Ранее нами было показано, что трансплантология получила распространение в медицинской науке сравнительно недавно. Правовая основа ее существования в нашей стране все еще находится на стадии становления и развития. С учетом новизны складывающихся в этой сфере отношений можно констатировать, что и проблематика уголовной ответственности за преступления, связанные с нарушениями в рассматриваемой области, также должна быть признана относительно новой и в недостаточной степени исследованной.

Можно сказать, что сама необходимость внедрения в уголовное законодательство норм, запрещающих принуждение к донорству, была продиктована быстрым развитием медицины и широким распространением в мире соответствующих методик лечения. Относительная доступность такого рода операций поставила многих людей перед фактом: их жизнь может быть спасена, но только в том случае, если найдутся подходящие органы для пересадки. Ждать этого момента иногда приходится годами, чем со временем стали пользоваться люди, готовые спекулировать на чужом страдании и отчаянии.

Ежегодно в современном мире проводится примерно 100000 трансплантаций органов и более 200000 - тканей и клеток человека. Лидером среди государств мира по количеству проводимых операций являются США: американские врачи в год выполняют 10000 пересадок почек, 4000 - печени, 2000 - сердца. В России годовые результаты на порядки ниже: 4 - 5 трансплантаций сердца, 5 - 10 трансплантаций печени, 500 - 800 трансплантаций почек. Однако даже за рубежом потребность в такого рода хирургических вмешательствах не обеспечивается даже на треть. Согласно исследованию американских экспертов расчетная потребность количества трансплантаций органов на 1 млн. населения в год составляет: почка - 74,5; сердце - 67,4; печень - 59,1; поджелудочная железа - 13,7; легкое - 13,7; комплекс сердце - легкое - 18,5 <1>.

--------------------------------

<1> См.: Трансплантация органов и тканей. Справка // РИА Новости. URL: http://ria.ru/society/20091001/187003474.html#13940970935063&message=resize&relto=register&action=addClass&value=registration#ixzz2vAlMCBgS.

Неудивительно, что с развитием трансплантологической науки и наработкой соответствующих навыков в правовой действительности многих государств появились новые виды общественно опасных деяний. Используя физическое принуждение или психическое давление, преступники стали изымать нужные органы и ткани у подходящих доноров. Подобная негативная практика заставила задуматься о ранее не существовавшей криминологической проблеме - криминальная трансплантация и ее огромные масштабы.

Большинство стран ввело в свои уголовные законы нормы, направленные на пресечение такого рода деяний, однако количество преступлений в этой области по-прежнему остается достаточно высоким.

Ситуация в нашей стране не может быть названа однозначной. Одни исследователи утверждают, что Россия не отстает от общемировых тенденций и на ее территории функционируют десятки незаконных клинических учреждений, которые проводят нелегальные операции по изъятию и пересадке органов и тканей человека <1>. В ряде СМИ публиковалась информация о том, что в районах военных конфликтов позже обнаруживали захоронения людей, которые были подвергнуты хирургическому вмешательству, и в их телах отсутствовали жизненно важные органы. Нередки и упоминания случаев обнаружения тел беспризорных детей с вырезанными почками или печенью. Другие специалисты (в первую очередь главный пропагандист трансплантологии - директор Федерального центра трансплантологии и искусственных органов имени В.И. Шумакова, главный трансплантолог Минздрава России, академик РАН Сергей Готье) призывают не верить в выдуманные "страшилки" и больше времени и сил уделять информационной поддержке соответствующего направления, а не "использовать тему трансплантации в негативном свете" <2>.

--------------------------------

<1> См. об этом: Саперов В.Н. Трансплантология в России: достижения и нерешенные проблемы // Здравоохранение Чувашии. 2013. N 4. С. 74.

<2> См. об этом: Готье С. Лист ожидания - это жизнь // РГ - RG.RU. URL: http://www.rg.ru/2014/07/23/gotje.html; Выжутович В. Шанс на вторую жизнь // РГ - RG.RU. URL: http://www.rg.ru/2012/11/22/gotje.html.

По мнению медицинских работников, нелегальная трансплантация в нашей стране невозможна прежде всего по причине очень небольшого количества профессиональных врачей соответствующего профиля. Каждый из них на счету, на виду и никогда не согласится рисковать своей деловой репутацией. Кроме того, даже при высоком уровне спроса на донорские органы население страны по большей части не отличается большими доходами и, следовательно, не может себе позволить отдать огромные суммы за "подпольную" операцию. А когда нет платежеспособных клиентов - нет и предложения. Следовательно, в России просто невыгодно развивать "черную" трансплантацию.

Все эти аргументы, как и официальная статистика, многим юристам не кажутся достаточно убедительными. В.И. Коваленко в 2011 г. провела изучение количества русскоязычных запросов в Интернете о купле-продаже органов и обнародовала их число - в среднем до 30000 в месяц. Контактные данные покупателя при этом зашифрованы, и связаться с ним не так просто. Думаем, исследователь права, полагая, что "по меньшей мере наивно" было бы представлять такое количество запросов в виде "виртуальных игр" и "шуток" <1>.

--------------------------------

<1> См.: Коваленко В.И. Криминологическая оценка незаконной трансплантации органов и тканей человека в России // Юрист-правоведъ. 2011. N 6. С. 50.

Мы попробовали повторить проведенный ученым эксперимент и обратились для этого к помощи сервиса подбора ключевых слов Wordstat на поисковом портале "Яндекс" (https://wordstat.yandex.ru). По состоянию на октябрь 2015 г. поиск по ключевым словам "куплю почку" за последний месяц задавался 7216 раз, по словам "продать почку" - 17970 раз, "цена почки" - 14147 раз, "сколько стоит почка" - 13683 раза <1>. Таким образом, тема по-прежнему пользуется популярностью в Сети, хотя, возможно, и не такой высокой, как раньше.

--------------------------------

<1> URL: https://wordstat.yandex.ru/#!/?words=купить почку.

Как бы то ни было, Россия вступила на путь запретов в области трансплантации немного позднее европейских стран. Еще в Уголовном кодексе РСФСР 1960 г. <1> отсутствовали какие-либо нормы, связанные с нарушениями в этой сфере. Если бы такая необходимость возникла, содеянное могло квалифицироваться лишь по статьям, предусматривающим ответственность за умышленное убийство (ст. ст. 102, 103 УК РСФСР) или причинение тяжких телесных повреждений (ст. 108 УК РСФСР). Только после вступления в силу Закона РФ от 22 декабря 1992 г. N 4180-1 "О трансплантации органов и (или) тканей человека" возникла необходимость (и нормативно обоснованная возможность) дополнения законодательных установлений нормами об ответственности.

--------------------------------

<1> Уголовный кодекс РСФСР (утв. ВС РСФСР 27 октября 1960 г.) (в ред. от 30 июля 1996 г.) // Ведомости ВС РСФСР. 1960. N 40. Ст. 591.

Новый уголовный закон, принятый в 1996 г., уже в полной мере отвечал современному положению вещей. В Уголовном кодексе Российской Федерации сразу был закреплен ряд статей, которые в той или иной степени связывались с нарушениями в области трансплантологии.

Первое место в этой системе занимает ст. 120, которая предусматривает ответственность за принуждение к изъятию органов или тканей человека для трансплантации.

Как уже было рассмотрено выше, Закон о трансплантации допускает возможность такого рода оперативного вмешательства только в случае, если другие медицинские средства не могут гарантировать сохранение жизни больного либо восстановление его здоровья. Консилиум врачей-специалистов решает вопрос о том, в какой степени будет причинен вред донору. В случае если здоровью не будет причинен значительный вред, допускается изъятие органов и (или) тканей у живого донора. Если донор согласен на пересадку своих органов или тканей, то он обязательно должен выразить свое согласие в письменной форме. Без надлежащим образом оформленного документа (согласия) врачи не имеют права приступать к операции.

Статья 120 УК РФ призвана обеспечить выполнение этих правил, гарантируя людям защиту от принуждения к передаче своих органов и тканей для трансплантации.

Поскольку данная норма помещена законодателем в состав раздела VII "Преступления против личности" (глава 16 "Преступления против жизни и здоровья"), имеются основания утверждать, что родовым объектом преступления выступают общественные отношения, обеспечивающие естественное функционирование личности.

Продолжая анализ ценностей, которые могут быть затронуты таким общественно опасным деянием, констатируем, что непосредственным его объектом выступает здоровье человека. При этом понятие "здоровье" законодатель связывает не с полным отсутствием у потерпевшего каких-либо заболеваний и физических недостатков, а, скорее, с состоянием личностного благополучия, физической и психической полноценности, которые присущи данному конкретному гражданину в его обычном состоянии.

В целом вопрос об объекте анализируемого преступления является в юридической науке дискуссионным. Отдельные исследователи стараются выделить некий отличающийся особой спецификой объект, который ни в коем случае не повторял бы видовой объект (здоровье). Так, В.А. Смирнов называет таковым "общественные отношения, обеспечивающие свободу волеизъявления человека по распоряжению своим телом и его частями" <1>. Это суждение вряд ли может быть признано обоснованным, поскольку свобода какого бы то ни было волеизъявления относится, скорее, к числу прав и свобод человека и гражданина, а следовательно - и к другой главе Уголовного кодекса. Тот факт, что ст. 120 УК РФ помещена законодателем в состав главы 16 "Преступления против жизни и здоровья", накладывает на анализ ее состава определенные ограничения, поскольку основной непосредственный объект должен быть непременно связан с родовым и видовым объектами посягательства.

--------------------------------

<1> Смирнов В.А. Уголовно-правовая характеристика принуждения к изъятию органов и тканей потерпевшего (ст. 120 УК РФ) // Сибирский юридический вестник. 2005. N 3. С. 75.

Более приемлемой для нас является точка зрения Т.А. Фабрики, утверждающей, что в данном составе преступления основным объектом выступают "общественные отношения, обеспечивающие нормальное функционирование здоровья человека и его право на невмешательство в целостность организма" <1>. Однако чуть позднее в своей работе, буквально через несколько предложений, ученый высказывает суждение, что здесь можно также выделить и дополнительный объект - свободу волеизъявления человека по распоряжению своим телом и его частями. Принять подобный объект в качестве дополнительного, а не основного, уже легче, поскольку такая постановка вопроса не противоречит особенностям структуры и системы российского Уголовного кодекса и общепринятым теориям науки уголовного права о взаимосвязи родового и непосредственного объекта преступных посягательств.

--------------------------------

<1> Фабрика Т.А. Проблемы уголовной ответственности за принуждение к изъятию органов или тканей человека для трансплантации: Дис. ... канд. юрид. наук. Челябинск, 2007. С. 105.

В предусмотренном ст. 120 УК РФ составе преступления можно выделить и предмет - материальное проявление объекта, непосредственно воздействуя на которое, преступник совершает запрещенное законом деяние. В данном случае таковым выступают, безусловно, органы и ткани человека, поскольку именно их добыча является сутью и конечной целью совершаемого преступления.

Ранее перечень объектов трансплантации закреплялся совместным Приказом Минздрава РФ и Российской академии медицинских наук от 13 декабря 2001 г. N 448/106 <1>. В настоящее время этот Приказ отменен и вместо него действует Приказ Минздрава России и РАН от 4 июня 2015 г. <2>. Новый документ существенно расширил перечень объектов трансплантации и теперь содержит 24 позиции вместо 6.

--------------------------------

<1> Приказ Минздрава России, РАМН от 13 декабря 2001 г. N 448/106 (с изм. от 9 апреля 2007 г.) "Об утверждении перечня органов человека - объектов трансплантации и перечня учреждений здравоохранения, которым разрешено осуществлять трансплантацию органов" // РГ. 2002. N 15.

<2> Приказ Минздрава России N 306н, РАН N 3 от 4 июня 2015 г. "Об утверждении перечня объектов трансплантации" // РГ. 2015. N 138.

В то же время анализ этого перечня показывает, что и в раннюю, и в более позднюю его версию не были включены регенерируемые (кровь и ее компоненты) и репродуктивные ткани (например, яйцеклетка, сперма и т.д.). В том, что такое суждение не является случайным, можно убедиться, ознакомившись с абзацем 2 ст. 2 Закона "О трансплантации органов и (или) тканей человека". В данной норме прямо установлено, что действие Закона не распространяется на органы, их части и ткани, имеющие отношение к процессу воспроизводства человека, включающие в себя репродуктивные ткани (яйцеклетку, сперму, яичники, яички или эмбрионы), а также на кровь и ее компоненты.

На практике у некоторых специалистов подобное умолчание вызывает ряд справедливых вопросов <1>. С одной стороны, анализ действующего законодательства показывает, что принудительное изъятие такого рода биологических объектов в нашей стране также запрещено. В частности, ст. 4 Федерального закона "О донорстве крови и ее компонентов" <2> в числе основных принципов донорства прямо называет "добровольность сдачи", а согласно ч. 2 ст. 14 того же нормативного акта продажа донорской крови и (или) ее компонентов, полученных в пределах территории Российской Федерации, в другие государства запрещается.

С другой стороны, если принять во внимание тот факт, что яйцеклетку и кровь тоже можно изъять у потерпевших без их согласия и с применением насилия, не вполне ясно, как в таком случае надлежит квалифицировать подобное деяние? Вряд ли здесь будет уместна ст. 120 УК РФ, поскольку и яйцеклетка, и кровь, как было сказано выше, не входят в перечень возможных объектов трансплантации. Однако любая другая норма (включая составы, входящие в главу "Преступления против жизни и здоровья") не учитывает всех признаков совершенного деяния.

Внести соответствующие изменения непосредственно в перечень объектов трансплантации вряд ли возможно, поскольку его назначение этого не позволяет. Проблему можно решить по-другому - посредством расширения сферы применения ст. 120 УК РФ (за счет включения в перечень упоминаемых ею предметов преступления также и "иных фрагментов организма человека"). В свою очередь, Министерству здравоохранения России можно было бы разработать и утвердить перечень фрагментов организма человека, который мог бы использоваться в уголовном праве для толкования этого понятия. Возможно, термин "фрагменты организма" здесь будет не вполне удачным и не сможет охватить всего многообразия потенциальных объектов принудительного изъятия, но в этом вопросе мы считаем возможным положиться на суждение профессиональных медиков, которые наверняка смогут подобрать лучшее определение понятия, было бы желание. (З.Л. Шхагапсоев, к примеру, считает, что ст. 120 можно дополнить термином "физиологические жидкости" <1>).

В завершение рассмотрения предмета преступления остановимся на анализе суждения А.С. Хачатряна, считающего, что яйцеклетки и эмбриональные ткани заслуживают отдельного правового регулирования в плане возможности получения их от донора <1>. Действительно, еще в сентябре 1989 г. 41-я Ассамблея Всемирной медицинской ассоциации (World Medical Association) приняла заявление о трансплантации эмбриональных тканей <2>. Статус этой общественной организации, созданной в сентябре 1947 г. в целях обеспечения гарантий независимости врачей и высоких стандартов их этической деятельности, что было особенно важно после Второй мировой войны, конечно, не может сравниться с общепризнанным статусом Организации Объединенных Наций и ее институтов. Однако ВМА включает в себя представителей более 100 стран мира (в том числе России) и считается чем-то вроде "врачебного парламента" - международной организации, которая представляет врачей всего мира и устанавливает международные нормы медицинской деятельности, обязательные для исполнения врачами всех стран.

В указанном заявлении была высказана озабоченность, что увеличение спроса на зародышевую ткань (из которой, в частности, получают стволовые клетки) может спровоцировать негативные последствия. Женщины с низким уровнем дохода могут пожелать забеременеть с единственной целью - сделать аборт и передать зародышевую ткань родственнику или продать ее. Таким образом, принятие женщиной решения о прерывании беременности ставится под угрозу возможности извлечения материальной выгоды. Чтобы избежать потенциального конфликта интересов, ВМА рекомендовала всему медицинскому персоналу взять на себя дополнительную ответственность: гарантировать отсутствие у них материальной заинтересованности при проведении аборта (никто не должен получать прямой или косвенной выгоды от использования тканей, получаемых в результате аборта), а также отсутствие любых договоренностей между врачами, проводящими трансплантацию, и теми, кто непосредственно участвует в принятии решений и проведении операций, связанных с прерыванием беременности.

Следует признать, что риск коммерциализации такого рода отношений действительно существует. В то же время подобное поведение не является уголовно наказуемым, поскольку даже принудительное изъятие эмбриональных тканей не подпадает ни под действие ст. 120 УК РФ (поскольку эмбрионы не входят в перечень возможных предметов преступления), ни под действие ст. 123 о незаконном аборте (там состав конструируется исключительно по признаку специального субъекта - производство аборта лицом, не имеющим высшего медицинского образования соответствующего профиля).

Именно поэтому мы считаем оправданным предложение А.С. Хачатряна о дополнении ст. 123 УК РФ квалифицированным составом, предусматривающим ответственность за производство аборта в целях использования эмбрионального материала или совершенное из корыстных побуждений <1>. От себя считаем необходимым добавить, что такая норма должна применяться не только к врачу, проводившему операцию, но и к несостоявшейся матери (в случае, если у нее наличествовали корыстные мотивы и она желала заработать на продаже эмбрионального материала). Что касается наказания, то, по нашему мнению, его стоит прописать в санкции таким образом, чтобы это деяние относилось к числу преступлений средней тяжести.

Основной состав предусмотренного ст. 120 УК РФ преступления не содержит прямого указания на такой признак, как потерпевший. Тем не менее анализ вероятных случаев применения этой нормы позволяет предположить, что здесь можно выделить 2 категории потенциальных потерпевших.

К первой группе относятся непосредственно доноры и их законные представители. Последние могут выступать в качестве потерпевших в случаях, когда донором является несовершеннолетний или лицо, страдающее психическим расстройством и вследствие этого ограниченное во вменяемости. Воздействуя на таких потерпевших, преступник может принудить их дать согласие на передачу органов или тканей их подопечного для трансплантации. Наличия между виновным и донором каких-либо связей (включая родственные) не требуется. Две стороны преступления могут быть знакомы между собой (родственники, опекун и подопечный, коллеги и т.д.) либо вообще ничего не знать друг о друге.

Следует иметь в виду, что потерпевший не обязательно должен отвечать критериям допустимости донорства, предусмотренным законодательством. Так, мы помним, что в России запрещено изъятие органов и тканей у живых несовершеннолетних (допускается лишь пересадка костного мозга), а также у недееспособных лиц и тех, кто может заразить реципиента каким-либо заболеванием, угрожающим жизни и здоровью (например, СПИДом, ВИЧ-инфекцией, сифилисом). При совершении преступления, предусмотренного ст. 120 УК РФ, виновный, если он действует в корыстных целях, может вообще не заботиться ни о последующей совместимости органов с потенциальным реципиентом, ни о "качестве" этих органов, ни о возрасте лица, которое он планирует принудить к изъятию.

Ко второй группе потерпевших следует отнести врачей, которые совершают операции по изъятию и пересадке органов. Нарушение ими установленных правил в области трансплантологии в обычной ситуации повлекло бы привлечение к ответственности. Но совершение в их отношении преступления, предусмотренного ст. 120 УК РФ, дает возможность утверждать, что ответственность их в таком случае должна быть усеченной или вовсе отсутствовать. Действия врача должны оцениваться с учетом положений ст. 40 УК РФ "Физическое или психическое принуждение".

Вопрос об ответственности лица, находившегося под принуждением, решается в зависимости от того, преодолимым ли было применяемое к нему принуждение. Формулируя правила ст. 40 УК РФ, законодатель исходил из того, что психическое принуждение во всех случаях является преодолимым, в то время как физическое принуждение может выступать и в качестве непреодолимого (во внимание обычно принимается интенсивность воздействия преступника на принуждаемого, степень причиняемых страданий и т.п.).

Действия лица, находившегося под воздействием непреодолимого физического принуждения, вообще не влекут наступления уголовной ответственности, поскольку предполагается, что лицо в такой ситуации было лишено возможности руководить своими действиями (бездействием). Применение к потерпевшему психического принуждения ответственности не отменяет, но может ее смягчить (как правило, посредством учета смягчающего наказание обстоятельства, предусмотренного п. "е" ч. 1 ст. 61 УК РФ). Российский уголовный закон не устанавливает четкого порядка применения данного смягчающего обстоятельства (насколько конкретно и каким образом суд может снизить назначаемое наказание), поэтому решение этого вопроса остается на усмотрение суда.

Как уже было отчасти сказано выше, объективная сторона рассматриваемого преступления подразумевает принуждение, которое было совершено с применением насилия либо с угрозой применения такого насилия. Само по себе насилие при этом, по мнению Б.К. Мартыненко, выступает оценочной категорией, поскольку характеризуется как относительно постоянными признаками, так и признаками переменными, содержание которых в законе четко не прописано и уясняется только на практике, в ходе применения правовых норм <1>. Это позволяет учесть все особенности конкретной ситуации, свойства обстоятельств в каждом деянии, социально-политическую обстановку, а также личностные характеристики обвиняемых, с тем чтобы применить норму права наиболее точным и целесообразным образом.

В общем смысле под принуждением в уголовном праве принято понимать любое противоправное влияние на человека с целью побудить его к совершению какого-либо нужного преступнику действия или бездействия. Как правильно отмечает Е.А. Куманяева, принуждение предполагает существование двух субъектов, один из которых выполняет активную роль (принуждает), а другой - пассивную (подвергается принуждению) <1>. В ходе совершения преступления активная роль, естественно, достается виновному лицу, а пассивная - потерпевшему. При этом лицо, подвергающееся принуждению, само должно вести себя правомерно, иначе, в случае нарушения им закона, со стороны виновного может иметь место не столько противозаконное принуждение, сколько самозащита, устранение противоправного поведения другой стороны.

Принуждение следует отличать от такого метода воздействия, как уговор. Если при уговоре желание лица базируется, скорее, на позитивных для него мотивах (понимание обоюдной выгоды и т.п.), то принуждение всегда подразумевает наличие у потерпевшего чувства страха. Он боится отказаться от совершения определенных действий, так как на него в сложившейся ситуации давит возможность наступления отрицательных последствий (причем последствия эти могут быть связаны как с самим принуждаемым, так и с его родственниками или близкими людьми). Как верно указывает А.И. Левина, принуждение всегда характеризуется существенным ограничением свободы волеизъявления человека <1>.

Принуждение согласно общепринятой теории уголовного права принято подразделять на физическое и психическое.

Способами физического принуждения могут выступать:

- насилие, не влекущее последствий для здоровья потерпевшего (например, нанесение ему побоев, истязание);

- причинение вреда здоровью различной степени тяжести.

Психическое давление на потерпевшего может осуществляться в разнообразных формах, однако значимой для ст. 120 УК РФ выступает только одна - угроза причинения насилия. К таковой, в частности, традиционно относят угрозу убийством, нанесением тяжкого или средней тяжести вреда здоровью, побоями, истязаниями и т.д. Такая угроза может выражаться в любой доступной для понимания потерпевшим форме - письменно либо вербально, в устной речи.

Для квалификации деяния в качестве преступного абсолютно не важно, состоялся ли между преступником и потерпевшим личный контакт при встрече или они разговаривали по телефону, передал ли виновный письмо с угрозой через третьих лиц или направил посредством общедоступных средств связи (факс, почтовая служба, электронная почта). Единственным важным условием является факт восприятия этой угрозы потерпевшим - понял ли он, чего именно от него пытаются добиться, и воспринимает ли угрозу как реальную. Вполне логично, что не следует признавать находящимся под принуждением лицо, которое изначально было уверено в невозможности осуществления высказанной в его отношении угрозы.

Как правильно отмечает Т.А. Фабрика, на практике могут возникнуть прецеденты, когда угроза будет выражена в нецензурных либо жаргонных словах или может носить неопределенный характер <1>. К счастью, правоохранительные органы за годы применения терминологии УК РФ 1996 года уже наработали определенный опыт если не в плане использования ст. 120, то хотя бы в оперировании другими нормами, включающими аналогичные по содержанию признаки насилия и угрозы его применения. Аналогии толкования в этом случае вполне возможны и не противоречат ни духу, ни букве закона.

Например, случай, когда виновный показывает потерпевшему огнестрельное или холодное оружие либо другие предметы, которые могут быть использованы в качестве оружия, чаще всего расценивается как угроза причинения тяжкого вреда здоровью или угроза убийством.

Определенность озвученного виновным психологического воздействия может быть оценена только по совокупности обстоятельств. Если брошенное мимоходом пожелание "снести голову с плеч ради почки" вряд ли может быть оценено как реальная угроза, то аналогичные слова, высказанные лицом с ярко выраженными криминальными наклонностями, у которого к тому же имеются связи в институте трансплантации органов, вполне можно расценить как нечто серьезное, поскольку есть право опасаться, что сказанное может оказаться правдой (пусть и не в буквальном понимании употребленных слов "снести голову").

Также следует понимать, что любые другие угрозы (например, обещание уничтожить или повредить имущество, разгласить негативные сведения и т.п.) не образуют состава преступления по ст. 120 УК РФ. Некоторые исследователи с такой формулировкой закона не согласны и предлагают дополнить текст уголовно-правовой нормы указанием на иные возможные виды угроз. В частности, Е.А. Куманяева считает необходимым в основном составе преступления прописать только психическое принуждение - "под угрозой уничтожения, повреждения или изъятия имущества либо шантажа", а физическое принуждение в виде насилия, как и угрозу его применения, перенести в часть 2, сформировав из них квалифицированный состав <1>. Думается, однако, что такое изменение закона было бы излишним. Психическое принуждение, как это следует из ст. 40 Уголовного кодекса РФ, всегда является преодолимым, а потому преступник вряд ли будет использовать такого рода воздействие с целью изъятия органов для трансплантации (слишком серьезное дело для несерьезных угроз, вроде "поджечь дом" или "рассказать всем об аборте пятилетней давности"). Куда более реалистичной выглядит ситуация, в которой преступник все же применит к потерпевшему насилие или хотя бы будет угрожать им. Тем не менее возможность внесения соответствующих изменений в текст уголовного закона будет рассмотрена нами позже.

Еще одним интересным вопросом является возможность рассмотрения в качестве способов принуждения таких действий, как обман и введение в заблуждение. Т.А. Фабрика <1>, а также некоторые авторы комментариев к Уголовному кодексу РФ <2> придерживаются мнения, что случаи, когда лицо вынуждают согласиться на хирургическое вмешательство под предлогом необходимости проведения совсем другой медицинской операции, также должны квалифицироваться по ст. 120 УК РФ.

Приведенное суждение, по нашему мнению, является весьма спорным. Норма ст. 120 Уголовного кодекса четко прописывает возможные способы принуждения и вряд ли допускает возможность расширительного ее толкования. Кроме того, сама терминология не позволяет нам это сделать. Как мы знаем из теории уголовного права, под "обманом" обычно понимаются любые действия, которые порождают у потерпевшего недостоверные суждения о происходящем, под влиянием которых он сам помогает виновному добиться того или иного преступного результата. "Злоупотребление доверием" во многом схоже с обманом, однако в этом случае добавляется также признак "доверия", которое потерпевший испытывает по отношению к субъекту преступления. Причиной такого доверия могут выступать самые разные факторы: личное знакомство, занимаемое виновным должностное положение, род его занятий и т.д. В обоих случаях совершение преступления не было бы возможным без участия потерпевшего, который в таких ситуациях выступает не пассивной страдающей стороной, а, скорее, активным участником событий, определенно действующим по собственной воле, которая, однако, намеренно искажена действиями преступника.

Рассматривая потерпевшего при обмане и злоупотреблении доверием в качестве активного лица, наделенного свободой воли (хотя и не имеющего достоверного представления о происходящем), мы не можем признать его находящимся под принуждением. Поэтому если у исследователей возникает желание дополнить способы совершения предусмотренного в ст. 120 УК РФ деяния указанием на обман и злоупотребление доверием, сделать это будет логичнее и правильнее посредством внесения соответствующих изменений в текст нормы. Иные подходы представляются неоправданными с точки зрения правил толкования закона.

В теории уголовного права утвердилось суждение, что любой из способов принуждения может применяться исключительно к донору, но не к его родственникам либо иным близким людям <1>. Текст нормы ч. 1 ст. 120 УК РФ действительно не предусматривает возможности расширительного его толкования. С другой стороны, в некоторых статьях уголовного закона, где речь идет о принуждении в форме угрозы применения насилия, отдельно упоминается также и насилие в отношении родственников потерпевшего (ст. ст. 131, 132, ч. 3 ст. 144 и др.). Именно поэтому часть ученых считает, что диспозицию нормы следует изменить, включив в число адресатов насилия или угрозы его применения не только саму жертву, но и других лиц <2>. Особое значение такая возможность приобретает применительно к несовершеннолетним и ограниченно дееспособным донорам, решение в отношении которых по многим вопросам в любом случае принимают их законные представители.

В полной мере осознавая имеющуюся у преступника возможность повлиять на волю потерпевшего посредством воздействия на близких ему людей, полагаем необходимым внести соответствующие изменения в текст ч. 1 ст. 120 УК РФ, предусмотрев уголовную ответственность и за принуждение путем применения насилия или угрозы его применения к другим лицам.

В случае если потерпевшему в результате физического или психического воздействия был причинен тяжкий вред здоровью, то совершенное деяние должно быть квалифицировано по совокупности преступлений (ст. ст. 120 и 111 УК РФ). При причинении вреда здоровью средней тяжести содеянное также квалифицируется по совокупности преступлений, но на этот раз с применением ст. 112 УК РФ. Более подробно сопутствующие ст. 120 УК РФ составы преступлений будут рассмотрены в данной работе чуть позднее, в разделе 3.3. Пока же достаточно будет упомянуть, что, как правильно отмечает Т.А. Фабрика, в случае, если здоровью или жизни донора был причинен ущерб со стороны злоумышленника, а последний в это время мог осознавать общественную опасность своего деяния, то преступник должен быть осужден по соответствующим статьям Уголовного кодекса Российской Федерации <1>.

Состав преступления, предусмотренный ст. 120 УК РФ, является формальным, поскольку не содержит в своем описании указания на наступление каких-либо общественно опасных последствий в качестве обязательного признака. Таким образом, данное преступление следует считать оконченным с момента совершения действий, которые были направлены на принуждение потерпевшего к согласию на трансплантацию. При этом абсолютно не важно, достигнута ли конечная цель преступника - привело ли примененное насилие к нужному результату, удалось ли принудить потерпевшего к изъятию органов и было ли произведено такое изъятие.

Целый ряд исследователей совершенно верно указывает на лингвистическую неточность в формулировке объективной стороны деяния <1>. Если толковать используемые в ней слова "принуждение к изъятию" буквально, в точном соответствии с тем смыслом, что заложен в них самой стилистикой русского языка, получится, что потерпевшего принуждают к совершению действий по изъятию органов или тканей у кого-то третьего. Такое деяние преступник может совершить в отношении потерпевшего-врача, заставляя его провести операцию по изъятию трансплантата, но эту формулировку невозможно напрямую применить к случаю, когда виновный насильственно понуждает потерпевшего к тому, чтобы тот согласился на изъятие у него биологического материала для трансплантации.

Безусловно, многие неясности отдельного правового акта могут быть устранены посредством системного толкования всего действующего законодательства (в том числе норм об охране здоровья граждан). С учетом содержащихся в прочих законах правил мы можем прийти к выводу, что ст. 120 УК РФ охватывает оба случая принуждения, однако ясность и однозначность в правовом регулировании никогда не бывают лишними. В целях избавления от спорных трактовок и более четкого закрепления уголовной ответственности предлагаем заменить наименование статьи и текст ее диспозиции на "принуждение лица к даче согласия на изъятие его органов или тканей для трансплантации". В свою очередь, состав, потерпевшим по которому выступает лицо, непосредственно осуществляющее медицинские манипуляции, можно вынести в отдельную часть ст. 120 УК РФ, например, следующим образом:

"1.1. Принуждение медицинского работника либо иного лица, обладающего соответствующими медицинскими знаниями, к проведению операции по изъятию органов или тканей человека для трансплантации, совершенное с применением насилия либо с угрозой его применения к потерпевшему или его близким, -

наказывается...".

Подобные изменения, по нашему мнению, способны в значительной мере усовершенствовать уголовно-правовое регулирование, поскольку приведут замысел законодателя в более четкую и непротиворечивую форму.

Субъектом преступления, предусмотренного ст. 120 УК РФ, может выступать любое физическое вменяемое лицо, достигшее 16 лет. Обратим внимание на тот факт, что закон не предусматривает дополнительных требований к его роду занятий (то есть преступник может сам по себе не иметь никакого отношения к медицинской сфере деятельности).

Субъективную сторону рассматриваемого состава преступления характеризует прямой умысел. Действительно, трудно представить ситуацию, в которой можно было бы принудить кого-то к трансплантации с косвенным умыслом - не желая, но допуская наступление общественно опасных последствий либо относясь к ним безразлично. О неосторожности в такой ситуации речи тем более быть не может.

Отношение виновного к содеянному должно учитываться при применении анализируемой нормы сразу в нескольких аспектах. Помимо стандартного выяснения отношения преступника к деянию и его последствиям (с целью установления формы его вины), следует также обращать внимание на понимание им непосредственного вреда, который может быть причинен донору (при изъятии у него органов и тканей) либо врачу (при использовании насилия). От этого понимания может зависеть дополнительная квалификация по совокупности преступлений. Так, к примеру, если виновный понимает, что после трансплантации органа донор умрет, поскольку причиненный здоровью вред будет несовместим с жизнью, то его деяние подлежит квалификации и по п. "м" ч. 2 ст. 105 УК РФ (если не в качестве исполнителя, то в роли другого соучастника преступления).

Некоторые авторы комментариев к Уголовному кодексу утверждают, что субъективная сторона предусмотренного ст. 120 УК РФ преступления включает также указание на специальную цель - принуждение к пересадке органов и (или) тканей и противоправное использование этого биоматериала <1>. Вряд ли можно согласиться с таким однозначным суждением. По нашему мнению, принуждение составляет, скорее, саму суть совершаемого деяния и характеризует его способ. Конечная же цель использования биоматериала хотя и, безусловно, подразумевается преступником, в самом тексте уголовного закона все же прописана в несколько ином виде. Законодатель обходится краткой ремаркой "для трансплантации", оставляя возможность его толкования правоприменителям в соответствии с системной увязкой запрета с нормами, регулирующими трансплантацию.

Мотивы совершения преступления в Уголовном кодексе не предусмотрены. Если же попробовать проанализировать спектр возможных мотивов, то можно выделить личную заинтересованность (желание оказать помощь близкому человеку за счет здоровья или жизни человека со стороны), корысть (получение материальной выгоды) и иные низменные побуждения (включая, к примеру, желание карьерного роста - возможность выслужиться перед руководством, обеспечив ему возможность проведения трансплантации).

Статья 120 Уголовного кодекса РФ содержит указание на квалифицированный состав преступления. Все дополнительные признаки при этом относятся к потерпевшему.

Первым вариантом квалифицированного состава выступает совершение преступления в отношении лица, которое находилось в беспомощном состоянии. Понятие беспомощного состояния в самом законе никак не определено, поэтому для его толкования обычно принято обращаться к Постановлению Пленума Верховного Суда РФ "О судебной практике по делам об убийстве" <1>. В соответствии с п. 7 данного Постановления признак беспомощного состояния имеет место при наличии двух условий:

- потерпевшее лицо неспособно оказать активное сопротивление виновному в силу своего физического или психического состояния;

- преступник, совершая свои действия, осведомлен об этом обстоятельстве.

По этим критериям к числу находящихся в беспомощном состоянии Пленум ВС РФ относит прежде всего тяжелобольных, престарелых и лиц, страдающих психическими расстройствами, лишающими их способности правильно воспринимать происходящее. Отсутствие упоминания в данном перечне малолетних связано с тем, что такого рода потерпевшие предусмотрены в ст. 105 УК РФ отдельно, а предметом толкования в Постановлении выступала именно ст. 105. Таким образом, если исходить из предложенных трактовок, однозначно беспомощными следует признавать больных (инвалидов, лиц с серьезными психиатрическими заболеваниями и тех, чье движение ограничено), малолетних детей и престарелых граждан (чья сила не сравнится с силой взрослого человека).

Многие юристы, однако, настаивают на том, что общепринятый перечень давно пора расширить. В частности, Е.Б. Доронина не без оснований указывает, что пристального внимания в контексте данной проблемы заслуживают такие категории, как: а) "малолетство", б) "старческая немощность", в) "болезнь, лишающая возможности совершать телодвижения", г) "психическое расстройство", д) "умственная недостаточность", е) "поздняя стадия беременности", ж) "сильная степень алкогольного, наркотического или токсического опьянения, лишающего способности проявить или выразить свою волю", з) "бессознательное состояние" (его разновидности: обморок, шок, стресс, сон, гипноз, наркоз), и) "иное состояние, исключающее возможность предпринять меры к самосохранению" (например, при похищении человека или при захвате заложников) <1>. Многие из предложенных признаков действительно могут характеризовать беспомощное состояние, поскольку либо отражают причину, его порождающую (например, возраст, болезнь и т.д.), либо являются формой его проявления (обморок, наркоз и т.п.). Следовательно, вполне допустимым, по нашему мнению, является отход от общепризнанных трактовок в пользу расширения перечня (тем более что он так и не подтвержден никакими законодательными формулировками).

Спорными на практике остаются состояния сна и обычного алкогольного опьянения. Так, сон поначалу, сразу после принятия Уголовного кодекса РФ 1996 г., относился к числу обстоятельств, позволяющих рассматривать потерпевшего в качестве находящегося в беспомощном состоянии. Однако после вынесения Президиумом ВС РФ решения по делу Тарасова, совершившего убийство трех человек, в том числе спящего Осипова <1>, мнение судов по этому вопросу резко изменилось. Теперь сон признается исключительно "жизненно необходимым и биологически обусловленным состоянием человека", которое не лишает жертву возможности оказать сопротивление преступнику или уклониться от посягательства.

Аналогичным образом была изменена трактовка состояния алкогольного опьянения. После того как в Постановлении по делу Зеленко <1> Президиум Верховного Суда РФ указал, что даже наличие в крови потерпевшего этилового спирта в концентрации 3,4%, что соответствует сильной степени алкогольного опьянения, не может расцениваться как беспомощное состояние, нижестоящие суды изменили ранее принятое отношение к этому вопросу.

Что касается сна и алкогольного опьянения применительно к потерпевшим по ст. 120 УК РФ, то здесь представляется логичным следующий подход. Поскольку просто спящее (без всякого дополнительного воздействия на него) лицо вряд ли возможно "принудить" к изъятию органов, то этот критерий вообще не может рассматриваться в качестве квалифицирующего. С жертвами, находящимися в сильной степени алкогольного или наркотического опьянения, дело обстоит немного сложнее. Такие лица действительно могут представлять собой "бесчувственные тела", с которыми преступник может сотворить практически любые действия. Признака "принуждения" здесь, однако, опять же не будет, поскольку при обращении с настолько пьяным человеком отсутствует признак воздействия на волю виновного. Уместнее будет оценивать случившееся сразу как причинение вреда здоровью или (в случае если нетрезвую жертву "уговорили" на операцию) как обман либо злоупотребление доверием, но точно не как принуждение, которое является необходимым признаком состава преступления, предусмотренного ст. 120 УК РФ.

Помимо особого состояния самой жертвы, квалифицированный состав преступления подразумевает также, что виновному лицу было известно, что потерпевший находится в беспомощном состоянии. Преступник должен не просто принуждать именно такого потерпевшего. Он должен в этот момент и осознавать, что, совершая данное общественно опасное деяние, использует беспомощность человека, облегчая себе тем самым поставленную задачу. Таким образом, объективный признак потерпевшего дополняется в квалифицированном составе признаком субъективной стороны.

Наконец, следуя общепринятой теории уголовного права, можно отметить, что для применения к виновному санкции ч. 2 ст. 120 УК РФ совсем не обязательно, чтобы преступник только лишь воспользовался уже имеющейся беспомощностью выбранной жертвы. Виновное лицо вполне может само привести потерпевшего в беспомощное состояние (например, посредством накачивания его сильнодействующими наркотическими веществами) и потом уже совершить преступление.

Вторым вариантом квалифицированного состава, предусмотренным ч. 2 ст. 120 УК РФ, выступает совершение преступления в отношении лица, находящегося в материальной либо иной зависимости от виновного.

Если раньше, в период вступления в силу нового Уголовного кодекса, его комментаторы справедливо полагали, что материальная зависимость возникает преимущественно в семейных отношениях (к примеру, между родителями и детьми, супругами, усыновителями и усыновленными), то сейчас, с развитием товарно-денежных отношений, можно с уверенностью констатировать, что таковая возможна и без родственных связей (ситуации с участием должника и кредитора).

Под иной зависимостью имеют в виду ту, что исходит из родственных или супружеских отношений и основана на законе или договоре (например, зависимость подопечных от опекунов, попечителей; обвиняемого от следователя и т.д.). Т.А. Фабрика выделяет также несколько случаев "ситуационной" зависимости: находящееся на лечении в медицинском учреждении лицо, к примеру, зависит от персонала больницы, а военнослужащие и лица, заключенные под стражу либо осужденные к лишению свободы, зависят от руководства организаций и учреждений, где они находятся <1>.

Также под иной зависимостью следует понимать служебную, тем более что в ст. 3 Закона "О трансплантации органов и (или) тканей человека" прямо запрещено изъятие биологического материала у лиц, находящихся в служебной или иной зависимости от реципиента.

В качестве примера служебной зависимости можно привести ситуацию 2010 г., имевшую место, правда, не в России, а за рубежом. Тогда США потрясла история 47-летней сотрудницы компании Atlantic Automotive Group Деборы Стивенс. Работница фирмы по продаже машин выступила донором почки для своей начальницы, которая была старше ее на пятнадцать лет. После этого Стивенс практически не дали времени на постоперационную реабилитацию, а вскоре и вовсе уволили, что лишило ее возможности пользоваться медицинской страховкой. Стивенс подала на бывшую начальницу в суд, утверждая, что та хладнокровно использовала ее: в частности, начальница якобы всячески подчеркивала их дружбу, перед тем как попросила подчиненную отдать почку, а сразу после успешной операции охладела к уже ненужному донору <1>. Поскольку потерпевшая требовала вернуть себе орган, дело превратилось в подобие фарса, направленного на вымогательство денег за увольнение, и с точки зрения уголовного законодательства закончилось ничем. Тем не менее оно способно продемонстрировать некоторую взаимосвязь между положением подчиненного и принятием решения о передаче органа начальнику.

Хотя ч. 2 ст. 120 УК РФ и предусматривает квалифицированный состав преступления, нельзя сказать, что ее санкция отличается от основного состава существенным образом. В части 1 в качестве наказания предусмотрено лишение свободы на срок до четырех лет с лишением права занимать определенные должности или заниматься определенной деятельностью на срок до трех лет или без такового. В части 2 предельный срок дополнительного наказания оставлен без изменения, а максимальный срок основного наказания повышен всего на 1 год - до пяти лет. Таким образом, в обоих случаях мы имеем дело с преступлением средней тяжести. Более того, ответственность за его совершение со временем меняется в сторону смягчения.

До 7 марта 2011 г., в период до внесения изменений в уголовный закон, санкция в квалифицированном составе преступления предусматривала также низший предел наказания - от двух лет лишения свободы. Федеральным законом N 26-ФЗ <1> это указание было изъято из текста Уголовного кодекса, вследствие чего низший предел наказания понизился до минимального порога, предусмотренного Общей частью УК РФ (2 месяца согласно ч. 2 ст. 56). В изменениях, безусловно, можно проследить отражение гуманистической политики государства в сфере уголовного права. А вот насколько это оправдано, судить можно только с учетом правоприменительной практики, каковая в нашей стране по данной статье минимальна.

Подводя итог рассмотрению состава преступления, предусмотренного ст. 120 УК РФ, обратим внимание на некоторые предложения по его совершенствованию, которые вносятся отдельными учеными.

Широко распространена в юридической науке, к примеру, теория необходимости дополнения квалифицированного состава отдельным пунктом, предусматривающим ответственность за совершение преступления в соучастии. Сторонники этой теории справедливо указывают на то, что на практике встречается создание организованных групп и преступных организаций, деятельность которых направлена на нелегальную трансплантацию органов и тканей человека. А.М. Кустов и О.А. Кустова даже выделяют категории лиц, которые могут входить в состав такой преступной организации <1>:

- члены бригад скорой помощи - всегда оказываются на месте дорожно-транспортного или иного чрезвычайного происшествия, сразу определяют степень повреждения организма погибшего или впавшего в состояние клинической смерти человека и имеют возможность быстро доставить тело донора в нужное медицинское учреждение;

- медицинские работники в учреждении (хирург-трансплантолог, медсестры и др.) - непосредственно участвуют в проведении операции по изъятию биологического материала;

- судебно-медицинский эксперт - может дать заключение о смерти донора, в котором не будет упомянуто об изъятии у него органов;

- посторонние лица, не относящиеся к работе медицинской организации, - состоят в криминальных структурах, связанных с незаконной трансплантацией;

- статисты-волонтеры - работают "в поле", осуществляют поиск донора с необходимыми физиологическими параметрами (в медицинских учреждениях, а также детских домах и интернатах).

Некоторые из перечисленных звеньев преступной организации не имеют отношения к совершению преступления, предусмотренного ст. 120 УК РФ, и характеризуют, скорее, другие виды посягательств, связанных с нарушением правил трансплантации.

Объединение преступников в группы, безусловно, свидетельствует о повышенном уровне общественной опасности как самих этих лиц, так и совершаемых ими деяний. Таким образом, следует признать уместным предложение разбить ч. 2 ст. 120 УК РФ на 2 самостоятельных пункта, предусматривающих различные составы преступления. Итоговый текст нормы в этом случае будет звучать следующим образом:

"2. То же деяние, совершенное:

а) в отношении лица, заведомо для виновного находящегося в беспомощном состоянии либо в материальной или иной зависимости от виновного;

б) группой лиц, группой лиц по предварительному сговору или организованной группой, -

наказывается...".

Мы не принимаем здесь во внимание четвертую форму соучастия, поскольку создание преступной организации или преступного сообщества, а также участие в такого рода незаконном формировании в любом случае влекут ответственность по ст. 210 Уголовного кодекса РФ. При этом цель существования преступной организации и преступного сообщества (будь то противозаконная трансплантация или любая иная общественно опасная цель) роли для квалификации не играет.

Некоторое недоумение вызывают встречающиеся в юридической литературе суждения о том, что применительно к рассматриваемому преступлению необходимо иметь в виду особый вид обстоятельства, исключающего преступность деяния, - согласие лица на причинение вреда (согласие потерпевшего). А.Н. Кудашов, к примеру, даже предлагает собственную редакцию соответствующей статьи Уголовного кодекса (ст. 41.1), которая предусматривала бы, что "не является преступлением причинение вреда охраняемым уголовным законом интересам при согласии на то лица, имеющего право непосредственно распоряжаться данным интересом", а "вред, причиненный несоблюдением профессиональных правил либо стандартов, независимо от наличия на то согласия лица, признается неправомерным" <1>.

Еще дальше по этому пути продвигается К.С. Широков, считающий необходимым дополнить главу 8 УК РФ статьей "Причинение вреда здоровью человека при трансплантации органов и (или) тканей" <1>. Ученый довольно четко формулирует необходимые условия действия данного обстоятельства: угроза жизни реципиента, которая не может быть устранена иными медицинскими средствами; наличие коллегиального заключения врачей; отсутствие превышения пределов необходимости, т.е. причинение донору равного или большего вреда, чем тот, что был предотвращен для реципиента.

Думается, однако, что согласие донора на изъятие у него органов и тканей вряд ли может выступать в таком качестве, поскольку об обстоятельствах, исключающих преступность деяния, речь идет только, когда само по себе деяние содержит все признаки преступления, предусмотренные уголовным законом. В случае же добровольного согласия донора на операцию по трансплантации в деянии будет отсутствовать главный его признак - принуждение посредством насилия или угрозы. Не следует без нужды плодить лишние сущности в случае, если можно обойтись правильным пониманием уже имеющейся в законе терминологии.

В завершение анализа состава преступления, предусмотренного ст. 120 Уголовного кодекса РФ, кратко остановимся на разборе законопроекта N 750443-6 "О внесении изменений в некоторые законодательные акты Российской Федерации в связи с введением института уголовной ответственности юридических лиц" <1>, который в настоящее время находится на рассмотрении в Государственной Думе Федерального Собрания Российской Федерации. Судьба его по состоянию на октябрь 2015 г. оставалась неясной (умеренно положительный отзыв профильного комитета по гражданскому, уголовному, арбитражному и процессуальному законодательству и отрицательный отзыв Правительства РФ с упором на отсутствие необходимости в "кардинальных изменениях концепции уголовного закона и соответственно уголовно-правовой доктрины", поскольку это "требует дополнительного всестороннего обсуждения и теоретического обоснования"). Тем не менее данный законопроект представляется нам довольно интересным, поскольку напрямую затрагивает в том числе и норму ст. 120 УК РФ.

Не вдаваясь в подробности, можно свести суть этого проекта к следующему: в России впервые может появиться уголовная ответственность юридических лиц со всеми соответствующими ей атрибутами (вина, особые виды наказания, соучастие и т.д.). Авторы законопроекта также предусмотрели внесение изменений в Особенную часть Уголовного кодекса РФ, дополнив довольно большое количество составов преступлений особым признаком субъекта - "совершение преступления юридическим лицом или в интересах юридического лица".

Подобные изменения предложены и для ст. 120 УК РФ. В нее, в частности, рекомендовано внести часть 3, устанавливающую ответственность за деяние, предусмотренное ч. 1 ст. 120 УК РФ (принуждение к изъятию органов и (или) тканей человека для трансплантации, совершенное с применением насилия либо с угрозой его применения), в случае если оно совершено юридическим лицом или в интересах юридического лица. В качестве наказания в тексте законопроекта упоминается штраф в размере до пяти миллионов рублей или в размере от ста до двухсот процентов от суммы полученного преступного дохода с лишением лицензии, квоты, преференций или льгот либо без такового.

Также предлагается внести в рассматриваемую статью часть 4, которая выступала бы квалифицированным составом преступления, предусмотренного ч. 3 ст. 120 УК РФ. Отягчающим обстоятельством в данном случае служат общественно опасные последствия ("то же деяние, повлекшее смерть человека или иные тяжкие последствия"). В качестве наказания по-прежнему предусмотрен штраф, но в существенно более крупном размере - от трех до десяти миллионов рублей или в размере от ста пятидесяти до трехсот пятидесяти процентов от суммы полученного преступного дохода с лишением права заниматься определенным видом деятельности на срок до трех лет либо без такового.

Трудно предположить, чем в действительности закончится рассмотрение этого законопроекта, однако думается, что дополнительный уровень ответственности в изучаемой сфере был бы нелишним. И хотя сам текст изменений во многом сформулирован нелучшим образом, полагаем, что в конечном итоге такой закон мог бы принести на практике определенную пользу.

Пока же правоприменителям остается работать с действующим законодательством, все аспекты которого были рассмотрены нами выше. А работы на данном направлении у них немного. Если верить сведениям, приведенным в работах Т.А. Фабрики <1>, за период с 2001 по 2010 гг. в России было зарегистрировано всего 6 таких преступлений. В статистике уголовного преследования за 2006 - 2015 гг. нет ни одного случая применения ст. 120 УК РФ. В открытых источниках нам не удалось обнаружить ни одного приговора по такого рода делу.

Означает ли сложившаяся ситуация, что ст. 120 УК РФ является практически не применимой на практике вследствие отсутствия подобных преступных посягательств, или это связано с чрезвычайной сложностью сбора и подготовки доказательственной базы по таким делам? Стоит ли оставить эту норму в составе Уголовного кодекса или можно удалить ее, поскольку она давно уже превратилась в некую "виртуальную декорацию"? На эти вопросы каждый юрист отвечает для себя сам. Мы же, со своей стороны, считаем, что отсутствие зафиксированных официальной статистикой преступлений само по себе не отменяет потенциальной общественной опасности таких деяний, а потому ст. 120, безусловно, необходимо оставить в Уголовном кодексе РФ. Как минимум она может выполнять функцию предупреждения преступлений. Как максимум ее текст можно продолжать совершенствовать, чтобы расширить сферу ее применения. Сделать это можно в том числе с учетом опыта зарубежных стран.