Когда умирает известный человек, почти всегда пишут: «безвременно ушедший», «невосполнимая утрата»… Эти слова давно стали неким некрологовским штампом.

Но какие другие слова подобрать в случае Алексея Балабанова? Умер неожиданно, в пятьдесят с небольшим, и утрата такого режиссёра действительно невосполнима. В нашем бедном на художников кинематографе возникла ещё одна пробоина, задраить которую вряд ли получится…

Балабанов начал в 80‑е короткометражками о рок‑музыкантах. Закончил фильмом с Олегом Гаркушей – лицом группы «Аукцыон» – в главной роли. На всём творческом пути Балабанову сопутствовала рок‑музыка. Но он и показал её трансформацию, вырождение. Неспроста киллера в «Кочегаре» он нарядил рок‑музыкантом, а не умеющего играть на гитаре Гаркушу в «Я тоже хочу» заставил бить по струнам…

Балабановскую фильмографию (не считая курсовые и дипломные работы) можно разделить на три почти равные части. В 1991 – 1998‑м – авангардизм, абсурд, арт‑хаус («Счастливые дни», «Замок», «Про уродов и людей»); в 1997‑м был снят потрясающий «Брат», одно из немногих кинематографических осмыслений того, что мы пережили (а может, как народ, и не сумели пережить) в 90‑е… Кстати, «Про уродов и людей» должен был появиться раньше «Брата», но под такой страшный и странный сценарий, говорят, долго никто не хотел давать денег…

После «Брата» Алексей Балабанов стал знаменитым, модным. И – видимо, не вполне независимым. Произошло сползание в попсу – «Брат 2», «Война», «Жмурки», «Мне не больно»… На этот период приходится и создание фильма «Река», кажется, обещавшего стать шедевром. Но гибнет главная героиня, и съёмки прекращаются. Остался пятидесятиминутный «продукт» (по определению самого Балабанова).

И наконец, как оказалось, последняя часть: четыре жуткие, чёрные, потрясающие, безжалостные произведения. «Груз 200», «Морфий», «Кочегар», «Я тоже хочу»…

В своих лаконичных, скупых интервью Балабанов не раз утверждал, что снимает для себя, и мнение зрителя для него неважно. И первые фильмы действительно были такими: зритель словно бы подглядывал за персонажами «Счастливых дней», «Замка», «Про уродов и людей», мало что понимая, но зато многое чувствуя. «Брат» вообще вызывал эффект документальности. А в «Брате 2», «Войне», «Жмурках», в каком‑то не его, не балабановком «Мне не больно» стало очевидно, что зритель режиссёру теперь важен, началось заигрывание с ним юморком, сюжетом, положительностью некоторых персонажей.

Показалось, что Балабанов превратился в качественного, добротного ремесленника, вписался в рамки… Но последние четыре работы выбились из всех рамок (и довольно жёстких рамок) современного российского кинематографа.

Говорят, прочитав сценарий «Груза 200», Евгений Миронов и Сергей Маковецкий отказались принимать участие в съёмках. И слава богу. Алексей Полуян сыграл (вместо Миронова) милиционера‑маньяка так, что от одного его взгляда кровь стынет, Леонид Громов сделал профессора Артёма (роль, написанная для Маковецкого) действительно безвольным, бессильным, не верящим ни во что человеком (и никакой искусственности, которую наверняка бы привнёс слишком узнаваемый профессионал Маковецкий)…

Отказ нескольких медийных фигур играть в «Грузе 200» заставил Балабанова пригласить малоизвестных актёров, а то и вовсе не актёров, и эту практику он продолжил в дальнейшем. «Кочегар» и «Я тоже хочу», это уже некое постхудожественное кино. Даже кинокамера здесь кажется лишней…

В «Грузе 200» помимо сгущённой до предела чернухи нашли (и находят) множество ляпов, исторических несоответствий. Меня, помню, больше всего изумило, зачем режиссёр надел на одного из персонажей майку с надписью «СССР». Действие фильма происходит в 1984‑м году, а мода на советское в СССР появилась тремя годами позже. Если в 84‑м и носили подобные майки, сумки, то на них было написано «USSR». Доставали такие вещи, в основном, у спортсменов, выезжавших за рубеж (часть экипировки), и написанное не по‑русски «СССР» казалось действительно крутью.

Впрочем, у многих других критиков претензии были глобальнее: они не верили, что такая история могла действительно произойти в 1984 году. Похищение девушки милиционером, применение табельного оружия в пустяковой ситуации, вскрытие цинкового гроба с погибшим афганцем… Может быть. Хотя, во‑первых, именно в 1984‑м, после смерти Андропова и пришествия Черненко, в народе стали распространяться подобные, а то и ещё страшнее, истории про банды милиционеров, убивавших водителей на трассах, о бандитах, убивавших милиционеров целыми отделениями, о вагонах, набитых гробами парней из Афгана… Балабанов снял, по ощущению, очень точный фильм о том годе. Озверение, тоска, бессилие, безнадёга… В 84‑м стало понятно, что мы, советский народ, гибнем, и никакая, начавшаяся вскоре перестройка, нас уже не спасёт.

Да и не о 1984‑м, по сути, рассказывает «Груз 200». Скорее уж – о стабильном мраке нулевых…

Как не о 1917‑м повествует следующий балабановский фильм – «Морфий».

«Кочегар», как рассказывал сам Балабанов, был снят почти без денег, в предельно (и вынужденно) минималистической манере. Он оставляет странное ощущение очень короткого по времени – минут пятнадцать, – но на самом деле длится больше часа. И в то же время в нём нет изматывающих длиннот, которыми «славится» наше авторское кино… И в этом, на мой взгляд, состоит чудо балабановского взгляда – соединение внешней скупости, бедности и внутреннего, необъяснимого объёма…

В заглавной роли снялся артист якутского театра Михаил Скрягин (он участвовал и в «Реке», и в «Грузе 200»), роли бандитов‑убийц исполнили Юрий Матвеев и Александр Мосин (они станут главными героями последнего фильма Балабанова) – не профессиональные актёры, а бывшие воины‑афганцы. Здоровые, похожие на быков мужики. Может, поэтому они сыграли так, что верится – эти действительно могли убивать… И переход от убийства любого заказанного человека (включая и дочь своего бывшего командира) к нормальной жизни обычных людей ужасает в персонажах Матвеева и Мосина больше всего.

Символичен в «Кочегаре» и образ киллера, маскирующегося под рок‑музыканта (оружие несёт в гитарном футляре)… Когда‑то, в 80‑е, Балабанов ставил рок выше всего, а теперь, в 10‑е он превратился для него в бинты мумии.

Такими же бинтами (даже не самой мумией) выглядит Олег Гаркуша, рок‑герой двадцатилетней давности, в фильме «Я тоже хочу». Староватый (а и себя Балабанов уже несколько лет называл старым, старпёром), дряхлый, в дерматиновых штанах, при гитаре… Бродит по Питеру, как тень, и, узнав, что его знакомый бандит отправляется к колокольне счастья, просит: «Я тоже хочу». И они, собирая по дороге ещё людей, едут к этой колокольне…

Строгие критики могут найти (да и уже находили) в этом фильме множество натяжек, нестыковок. Посетовать на бедность сюжета. Но это притча. Пусть и небогатая смыслами, но уж такое время… Едут, разговаривают о пустяках, убивают время, пассажиры пьют водку (водителю‑бандиту не дают – «за рулём»), и ждут, ждут, когда доберутся до цели.

И ведь не показано, что томит их в этой жизни, почему без сомнений садятся и едут, по существу, неизвестно куда. Но, с другой стороны, очень многие реальные люди тоже бы сели в этот чёрный внедорожник.

На мой взгляд, ключевая сцена – исполнение песни персонажем Гаркуши возле костра, перед последним броском к колокольне счастья. Его просят спеть, он торжественно надевает очки, достаёт гитару и… Ну, так может петь и играть действительно лишь Олег Гаркуша… Слушатели – бандит и его друг – смущённо помалкивают, отводят глаза, а музыкант признаётся, что устал от гастролей… И становится ясно, что никто из компании ничего хорошего не умеет сделать, создать, не живёт по‑настоящему. Поэтому они и стремятся куда‑то прочь.

Трое из пяти доходят до колокольни. Двое исчезают, поднимаясь в небо столбиком пара, а бандит остаётся. Его не принимают.

Рядом с колокольней он встречается с режиссёром, которого не принимают тоже. Режиссёра играет сам Балабанов… Когда я смотрел фильм с год назад, этот финальный эпизод с появлением в кадре режиссёра, играющего кого‑то вроде самого себя и в итоге умирающего, помню, усмехнулся: режиссёры, дескать, любят сниматься у себя в эпизодах, и вот так многозначительно умереть, это для них некий шик (впрочем, после «Калины красной» уже и моветон, как говорят в Питере). Но вот режиссёр умер по‑настоящему, и картина поменялась.

В фильме героя Балабанова не приняли, он сидел на кочке, обняв пот‑фельчик, а потом окоченевшим комком повалился в снег. Душа – не душа, но что‑то куда‑то делось, ушло. Жизнь ушла?.. Балабанов ушёл.

И кто теперь нам раскадрует наш ад?

Май 2013