Есть не совсем приличный анекдот, из которого хочется привести одну, ставшую крылатой, фразу: «Концепция изменилась».
В анекдоте том фигурирует депутат, но поговорим о российской оппозиции, оказавшейся в роли этого депутата. Сперва организм требовал вывести лишнее одним путём, а потом – бац! – концепция изменилась, выведение произошло иначе. Стало совсем нехорошо, позорно…
Ещё недавно, уж точно меньше года назад, я был уверен, что будущие историки станут чётко делить российскую оппозицию на две части. Очень неравные по количеству. Одна часть – десятки тысяч, которые 10 декабря 2011 года ушли в Москве с площади Революции на Болотную, где безобидно помитинговали и разбрелись по домам, вторая часть – пара сотен, оставшаяся на площади Революции, готовая не митинговать, а бороться. (Эта горстка, правда, тоже разошлась, но где тут бороться с превосходящими силами в шлемах, с дубинками и щитами.) Была ещё третья часть – находившаяся в тот день в спецприёмнике № 1; обретя свободу, эта часть в основном примкнула к тем тысячам, что получили прозвища «болотная оппозиция», «либеральная оппозиция», а их лидеров стали называть «буржуазные вожди», хотя там были и коммунисты, и националисты, и анархисты. Но коли пошли с Немцовым, начали переговоры с представителями правящего режима…
Уличное протестное движение болотной оппозиции, постепенно затухая, продолжалось примерно до сентября 2012 года, когда на последнем, кажется, Марше миллионов случились потасовки между националистами и анархистами, до того в течение почти года терпевшими друг друга… В октябре прошли выборы в Координационный совет оппозиции, которые не вызвали большого интереса. Скорее всего потому, что незадолго до них был показан фильм «Анатомия протеста 2», в котором оказалась съёмка переговоров некоторых лидеров оппозиции с иностранными господами, планирование беспорядков, разговор о деньгах… Возникли подозрения, что съёмка сфальсифицирована, но так или иначе доверие к болотной оппозиции было окончательно подорвано. Год митингов и шествий, а результата никакого, к тому же вот нечто вроде бизнеса из протеста делают… Вдобавок несколько десятков человек были лишены свободы за свои действия – остальных пугала возможность пополнить их количество…
Малая же часть оппозиции, та, что в своё время осталась на площади Революции (назовём её непримиримой), от борьбы с правящим режимом перешла на поношение «болотных», «буржуазных», «либеральных». Их главная протестная акция – выход на Триумфальную площадь по 31‑м числам в защиту 31‑й статьи конституции – стала совсем малочисленной и скорее традиционной, чем действенной.
В общем‑то, несмотря на формальное существование оппозиционных сил, которые даже пытались координировать свои действия, власти удалось затушить то пламя, что вспыхнуло в декабре 2011‑го. Впрочем, угроза новых вспышек сохранялась. Например, в июле 2013 года в Москве и некоторых других городах прошли «народные сходы» против ареста Алексея Навального. В Москве этот сход прошёл очень бурно. Или беспорядки в московском районе Бирюлёво после убийства местного жителя Егора Щербакова, в котором подозревали мигранта из Закавказья…
Да, искры появлялись, и российской власти нужно было быть начеку. Но тут в столице соседнего государства – Киеве – начался очередной майдан, в марте 2014 года переросший по одним оценкам в революцию, а по другим – в государственный переворот. В ответ на это Крым попросился присоединить его к России (просьба была очень быстро удовлетворена), несколько областей Украины тоже выразили желание присоединиться к России или же стать независимыми. В большинстве регионов эти настроения киевским властям удалось подавить, но Донецкая и Луганская области не подчинились, и теперь там идёт настоящая война…
События на Украине коренным образом перетряхнули оппозиционные силы (жидкие, правда) в России. Российские националисты на первых порах поддержали победу майдана, увидев в нём национальную революцию, но после разъяснений Дмитрия Рогозина почти все поменяли свою точку зрения и вообще притихли. Одна часть лидеров либеральной оппозиции тоже притихла, а другая стала непримиримой, но до крайней степени: целя в ненавистного ей Путина она рискует попасть в Россию. Бывшая же непримиримая оппозиция вдруг оказалась в роли типичных русских либералов позапрошлого века, которых революционные демократы считали злейшими врагами – злее самодержавия.
Конечно, присоединение Крыма, это событие поистине эпохальное. Можно приводить множество оговорок, копаться в деталях, но тем не менее… Севастополь, Ялта, Керчь, Коктебель, могила Юлии Друниной и домик Александра Грина в Старом Крыму, Бахчисарайский фонтан, полотна Айвазовского снова российские… По мнению очень и очень многих, Крымом Путин искупил все свои грехи, оправдал все так долго несбывавшиеся надежды.
И можно понять недавних непримиримых оппозиционеров, а среди них большинство государственники, которые уже не один месяц повторяют: «Путин‑Путин‑Путин». Поначалу они ждали и присоединения Юго‑Востока (Украины), требовали даже, слегка грозились, но не разозлились на нацлидера, когда этого (пока?) не последовало.
Довольствоваться малыми уступками, предпочитать поэтапные изменения, а не коренные и решительные, ждать перемен от власти, а не расшевеливать массы, вот характерные черты русского либерала. И эти черты мы наблюдаем сегодня у тех, кто ещё недавно открыто выражал свои революционные взгляды. «Никаких переговоров с властью! – заклинали они. – Революция!»
Впрочем, этакие метаморфозы не новы в России. Александр Иванович Герцен хоть и не был абсолютным революционером, не лез на баррикады (в отличие, например, от Бакунина), но с самодержавием боролся не на жизнь, а на смерть. Но и он иногда поддавался надеждам на то, что царь преобразится или появится новый хороший и сделает хорошие дела.
В советские издания письмо Герцена вступившему на престол Александру II помещали нечасто. Понятно: Александр Иванович в нём обещает следующее: «Разумеется, моя хоругвь – не ваша: я неисправимый социалист, вы – самодержавный император, но между вашим знаменем и моим может быть одно общее – именно, та любовь к народу, о которой шла речь. И во имя её я готов принести огромную жертву. Чего не могли сделать ни долголетия преследования, ни тюрьмы, ни ссылки, ни скучные скитания из страны в страну, то я готов сделать из любви к народу. Я готов ждать, стеречься, говорить о другом, лишь бы у меня была живая надежда, что вы что‑нибудь сделаете для России».
Царь, что называется, не пошёл с Герценом на диалог, и Александр Иванович продолжил свою деятельность. Но многое из того, о чём просил Герцен в письме, было его коронованным тёзкой реализовано. Правда, постепенно, эволюционно. И Путин тоже кое‑что меняет, выполняет требования оппозиции, но опять же медленно, эволюционно, словно собирается жить двести лет. Многие России и двухсот лет не дают – пророчат более скорый конец…
Говорят, сейчас на Юго‑Востоке идёт битва за русскую цивилизацию, и если мы сдадим Украину, завтра очередь дойдёт до нас. А по‑моему, уже давно дошла. Раньше Украины, которая сейчас находится в нашем 1998 или 1999 году. Россия была сдана двадцать с лишним лет назад. Наша независимость – видимость. Европе с США, да и Китаю с Японией удобнее иметь этакую резервацию, оставив ей некоторые формы автономии.
Какая Россия пришла в Крым, какая можем прийти в Новороссию?.. «Как, какая?! – наверняка возмутятся в ответ. – У нас одна Россия!» Так‑то так, но вспоминается, что ещё, кажется, существует партия под названием «Другая Россия», лидеры которой как раз громче всего и призывают главу нынешней России ввести войска на Юго‑Восток. Вот, например, руководитель «Другой России», великий писатель Эдуард Лимонов пишет в своём «Живом журнале»:
«Кремль, ты чего молчишь?
Ты думаешь, мы тебе простим молчание, и зевоту, в то время как этим утром гибнут в Донбассе люди? Нет, не простим. «Кремль утонет в моих глазах» писал покойный московский поэт Лёня Губанов. Он тонет, погружаясь каждый день всё глубже.
Раз уж у нас авторитарный режим, и мы ничего не можем на данный момент с ним поделать, мы ждём от режима, что он нарушит молчание. Поможет. Выступит человек и скажет что в целях спасения жизней людей, принадлежащих к русскому миру, сегодня вооружённые силы Российской Федерации перешли границу с Украиной и теснят украинские войска с целью выдворить их с территории ДНР и ЛНР».
Эдуард Вениаминович всё‑таки неисправимый романтик. До сих пор надеется, что нынешний российский режим способен всерьёз поссориться с Западом ради русского мира. Конечно, присоединение Крыма дало много пищи для такого рода надежд. Но история откроет нам истинные причины присоединения полуострова, и наверняка защита людей будет далеко не главной…
Мы живём в России, созданной командой Чубайса. Путин, став президентом четырнадцать лет назад, заявил, что менять систему не будет. А чубайсовская система не позволяет России развиваться, быть независимой. Можно иногда проявлять характер в политических вопросах, но в экономических мы совершенно несвободны. Всё, что нас окружает, чем мы пользуемся, сделано или за рубежом, или по зарубежным лицензиям, зарубежными заводами, находящимися на нашей территории. Мы покупаем не нашу еду, летаем на не наших самолётах. И если начнётся серьёзный конфликт, зарубежье дружно перекроет все краники, закроет все двери, мы останемся на пустой земле.
Много разговоров было о том, что вот несмотря на санкции Франция не отказалась от строительства для нас вертолётоносцев «Мистраль». ТВ предлагает воспринимать это как признание правоты России. Но мне вспоминается, что в 1991‑м у Ирака было огромное количество истребителей «Мираж», построенных в той же Франции. И когда началась война, французы просто вырубили бортовые компьютеры «Миражей», превратив их в бесполезные железки. Нечто подобное весной этого года произошло с нашими СУ‑30 в Индии: возникли разногласия, и «российские производители» просто‑напросто нажали на нужные кнопочки, практически лишив Индию ВВС.
Даже самые так называемые прозападные военные эксперты России утверждают: военная техника должна быть своя. Мы же всё чаще не копируем иностранные образцы, а закупаем. И радуемся, что нам продают. Ещё больше радуемся, что у нас покупают нефть, газ, лес. Покупают, а не берут просто так, хотя вполне могли бы.
Нет, на настоящий конфликт с Европой и США нынешнее руководство России не пойдёт. По Юго‑Востоку оно избрало очень разумную для себя позицию – не препятствовать добровольцам из России ехать в Луганск и Донецк. Типа, хотите изменить действительность – пожалуйста. Только вон там, за кордоном.
Здесь хочется привести пост из «Живого журнала» страшно талантливого писателя Захара Прилепина от 4 июля. Вначале он приводит отчаянное заявление Игоря Стрелкова о том, что силы ополченцев на исходе и без помощи Новороссия погибнет в самом скором времени. А дальше Прилепин выступает со своим заявлением:
«…Помню, в газете «Завтра» периодически читал письма от генералов и маршалов (изредка, в качестве исключения: полковников) про гибель России‑матушки и армии ея. Такие все патриоты были, такие патриоты эти генералы.
Как всё‑таки так получилось, что в нужный момент в нужном месте оказался только Стрелков – из огромного числа тех людей, которые военному делу учились всю жизнь, всю жизнь, всю жизнь тренировались, разрабатывали стратегии, выставляли цели, поражали их и тому подобное.
Ну, Стрелков и в компании с ним, помимо донецких и луганских мужиков – казаки, «афганцы», «чеченцы», нацболы, баркашовцы, казаки и несколько сотен разнообразных «маргиналов». Тех, кого у нас за людей не считали никогда, называли «отмороженными», «ряжеными» и тому подобное.
Где все эти пионерии «Единой России», все эти волки Якименко (где, кстати, сами эти Якименки, два брата‑упыря?), «Молодые», чёрт, «гвардии», «Наши», … – они же исчислялись в тысячах, в десятках тысяч? Где хотя бы взвод от ЛДПР – этот бешеный огурец миллиарды выкачал из страны со своей бандой – взамен‑mo что, его припадочные речи, и всё?
…Они там законы принимают про мат, иностранные слова на вывесках и кружевные трусы.
В этом столетии Россию, похоже, ждёт война. Как уже 400 лет подряд. Но помимо войны – ещё и революция. Её можно было бы избежать. Но разве с такой, сука, элитой избежишь хоть чего‑нибудь.
Закопайтесь в своих миллионах, скоты.
«Пятую колонну» напугают и отпустят – они хотя бы песни пели и занимались благотворительностью. А вас опять будут вешать на воротах».
Прочитав это, я за Прилепина испугался – по идее, сказавший всё это человек, ещё вполне молодой, с боевым опытом, обязан бросить на плечо вещмешок и отправиться на сборный пункт. Стал узнавать, где автор «Саньки», выяснил – дома, в Нижегородских пределах. Отлегло, но давить стало другое: если человек призывает действовать, а сам не действует, то это как‑то некрасиво, непорядочно. И призывает ехать под пули не абстрактные Вооружённые силы с танками, самолётами, а реальных парней с редкими волосками на теле, которых так сильно и трогательно описал в своё время в «Патологиях».
Если Эдуард Лимонов иногда продолжает обращать внимание на внутреннюю политическую жизнь России («В России достроена, закопчена тюремная система существования, шаг в сторону от благопристойного поведения, присущего некурящему простосердечному ребёнку, шаг в сторону, и последуют наказания. Не надирание ушей, но штрафы и тюремные заключения. Мы терпим, свыклись, знаем, что так не должно жить, но терпим»), то Захар Прилепин практически исключительно сконцентрировался на Украине, особо яростно клеймя тех, кто не согласен с его точкой зрения. В последние дни стыдил поэтессу Марину Струкову, называл писателя Аркадия Бабченко уродом… Вообще он очень много пишет статей и постов, но реальных действий его мы не видим. Русские либералы позапрошлого века тоже очень много и ярко писали, а на улицу выходили неохотно, скоплений людей избегали…
Как нужно реально действовать? Не знаю, как правильно. Но и подогревать происходящее речами, по‑моему, нельзя. Парни едут. Едут и гибнут. Уже несколько моих знакомых перестало жить. Одних сумели вывезти в Россию, другие лежат где‑то в канавах и лесочках.
На Юго‑Востоке уже несколько месяцев продолжается истребление русских и украинских пассионариев друг другом. Режиму и Украины и России это выгодно – чем меньше активных мужиков, тем легче управляться с населением.
Надежда на то, что вернувшиеся в Россию добровольцы смогут что‑то изменить на родине, несостоятельна. Ветераны Афганистана, Чечни, которых боялась тогдашняя власть, покорно вписались в предложенную им систему жизни. Большинство «афганцев» пошло в бандиты конца 80‑х, большинство «чеченцев» – в охранники банков… Они не собрались в батальоны и дивизии, чтобы защитить Советский Союз, остановить разграбление России. Вписались, растворились. Единицы их едут теперь на Юго‑Восток, чтобы построить свою, другую, новую Россию. Но если даже каким‑то чудом Новоросия возникнет, понятно, по какому образцу она будет существовать…
А что остаётся делать остаткам оппозиции внутри России? Сейчас, видимо, – ходить по судам, в которых дают сроки их товарищам. Собирать передачи для уже осуждённых. Ждать, когда ЦЭ, С К, прокуратура заинтересуются теми, кто ещё на свободе – у этих структур план, и план этот необходимо выполнять.
Июль 2014
|