Следственная ситуация как категория науки криминалистики есть (как то было обозначено нами ранее) модель главным образом информационная, обобщающая (как и любая модель) на теоретическом уровне наиболее общие и значимые особенности неисчерпаемого числа ситуаций расследования конкретных преступлений.

Так, «объем информации, содержащейся в первичной информации о преступлении, устойчиво повторяется, специфичен для групп преступлений, что позволяет выделять исходные ситуации по расследованию преступлений, которые определяют задачи и последовательность их решения при расследовании»[1].

Оценка же конкретным следователем ситуации расследования конкретного преступления в конкретных условиях осуществляется им на основе своего интеллекта, психологической толерантности, опыта работы и других социально‑психологических личностных своих качеств и свойств, что и создает для него реальную ситуацию его деятельности. В этом смысле количество ситуаций расследования неисчерпаемо велико. В каждой из них следователь должен распознать ту следственную ситуацию как категорию криминалистики, применительно к которой разработаны системы соответствующих рекомендаций. По существу, в содержании таковых моделей опосредуются наиболее характерные и устойчивые особенности неисчислимого количества реальных ситуаций расследования преступлений криминалистически определенных видов и категорий; лишь они лежат в обобщении правоприменительной практики с целью конструирования частных криминалистических методик.

Именно с учетом типового характера этих ситуаций в правоохранительной практике специалисты и разрабатывают свои рекомендации для рационализации деятельности следователя в каждой из них – безотносительно к личности следователя и конкретным обстоятельствам расследования им конкретного преступления (эти параметры, повторим, учету с позиций науки не подлежат)[2].

Данный вывод, по сути, представляет лишь авторскую интерпретацию следующих известных слов Ф. М. Достоевского:

«…ведь общего‑то случая‑с, – разъяснял Раскольникову Порфирий Петрович, – того самого, на который все юридические формы и правила примерены и с которого они рассчитаны и в книжки записаны, вовсе не существует‑с по тому самому, что всякое дело, всякое, хоть, например, преступление, как только оно случится в действительности, тотчас же и обращается в совершенно частный случай‑с; да иногда ведь в какой: так‑таки ни на что прежнее не похожий‑с»[3].

В связи с этим речь далее пойдет не о ситуациях расследования, а о следственных ситуациях как категории науки в – и это особо подчеркнем – методических их аспектах.

Последнее замечание обусловлено тем, что тактические следственные ситуации чаще всего (вновь напомним) структурируются по степени конфликтности во взаимоотношениях при производстве следователем отдельных следственных действий с их участниками и в других видах его взаимодействий при расследовании преступлений.

Так, к примеру, тактика допроса в целом обусловливается отношением допрашиваемого лица к искомой следователем информации. С этих позиций данное следственное действие классифицируется на:

– допрос, происходящий в бесконфликтной ситуации;

– допрос, происходящий в конфликтной ситуации без строгого соперничества;

– допрос, происходящий в конфликтной ситуации со строгим соперничеством.

Для каждой из выделенных следственных ситуаций криминалистическая тактика разработала системы приемов и рекомендации по их рациональному использованию, которые затем соответствующим образом адаптируются, как о том уже упоминалось, применительно к особенностям производства того или иного следственного действия при расследовании преступления определенного криминалистического вида.

Следственные ситуации собственно методического характера обусловливаются несколько иным – имеющимися и вероятными источниками получения следователем уголовно‑релевантной информации и самим содержанием этой информации[4].

Именно это, в сущности, имел в виду еще в конце XVIII в. секретарь Адмиралтейской Коллегии П. Раткевич, когда в книге «Зерцало правосудия, показывающее, каким образом во всяких случающихся, а наипаче сомнительных судных делах производить следствии, делать по оным определения, приговоры и заключения», писал, что начинать «исследование» преступлений нужно «…1. От лица; 2. От самого дела; 3. От причины; 4. От места; 5. От способа; 6. От орудий; 7. От времени; 8. От случая; 9. От удобности».

По сути, заметил И. А. Возгрин (из работы которого мы данную цитату заимствовали), это была первая формулировка «методических рекомендаций расследования преступлений с учетом складывающихся по делу ситуаций»[5].

Сразу обратим внимание на следующее: механизм следообразования (о значении которого для методики досудебного уголовного преследования подробно говорилось выше) и следственные ситуации – это, образно говоря, «лестницы в соседних подъездах»; первый от второй не зависит; однозначной корреляции между следственной ситуацией и механизмом совершения преступлений также, видимо, нет.

Если некое преступление определенного вида действительно было совершено, то, как было отмечено, типовые следы от него неукоснительно возникнут на типовых объектах. Однако возможности «переработки» этих следов, их обнаружения, извлечения и исследования (повторим постулат, которым была завершен предыдущий параграф) обусловливаются возникающей ситуацией на каждом этапе расследования.

Так, на первоначальном его этапе (наиболее сложном, характеризующемся, как правило, повышенной информационной неопределенностью) в самом общем виде возможно возникновение следующих следственных ситуаций.

1. Известно событие, требующее реагирования правоохранительных органов (деяние, содержащее достаточные признаки преступления – ст. 140 УПК): необходимо установить, кто и при каких наиболее существенных обстоятельствах совершил его, наличие в действиях этого лица состава конкретного преступления, а также все другие обстоятельства, входящие в предмет доказывания по уголовному делу.

Понятно, что эта ситуация так называемого «неочевидного» преступления, когда следователь отталкивается в расследовании лишь от самого факта криминального события. Наиболее характерно возникновение этой ситуации для начала расследования большинства преступлений, регистрируемых по линии уголовного розыска, в частности, преступлений против личности насильственной, корыстной или корыстно‑насильственной направленности.

2. Известно лицо, которое по имеющейся информации, возможно, учинило уголовно‑наказуемое деяние; необходимо установить криминальный характер этого деяния, содержит ли оно все необходимые элементы состава того или иного преступления, а также все обстоятельства, подлежащие доказыванию по уголовному делу в смысле ст. 73 УПК.

Чаще всего возникновение следственных ситуаций этого вида характерно для расследования уголовных дел, возбуждаемых на основании оперативно‑розыскных данных, как правило, о должностных и коррупционных преступлениях (а потому учитывающихся по линии БЭП, других соответствующих спецслужб), а также о незаконном обороте наркотиков и наркотических веществ. Однако они возникают и по делам о ряде насильственных преступлений – в тех случаях, когда заявитель в качестве совершившего на него посягательство лица называет конкретного человека.

Так, например, чуть ранее в нашей работе был рассмотрен механизм образования следов в результате совершения изнасилования и выделены типовые действия по их обнаружению, изъятию и исследованию. Однако последовательность осуществления отдельных действий, их направленность, а также тактические особенности их проведения в целом зависят от того, известно ли потерпевшей лицо, совершившее посягательство, т. е. от того, в первой или во второй из приведенных следственных ситуаций будет происходить первоначальный этап расследования.

Примерный (типовой) набор и последовательность первоначальных действий при расследовании изнасилования в зависимости от следственных ситуаций можно изобразить в следующей таблице.

Таблица 3.2

Однако от следственной ситуации зависят не только набор и последовательность проведения действий, но и обстоятельства, подлежащие выяснению при проведении каждого из намеченных действий.

К примеру, если потерпевшая от изнасилования сообщила, что посягательство совершило неизвестное ей лицо (лица), то очевидно, что первоначальной этап расследования в основе своей носит отчетливо выраженный поисковый характер, направленный на установление этого лица. Данная задача предопределяет необходимость подробного выяснения у потерпевшей и возможных свидетелей примет насильника, проведения судебно‑медицинской экспертизы потерпевшей и других экспертиз, носящих диагностический, а затем и идентификационный характер, по объектам, обнаруженным на месте происшествия.

Если эта же потерпевшая заявляет, что посягательство совершило известное ей лицо, то характер первоначального этапа расследования существенно изменится. Он приобретет не столько поисковый (ибо лицо, возможно, совершившее преступление, известно), сколь исследовательский характер. Это потребует как минимум тщательного выяснения взаимоотношений потерпевшей с указанным ею в качестве насильника лицом, углубленного изучения личности заявительницы и т. п.

Если в первой следственной ситуации первоначальный допрос подозреваемого чаще всего касается его алиби, то во второй – обстоятельства, выясняемые при его допросе, во многом зависят от того, признает ли он факт совершения с заявительницей полового акта в называемое ею время либо отрицает само знакомство с потерпевшей. Разумеется, в последней ситуации необходимо также получить подробные показания от этого лица (а затем объективно их проверить) о причинах, по которым, по его мнению, заявительница ложно оговаривает его в совершении изнасилования.

Таким образом, внутри каждой из двух выделенных следственных ситуаций, в свою очередь, возможно возникновение различных ситуаций более низкого уровня общности. В одних случаях структуризация следственной ситуации предопределяется сущностью объяснений подозреваемого лица по выясняемому следователем факту; в других (если иметь в виду первоначальный этап расследования) это зависит не только от информации, имеющейся на момент возбуждения уголовного дела, но и от того, из какого именно предусмотренного уголовно‑процессуальным законом источника эта информация получена, т. е. от повода к возбуждению уголовного дела (ст. 108 УПК).

Одна последовательность и сущность действий по «переработке» механизма следообразования необходима и возможна, когда уголовное дело возбуждено по так называемым официальным материалам (акту документальной ревизии, статье в газете, сообщению в других СМИ и т. п.). Принципиально иная – если дело в отношении этого же субъекта по тем же фактам будет возбуждено на основе легализации результатов предшествующей оперативно‑розыскной деятельности.

Обусловливаются эти самые существенные с позиции методики расследования различия в первую очередь осведомленностью лица, в действиях которого предполагается тот или иной состав преступления, о самом факте производства расследования или о возникших в отношении него подозрениях в совершении преступления.

Во второй же из выделенных здесь следственных ситуаций весь первоначальный этап расследования будет основываться, что вполне очевидно, на использовании эффекта внезапности и будет состоять в проведении задержания с поличным, в немедленных и параллельных обысках и выемках у предполагаемых соучастников, и т. п.

Характерными примерами таких следственных ситуаций являются те, которые складываются при возбуждении уголовного дела о преступлении, совершаемом с использованием своего служебного положения (полномочий), например, о хищении вверенного материально ответственному лицу имущества, взяточничестве (коммерческом подкупе) и т. д.

Одна следственная ситуация (мы ее именуем ретроспективной) складывается здесь в тех случаях, когда дело возбуждается, скажем, по поступившим в следственные органы материалам документальной ревизии (аудита), установившей недостачу материальных ценностей в подотчете определенного лица, либо по заявлению некоего человека о том, что некоторое время назад он дал взятку определенному должностному лицу.

Качественно иная следственная ситуация (именуемая нами перспективной) возникает, если уголовное дело о том же будет возбуждено по материалам проверки оперативно‑розыскными мерами поступившего заявления о факте предстоящей дачи заявителем взятки должностному лицу (либо выявления того же факта другими оперативно‑розыскными средствами).

Возникновение такой же ситуации возможно в ряде случаев и по преступлениям других видов, таких, например, как наркоторговля, покушение на убийство по найму (когда субъект по собственной инициативе сообщает о полученном заказе на убийство в правоохранительные органы, либо когда в качестве этого лица выступает сотрудник органа дознания) и т. д.

Методика расследования в первой ситуации строится с учетом того, что лицо, в отношении которого возбуждается уголовное дело, участвовало в проведении документальной ревизии, знает о выявленной у него недостаче; в другом случае – предвидит возможность того, что о фактах получения им взяток (наркоторговле) может стать известно правоохранительным органам. А потому этот субъект уже предпринял попытки скрыть или уничтожить следы преступления, «готово» к встрече со следователем.

К примеру, когда следователь, возбудив по акту документальной ревизии уголовное дело о должностном преступлении, совершенном неким Ивановым, явился к нему для производства обыска в его жилище (естественно, имея для того надлежаще оформленные процессуальные документы), тот встретил его крайне недовольно, проворчав: «Сколько я вас должен ждать?». Эффективность проведенного обыска в этой связи была достаточно предсказуема (пример из следственной практики автора).

Во второй ситуации методика расследования на первоначальном его этапе, как сказано, всецело предопределяется возможностью использования фактора внезапности.

Приведем штатную последовательность первоначальных следственных действий по обнаружению, изъятию, проверке и оценке следов преступления в зависимости от названных ситуаций на примере расследования взяточничества. Следы же, вновь это напомним, от него, как и по всем другим криминалистически определенным преступлениям, остались на типовых для них объектах; в рассматриваемом примере – в документах, в предмете взятки, нажитом за счет преступления имущества, в памяти людей и т. п.

Таблица 3.3

Тут же отметим, что при создании отдельных частных методик расследования названные общие следственные ситуации развиваются, приобретают более конкретный характер, существенным образом дифференцируются в зависимости от особенностей классификации преступлений рассматриваемого вида, степени разработанности их криминалистической характеристики и, думается, самого подхода отдельных авторов к понятию следственной ситуации[6].

Конечно же, для структуризации той или иной ситуации досудебного уголовного преследования весьма значимо то, как она представляется стороне защиты (самому лицу, в отношении которого оно осуществляется и его адвокату) – от этого во многом зависит схема поведения данного лица при его объяснениях по поводу возникшего в его отношении подозрения, обвинения.

Представляется, что с прагматических позиций основу выбора подозреваемым определенной схемы поведения составляют те же факторы, что структурируют и определенную методическую следственную ситуацию (в соответствующей, разумеется, интерпретации).

Основные из них – информация, которой, по его мнению, располагает в отношении его причастности к преступлению следователь, и источники этой информации. Несомненно, что на конструирование защитной также влияют рефлексивные представления подозреваемого и (в большей степени как профессионального юриста) его адвоката о возможностях получения следователем дополнительной информации, усиливающей или ослабляющей обоснованность возникшего в отношении лица подозрения.

Перечень таких схем возможного поведения также конечен для преступлений отдельных криминалистически определенных видов.

К примеру, лицо, подозреваемое или заподозренное в совершении (исполнительстве) насильственного преступления, гипотетически может занять одну из следующих схем поведения при допросе:

– отрицание своего нахождение на месте совершения преступления (в том числе выдвигая себе алиби);

– признание факта своего нахождения в этом месте, но отрицание совершения преступления;

– признание факта совершения вмененных ему действий, но объяснение их учинения причинами и обстоятельствами, либо вовсе исключающими их криминальный характер (крайней необходимостью, необходимой обороной, добровольным отказом), либо смягчающими ответственность за их совершение (состоянием аффекта, неосторожной формой вины к наступившим в результате деяния последствиям);

– признание совершения преступления в полном объеме осуществляющегося в отношении него уголовного преследования;

– отказ от дачи каких‑либо объяснений по поводу возникшего в отношении него подозрения в соответствии со ст. 51 Конституции Российской Федерации.

Совершенно очевидно, что занятая подозреваемым лицом позиция окажет существенное влияние на развитие и модификацию ранее возникшей следственной ситуации. Это во многом обусловит сущность обстоятельств, которые следователь будет выяснять и при производстве практически всех других следственных действий и мероприятий, направленных как на проверку его показаний и изобличение его в совершении преступления, так и на проверку других следственных версий.

Тут же заметим, что эти схемы достаточно подвижны, мобильны; подозреваемый (заподозренный) может сначала полностью признать себя виновным по существу возникшего в отношении его подозрения, а затем так же полностью от своих «признательных» показаний отказаться. И напротив, вначале отказываться от дачи каких‑либо показаний, а впоследствии дать показания, в которых он либо не признает себя виновным, либо (как правило, убедившись в наличии у следователя достаточных доказательств для обвинения) признает себя виновным полностью или частично.

Наконец, нет сомнений в том, что существенное значение для методических начал расследования преступлений с точки зрения ситуационного к ним подхода имеет отношение к осуществляемому уголовному преследованию потерпевшего (пострадавшего) от преступного посягательства.

Оно может быть – и на практике бывает – весьма различным:

– исходя из своих личных интересов, потерпевший активно поддерживает осуществляемое уголовное преследование и также активно в нем участвует, выступая в данном случае в полном соответствии со своим современным процессуальным положением представителем стороны обвинения (наши сомнения в обоснованности однозначного отнесения потерпевшего к стороне обвинения изложены в первом разделе данной работы);

– потерпевший пассивно относится к осуществляемому следователем уголовному преследованию подозреваемого, обвиняемого, нейтрально «ждет» его результатов;

– потерпевший (пострадавший от преступления) активно противодействует осуществляемому следователем уголовному преследованию. Последняя линия поведения потерпевшего наиболее характерна для дел, в которых уголовное преследование осуществляется в отношении близкого к нему лица, совершившего в отношении пострадавшего уголовно‑наказуемое деяние. Также она встречается и в тех случаях, когда пострадавшего и обвиняемого связывают иные личные отношения, не позволяющие потерпевшему участвовать в его уголовном преследовании (вплоть до соблюдения им неписаных правил «воровского сообщества»).

И, конечно же, методические основы расследования преступлений, помимо изложенного выше, во многом предопределяются, структурируются версионной деятельностью следователя, методологическим и общетеоретическим фундаментом познаний событий прошлого, одним из которых и является любое расследуемое следователем уголовно‑релевантное деяние, а также качеством проверки сформулированных следователем версий, что возможно обеспечить единственным образом – планированием осуществляемого расследования.

[1] Корноухов В. Е. Предмет раздела науки криминалистики «Методика расследования отдельных видов преступлений». Красноярск. 2007. С. 17.

[2] Различные взгляды на следственную ситуацию и ее содержание обстоятельно изложены во многих работах, посвященных проблемам криминалистики, в частности в: Ситуационный подход в юридической науке и правоприменительной деятельности. Сборник материалов международной научно‑практической конференции / под ред. Т. С. Волчецкой. Калининград, 2012.

[3] Достоевский Ф. М. Поли. Собр. соч. Т. 6. Л., 1972, С. 261.

[4] О соотношении тактических и методических следственных ситуаций более подробно см.: Баев О. Я. Основы криминалистики. М., 2009; он же. Криминалистика. Курс лекций. М., 2016.

[5] Возгрин И. А. Введение в криминалистику. СПб, 2003. С. 224.

[6] Так, например, если Н. Г. Шуруханов применительно к расследованию преступлений, совершаемых рецидивистами, выделил три следственные ситуации, а С. И. Болтенко вычленил 11 возможных следственных ситуаций при расследовании этих преступлений, то А. К. Ковалиерис, разрабатывая эту же частную методику, дает рекомендации уже применительно к 23 следственным ситуациям. Значительное количество несколько иных следственных ситуаций применительно к данной частной методике выделено и В. В. Николайченко (из работы которого мы заимствовали данную информацию). – См.: Николайченко В. В. Пенитенциарные и постпенитенциарные преступления как объект криминалистического исследования, Саратов, 2006. С. 270–272.