В криминологии и уголовном праве обычно используются три понятия: мотив, мотивация и мотивировка.

Термин “мотив” многозначен. Он включает потребность, побуждение, влечение, склонность, стремление и т. д. Некоторые авторы относят к нему также чувства, переживания, привычки, понятие долга, морально-политические установки, идеи, психические процессы и состояния. Обобщая сказанное, можно определить мотив как такой психологический феномен, который побуждает к поступку, действию. Криминологический аспект рассматриваемого явления был, пожалуй, наиболее полно выражен в формулировке К.Е. Игошева: “Мотив преступного поведения можно определить как сформировавшееся под влиянием социальной среды и жизненного опыта личности побуждение, которое является внутренней непосредственной причиной преступной деятельности и выражает личностное отношение к тому, на что направлена преступная деятельность”.

Термин “мотивация” так же, если не более, неопределен, как и понятие мотива. В психологической литературе его нередко используют для характеристики всего механизма поведения. Так, В.Г. Асеев, присоединяясь к определению мотивации как особого вида детерминации, называет ее “движущими силами человеческого поведения” и утверждает, что она “пронизывает все основные структурные образования личности: ее направленность, характер, эмоции, способности, деятельность и психические процессы”. Такое расширение понятия мотивации представляется чрезмерным. Более убедительна позиция В.Э. Мильмана, который отмечает, что понятия мотива и мотивации в психологических исследованиях служат, как правило, “синонимом и заменителем всей побудительной сферы деятельности”. Именно побудительной, т.е. первоначальной сферы, но не всех последующих психических процессов. В криминологической литературе встречается несколько определений мотивации. Так, К.Е. Игошев, отмечая, что “мотивация более широкое понятие, чем мотив”, указывает на следующие ее компоненты: первоначальные побудительные силы человеческой активности (психологическая мобилизованность и готовность личности к совершению определенных действий); факторы, направляющие, регулирующие и поддерживающие эти действия или изменяющие их исходную направленность. По его мнению, мотивация может пониматься и как “процесс внутренней аргументации мотивов”.

В.Д. Филимонов считает, что “мотивация — это процесс определения личностью характера и направленности поведения, процесс формирования его мотива. Мотив же является результатом этого процесса”.

Исходя из криминологических задач, мы считаем более продуктивным относительно узкое понимание мотивации преступного поведения. Как видно из литературы, это понятие имеет три значения. Во-первых, под ним понимается сам метод “самоуправляемое™ личности через систему устойчивых побуждений, т. е. через мотивы” . Во-вторых, — это процесс формирования мотива преступления, его развития, а затем и реализации в фактических преступных действиях (в данной книге мы используем преимущественно это значение термина). В-третьих, понятие мотивации употребляется и для характеристики совокупности мотивов, свойственных тому или иному лицу или той или иной форме поведения (сложная мотивация, противоречивая, изменчивая, динамическая мотивация и т.д.).

Мотивация не охватывает всего механизма преступного поведения. Она лишь его часть, так как последний включает не только психические, но и такие внешние физические (объективные) элементы, как ситуация и ее оценка субъектом, реальные возможности совершения тех или иных действий, сами эти действия и их результаты и т. д. Как справедливо заметил Ж. Нюттен, анализ механизма дает ответ на вопрос, как осуществляется поведение, а изучение мотивации — на вопрос, почему человек поступает так или иначе . Нетрудно заметить, что мотивация даже теснее связана с криминологической проблематикой, чем мотив, потому что криминологии свойственно рассматривать преступное поведение в развитии и в совокупности различных взаимодействующих факторов. Все это и характерно для мотивации в трех ее значениях.

Отметим, что иногда в литературе встречается еще одно значение термина “мотивация”, под которым понимается, скорее, “мотивировка”, т. е. сознательное, а подчас и искусственное приписывание своим действиям тех или иных мотивов (в том числе и ложных, с целью скрыть или облагородить подлинные побуждения). В этом значении термин “мотивация” в настоящей работе не употребляется.

Формируя мотив своего будущего преступного поведения, субъект делает первый шаг к встрече с Уголовным кодексом. Как известно, УК предусматривает мотив преступления во многих своих статьях в качестве обязательного или факультативного признака. Так, в ст. 105 УК, говорящей об убийстве, упоминаются корыстные и хулиганские побуждения; убийство может быть совершено и по мотиву национальной, расовой, религиозной ненависти или вражды либо кровной мести. Незаконное собирание или распространение сведений о частной жизни лица, составляющих его личную или семейную тайну (ст. 137 УК), происходит из корыстной или иной заинтересованности, и так далее. Хотя эти термины, означающие мотив преступления, включены в статьи УК, необходимо отметить, что сам по себе мотив как внутреннее побуждение не является чем-то преступным; он становится таковым, лишь когда выступает элементом субъективной стороны запрещенного уголовным законом деяния. Дело в том, что даже весьма одиозный мотив не всегда приводит к преступлению; но преступление возможно и по “благородным” мотивам (помощь другу).

В криминологической литературе много классификаций мотивов. В.В. Луне- ев различает такие их виды: 1) политические; 2) корыстные; 3) насильственно-эгоистические; 4) анархически-индивидуалистические; 5) легкомысленнобезотчетные; 4) трусливо малодушные В последнем учебнике криминологии выделены четыре группы: а) общественно-политические; б) социальноэкономические; в) насильственно-эгоистические и г) легкомысленнобезответственные .

Мотиву, сформировавшемуся до преступления, можно всегда дать если не правовую, то, во всяком случае, нравственную оценку. В российском сознании, например, национальная, расовая или религиозная ненависть не встречает понимания; то же можно было сказать и о корысти (пока мы не перешли к рыночной экономике). Трудно отнести к безусловно порицаемым побуждениям месть и тем более — ревность.

Надо отметить также, что степень вероятности перехода тех или иных мотивов в преступную активность различна; именно этим, например, определяется тот факт, что некоторые из мотивов часто упоминаются в УК (например, корысть), а другие — нет. Эта частота встречаемости объясняется не только психологическими причинами, но и обстоятельствами социальной среды, мешающими или, напротив, позволяющими достичь желаемых результатов непреступными средствами.

Мотивация преступного поведения связана с объективными условиями социальной среды многими нитями: она отражает прошлое, настоящее и будущее тех социальных ситуаций, в которых действует тот или иной индивид, органические связи субъекта с условиями формирования его личности и объективными общественными отношениями, с господствующими в обществе и социальной группе и присущими личности взглядами, ценностными ориентациями, а также с социальными оценками поведения, стимулами и санкциями системы социального контроля. Вне общества нет личности, нет социального поведения, нет и его мотивации.

Вместе с тем всестороннее понимание данного вопроса предостерегает исследователя от недооценки внутренних факторов, детерминирующих человеческое поведение. В противоположность вульгарно-социологическим концепциям внешняя среда воздействует на мотивацию поведения, в том числе и преступного, не непосредственно, а преломляясь через внутренние условия — психические свойства личности, ее взгляды и установки, потребности и ценностные ориентации (которые, в свою очередь, ранее сформировались также под влиянием внешних условий).

Блок мотивации можно разделить на ряд элементов, изображенных на схеме (рис. 6).

Рис. 6. Элементы мотивации поведения

Суммируя сказанное, можно выделить несколько групп психических явлений, играющих мотивирующую роль в планировании, подготовке и осуществлении преступлений. Это, прежде всего, потребности и влечения человека; далее, это планы и проблемные ситуации и, наконец, это ценностные ориентации. Рассмотрим эти группы подробнее.

Потребности

В качестве основы мотивации поведения, в том числе и преступного, часто выступают человеческие потребности. Потребности человека отражают его зависимость от внешнего мира, нужду в чем-либо. Ощущаемая как “состояние известной нехватки, которую организм старается восполнить”, потребность направлена на повышение уровня активного приспособления человека к окружающей физической и социальной среде. В силу этого потребности человека являются “исходными побуждениями его к деятельности: благодаря им в них он выступает как активное, действенное существо”. В конечном счете именно потребности служат внутренними причинами большинства актов поведения. “Люди привыкли объяснять свои действия из своего мышления, вместо того чтобы объяснять из своих потребностей (которые при этом, конечно, отражаются в голове, осознаются)...” — писал Ф. Энгельс. Потребности современного человека являются продуктом его исторического развития. Если попытаться классифицировать и сгруппировать основные потребности, то получится иерархическая система, состоящая из нескольких уровней (рис. 7).

На нижнем уровне — элементарные биологические (органические) потребности: самосохранения, размножения, а также так называемая ориентировочная потребность. В процессе социального развития человека этот уровень поглощается вышестоящим, причем потребность самосохранения преобразуется в различные материальные потребности (в пище, одежде, условиях труда и быта и т.д.), ориентировочная потребность перерастает в познавательную (нужда в знаниях, в образовании, в постоянной информации об окружающей среде). Сексуальная потребность также приобретает развитую социальную форму, включая любовь, материнство, заботу о детях и семье и т.д. Возникает новая потребность — в социальном общении, которая предполагает необходимость определить свое место в социальной группе, иметь постоянные эмоциональные контакты с окружающими, получать признание и одобрение с их стороны. Как отмечается в литературе, “человеческая потребность существует в виде социального по характеру отношения к предметам и побуждаемое им действие также социально опосредованно.

Дальнейший, более высокий социально-психологический уровень развития личности связан с возникновением потребности в труде, в творчестве; на базе социального общения складывается также потребность в социальной активности; наконец, возникают мировоззренческие, идеологические потребности: осознать картину мира в целом, включая свое место в обществе, понять смысл человеческого существования. При развитом мировоззрении индивидуальные потребности осознаются лицом как основная часть потребностей своей социальной группы (класса) и всего общества.

Существует много и других классификаций потребностей человека. Так, по Маслоу, выделяются пять групп потребностей (от высших к низшим): 1) потребности самоактуализации (реализация своих возможностей и способностей; потребность в понимании и осмыслении); 2) потребность самоуважения (в достижении, в признании, в одобрении); 3) потребности в социальных связях (в любви, нежности, социальной присоединенности, идентификации); 4) потребность в безопасности (защита от боли, страха, гнева, неустроенности); 5) физиологические потребности (голод, сексуальность и т. д.) — автор называет их низшими потребностями, или нуждами.

Некоторые авторы указывают на возможность построения иерархии потребностей с точки зрения приоритета их удовлетворения, согласно которой “прежде чем активируются и начнут определять поведение потребности более высоких уровней, должны быть удовлетворены потребности низшего уровня”. Думается, однако, что это не всегда так, особенно у творческих, неординарных личностей, которые нередко жертвуют материальными интересами ради высших целей.

Являются ли потребности объективной или субъективной категорией? Если под объективным понимать то, что в своем генезисе не зависит от сознания личности, то многие потребности надо признать объективными (например, потребности биологического уровня). Но чем выше мы поднимаемся по схеме, изображенной на рис. 7, тем потребности все более “субъективируются”: они осознаются субъектом, оцениваются им, приобретают индивидуальную окраску и все в большей степени становятся зависимыми в своем происхождении и существовании от его интеллекта и воли.

Потребности биологического уровня трудно регулировать, а порой и контролировать, например потребность самосохранения проявляется инстинктивно и подавить ее может лишь волевая натура, да и то в исключительных случаях. Потребности более высоких уровней, зависящие от самосознания личности, более подвижны и легче поддаются внутренней и внешней регуляции (разумеется, с учетом типа личности). Резюмируя, можно сказать, что потребности человека объективны в том смысле, что они действительно ему присущи, а не приписаны наблюдателем; вместе с тем они субъективны в той мере, в какой они зависят от его сознания и воли и поддаются корректировке самим субъектом.

Разумеется, перечень потребностей для различных социальных типов личности и отдельных индивидов не одинаков. Однако, с одной стороны, существуют социально-исторические типы потребностей, характерные для представителей того или иного класса или социальной группы. С другой стороны, в рамках определенного исторического типа личности существует разнообразный “спектр” потребностей, присущих конкретным индивидам в связи с их особенностями. Такой индивидуальный “набор” потребностей определяется всем процессом формирования личности, включая как природные свойства организма, так и влияние окружающей его в течение жизни социальной среды. При этом складываются существенные различия в потребностях как по их структуре, так и по содержанию (направленности).

Потребности различаются и по степени своей интенсивности. Они могут быть острыми, актуальными, жизненно важными или же, напротив, второстепенными, не столь необходимыми. Потребности по их интенсивности можно разделить на следующие группы: а) потребность жизненно необходимая, без удовлетворения которой может наступить личный кризис человека (голод, жажда, безопасность и т. п.); б) потребность нормальной интенсивности, удовлетворение которой полезно и приятно, но отказ в ее удовлетворении может быть, как правило, перенесен без трагических последствий (социальное общение, знания и др.); в) потребность слабой интенсивности, отказ в удовлетворении которой не влечет серьезных переживаний.

Такая градация, конечно, весьма индивидуальна: то, что для одного человека не столь важно, для другого может оказаться жизненно необходимым (вспомним описанную во многих романах трагическую любовь).

В отношении различий в потребностях надо сделать еще одно замечание. Различают по меньшей мере три степени реальности потребностей. Во- первых, потребность, которая фактически удовлетворяется человеком в данное время, хотя она для него может представляться (или в самом деле быть) заниженной. Например, пенсионер живет только на свою маленькую пенсию, не имея других источников дохода, и смиряется с этим. Во-вторых, есть ощущаемые (переживаемые) субъектом потребности, которые он считает для себя существенными, важными, но их удовлетворение ему пока недоступно. Заметим, что они могут быть не только представлением субъекта о его нуждах, но и объективной, в том числе физиологической, необходимостью. При этом субъект предпринимает некие усилия к тому, чтобы эти потребности были удовлетворены; иначе говоря, потребности мотивируют его поведение (пенсионер из-за нехватки денег устраивается на работу'). И наконец, у того же человека могут существовать представления об идеальных (максимальных) потребностях как эталонах воображаемого образа жизни (получить наследство, выиграть в лотерею и т.д.). Это, по сути, даже не потребности, а только мечты, фантазии о них.

Поскольку мы исследуем мотивацию преступного поведения, речь должна идти, по-видимому, лишь о второй группе потребностей — тех, которые не удовлетворены и являются действительными побуждениями к противоправным поступкам (в данном случае — к уголовно наказуемым действиям). Фактически удовлетворяемые населением потребности, равно как и фантазии, могут носить криминологический характер, но в незначительной степени. Так, реально удовлетворяемые материальные потребности физиологически необходимого уровня соответствуют степени обнищания населения, что, в свою очередь, может служить показателем образованности, социальной мобильности и, до некоторой степени, так называемого предпреступного состояния (безработные, нищие, бомжи, беспризорные дети и т.п.). Вместе с тем фантазии и мечты о материальных потребностях, не влияющие на фактическое поведение, указывают на нереализованные притязания различных групп населения и свидетельствуют, скорее всего, о неблагополучии в экономической сфере и разбалансированности системы ценностных ориентаций. И то и другое составляет социальный “фон” преступного поведения, а соответствующие слои населения служат для него резервом.

Сказанное относится не только к материальным, но и к другим видам потребностей, например, в самоутверждении, социальном общении и т. п. Одни удовлетворены своим низким социальным статусом или, во всяком случае, он для них привычен и не толкает к переменам. Другие, напротив, стремятся его повысить законным путем (образование, продвижение по службе, общественная деятельность) или незаконными способами (“блат”, коррупция). В этих случаях социальная потребность имеет мотивирующее значение. Третьи лишь мечтают о высоком статусе, прижизненном или посмертном признании, но ничего не делают для этого. Мотивирующее значение социальных потребностей изучено еще плохо, хотя оно играет в жизни людей достаточно важную роль, особенно когда речь идет о малых социальных группах, а в последнее время — об общественной и политической деятельности.

Как связаны разные виды потребностей, отмеченные на рис. 7, с преступным поведением? Думается, что эта связь не одинакова. Потребности биологического уровня редко становятся источником антиобщественных поступков (если не считать чрезвычайных ситуаций — голод, массовое обнищание населения и т. д.). Общество через многообразные социальные институты более или менее удовлетворяет эти потребности; главное же состоит в том, что биологические потребности современного человека уже почти не проявляются “в чистом виде”, без связи с потребностями более высокого уровня.

Эти потребности более высокого социально-психологического уровня, и прежде всего материальные, сексуальные, а также потребность в социальном общении, чаще порождают правонарушения. В малых группах, а иногда и в обществе в целом, могут возникнуть препятствия в удовлетворении этих потребностей, что ведет к попыткам достичь желаемых результатов “обходным”, неправомерным путем. На поведение людей, стремящихся удовлетворить потребности этого уровня, сильно влияют структура общества, положение индивида в малой социальной группе, а также конкретные межличностные отношения.

Наконец, потребности высшего уровня — в творчестве, в социальной активности, а также мировоззренческие — в редких случаях могут стать мотивом преступления. Раньше это могло быть связано с так называемым диссидентством, а теперь — с политическими, религиозными, националистическими акциями, направленными против общепринятой системы ценностей современного общества, государственного устройства или политической линии властей.

Криминологические исследования подтверждают, что различные виды потребностей мотивируют преступное поведение с разной степенью интенсивности. Так как более 90% умышленных преступлений сводятся к двум группам: корыстным и насильственным (агрессивным) деяниям, то и мотивирующие их потребности тоже ограничены: это материальные, сексуальные потребности, а также потребность в социальном общении, распадающаяся на несколько подгрупп. Рассмотрим этот вопрос немного подробнее. Материальные потребности имеют несколько градаций. Известно, что потребности есть у всех людей, но в одном случае это потребность в продуктах питания, современной одежде, хорошей квартире, в другом — в предметах роскоши, или даже в излишествах, а в третьем — в накоплении денег и драгоценностей. С учетом этого можно в принципе выделить четыре основные степени материальных потребностей: 1) жизненно необходимые потребности, обеспечивающие “минимум условий существования человеческого организма”; 2) нормальный стандарт потребностей, характерный для данного общества или его основной части; 3) такой объем потребностей, удовлетворение которого не является общественной нормой; их можно назвать гипертрофированными (завышенными); 4) извращенные потребности, удовлетворение которых объективно противоречит развитию личности и интересам общества (алкоголь, наркотики и т.д.).

Понятно, что формирование материальных потребностей тесно связано с условиями жизни людей и социально-экономической природой общественного строя.

При социалистическом строе потребности членов общества были в значительной степени нивелированы, усреднены и ограничены, что неизбежно вызывало социальную напряженность, особенно среди молодой части населения. При переходе к рыночной экономике никаких сдерживающих начал для ограничения потребностей не осталось; изменилась и идеология в этом отношении. Сейчас из четырех приведенных выше степеней материальных потребностей не изменились лишь первая и четвертая. Что же касается нормальных и гипертрофированных (завышенных) потребностей, то грань между ними утрачена. Скорее можно говорить об усилении расслоения общества и, соответственно, о потребностях, присущих разным классам и слоям населения.

Можно ли установить, какая часть корыстных преступлений совершается из- за жизненно необходимых потребностей, иначе говоря — из-за нужды, а какая — по другим причинам? Исследователями 60—70-х годов было зафиксировано, что прямая нужда являлась причиной 3—6% корыстных преступлений. Современных данных на этот счет нет. Мы попытались восполнить отсутствие статистики экспертными оценками. Для этого были выбраны 10 экспертов-ученых, виднейших специалистов по криминологии и уголовному праву, а также около 200 практиков — сотрудников органов МВД одной из центральных областей России (все с высшим образованием). Опрос дал пеструю картину, причем мнения экспертов-ученых и практиков заметно разошлись (что в общем свидетельствует о слабой информированности отвечавших). Ученые считали, что непосредственно из-за нужды (бедности) сейчас совершается в среднем 20,5% корыстных преступлений; по мнению экспер- тов-практиков, эта цифра доходит до 48%. Отметим большой разброс мнений в группе практиков (от 3 до 70%). Те, кто называл небольшой процент, мотивировали свое мнение главным образом тем, что бедные люди, в том числе пенсионеры, в своей массе законопослушны, да и “воровать им нечего”. Противоположное мнение основывалось на высокой латентности корыстных преступлений, особенно в сельской местности. Понятно, что представления разных экспертов о бедности и нищете оказались различными.

Если не считать упоминания о том, что в 1992 г. эта цифра поднялась до 8%. Опрос юристов-практиков был проведен под руководством И.Б. Богородицкого.

Среднее квадратичное отклонение составило 23,3; средняя ошибка ±4,6%. Таким образом, итоговый показатель колеблется в интервале от 43,4% до 52,6%. Эти и последующие расчеты по группам экспертов проведены Е.С. Кудрявцевой.

Не удовлетворившись ответами на указанный выше вопрос, мы задали экспертам и другой: какой процент из числа лиц, живущих в нашей стране ниже уровня бедности, совершает по этой причине корыстные преступления (в том числе и не зарегистрированные)? В отличие от первого вопроса, за 100% здесь были взяты не все корыстные преступники, а все бедные люди. Ответы экспертов оказались сходными с предыдущим. Ученые посчитали, что преступления совершают 15%, а эксперты-практики назвали цифру втрое большую: 46% .

Трудно судить о достоверности этих цифр, Но если принять во внимание, что уровень жизни снизился у значительной массы населения, то выводы весьма неутешительны. “Больше стало совершаться имущественных преступлений по мотивам абсолютной нужды, ради приобретения жизненно необходимых продуктов и предметов одежды, а также по мотивам относительной нужды в целях обеспечения того уровня жизни, который становился характерным для ряда окружающих лиц”. Эта тенденция была замечена криминологами еще в начале 90-х годов. По данным В.А. Серебряковой и В.Н. Зырянова, потребность обеспечить себя и своих близких необходимыми вещами была мотивом корыстных преступлений у женщин в 12% дел; желание жить не хуже, чем другие — в 20,3% . Теперь эти проценты удвоились и утроились.

А как обстоит дело с мотивацией, проистекающей из завышенных и извращенных потребностей? Экспертам был задан вопрос: какой процент из числа лиц, занимающихся частной предпринимательской деятельностью, совершает корыстные (в том числе экономические) преступления, включая латентные. Ответы ученых и практиков полностью совпали: 79%. А сколько из них регулярно дают взятки в государственных органах или коммерческих структурах? Ответы: ученых — 76%, практиков — 86%.

Еще раз вернемся к данным Серебряковой В.А. и Зырянова В.Н., относящимся к началу 90-х годов. Желание “пожить в свое удовольствие” явилось мотивом корыстных преступлений у женщин в 11,7% случаев, стремление приобрести спиртные напитки, повеселиться в компании — в 6,7%. И эти показатели, несомненно, увеличились, хотя о точных цифрах судить не представляется возможным.

Бедность и богатство порождают корыстную преступность, видимо, с равной интенсивностью. Хотя рыночная экономика разрушила систему потребностей, сложившуюся у населения в прежние годы, но еще не сформировала устойчивую новую иерархию. Этому препятствует ряд причин: экономический кризис, инфляционные процессы, неустойчивость на рынке рабочей силы, неопределенность жизненных перспектив, сильное социальное расслоение людей и т. п. Актуальной задачей, на наш взгляд, является не дифференциация, а сближение материальных потребностей людей на базе повышения их жизненного уровня. Но до этого, увы, далеко.

Извращенные потребности, доля которых в последнее время тоже увеличилась, характерны для пьяниц, наркоманов, лиц с сексуальными отклонениями. В современной России все эти явления получили широкое распространение. Спиртные напитки употребляет 80% трудоспособного населения. Каждая шестая семья имеет наркологические проблемы. Число лиц, хотя бы один раз употребивших наркотики, составляет 11 —15%.

Здесь мы говорили главным образом о материальных потребностях и, соответственно, имущественных (корыстных) преступлениях. Что же касается мотивации агрессивной (насильственной) преступности, то в ней надо различать две ситуации. Если к числу насильственных преступлений относить и корыстно-насильственные (т. е. кражи, грабежи, разбои, вымогательство), то ведущим мотивом будет корысть, что в нашей классификации соответствует материальным потребностям. Опрос экспертов — практических работников оценил ее распространенность в 34%. Однако надо заметить, что гораздо точнее анализировать чисто насильственную (агрессивную) преступность, не связанную с корыстными побуждениями. Ее мотивами, судя по оценкам наших экспертов, являются месть (10%), личная неприязнь (21%), хулиганские побуждения при алкогольном опьянении (35%) .

Но и эти данные еще не говорят о подлинных побуждениях субъекта, о тех потребностях, которые лежали в основе его агрессивного поведения. Если исходить из исследований психологов, то здесь на первый план выступают потребности в социальном общении и самосохранении личности. Это, по мнению специалистов, потребность в общении; в признании; в безопасности; в сохранении и повышении престижа или статуса; в лидерстве; в доминировании и др.

В потребностях, составляющих побудительный мотив насильственных преступлений, можно различать, условно говоря, социально и нравственно приемлемые виды потребностей и те, которые противоречат общественным нормам. К первой группе можно отнести, например, потребности в признании и безопасности, которые были ущемлены другим субъектом (в уголовных делах — потерпевшим). Совершение агрессивных преступлений в конфликтной ситуации при стремлении к удовлетворению социально-позитивных потребностей имело место в 17% случаев. Прочие виды потребностей, порождающих насильственную преступность, заслуживают, по меньшей мере, нравственного порицания, не говоря уже о криминальных последствиях, к которым привела их реализация. Там, по мнению Н.А. Барановского, стремление к удовлетворению асоциальных потребностей имело место в 65% ситуаций межличностного конфликта. Среди порожденных этими потребностями мотивов поведения стремление к насилию над другими людьми встречалось в 42% дел, к самоутверждению любыми способами — в 25%, к превосходству над окружающими — в 10%, эгоцентризм — в 7% (в ряде дел наблюдалось одновременно несколько побуждений).

Исследования, проведенные Л.П. Конышевой, позволили выделить четыре формы агрессии, тесно связанные с соответствующими социальными потребностями: а) экспрессивная агрессия — неожиданное обострение межличностных отношений или провокация со стороны жертвы; б) псевдоморальные формы агрессии (“борьба за справедливость”); в) инфантильная агрессия (в отношении лиц, препятствующих удовлетворению актуальной потребности); г) демонстративная, садистская агрессия, в том числе групповое самоутверждение.

Насколько распространены эти виды? Автор не приводит цифр, однако можно воспользоваться сходными данными. Авторы учебника по криминологии полагают, что каждое третье умышленное убийство и причинение тяжкого вреда здоровью связано с желанием преступника как можно более унизить свою жертву, а в каждом пятом тяжком преступлении против жизни и здоровья проявляется стремление к самоутверждению, к поддержанию своего “Я”, самооценки, уменьшению чувства неуверенности. Это — группа “г” Л.П. Конышевой.

Переход страны к рыночным отношениям, глубокий и затянувшийся кризис во всех сферах жизни привели к деформации потребностей личности, а следовательно, и к росту агрессивных проявлений.

Капитализация страны означает замену прежних отношений коллективизма и взаимопомощи (пусть во многом декларированных) откровенным эгоизмом, индивидуализмом, “войной всех против всех”. Еще в 1993 году 24,6% опрошенных граждан дали крайне отрицательную оценку существующим отношениям между людьми (против 13,7% в 1983 г.), назвав их волчьими, хамскими, отвратительными. Впоследствии эти цифры только возросли. Все это в криминологическом отношении однозначно ведет к росту агрессивной мотивации, причем двух родов: агрессии как самоцели (результат фрустрации) и инструментальной агрессии, которая служит средством достижения корыстных и иных целей. Это, в свою очередь, приводит к увеличению числа наиболее опасных преступлений против личности и росту организованной преступности. Из-за имущественного расслоения населения увеличивается доля лиц, не занятых трудом. Если в 70-х годах не работал и не учился примерно каждый десятый из числа совершивших умышленные убийства или тяжкие телесные повреждения, то в 90-е годы — каждый пятый. Увеличилось число бытовых, семейных, производственных конфликтов. Агрессивная мотивация поступков людей, по экспертным оценкам, возросла за эти годы минимум вдвое.

Анализируя агрессивное поведение, некоторые зарубежные и российские авторы связывают его с состоянием аномии, отчужденности, страха за собственное существование. “Мы полагаем, — пишут исследователи, — что убийцы и другие насильственные преступники — это лица с повышенной тревожностью, если понимать тревожность как ощущение угрозы своему бытию и постоянную готовность оборонять его, т.е. защитная агрессивность может быть расшифрована как защита по содержанию и агрессивность по форме, но главное, что эта защита от того, что ставит под сомнение существование индивида, угрожает ему”. Развивая эту мысль, Ю.М. Антонян переносит первоначальные побудительные стимулы, связанные с самоутверждением личности, и в сферу имущественной преступности. “Наши исследования показывают, — пишет автор, — что, совершая имущественные преступления, человек, как ему кажется, психологически утверждает себя в жизни и в то же время — в собственных глазах.

Такие объяснения агрессии, а тем более — корысти, при всей их привлекательности, все же кажутся нам весьма спорными. Конечно, каждый человек в той или иной мере беспокоится о своем существовании. Но сводить все его потребности к самосохранению и тем более объяснять этим самые разнообразные мотивы преступного поведения было бы неоправданным упрощением. Кроме того, не надо забывать, что та же цель самосохранения стоит и перед теми людьми, которые не совершают и не намереваются совершать преступлений. Следовательно, эта потребность не может повлиять на социальный и правовой выбор субъекта — быть законопослушным или стать преступником.

В заключение заметим, что человеческая потребность, для того чтобы породить мотив поведения, в том числе и преступного, должна актуализироваться, т.е. превратиться из скрытой, пассивной формы в активную, явную. Стремление немедленно или, во всяком случае, быстро удовлетворить эту потребность возникает, как правило, под воздействием каких- либо внешних обстоятельств. Так, нормальные материальные потребности удовлетворяются индивидом повседневно, но могут актуализироваться, например, при появлении возможности заработать лишние деньги или, напротив, при ухудшении материального положения. Потребность в самоутверждении становится более острой при ее ущемлении. Нетрудно заметить, что во всех этих случаях актуализация потребности происходит в результате взаимодействия личности с объективной социальной средой — с ситуацией, в которой оказался субъект и в которой ему предстоит действовать. При этом “запускается” механизм планирования и совершения поступка, который способствовал бы удовлетворению определенной потребности даже вопреки возникшему препятствию. В структуре этого механизма большую роль играет эмоциональное состояние личности.