В № 11 «Литературной газеты» от 19 марта была опубликована статья Татьяны Шабаевой «Истина в вине?», посвящённая моему интервью с украинским литературным критиком Юрием Володарским («Литературная Россия», № 10 от 7 марта).

Сама статья не заставила бы меня сесть за ответ, хотя оценка моего интервью с Володарским Татьяной Шабаевой дана однозначно негативная. Впрочем, автор не выносит мне приговор, а скорее задаётся вопросами. Перечислять вопросы не буду («ЛГ» доступна и в библиотеках России, и в Интернете, быть может, и в рознице ещё остались экземпляры 11‑го номера). Объясню коротко, зачем я задал Юрию Володарскому «настолько инфантильные, беспомощные вопросы». И вообще – зачем взял это интервью.

Во‑первых, реакцию Юрия Володарского на происходящее на Украине я заранее не знал. Знакомых (в том числе и виртуально) у меня в этом государстве немного. Из этих немногих Володарский представился наиболее удачным человеком для беседы: уроженец Киева, живущий там сегодня, еврей, человек русской культуры. Необычный типаж, короче.

Во‑вторых, вопросы я действительно задал «инфантильные и беспомощные». Татьяна Шабаева даже посоветовала мне «нормально готовиться к интервью». Но мне лично подготовленные к интервью журналисты со сложными вопросами неинтересны – такого рода вопросы порождают кашу вместо ответов, порой интервью превращается в спор, а то и ссору, в которой невозможно ничего понять, кроме потоков эмоций… Я задал человеку, который находился всё время майдана, беспорядков, революции, вооружённого захвата власти (пусть читатель выберет подходящий эпитет) в Киеве, прямые вопросы и получил прямые ответы. Позиция Юрия Володарского на начало марта 2014 года мне ясна. Именно «на начало марта 2014 года», потому что ещё тогда я планировал (и планирую) задать ему практически такие же вопросы через несколько месяцев, через год. Интересно будет увидеть, поменялась ли его позиция или нет. Надеюсь, эта беседа состоится.

Теперь два слова о чувстве вины, которое стало лейтмотивом статьи Татьяны Шабаевой. С чувства вины автор начинает, им же и заканчивает.

«Прелюбопытный тип представляет собой русский интеллигент, обретающий опору в чувстве вины. <…> Придётся остановиться на исходном предположении (зачем я взял такое интервью у Володарского – Р.С.): перед нами тип русского интеллигента, которого корёжит не поддающееся логическому осмыслению чувство вины».

Чувство вины у меня действительно есть, и оно с каждым днём обостряется.

Я лично могу его логически осмыслить. Во‑первых, чувство вины вызывает информационная война, которую ведут российские СМИ не только с теми, кто пришёл к власти на Украине, но и с украинским народом. Как данность звучат слова, что к власти в Киеве пришли бандеровцы (у меня это вызывает сомнение – как при любой насильственной смене режима к власти приходят разные силы, и мудрость соседних государств состоит в том, чтобы найти ту силу, с которой можно вести диалог, мы же мажем всех одной краской – и Яроша и Яценюка); украинцы, поддержавшие майдан тоже подвёрстываются к бандеровцам (попытка изучить вопрос, почему для некоторой части украинцев Бандера национальный герой приравнивается у нас к пропаганде нацизма). Государственный украинский флаг стал символизировать флаг врага.

Татьяна Шабаева советует мне смотреть украинское телевидение. К сожалению, в моём телевизоре украинских программ не нашлось, а то, что видел в интернете, не идёт с нашим боевым валом ни в какое сравнение… Да и газеты не отстают. Вот, к примеру, из неподписанной передовицы в том же номере «ЛГ», в котором опубликована статья Татьяны Шабаевой. Передовица посвящена референдуму в Крыму, и вот такой пассаж:

«И кстати – именно 16 марта 1944 года Ставка Верховного главнокомандующего приказала начать операцию по освобождению Крыма от фашистов. Ровно 70 лет назад. Гул истории, её неумолимый ход».

Да, воссоединение Крыма с Россией – событие эпохальное, в новейшей мировой истории исключительное (вне зависимости от того, с плюсом кто‑то его воспринимает или наоборот). Но к чему такие сравнения? Зачем параллели с освобождением Крыма от фашистов (нацистов?) во время Великой Отечественной войны?

От таких сравнений и появляется у меня вполне логически осмысленное чувство вины.

И не только от этого. Чувство вины я испытываю и перед россиянами. Попытаюсь объяснить, почему.

Итак, Крым стал частью России. И министры, бизнесмены, экономисты, политики наперебой рассуждают о его «восстановлении». Разговор ведётся в таком ключе, что создаётся впечатление: Россия целиком – благоухающий сад, и вот ей достался пустырь, который тоже нужно превратить в сад.

Я бывал в Крыму. Да, люди живут там скромно, скудно. Но нигде я не увидел той нищеты и разрухи, какая есть во многих районах России. У нас десятки тысяч людей находятся в первобытном состоянии – электрификация пришла и ушла, о газификации и не слыхали, до ближайшего магазина полдня пешком, автолавка не может доехать – дороги съело болото. А сколько семей в Сибири, на Севере обитают в вагончиках, бочках, цистернах! Сколько задыхаются угольным дымом, выбросами алюминиевых заводов, целлюлозно‑бумажных комбинатов! Мостики через крошечные речушки строятся годами, и жители деревень за такими речушками месяцами (осенью и весной) оторваны от мира. Сибирь затапливают, пилят, высасывают, травят, оставляя людей на голой земле. Например, недавнее переселение жителей деревень, попавших в зону затопления водохранилищем Богучанской ГЭС, мало чем отличалось от переселения народов семьдесят лет назад…

Конечно, можно снова говорить: те миллиарды, что будут вложены в Крым, не вложили бы в глубинные (неинтересные инвесторам) районы России. У нас с Олимпиады в Сочи прижилась такая поговорка: «Так бы разворовали, а так хоть в дело пойдут». Но это лично меня не утешает.

А русский язык, «запрещение» которого на Украине вызвало у нас столько возмущения и фактически стало поводом для вмешательства во внутренние дела соседей. В России без всяких особых законов русский язык в ряде республик перестаёт быть государственным, да и языком межнационального общения тоже. И не только в республиках. В Ростовской области, Ставропольском крае есть целые классы, ученики которых не говорят по‑русски и не хотят его учить. Он им здесь, в такой России, уже не нужен.

И последнее в связи со статьёй Татьяны Шабаевой.

Она недоумевает, почему интервью с Юрием Володарским опубликовано в «почвеннической, консервативной газете, какой всегда была «Литературная Россия».

Ну, опубликовали потому, наверное, что «Литературная Россия», в первую очередь, одно из очень немногих сегодня по‑настоящему свободных изданий, не зависимых ни от правящего курса, ни от капризов миллионеров‑спонсоров, которых у «ЛР», в отличие от других СМИ попросту нет.

За последние месяцы на страницах «Литературной России» появилось много материалов по украинской проблеме. Материалов разных, порой, полярных. Многое, кстати, присланное в газету было отвергнуто. Но не по идеологическим причинам, и не по несовпадению с позицией редакции. Критерии в «ЛР» иные – качество текстов.

И вот тут остановлюсь на позиции редакции. В данном случае редакции «Литературной газеты». Эта позиция и заставила меня «отозваться на критику».

Видимо, статья Татьяны Шабаевой показалась редакции (или кому‑то из редакции) «ЛГ» мягковатой и кто‑то, укрывшись за ширмой «От редакции», дописал такой вот текст:

«Сенчин в шортах

«ЛГ» последовательно отмечала каждое новое произведение Романа Сенчина. Но, судя по всему, сознание, что он засиделся в шорт‑листах литературных премий с солидным финансовым наполнением, сыграло с ним злую шутку. Никакого иного способа преодолеть этот барьер, кроме как составить пандан либеральным хозяевам премиальных денежных мешков, не существует. Там успех определяется не качеством написанного, а исключительно антироссийской и антигосударственной позицией автора. И Сенчин, кажется, наконец понял, как поскорее вырасти из шорт. Иначе зачем ему интервьюировать третьеразрядного критика, но видного идеолога «киевского оранжизма», полагающего, что «идеалы оранжевой революции – это демократия, справедливые выборы, свобода слова и прочие европейские ценности»? Сегодня все эти «ценности» уже щедро оплачены кровью украинцев. Сенчин не может не знать, что «поближе к Европе » в оранжевом варианте непременно означает «подальше от своей власти». Но если на Западе, а уж тем более в Киеве сегодняшнего образца за такую «супротивность» можно серьёзно поплатиться, то в России за это, напротив, есть шанс получить немалые преференции. Когда такой выбор совершает человек, компенсирующий недостаток таланта, это не удивляет. Но когда ему вторит одарённый русский писатель, это вызывает горькое чувство разочарования».

Что ж, прискорбно, что я не оправдал доверия «Литгазеты», которая «последовательно отмечала каждое» моё «новое произведение». Что заставил разочароваться тех (или того), кто, оказывается, был мною очарован. А вот дальнейшее, про то, что я пытаюсь при помощи интервью с Володарским создать какой‑то пандан (негоже, кстати, газете, истово борющейся за чистоту русского языка, пользоваться забугорыми словечками) либеральным хозяевам литературных премий, могло бы, конечно, вызвать у меня приступ несвойственного мне хохота, если бы не несколько причин.

Во‑первых, жаль автора этого небольшого текста (не вся же редакция, собравшись кружком, его писала). Какие демоны вьются над его головой. Или чёртики дёргают за уши… И главное, уже давно. Будь это сотрудник какого‑нибудь агитлистка, я бы не горевал, но он ведь трудится в газете, хоть отчасти связанной с литературой.

Во‑вторых, не хохочется мне из‑за того, что некоторые члены редакции «Литгазеты», обитающие то за высокими заборами в Переделкине, то в Испании, предпочитающие произведённое в Европе нашему, делают вид, что борются с «европейскими ценностями». Вряд ли они делают это искренне, бескорыстно. По‑моему, эти члены получают за свою роль немалые преференции. Может, я и ошибаюсь, конечно, заблуждаюсь. Я небольшой криминалист, в отличие от автора произведения «Сенчин в шортах».

В‑третьих же, быть для так называемых либералов леваком с националистическими завихрениями, а для так называемых патриотов и почвенников – русофобом и либеральским прихвостнем, это для пишущего человека интересное положение. Весёлое. Но в последнее время демонстрация внутренней нецелостности стала делом рискованным. Не знаю, как там в Европе и в Киеве, но у нас за это вполне можно поплатиться. И если не сегодня, то в ближайшем будущем. Не исключено, что ко мне однажды придут некие лица и, показав в виде ордера на арест именно текстик из «ЛГ», велят «пройти».

Подобные случаи, кстати сказать, в истории «Литературной газеты» уже бывали.

Март 2014