Итак, мы рассмотрели три блока генезиса преступления: мотивацию, планирование и исполнение преступного акта. Мы увидели, что преступление порождается личностью, но лишь во взаимодействии с физической и социальной средой; притом и сама личность формируется под воздействием среды. Далее мы рассмотрим генезис преступного поведения, во-первых, как единую, целостную систему и, во-вторых, именно как элемент упомянутой социальной среды, которой он в конечном счете порожден.

Такой подход требует, в свою очередь, выполнения нескольких предварительных условий. Прежде всего надо соединить воедино те отдельные блоки (элементы) генезиса преступного поведения, которые мы рассматривали изолированно. Затем необходимо суммировать факторы, относящиеся к личности и социальной среде, которые влияют на этот генезис. И, наконец, нужно рассмотреть специфику социальных процессов крупного (регионального и национального) масштаба, в свою очередь влияющих на упомянутые факторы. Иначе говоря, желательно продлить причинную цепочку, связывающую личность и ее преступное поведение, в сторону социальных процессов как формирующих личность, так и стимулирующих, если не детерминирующих ее поведение.

Воспроизведем прежде всего целостную модель генезиса преступного поведения (см. рис. 16).

Рассматривая данную модель, необходимо повторить два замечания, сделанных еще в начале книги. Во-первых, последовательность элементов генезиса в высшей степени условна; опыт показывает, что многие из них могут меняться местами. Например,

Рис. 16. Общая схема генезиса преступного поведения

постановка цели может предшествовать оценке возможностей, выбор средств — контролю ценностных ориентаций, а проблемные ситуации, как и жизненные планы, могут вообще не иметь места в этой модели.

Во-вторых, путь от “безобидных”, во многом — нейтральных, потребностей к очевидному преступлению сложен и противоречив. Генезис нейтрального поступка становится генезисом преступления в зависимости от индивидуальных особенностей личности; решающим в этом процессе может быть почти любое звено: интересы, возможности, ценностные ориентации, цели, средства и т.д. Нельзя заранее, априори, определить это звено, и потому профилактическое воздействие должно быть направлено на все звенья. Детерминация преступного акта происходит большей частью постепенно, развивается в столкновении противоречивых тенденций и может закончиться как благоприятным, так и неблагоприятным исходом.

Эти рассуждения подводят к вопросу, который имеет в основном теоретикофилософское значение, но не лишен и практической направленности. Это вопрос о свободе воли преступника, т.е. о свободе выбора им линии своего поведения, а следовательно, — и об ответственности за свой поступок.

Теоретическое значение этого вопроса связано с представлением о личности либо как автономном, самостоятельном живом существе, свободно определяющемся в мире, либо о существе, подчиненном воле судьбы, обстоятельств — игрушке посторонних сил. Практический смысл дилеммы американский криминолог объясняет так: если “поведение определяется свободной волей и свободным выбором, тогда большинство исправительных программ в системе уголовной юстиции должно строиться на принципах морального перевоспитания и комбинации приемов стимулирования — подавления, основанных на тезисе о том, что “преступление не приносит выгоды”. С другой стороны, если поведение не результат выбора, если оно причинно обусловлено, тогда приемлемыми становятся социологические, психологические, антропологические, психиатрические и прочие подходы, связанные с социальными и эмоциональными факторами”. Забегая несколько вперед, выскажем убеждение, что дилемма эта — искусственная; в действительности возможны и необходимы оба подхода.

В XIX веке, когда естественнонаучные исследования человеческого поведения еще не были развиты в достаточной степени, философы уделяли большое внимание вопросу свободы воли.

“Невозможно рассуждать о морали и праве, не касаясь вопроса о так называемой свободе воли, о вменяемости человека, об отношении между необходимостью и свободой”. Эти слова Ф. Энгельса вполне справедливы и для криминологии, в которой проблема свободы воли рассматривается не в плане ответственности, а в плане оценки степени самостоятельности человеческого поведения, степени его независимости от внешних, объективных факторов. Известно, что различные философские направления по-разному понимали эту проблему. С точки зрения механического, лапласовского детерминизма, связи между причинами и следствием настолько жестки и определенны, что если бы мы могли знать все без исключения обстоятельства, сформировавшие нравственный и физический облик данного человека, и учесть всю совокупность воздействий на него внешней среды, то можно было бы совершенно точно предсказать его дальнейшее поведение.

В криминологии такая позиция ведет к признанию фатализма и реакционной теории “опасного состояния”. В самом деле, если определенные причины во всех без исключения случаях вызывают одни и те же последствия, то человек, сформировавшийся в отрицательной среде, неизбежно должен стать преступником, и не надо зря тратить время и ставить под угрозу общество, ожидая совершения им противоправного деяния. Отсюда один шаг до так называемых “превентивных мер”.

Противоположную точку зрения на характер отношения между причиной и следствием в человеческом поведении развивали сторонники индетерминизма. По их мнению, поступок не может быть вызван внешними факторами, т. е. налицо отрицание причинной связи. Причинная цепочка, с позиций идеалистически понимаемой свободы воли, разорвана. Исходным пунктом поведения становится не социальная среда, а ничем конкретно не обусловленные сознание и воля человека.

Для криминологии индетерминизм бессмыслен, ибо исключает проблему причин преступного поведения; в области же уголовного права он ведет к средневековым теориям возмездия и кары, рассматриваемых в качестве самоцели. Как справедливо отмечалось почти сто лет назад, “если мы признаем неподчиненность человеческих действий закону причинности как закону всех конечных явлений, то мы можем говорить о мести, возмездии, но не может быть и речи о наказании как о юридическом институте, о целесообразной государственной деятельности”.

Материалистическая позиция в вопросе детерминизма и свободы воли достаточно хорошо известна. “Не в воображаемой независимости от законов природы заключается свобода, — писал Ф. Энгельс, — а в познании этих законов и в основанной на этом знании возможности планомерно заставлять законы природы действовать для определенных целей”.

Эта точка зрения, многократно воспроизведенная в нашей литературе, и теперь представляется в целом верной, если учесть, что незнание человеком объективных закономерностей действительности не может сделать его свободным; напротив, он будет рабом обстоятельств. Но в приведенной цитате не досказано главное, что определяет смысл свободы: есть ли у человека (в пределах объективных закономерностей) такое “поле возможностей”, где он может беспрепятственно выбрать линию поведения? Или и эта линия поведения жестко детерминирована обстоятельствами?

Ответ на этот вопрос основывается на том, что человек — относительно автономное существо и его поступки детерминируются, определяются внешней средой не автоматически, а проходя через сознание и волю этого человека. Субъект преступления — вменяемое лицо, конечно, имеет возможность выбора из различных вариантов поведения и в этом проявляется свобода его воли. Заметим, что речь идет именно о возможности, а не о реальном выборе. Дело в том, что конечный выбор варианта поведения, с нашей точки зрения, всегда детерминирован внешними либо внутренними обстоятельствами или же совокупностью тех и других.

Обстоятельств этих, как показывают предшествующие рассуждения, — великое множество. Б.С. Волков верно отмечает, что именно “множественность детерминант, особенно их противоречивость, собственно и служит основной причиной, порождающей иллюзию свободы воли”.

К числу этих детерминант относятся не только непосредственно воздействующая на субъекта конкретная жизненная ситуация и его личностные особенности (черты характера, интересы, ценностные ориентации и др.), но и предвидение результатов собственного поступка (обратная связь). А последний фактор включает (во всяком случае, может и должен включать) предвидение наказания за совершение преступления. В какой степени это останавливает, отвращает субъекта от преступления — другой вопрос. Если упомянутая обратная связь сработала и преступление не было совершено, то реализовалась свободная воля (так как у человека была возможность выбора) и вместе с тем осуществилась детерминация со стороны внешней среды (в данном случае — угроза ответственности).

Теперь рассмотрим противоположный случай: субъект совершил преступление. Свобода его воли реализовалась, так как его выбору никто не препятствовал и он имел возможность принять иное решение. Но было ли детерминировано его поведение, в данном случае — преступный выбор? Полагаем, что да. По всей вероятности, оказали свое влияние те или иные негативные факторы (например, уговоры соучастников); угроза же ответственности своего воздействия не произвела. Отсюда вытекает практический вывод: должна последовать фактическая реализация этой ответственности, предполагающая защиту общества и исправление правонарушителя. Следовательно, он подлежит суду и уголовному наказанию.

Если внешнее воздействие настолько сильно, что лишает субъекта возможности принять самостоятельное решение, то мы говорим об отсутствии свободы воли, о физическом или психическом принуждении, исключающем ответственность. Аналогично обстоит дело и в тех случаях, когда свободе выбора препятствуют внутренние причины (что означает невменяемость лица). Ряд отраслей науки, изучающих человека и его деятельность, со всей определенностью указывает на то, что связь между причиной и следствием в человеческом, в том числе и антиобщественном, поведении имеет статистический характер. Это означает, что жесткой, необходимой связи между физическими и социальными детерминантами, с одной стороны, и поступком человека — с другой, не существует.

Прежде всего следует указать на явно статистическую природу тех воздействий на человека, которые формируют личность и определяют направленность поступка. Бесчисленное количество факторов внешней среды, влияющих положительно или отрицательно в течение жизни человека на формирование его взглядов, склонностей и привычек, могут быть проанализированы и поняты лишь в статистическом плане. В целом они представляют собой массу случайностей, через которые проявляются различные, порой противоречивые, общественные закономерности.

Статистическую совокупность составляют и факторы внешней среды, образующие конкретную жизненную ситуацию. В результате психофизиологических исследований установлено, что выделение человеком из окружающей среды полезной информации, и особенно выявление ее смысла, всегда “осуществляется по принципу вероятностного, а не тождественного сравнения с моделями знаков (эталонов)”, имеющихся в памяти субъекта.

Еще более заметна статистическая природа обратной связи, отражающей предвидение будущих результатов. Возможные варианты поведения и вероятные их последствия не находятся в жесткой связи, так как они зависят от многих случайных обстоятельств окружающей среды, которые могут еще и не проявиться в момент принятия субъектом решения. Он предвидит лишь возможность существования различных причинных связей, и потому его представление о будущем не является однозначным причинным фактором, а, скорее, может рассматриваться как серия разнообразных вероятностных характеристик будущих событий.

И все эти статистические потоки информации объединяются в сознании лица и порождают волевое решение. Связь между ними и волевым решением, по- видимому, тоже не однозначна. Можно предположить, что сам механизм работы “черного ящика”, которым можно назвать человеческий мозг, носит стохастический, вероятностный характер. Другими словами, информация от всех “входов” к одному “выходу” — поступку передается в форме статистического потока сигналов, в котором проявляются определенные закономерности.

Отвлечемся на минуту от криминологии и вспомним притчу о буридановом осле. Как известно, он, находясь на равном расстоянии от двух одинаковых охапок сена, должен был погибнуть с голоду, так как детерминирующее воздействие одной охапки ничем не отличалось от другой, а свобода воли у осла отсутствовала. Но почему же не погибает реальное животное? Потому что,

при прочих равных условиях, в нервной системе действуют случайные факторы, которые и обеспечивают незамедлительный выбор.

Как отмечалось на XVIII Международном психологическом конгрессе, в основе сложных форм поведения “лежат вероятностно детерминированные процессы переработки получаемой информации, необходимой для выполнения поведенческого акта”. Это положение подтверждается рядом конкретных психофизиологических наблюдений и специальных исследований. На их основании можно, в частности, предполагать существование в мозгу “вероятностных механизмов”, обеспечивающих быстрое принятие решений в ситуациях, в которых обоснованный выбор из-за недостаточной информации (или отсутствия времени) невозможен. По образному выражению Г. Паска, в таких случаях в работу мозга “вторгается колесо рулетки или таблица случайных чисел.

Признание статистического характера связи между причинами и следствием в индивидуальном человеческом поведении отнюдь не означает отказа от детерминизма. Поэтому нельзя признать точным положение, согласно которому “статистическая точка зрения может быть определена как “вероятностная” модель в противоположность “детерминированной” модели, в которой данный стимул независимо от вероятности своего поведения вызывает стереотипный ответ”. Здесь смешано несколько понятий. Статистический подход вовсе не противоположен детерминистскому, он является его разновидностью. Следует различать динамические и статистические связи и закономерности, но и те и другие предполагают причинное объяснение и полностью охватываются детерминизмом в его современном понимании. Рассматриваемая проблема была затронута известным зарубежным естествоиспытателем Дж. Уолдом. Признавая полную детерминированность человеческих поступков совокупностью внешних и внутренних факторов, Дж. Уолд обратил внимание на огромную сложность взаимосвязей этих факторов и на уникальность, неповторимость каждого конкретного человека. Он пишет: “Благодаря факторам, которые мы обсуждали: сложности организма, его динамичному состоянию и постоянному возникновению генетических искажений, — можно быть вполне уверенным, что все живые организмы, включая человека, уникальны, имеют индивидуальные отличия от чего угодно в пространстве и времени. Но к этим факторам можно добавить еще один, самый важный. Дело в том, что живые организмы — вместилища истории. Каждый из нас пришел в мир не только с уникальными составом и наследственностью, но к тому же мы сразу начали накапливать уникальный опыт. Правильно отмечая эти обстоятельства, Уолд вместе с тем сделал вывод о том, что предсказать человеческое поведение принципиально невозможно. Верно замечает Н.А. Барановский: “В массовых социальных явлениях, таких как преступность, принцип причинности также действует, но здесь причинность имеет характер вероятностной необходимости”.

“Когда наступает время принять решение и проявить то, что называется свободной волей, то есть сделать выбор; когда такое время приходит, то личность ...как уникальный результат неповторимости состава, генетики и истории — эта личность выступает перед нами как некая неизвестная величина. В этот момент никто не предскажет результата, ни посторонний наблюдатель, ни лицо, принимающее решение, потому что никто не имеет необходимой информации. Я сказал бы, что сущность свободной воли не в недостаточности детерминизма, а в непредсказуемости”.

Думается, проблема предсказания человеческого поведения поставлена авторами правильно. Отметим, однако, что, строго говоря, ее не следует смешивать с проблемами детерминизма или индетерминизма. Важно решить принципиальный вопрос: от чего зависит невозможность предсказания поведения человека — от чисто практических трудностей или от того, что рассматриваемое явление причинно не обусловлено, не детерминировано? Поскольку Дж. Уолд признает детерминацию поведения, его увязывание “свободы воли” с непредсказуемостью трудно расценить иначе как некоторую дань позитивистской философии.

Статистический характер связи причины и следствия в индивидуальном человеческом поведении объясняет относительную самостоятельность человеческих поступков. Это обстоятельство имеет важное криминологическое значение. Оно определяет принципиальную неприемлемость фаталистических взглядов на преступное поведение как на неизбежное для данного человека. Поскольку однозначная, жесткая связь между причиной и следствием здесь отсутствует, это значит, что даже систематически оказываемые на человека отрицательные влияния не обязательно приведут его к нарушению закона. Преступное поведение может проявиться (и на деле проявляется) лишь в массе явлений, в статистической совокупности всех лиц, чье формирование происходило при неблагоприятных условиях. Отдельный же человек может и не совершить при этом преступление.

Вместе с тем отсутствие жестких и однозначных связей в данном звене не означает неопределенности, ничем не объяснимой произвольности человеческого поведения, включая антиобщественное. Волевой акт складывается на основе такой статистической совокупности внешних и внутренних воздействий, в которых мозг человека улавливает определенную систему, тенденцию, закономерность. Именно статистический характер причинных связей гарантирует от случайных “срывов” в поведении и способствует целенаправленному анализу человеком внешней среды и правильному взаимодействию с ней. “Надежность мозга при статистическом типе реагирования должна быть гораздо выше, чем при детерминированной арифметически точной деятельности. В последнем случае малейшие ошибки вели бы к хаосу, тогда как к нарушению системы, работающей по вероятностному принципу, будет приводить только большое отклонение от среднего”. Поэтому и преступное поведение не является необъяснимой случайностью, а в подавляющем большинстве случаев отражает устойчивые свойства данной личности и характерные особенности внешней среды.

Резюмируя сказанное, можно сделать вывод, что поведение человека (в том числе и преступника) вероятностно (статистически) детерминировано, но в число детерминант входит и оценка им самим актуальной и потенциальной ситуации, в которой совершается выбор. Свобода воли существует как более или менее ограниченная обстоятельствами и особенностями личности возможность этого выбора. Если внешнее воздействие настолько сильно, что оно лишает субъекта такой возможности, то мы говорим об отсутствии вины, исключающем ответственность. А если этому выбору препятствуют внутренние личностные причины, то скорее всего налицо невменяемость субъекта.

Эта мысль высказывалась и Дж. Уолдом, отмечающим, что в силу отбора мозгом человека типичных закономерных связей и признаков “потенциальная неопределенность оборачивается достаточным детерминизмом... Это уводит процесс из-под власти случая и делает его надежной основой поведения” (Цит. соч., с. 74).

В принципе следует допустить возможность и случайных для данного лица и данной ситуации актов общественно опасного поведения, объясняющихся флуктуациями в работе мозга. Эти случаи, на наш взгляд, должны исключать уголовную ответственность.