Наличие гражданской правосубъектности акционерного общества и предпринимательской корпорации является одним из базовых свойств данных организаций, предопределяющих их правовое положение. Так, Р.Ч. Кларк называет правосубъектность (legal personality) предпринимательской корпорации одним из наиболее экономически значимых ее признаков <1>.

Большинство отечественных правоведов считает "правоспособность" и "дееспособность" элементами понятия "правосубъектности" <1>. При этом правоспособность понимается как способность субъекта иметь гражданские права и обязанности, а дееспособность - как способность своими действиями приобретать для себя права и создавать обязанности. Последняя категория включает в себя также деликтоспособность - способность субъекта самостоятельно нести ответственность за совершенные гражданские правонарушения <2>. Отличительной чертой правоспособности юридических лиц является ее возникновение одновременно с дееспособностью с момента государственной регистрации юридического лица <3>. В качестве аналогов данных понятий в американской доктрине называются "passive capacity" (правоспособность) и "active capacity" (дееспособность) <4>. Объем прав юридического лица зависит от характера его правоспособности (ограниченного или неограниченного).

Изначально американские корпорации (вслед за английскими компаниями) и русские юридические лица обладали специальной (целевой) правоспособностью, допускающей их участие только в определенном, ограниченном круге гражданских правоотношений. Они наделялись лишь такими правами, которые соответствовали определенным законом или учредительными документами целям их деятельности <1>.

Принцип специальной правоспособности относился к числу основополагающих принципов советского законодательства о юридических лицах, но причина его становления в СССР была отлична от исторических предпосылок его возникновения в Англии и США <1>.

Специальная правоспособность юридических лиц в англо-американском праве традиционно связывается с правилом ultra vires <1>. Эта доктрина возникла в Англии в условиях разрешительного порядка образования компаний как способ контроля государства за их деятельностью. Действия, выходящие за рамки правомочий и целей, предусмотренных уставом, являлись абсолютно ничтожными (totally void) <2>. Так, О.Н. Сыродоева объясняет появление доктрины ultra vires недоверием государства к корпорациям и опасением, что они приобретут огромную экономическую власть <3>. Таким образом, изначально доктрина служила установлению ограничений деятельности корпораций.

В процессе своего применения в США правило ultra vires приобрело иную направленность. Оно формально стало использоваться в качестве одного из средств контроля со стороны акционеров и государства за действиями директоров и управляющих корпорации <1>.

Расцвет доктрины ultra vires связывается с решением по делу Ashbury Ry. Carriage & Iron Co. v. Riche <1>. Однако выводы, сделанные судом, по-разному интерпретируются в литературе. Так, Л. Гоувер отмечает, что в этом решении впервые было раскрыто "двойственное назначение" правила ultra vires, которое, с одной стороны, служит защите интересов инвесторов (акционеров), а с другой - кредиторов компании. Такая защита осуществляется путем ограничения полномочий директоров компании и целей деятельности самой компании. Автор полагает, что основное назначение концепции ultra vires заключается в "защите компании от самой себя (от своих органов)" и соответственно в обеспечении интересов ее участников и кредиторов <2>.

Тем не менее Р.У. Гамильтон и Дж.Р. Мэйси, анализируя названный прецедент, приходят к выводу, что "практически с самого своего зарождения концепция ultra vires представляла собой юридическую попытку избежать неприятных и нежелательных, однако логически вынужденных последствий договора" <1>. Они полагают, что подобная теория может использоваться с целью аннулирования уже совершенной сделки, результаты которой не устраивают корпорацию, а также неисполнения обязанности возмещения вреда по гражданским правонарушениям (torts), совершенным представителем (agent) корпорации <2>. Таким образом, названные правоведы считают, что эта теория в первую очередь служит интересам самой корпорации (избежание ею ответственности за свои действия и действия своих представителей), а не направлена на ограничение ее деятельности (или деятельности ее органов). Л. Гоувер не соглашается с подобными суждениями и, ссылаясь на решение Campbell v. Paddington Corporation <3>, утверждает, что компания может избежать ответственности за действия своего управляющего (officer) на основании превышения им своих служебных полномочий или компетенции органа, но не как ultra vires <4>. Таким образом, в литературе по-разному видится роль данной доктрины. Одни полагают, что она служит ограничению свободы действий органов корпорации, другие - предотвращению нежелательных последствий сделки, заключенной корпораций.

Представляется, что российским аналогом правила ultra vires являются положения ст. ст. 173 и 174 ГК РФ о недействительности сделок, выходящих за пределы правоспособности юридического лица, и сделок, выходящих за пределы правомочий лица либо органа юридического лица на совершение подобных сделок <1>.

Со временем сфера применения концепции ultra vires стала уменьшаться, а объем правоспособности юридических лиц соответственно расширяться. Расширение объема правоспособности английских компаний связывается с решением по делу Attorney-General v. Great Eastern Railway Co. <1>, в котором Палата лордов с целью придать доктрине характер большей определенности и "рациональности" определила, что теория выполняет всего лишь задачи "проверки" деятельности директоров. Она призвана показать директорам те границы, в рамках которых они могут совершать действия. Суды интерпретировали решение в "либеральном духе" и начали расширять правоспособность компаний и сдерживать влияние концепции ultra vires. Таким образом, "дополнительные", "вспомогательные" полномочия компаний (incidental/ancillary powers) были также признаны ultra vires <2>.

Современное американское законодательство пытается уменьшить сферу влияния концепции ultra vires. Примерный закон провозглашает, что, за некоторым исключением, юридическая сила корпоративных действий не может быть оспорена на основании отсутствия у корпорации правомочия на совершение такого действия. К подобным исключениям Примерный закон относит следующие случаи:

1. Акционер может предъявить иск к корпорации о запрещении совершения определенных действий, выходящих за рамки предоставленных корпорации полномочий, если договоры еще могут быть исполнены, а решения реализованы. Это ограничение не может применяться в отношении третьих и добросовестных лиц.

2. Корпорация или лицо, выступающее от ее имени и в ее интересах, могут предъявить иск к действующим или бывшим управляющим корпорации о возмещении убытков, возникших в результате действий этих должностных лиц, совершенных с превышением полномочий.

3. Прокурор может предъявить иск о ликвидации корпорации в случае, если: 1) корпорация была создана обманным путем; 2) корпорация постоянно превышала или злоупотребляла полномочиями, предоставленными законом <1>.

Кроме того, в настоящее время концепция ultra vires используется в США как инструмент защиты прав и интересов участников, выступая одним из способов контроля учредителей (участников) за деятельностью созданной ими организации <1>. Несмотря на фактический отказ от применения доктрины ultra vires, акционеры все же могут, используя данную теорию, обратиться в суд с целью запрета корпорации совершать действия, "выходящие за пределы ее правоспособности" (beyond its powers). Во-первых, если устав корпорации явно (expressly) ограничивает ее полномочия на совершение определенных действий; во-вторых, если ни устав, ни законодательство не предоставляют определенных правомочий корпорации <2>.

Случаи применения доктрины ultra vires необходимо отличать от иных способов ограничения деятельности предпринимательской корпорации. Изначально судебная практика широко толковала указанную концепцию. Так, в решении по делу Trevor v. Whitwoth <1> провозглашалось ultra vires <2> уменьшение компанией своего капитала путем покупки собственных акций, т.е. действия, которые уже были запрещены законом "даже в случае их допущения уставом". В этой связи В.П. Мозолин подчеркивает, что теория ultra vires не распространяется на действия, прямо запрещенные законом, а также на те, которые хотя и относятся к числу разрешенных для корпорации, но совершенных или неполномочными на то органами (должностными лицами) корпораций, или с нарушением установленного законами и уставами корпораций порядка <3>.

Так, А.Р. Палмитер отмечает, что доктрина ultra vires касается исключительно корпоративных полномочий (corporate powers), однако ее часто путают с "корпоративными обязанностями" (corporate duties). Речь идет об обязанности "не заниматься противоправным ведением дел" (not to engage in illegal activity), а также о фидуциарных обязанностях менеджеров (manager's fiduciary duties) <1>.

В российском праве аналогом ограничения правоспособности корпорации в результате прямых законодательных запретов выступают положения ст. ст. 168 и 169 ГК РФ, признающих абсолютно недействительными (ничтожными) сделки, нарушающие требования закона или иного правового акта либо совершенные с целью, противной основам правопорядка или нравственности.

Подводя итог вышесказанному, необходимо отметить, что, несмотря на то что доктрина ultra vires до сих пор формально существует в США, она практически не применяется судами уже несколько десятилетий. Р.У. Гамильтон связывает ограничение сферы применения теории ultra vires в США с защитой интересов третьих лиц от злоупотреблений корпорации. Суды стали придерживаться мнения, что действия ultra vires являются оспоримыми (voidable), а не ничтожными (void) <1>, некоторые суды - специально избегать использования доктрины, широко толкуя условия о целях деятельности корпорации, а также применяя концепцию "подразумеваемых прав" (implied powers) <2>. В качестве иных средств и механизмов, в некотором смысле заменяющих теорию ultra vires, служат категории неосновательного обогащения (an unjust enrichment), квазиконтракта (a quasi-contract), отказа от права (a waiver) <3>, "недопустимости отрицания факта, зафиксированного в договоре" "contract estoppel" и др. <4>. Аналогичные институты имеют место и в отечественном правопорядке <5>, также преследуя цели защиты интересов добросовестных участников гражданского оборота.

В целом в США и в России прослеживается тенденция к отказу от принципа специальной правоспособности в отношении предпринимательских корпораций и, соответственно, коммерческих юридических лиц. Так, ГК РФ узаконил принцип общей правоспособности коммерческих юридических лиц и установил, что коммерческие организации (за некоторым исключением) могут иметь гражданские права и нести гражданские обязанности, необходимые для осуществления любых видов деятельности, не запрещенных законом <1>. В п. 4 ст. 2 ФЗ "Об АО" прямо закреплено, что акционерные общества обладают общей правоспособностью.

В настоящее время объем правоспособности корпорации определяется прежде всего законом того штата, где она инкорпорирована, путем перечисления тех видов деятельности, которыми могут заниматься корпорации, а также путем перечисления предоставляемых корпорации полномочий. Кроме того, полномочия определяются уставами корпораций и судебной практикой.

Наряду с такими "прямо оговоренными" (открыто выраженными) правомочиями (express powers), которые включены в устав, указаны в законе или выработаны и определены судебной практикой, в США за корпорациями признаются также "подразумеваемые правомочия" (implied powers), являющиеся "вытекающими из прямо оговоренных правомочий", т.е. "косвенно оговоренными". Таким образом, если некоторые права по тем или иным причинам оказались за пределами устава корпорации, то на основании данной теории они также могут быть беспрепятственно реализованы корпорациями наравне с открыто выраженными правами <1>.

Законы большинства американских штатов фактически устанавливают принцип общей правоспособности корпораций. Чтобы избежать перечисления в уставах всех прав, которыми может обладать корпорация, законы дают подробное перечисление "общих правомочий" (general powers) корпораций, автоматически признающихся за каждой корпорацией, если в уставе не содержится ограничения <1>.

Так, согласно § 3.02 Примерного закона каждая корпорация обладает теми же правами, что и физическое лицо, для осуществления всех необходимых и приемлемых действий для ведения бизнеса и иной хозяйственной деятельности, без каких-либо ограничений, включая следующие правомочия: 1) быть истцом и ответчиком в суде; 2) иметь и изменять печать корпорации; 3) принимать и вносить изменения во внутренний регламент корпорации; 4) любым способом приобретать, иметь в собственности, владеть, пользоваться любым движимым и недвижимым имуществом; 5) любым способом отчуждать, закладывать, сдавать в аренду и иным образом распоряжаться своим имуществом; 6) совершать различные операции с ценными бумагами других корпораций; 7) принимать на себя обязательства и предоставлять гарантии или иным образом обеспечивать обязательства; 8) держать имущество в качестве обеспечения обязательств должников; 9) быть учредителем, участником или руководить деятельностью любой другой организации или объединения; 10) вести деятельность и открывать конторы в штате регистрации и за его границами; 11) избирать директоров и назначать управляющих, служащих и представителей корпорации, определять их обязанности, устанавливать им оклады, предоставлять им кредиты; 12) назначать и устанавливать пенсии и принимать различные социальные планы для должностных лиц и служащих корпорации; 13) вести благотворительную деятельность; 14) вести любую правомерную деятельность, содействующую проведению политики правительства; 15) осуществлять все иные правомерные действия для ведения деятельности корпорации <1>.

Похожий набор правомочий содержит большинство законов штатов <1>. Это свидетельствует о том, насколько широкие права предоставляются американским корпорациям. При этом основной целью предпринимательской корпорации остается извлечение прибыли. Это подчеркивается и в законодательстве <2>, и в литературе <3>.

Неоднозначным является отношение к возможности предпринимательских корпораций заниматься некоммерческой (особенно благотворительной) деятельностью. Так, В.П. Мозолин, ссылаясь на решение по делу A.P. Smith Manufacturing Company v. Ruth Barlovf <1>, отмечает, что "американское государство поощряет некоммерческую деятельность предпринимательских корпораций, освобождая ассигнуемые последними для этой цели средства от обложения подоходным налогом" <2>. Однако А.Р. Палмитер полагает, что прямой связи между повышением доходов корпорации и ее благотворительной деятельностью нет. Тем не менее законодательство <3> и судебная практика <4> признали "подразумеваемое право" (implied power) корпорации делать благотворительные подарки, которые в перспективе могут принести ей прибыль, хотя эта позиция имеет ряд оговорок. Так, подарок не должен быть "чрезмерным" (необоснованно дорогим), а также должен преследовать добродетельную, пристойную (proper) цель. Если такое благотворительное отчисление вызывает определенные налоговые послабления (tax deductible), то американское корпоративное право рассматривает их как обоснованное использование корпоративных полномочий. Однако, если "корпоративная щедрость" (corporate largesse) явно не имеет отношения к выгоде корпорации (corporate benefits), а также в случае чрезмерной дороговизны дарения, сделка может быть оспорена как ultra vires, либо как проявление необоснованных трат и нарушение фидуциарных обязанностей исполнительных органов корпорации (fiduciary breach) <5>.

В решении по делу Kahn v. Sullivan <1> поясняется обоснованное ограничение (reasonable limitation) благотворительной деятельности корпорации, которая должна отвечать следующим требованиям: быть "обоснованна по своему размеру соответственно финансовым возможностям корпорации и иметь отношение к интересам корпорации"; быть "несвязанной с деятельностью корпорации прихотью" ("remote and fanciful"), а также "не должна вызывать неприятие со стороны акционеров, чье имущество используется" <2>. Результатом знаменитого спора Citizen United v. Federal Election Commission <3>, получившего широкий резонанс в американском обществе, стало разрешение американским предпринимательским корпорациям осуществлять финансирование деятельности политических партий в США.

Что касается российских акционерных обществ, то ни закон, ни доктрина не содержат каких-либо ограничений на занятие некоммерческой, в том числе благотворительной, а также политической деятельностью.

Таким образом, несмотря на фактически общую правоспособность акционерного общества и предпринимательской корпорации, существует ряд ограничений деятельности данных юридических лиц. Общая правоспособность не является императивным правилом. Так, в целях контроля за исполнительными органами участники могут ограничить деятельность акционерного общества в уставе - так называемое самоограничение. В таком случае акционерное общество будет обладать специальной правоспособностью, а "внеуставные" сделки, выходящие за ее пределы, будут признаваться оспоримыми <1>. Кроме того, ограничение правоспособности может вытекать из специального закона. Например, ограничения в деятельности страховых организаций, банковских, кредитных и иных учреждений <2>. Также в российской доктрине одним из видов ограничения правоспособности признается лицензирование деятельности <3>. Лицензирование различных видов деятельности предпринимательских корпораций как основание их осуществления широко распространено также и в США <4>.

Представляется, что какое-либо заимствование положений американского права, касающихся ограничений правоспособности юридического лица, не является целесообразным и оправданным, поскольку российское право, следуя традициям романо-германской правовой семьи, выработало целостную систему подобных ограничений. Американские же институты во многом служат аналогичным целям защиты добросовестных участников корпоративных отношений.