Год назад премию «Поэт» присудили Евгению Евтушенко. На церемонию награждения лауреат приехать не смог – тяжело болел. В те дни ему в далёкой Америке ампутировали ногу, и казалось, что Евтушенко уже не оправится – шутка ли, восемьдесят лет… И церемония заочного награждения в Политехническом музее превратилась в вечер памяти. В вечер памяти ушедших друзей‑сверстников Евтушенко и его самого, уходящего.

Но вот минул год, и Евгений Александрович вернулся. Бодрый, торопливый, даже как будто помолодевший по сравнению с прошлыми приездами. И второй месяц колесит по России, читает стихи, даёт интервью, подписывает книги.

Наблюдая за ним, пожалуй, последним из могикан‑шестидесятников (кое‑кто ещё жив, но стихов не пишет, занимается другими делами), я думаю о нынешних поколениях поэтов. Они появляются, эти поколения, появляются и растворяются в серой реальности.

Я не раз писал о том, что часто спрашиваю литературных специалистов, как у нас с поэтами. «Есть?» И специалисты отвечают: «Есть, конечно!» А начинаешь добиваться имён, они тускнеют: «Ярких имён нет. Но общий уровень поэзии высок».

Да, общий уровень высок. Откровенной графомании почти не встречается. Почти в каждом прочитанном мной не только в литературных журналах, но и в интернете стихотворении заметен талант автора. Стараешься запомнить фамилию, найти другие произведения. Находишь, читаешь ещё одну подборку, ещё одну, ещё… Талант по‑прежнему заметен, но вспышки нет. Ровная талантливость, высокий уровень, напоминающий плоскогорье.

В начале нулевых появилось несколько очень сильных и совсем молодых поэтов. Имена называть не буду, я называл их не раз. От них многого ждали. Но прошло больше десяти лет, нынче им уже за тридцать, и они продолжают пребывать на поле литературы. В прямом смысле пребывать, находиться, стабильно выдавая порции по‑прежнему хороших, иногда сильных стихотворений. Не больше.

Поколение Евтушенко появилось в пятидесятых. Ворвалось в литературу и в жизнь. Сам Евтушенко, самый ранний из этого поколения, успел пропеть гимны Сталину, и именно пропеть, искренне и горячо. Потом так же искренне и горячо он пел гимны новому времени, оттепели, свободе, великим стройкам… Ему вторили не только Вознесенский, Рождественский, Окуджава, но и Куняев, Рубцов, Передреев. Рвались в море, на целину, на Братскую ГЭС, на Байконур. Потом уже, когда стало подмораживать и костенеть, когда сами повзрослели, пошли разными дорогами.

Но хор был, общая нота звучала, и достигала чуть ли не каждого уха в СССР.

Сегодня часто вспоминают о той моде на поэзию, о стадионах, забитых слушателями, о поэтах‑эстрадниках… Говорят, что такое не повторится. Скорбно качают головами.

Но почему не повторится? Почему нынешние молодые поэты приходят в литературу тихонько, робко, занимают свой пятачок и боятся с него сдвинуться. А уж чтобы начать бегать и прыгать, резвиться, дразнить собратьев, старших по возрасту и думать не смеют.

Поколение Евтушенко резвилось вволю. Получало за это, но не унималось. Сам Евгений Александрович, оклемавшись после болезни, не выглядит остепенившимся. Дразнится, вскрикивает, машет руками…

В поэте обязателен инстинкт публичности. У нынешних он есть, но настолько слаб, что почти незаметен. Их тянет на сцену, на эстраду, к микрофону, но оказавшись там, нынешние начинают шептать, а не кричать.

Боятся приподнять руку, хлестнуть строкой. Этакие тихие эстрадники.

Ещё недавно в Москве были десятки литературных клубов, каждый вечер где‑нибудь читали стихи. Собирались возле памятника Маяковскому, бесконечно устраивали слэмы, турниры. В последнее время процесс этот стал угасать. Да и не мудрено – рано или поздно ровность такого рода мероприятий надоедает. А взрывов не было, скандалов почти не случалось.

Поколение Евтушенко государству было не остановить. Государство остановило или отшлифовало следующих за ним. Свободных и при этом публикующихся поэтов не появлялось несколько десятилетий. Поэтов отучили быть дерзкими, смелыми, своенравными. Выпячивать грудь и говорить «Я». И видимо, у тех, кто приходит в последние десять – пятнадцать лет, робость и тихость наследственная. Как эту наследственность изменить, как оживить поэтов – вопрос.

Помню, мы, студенты Литинститута, в 2001 году посмеивались над Евтушенко, который пришёл получать диплом. «Семидесятилетний выпускник! Причём переживший поистине всенародную славу без всякого диплома». Сейчас я, кажется, понимаю, что подобные поступки необходимы поэту. Необходимы, чтобы чувствовать себя живым, не окостеневшим.

К сожалению, большинство нынешних молодых уже изначально полуживые. И рождают пусть талантливые, но полуживые стихотворения. Пора встряхнуться!

Июнь 2014