Рассматривая принципы и пределы толкования Конвенции, необходимо, с нашей точки зрения, остановиться на общих подходах, вытекающих из того факта, что Конвенция является международным договором, следовательно, к ней в полной мере могут быть отнесены принципы толкования, заложенные в Венской конвенции о праве международных договоров 1969 г., и особенных подходах, продиктованных спецификой Европейского Суда как уникального судебного органа, создавшего свое собственное прецедентное право.
В соответствии со ст. 31 Венской конвенции «Общее правило толкования» договор должен толковаться добросовестно в соответствии с обычным значением, которое следует придавать терминам договора в их контексте, а также в свете объекта и целей договора. Для целей толкования договора контекст охватывает кроме текста, включая преамбулу, и приложения.
Целью Конвенции, как указал Европейский Суд в своих достаточно ранних делах (Постановление от 7 июля 1989 г. по делу «Серинг против Соединенного Королевства» (жалоба № 14038/88), Постановление от 7 декабря 1976 г. по делу «Хандисайд против Соединенного Королевства» (жалоба № 5493/72)), являются защита личных прав человека, а также поддержание и развитие идеалов и ценностей демократического общества.
Следовательно, при толковании положений Конвенции Европейский Суд последовательно развивал положения Конвенции, принимая во внимание заявленные цели. Так, например, при толковании п. 1 ст. 6 Конвенции, которая гласит, что «[к]аждый человек имеет право при определении его гражданских прав и обязанностей или при рассмотрении любого уголовного обвинения, предъявленного ему, на справедливое и публичное разбирательство дела в разумный срок независимым и беспристрастным судом, созданным на основании закона», Европейский Суд высказал позицию о том, что право на судебное разбирательство, охраняемое ст. 6, оказалось бы мнимым, если бы внутренняя правовая система Договаривающегося государства предусматривала возможность того, что вступивший в законную силу обязательный судебный акт не порождал бы юридических последствий в ущерб одной из сторон. Поэтому исполнение решения, вынесенного любым судом, должно рассматриваться в качестве неотъемлемой части «судебного разбирательства» для цели ст. 6 (см. Постановление от 19 марта 1997 г. по делу «Хорнсби против Греции» (жалоба № 18357/91)).
Известный интерес представляет применение вышеуказанного принципа толкования к ситуации разночтений в аутентичных текстах Конвенции на разных языках, т. е. английском и французском. В соответствии с п. 4 ст. 33 Венской конвенции, «[з]а исключением случая, когда в соответствии с пунктом 1 настоящей статьи преимущественную силу имеет какой-либо один определенный текст, если сравнение аутентичных текстов обнаруживает расхождение значений, которое не устраняется применением статей 31 и 32, принимается то значение, которое с учетом объекта и целей договора лучше всего согласовывает эти тексты».
Данная норма нашла отражение в практике Европейского Суда, в частности в Постановлении от 26 апреля 1979 г. по делу «Санди Таймс против Соединенного Королевства» (жалоба № 6538/74), в котором Суд указал, что «при наличии двух аутентичных документов, но не являющихся совершенно одинаковыми, суд должен дать им толкование, которое сблизило бы их, насколько это возможно, и было бы наиболее подходящим для достижения целей Конвенции».
Иллюстрацией того, как различия между аутентичными текстами Конвенции порождают трудности перевода на другие языки, является ст. 38.
В официальном переводе п. 1 этой статьи на русский язык гласит, что если суд объявляет жалобу приемлемой, то он осуществляет исследование обстоятельств дела.
Если обратиться к английскому тексту Конвенции, то в нем используется фраза «undertake an investigation», т. е. «предпринимает расследование». Во французском тексте Конвенции используется выражение «a procede a une enquete», что может быть переведено и как «приступает к расследованию», и как «приступает к исследованию». Остается добавить, что при переводе на русский язык было отдано предпочтение французскому тексту Конвенции. Такой подход, во-первых, не был основан на толковании этого термина Судом и, во-вторых, явственно показывает, насколько осторожно необходимо обращаться с текстом международного договора. Приведенный пример нам представляется важным, поскольку в отношении этой статьи Конвенции в дальнейшем возникла дискуссия при подготовке Протокола № 14 к Конвенции.
Особенность толкования Конвенции Европейским Судом может быть определена тем, что это толкование является «динамическим», «эффективным» и «автономным».
1. «Динамическое» толкование. Понятие «динамического» (или «развивающегося») толкования Конвенции дано в классическом Постановлении от 25 апреля 1978 г. по делу «Тайрер против Соединенного Королевства» (жалоба № 5856/72), в котором Суд постановил, что Конвенция — это «живой инструмент, который должен быть интерпретирован в свете условий сегодняшнего дня».
Рассматривая в данном деле вопрос о том, насколько телесные наказания в школах соотносятся с гарантиями, предоставляемыми ст. 3 Конвенции, Суд пришел к выводу о том, что необходимо опираться на современные стандарты, а не на те, которые существовали, когда Конвенция была принята.
В дальнейшем Суд, реагируя на меняющиеся условия жизни, использовал такой либеральный подход неоднократно, в частности в делах о гомосексуальных отношениях (Постановление от 22 октября 1981 г. по делу «Даджен против Соединенного Королевства» (жалоба № 7525/76)), правах незаконнорожденных детей (Постановление от 13 июня 1979 г. по делу «Маркс против Бельгии» (жалоба № 6833/74)), эвтаназии (Постановление от 10 февраля 1993 г. по делу «Видмер против Швейцарии» (жалоба № 20527/92)).
Принципом, позволяющим Суду сбалансировать такой либеральный подход, является доктрина свободы усмотрения государства (doctrine of margine of appreciation), о которой пойдет речь далее.
2. «Эффективное» толкование. Под «эффективным» толкованием Конвенции понимается такое ее толкование Судом, которое обеспечивает эффективную защиту провозглашенных прав.
В часто цитируемом исследователями Постановлении от 13 мая 1980 г. по делу «Артико против Италии» (жалоба № 6694/74) Суд постановил, что Конвенция должна «гарантировать права не теоретически и иллюзорно, а практически и эффективно».
В этом деле Суд обнаружил нарушения подп. «с» п. 3 ст. 6 Конвенции (право на защиту) в связи с тем, что адвокат, назначенный государством, оказывал помощь неэффективно.
Этот подход был подтвержден в Постановлении от 2 ноября 2010 г. по делу «Сахновский против Российской Федерации» (жалоба № 21272/03). Рассматривая жалобу заявителя на нарушение ст. 6 Конвенции, выразившееся, по его мнению, в том, что он общался с апелляционным судом посредством видеосвязи, Европейский Суд со ссылкой на Постановление от 5 октября 2006 г. по делу «Марчелло Виола против Италии» (жалоба № 45106/04) установил, что «данная форма участия в рассмотрении дел сама по себе совместима с принципом справедливого и открытого слушания, но она должна гарантировать, что заявитель способен следить за рассмотрением дела и быть услышанным без технических препятствий, а также должно быть обеспечено эффективное и конфиденциальное общение с адвокатом».
3. «Автономное» толкование. Субсидиарная роль Конвенции по отношению к национальным правовым системам государств-участников (о которой пойдет речь далее) логически привела Суд к необходимости выработки «автономных» юридических понятий, т. е. юридических понятий, содержание которых задается интерпретацией положений Конвенции.
Целью этого подхода является преодоление различий правовых систем государств-участников, приближение их к «идеальному» значению, заложенному в Конвенцию.
Впервые Европейский Суд применил доктрину «автономных понятий» в Постановлении от 8 июня 1976 г. по делу «Энгель и другие против Нидерландов» (жалоба № 5100/71).
Размышляя о соотношении понятий привлечения к уголовной ответственности и привлечения к ответственности за дисциплинарные проступки, Суд нашел различие между этими понятиями в национальном праве и в Конвенции.
В результате Европейский Суд выработал так называемые критерии Энгеля применения уголовного аспекта ст. 6 Конвенции:
— критерий сущности правонарушения;
— критерий квалификации деяния в национальном законодательстве;
— критерий суровости наказания.
Эти критерии были подтверждены в Постановлении Большой Палаты Европейского Суда от 9 октября 2003 г. по делу «Эзе и Коннорс против Соединенного Королевства» (жалобы № 39665/98 и 40086/98):
«Прежде всего необходимо установить в соответствии с правовой системой государства-ответчика, относятся ли положения, предусматривающие вмененное в вину правонарушение, к уголовному праву, дисциплинарному праву или к ним обоим.
Однако это является всего лишь отправной точкой. Данные указания представляют только формальную и относительную оценку и должны быть рассмотрены в свете общего знаменателя соответствующего законодательства других Высоких Договаривающихся Стран.
Истинная природа правонарушения является гораздо более важным фактором...
Однако оценка Европейского Суда не заканчивается на этом. Пробная оценка была бы иллюзорной, если бы она не принимала во внимание суровость наказания, которое может быть назначено правонарушителю.» (цитируется п. 82 Постановления по делу «Энгель и другие против Нидерландов»).
|