов принадлежал некий Гасан ибн‑Сабах, перс по национальности. Изгнанный мусталитами из Египта, он возвратился к себе на родину, где, скрываясь от властей, с которыми у него были старые счеты, – быстро приобрел исключительное влияние среди персидских исмаилитов и возглавил их борьбу против власти воцарившейся в Персии династии Сельджукидов, которая к этому времени фактически подчинила себе Багдадский халифат, признавая халифов Аббасидов только духовными руководителями.[9]

Эта борьба велась уже более сорока лет, но особого успеха не имела, ибо султаны Сельджукиды боролись с исмаилитами их же оружием: правительство Наводнило страну своими шпионами и доносчиками, благодаря которым все крупные заговоры вовремя раскрывались и следовала жестокая расправа. Так, например, в Мавераннахре,[10] после раскрытия очередного заговора в 1044 году, исмаилиты были истреблены почти поголовно. Но в 1063 году на персидский престол взошел благородный по духу султан Алп‑Арслан, который, считая внутренний шпионаж и доносы недостойным делом, запретил пользоваться этими методами. Это послабление дало исмаилитам возможность необычайно окрепнуть в течение следующих двух десятилетий. По истечении этого срока они уже были настолько сильны, что смогли отважиться на открытое восстание против Сельджукидов.

Царствовавший в это время султан Мелик‑шах, сын Алп‑Арслана, заслуженно получивший прозвание Великого, был одним из лучших правителей в истории Персии. Под своей властью он объединил всю мусульманскую Азию, его империя простиралась от границ Китая до берегов Мраморного моря. С помощью так же прославленного историей везира Низам ал‑Мулька он сделал для Персии и смежных с нею земель весьма многое, приведя их к блестящему расцвету и благоустройству. Всюду отстраивались разрушенные и строились новые города, проводились удобные дороги и оросительные каналы; в пяти главных центрах – Багдаде, Исфагани, Герате, Басре и Нишапуре – были открыты училища высших знаний, – по существу первые в мире, университеты. Кроме того, по всем городам было построено множество великолепных общественных зданий, мечетей и школ; в Багдаде была перестроена и прекрасно оборудована старая аббасидская обсерватория, – результатом ее работ явилась важная реформа календаря. Мелик‑шах был гуманен, веротерпим, широко покровительствовал науке и искусству; а в религиозном отношении придерживался шиизма.

Все это ничуть не умиротворило исмаилитов и не завоевало их симпатий. Они вели себя все более вызывающе, а когда везир Низам ал‑Мульк отдал приказ о поимке и аресте Гасана ибн‑Саббаха, взялись за: оружие.

К свержению власти султана это восстание не привело, но в августе 1090 года Гасану удалось в северной части Персии, близ города Казвина, обманом захватить неприступную горную крепость Аламут, где он прочно утвердился и, приняв звание шейха, организовал особый террористический орден, вскоре сделавшийся порслушным орудием в его руках и грозою всего мусульманского мира.

За употребление гашиша, которому Гасан ибн‑Саббах нашел весьма своеобразное применение, члены этого ордена на Востоке получили название гашишинон (по‑арабски «хашшашин»). Крестоносцы, которым ощнаносили весьма чувствительные потери, перековеркал! этот термин в «ассасин», так стали называть членом этой организации в Европе, а несколько позже это слово стало нарицательным и вошло во французский и в некоторые другие европейские языки, приобретя значение коварного убийцы.

Орден ассасинов носил традиционную на Востоке форму религиозной секты и имел пять степеней, но в отличие от чистых исмаилитов, в абстрактную философию он особенно не углублялся и по духу был гораздо более мусульманским, хотя и толковал Коран совершенно произвольно.

Во главе его стоял шейх, называвшийся также заместителем имама, а иногда и имамом. Четвертый глава ассасинов, шейх Гасан Второй, даже попытался объявить себя калифом, имамом и последним великим пророком – Махди одновременно. Это вызвало брожение умов и смуту среди членов секты, и вскоре Гасан Второй был убит, – внешне лицом как будто бы совершенно посторонним, но надо думать, что убийство было организовано самими ассасинами, чтобы спасти орден от раскола.

Члены двух старших степеней назывались «деями», то есть миссионерами. Высшие из них были посвящены во все тайны и цели ордена полностью,[11] а остальные лишь частично. Членам низших степеней не открывали ничего или почти ничего, – это были только слепые исполнители воли шейха и деев. Они носили название «федави», что значит жертвующий собой за веру.

Этих федави Гасан Ибн‑Саббах подбирал, главным образом, из сильных и смелых юношей, принадлежавших по преимуществу к бедным слоям населения, и воспитывал их в абсолютном повиновении своему слову. Для того, чтобы настроить их должным образом и подготовить к подвигу, он прежде всего, путем настойчивой религиозной обработки, превращал их в исступленных фанатиков, а потом, в нужный момент, одурял гашишем.

По преданиям – в достоверности которых некоторые историки сомневаются, хотя они довольно убедительно подкреплены письменным свидетельством Марко Поло и других средневековых авторов, одурманенного юношу, пока он находился в бессознательном состоянии, переносили в потайной сад, окруженный высокими стенами и оборудованный в соответствии с мусульманским представлением орае. Здесь подготовляемый к подвигу федави, очнувшись, блаженствовал короткое время в объятиях прекрасных «гурий» и наслаждался всевозможными удовольствиями. Затем его усыпляли снова, переносили в обычную обстановку и на следующий день уверяли, что молитвами шейха душа его только что побывала в раю и что испытанное там блаженство будет его вечным уделом, если он сложит голову, выполняя поручения вождя.

После этого федави бесстрашно шли на смерть, становясь слепыми орудиями Гасана, который с их помощью очень скоро навел ужас на самых могущественных сановников своего времени и даже на носителей верховной власти. Тот, на кого указывала своим адептам беспощадная рука Хасана ибн‑Саббаха, был уже обреченным человеком, как бы высоко он ни стоял: почти не бывало случая, чтобы кинжал федави не поразилнамеченную жертву. А если был бессилен кинжал, то наверняка действовал яд.

Убийство, как правило, совершалось открыто, на людном месте, причем убийца и не пытался бежать: он с восторгом принимал смерть, уверенный в том, что купил себе вечное блаженство, уже испытанное им однажды.[12] Все это производило потрясающее впечатление; на очевидцев, и вскоре весь мусульманский Восток. трепетал при упоминании «шейха горы», имя которого теперь боялись произносить вслух.

Тем не менее отважный везир Низам ал‑Мульк продолжал энергичную борьбу с исмаилитами, а уличенных в принадлежности к ассасинам приказал сжигать живыми. Но в 1092 году он пал от руки федави, а через несколько месяцев был отравлен и сам султан Мелик‑шах. Правительственные войска, долго и тщетно осаждавшие Аламут, в суеверном смятении отступили, а ассасины захватили еще несколько городов и крепостей, которые Гасан отдал в управление своим деям.

Усобицы, возникшие в. Персии в связи со смертью Мелик‑шаха, помогли исмаилитам и ассасинам еще усилить свои позиции и просочиться всюду, – свои люди были у них даже в личной гвардии нового султана Баркиарука. Террор и убийства приняли такой размах, что высокопоставленные и должностные лица даже дома боялись снимать кольчуги или что‑либо съесть, не испробовав предварительно кушанья на рабах. Смерть подстерегала их всюду, – предательский удар мог быть нанесен в любую минуту и нередко его наносило лицо, которое пользовалось полным доверием жертвы. При таких именно обстоятельствах был убит сын Низам ал‑Мулька.

Наконец, восстание было ликвидировано, – вернее, закончено, ибо наступивший мир был обусловлен тем, что все захваченные ассасинами города и замки остались в их руках. Внутри Персии образовалось подлинное государство ассасинов.

Вскоре оно совершенно оформилось как таковое и просуществовало более ста пятидесяти лет, в случае надобности пользуясь прежними методами террора и убийств. При преемниках Гасана ибн‑Саббаха ассасинами было убито два абассидских халифа, не говоря уж о множестве вельмож и представителей высшей знати.

Этим государством‑орденом управляла своя династия наследственных шейхов. Гасан ибн‑Саббах, который за неповиновение казнил обоих своих сыновей, умирая, назначил преемником своего родственника и верного сподвижника Бузург‑Умида, который во всем следовал политике своего предшественника. После него в Аламуте последовательно правили: его сын Мухаммед, внук Гасан второй, правнук Мухаммед второй и далее, по нисходящей линии, Гасан Третий, Мухаммед Третий и, наконец, последний глава ассасинов в Персии – Рукн ад‑Дин Хуршах. При нем на Персию обрушилось нашествие монголов. Крепость Аламут осадили войска хана Хулагу, которому Рукн ад‑Дин вынужден был покориться. По условиям сдачи, хан Хулагу сохранил ему жизнь, но в конце того же 1256 года он был убит по приказанию монгольского императора Мунке‑хана. Это наводит на мысль, что он и под властью монголов попробовал действовать излюбленным методом ассасинов. Аламут был разрушен, но другие ассасинские твердыни еще долго оказывали татарам отчаянное сопротивление, особенно в Сирии и в Ливане, где одна из их горных крепостей… с беспримерным мужеством защищалась в течение двадцати лет, пока египетские мамелюки не вытеснили из Ливана татар.[13]

Еще при Гасане Первом группа ассасинов‑проповедников была послана в Сирию и осела в городе Халебе (Алеппо), где местный эмир Ридван принял пришельцев милостиво и когда они достаточно окрепли за счет местных последователей и прибывающих из Персии, пополнений, – начал пользоваться ими в борьбе со своими врагами и соперниками.

Вскоре эмир соседнего княжества Химса, во, врел богослужения в мечети, был сражен кинжалом федав[14] что положило начало нескончаемой серии убийств, следствие этого, едва умер эмир Ридван, покровитель вовавший ассасинам, жители Халеба частью перебили их, а частью изгнали. Но к этому времени сирийски ассасины были уже достаточно сильны и многочисленны, – им даже удалось отобрать у крестоносцев крепость Апомею, а несколько позже эмир Бури, очевидно устрашенный их славой, отдал им во владение превосходно укрепленный город Бениас, где они прочно обосновались.

Признавая верховную власть аламутского шейха и подчиняясь приходящим из Персии указаниям, они постепенно овладели рядом крепостей и замков в горах Ливана и создали тут филиал ассасинского государства, управляемый своими шейхами. Из них особенно прославился ал‑Джебель, обосновавшийся в горной крепости Алейке, где у него, по преданиям, для одурачивания своих федави был оборудован такой же «рай», как в Аламуте. Этот, шейх получил прозвание «старца горы». Впрочем, в западной литературе это прозвище присваивается также Гасану ибн‑Саббаху.

Опираясь на свои неприступные горные гнезда, ассасины повели борьбу с владетелями соседних государств, как мусульманских, так и созданных на Востоке крестоносцами.[15] В этой борьбе они отнюдь не придерживались какой‑либо принципиальности и солидарностью со своими единоверцами не отличались. Часто они, вместе с другими мусульманами, воевали против крестоносцев, но когда это было выгодно, не задумываясь вступали с христианскими рыцарями в союз против того или иного мусульманского вождя.

Помасштабам террористической деятельности сирийские ассасины не уступали своим персидским собратьям: под их ударами пали сотни виднейших сановников и правителей, в том числе эмиры Химса, Дамаска, Мераги и Мосула, двое великих везиров египетского халифата и даже сам фатимидский халиф Аамир, которого ассасины считали узурпатором. Такая же участь постигла многих виднейших крестоносцев, среди которых были зарезаны Тирский князь Конрад, Триполийский граф Раймунд Первый и сын Антиохийского князя Боэмунда. Было сделано несколько покушений на жизнь знаменитого султана Саллах ад‑Дина, победителя крестоносцев, что вынудило его спать в особо охраняемой башне и не подпускать к себе никого без предварительной проверки. Но несколько позже Саллах ад‑Лин сумел поладить со «старцем горы» и даже пользовался ассасинами для своих политических целей.

Многие высокопоставленные лица и даже монархи, желая оградить себя от покушений ассасинов, платили им крупные суммы, а иногда и регулярную дань. Так, например, германский император Фридрих Второй, приехавший в Палестину в связи с крестовыми походами, прежде всего отправил шейху ассасинов богатейшие подарки, стоимость которых исчислялась в 80 000 динариев. А когда туда прибыл французский король Людовик Святой, ассасины сами потребовали от него дани, пояснив, что они ежегодно получают ее от германского императора, египетского султана, венгерского короля и многих других государей, «которым хорошо известно, от кого зависит их жизнь».

Однако вскоре это положение изменилось: в середине тринадцатого столетия, ослабленные борьбой с монголами и другими неудачами, ассасины уже сами вынуждены были платить ежегодную дань католическому ордену рыцарей Иоаннитов (который в будущем принял название Мальтийского Ордена).

Постепенно хирея и теряя одну за другой свои горные твердыни, они все же сохраняли остатки своего суверенитета до 1278 г., когда египетский султан Бейбарс решил с ними покончить. Его войска осадили взяли последние крепости ассасинов в Ливанских горах, после чего им было разрешено существовать только в качестве религиозной секты. Но даже и в такой форме они еще сохраняли свои традиционные навыки и тот же султан Бейбарс не раз пользовался ассасинами для устранения своих врагов, в частности, именно при таких обстоятельствах был убит английский принц Эдуард Плантагенет, приехавший в Палестину на помощь крестоносцам.

В дальнейшем египетские султаны, когда в том случалась надобность, следовали примеру Бейбарса. Услугами подобного рода не брезговали и менее высокопоставленные лица, и очень скоро ассасины опустились до положения простых наемных убийц, за деньги готовых зарезать кого угодно. Именно в эту пору слово «ассасин» вошло в западноевропейские языки в его современном значении.

Стоит добавить, что инсценировками рая, – когда нужно было подготовить кого‑либо к самопожертвованию, – некоторые восточные владыки пользовались еще долго, вплоть до прошлого столетия. Но это уже были единичные и частные случаи, не носившие характера организации.

Что же касается исторических ассасинов, то как весьма малочисленная и ныне вполне мирная религиозная секта, примыкающая к исмаилизму, – она и до сих пор существует в горах Ливана. Догматически она определяется тем, что верит в возвращение на землю седьмого имама Исмаила, который и будет «Махди», то есть всевышним судьей и устроителем царства правды.

Исмаилитов мусталитского толка в наши дни осталось сравнительно немного, преимущественно в арабских странах. Измаилитов‑низаритов, разделившихся на несколько сект, есть гораздо больше, – они сосредоточены в Персии, Афганистане и, главным образом, в Индии, где их насчитывается около полумиллиона. Их главой и сорок девятым имамом ныне является Карим‑хан – внук предыдущего исмаилитского вождя, хорошо известного Ага‑хана, умершего в 1957 году.

Каратеев М. Д. Мир Льва Гумилёва. Арабески истории. – М.: Танаис, 1994.

[1] Слово «халиф» значит «наместник», «заместитель». Позже оно приобрело значение императорского титула, – это одновременно и светский и духовный глава мусульман.

[2] Название «сунниты» происходит от слова «сунна», что значит обычай, законность. Название «шииты» – от слова «шийа», которое можно перевести как дружина или союз приверженцев.

[3] К шиитскому толку ныне принадлежат почти все мусульмане Персии и большинство в Ираке и в Пакистане.

[4] Слово «имам» дословно означает «стоящий впереди». Сначала так называли старшего священнослужителя каждой общины, а позже духовного главу мусульман.

[5] Парсизм – учение Зороастра.

[6] Некоторая часть исмаилитов считала, что после седьмого великого пророка Исмаила, Махди будет следующим – восьмым и последним. Это подразделение касты получило название карматов. В области внешней карматы обычно действовали в полном согласии с чистыми исмаилитами и временами играли на мусульманском Востоке крупную историческую роль.

[7] Династия Фатимидов правила в Египте до 1171 года, когда последний ее представитель, халиф Адыл, был низложен Саллах ад‑Дином, который основал новую – династию Эйюбидов, курдского происхождения.

[8] Ныне низаритов подавляющее большинство.

[9] Сельджукский хан Тогрул‑бек, овладев Персией, в 1056 году взял и Багдад. Халифа Кайма он принудил дать ему титул султана и выдать за него свою внучку, после чего халиф сохранил над Персией чисто номинальную духовную власть, но в политическом отношении всецело зависел от сельджукских султанов.

[10] Мавераннахр – что значит «междуречье», – название, которое арабы дали завоеванной ими территории древней Согдианы. Он включал Бухару и Самаркандскую область.

[11] Они назывались великими деями.

[12] В тех редких случаях, когда федави, совершив предписанное убийство, почему‑либо избегали смерти, их матери плакали и чуть ли не проклинали сыновей за то, что они упустили такой верный случай попасть немедленно в рай.

[13] Это крепость Гирдекух. Она так и не сдалась татарам, даже когда половина ее гарнизона вымерла от эпидемии холеры.

[14]

[15] В завоеванных на Востоке землях крестоносцами было создано пять христианских государств: королевство Иерусалимское, княжества Антиохийское и Тирское и графства Триполийское и Эдесское.