Коррупция сопровождает развитие человеческой цивилизации с древнейших времен. В литературе первое упоминание о коррупции принято связывать с архивами Древнего Вавилона, которые относятся ко второй половине XXIV в. до н.э. "В эпоху шумеров и семитов Царь Лагаша (древнего города - государства в Шумере на территории современного Ирака) Урукагина (Уруинимгина) реформировал государственное управление с целью пресечения злоупотреблений своих чиновников и судей, а также уменьшения вымогательства незаконных вознаграждений у храмового персонала со стороны царской администрации, уменьшения и упорядочения платежей за обряды"*(1).

Обобщая этическую рефлексию древних сообществ, проблему коррупции не обходили вниманием все крупнейшие религиозные источники. К примеру, в Ветхом Завете содержится такое наставление: "Даров не принимай, ибо дары слепыми делают зрячих и превращают дело правых" (Исх. 23:8)*(2).

Распространением термина "коррупция" в современном юридическом языке мы обязаны римскому праву. Изначально латинский термин "corruptio" происходил от греческого слова, означавшего "грязь", и имел больше десятка значений. "Среди этих значений: повреждать желудок плохой пищей, портить воду в закрытой таре, расстраивать дела, расточать состояние, приводить в упадок нравы, упускать возможности, истощать источник, истреблять насекомых, поджигать имущество, губить свободу, обольщать женщин, развращать молодежь, искажать смысл, фальсифицировать результаты, унижать достоинство"*(3).

Исследователи замечают, что термин "коррупция" в латыни мог возникнуть в результате сочетания приставки "cor" (в значении "с", "вместе", "наряду", "при посредстве") и многозначного глагола "rumpere" (рвать, ломать, разрушать, разрубать, пронзать, проламывать, и среди множества подобных значений - нарушать мир, расторгать договор, преступать закон)*(4). Считается, что именно "таким образом, в римском праве образовался самостоятельный термин, который предполагал участие в противоправной деятельности нескольких (не менее двух) лиц, целью которых являлась порча или повреждение нормального хода судебного процесса или процесса управления делами общества, а также подкуп судьи (претора)"*(5).

Термин "коррупция" не просто был известен античной латыни, но и активно использовался в древнеримской юридической практике. Например, известен такой правовой принцип, как corruptio optimi est pessima (в значении, что худший вид аргумента - это ошибочный вывод из здравых посылок). Цезарь нередко высказывался о том, что сговор или бездействие одного не должны нарушать права другого (alteri jus corrumpi). А одна из максим Ульпиана - призыв вернуть что-либо испорченное (guad corrumpest) в прежнее состояние. Кроме того, в качестве отдельных важных исков предусматривались actio de albo corruptio - против того, кто повредил или изменил выставленный текст преторского эдикта на белой доске (album) для публичных объявлений, писавшихся черными или красными буквами. Или, например, actio de servo corrupto - иск, который подавался любому уполномоченному по роду дела против того, кто нравственно развратил чужого раба (обязал его совершить преступление)*(6).

Опираясь на авторитет римского права, европейские политико-правовые учения продолжали использовать знакомый термин, перенеся его в результате в наше время без сколько-нибудь значительных уточнений. Связано последнее было, очевидно, с тем, что понятие коррупции не использовалось в юридической практике напрямую, в большей степени будучи уделом общих размышлений о нравах и общественном устройстве. Уголовное право в первую очередь эксплуатировало гораздо более однозначные термины, относящиеся к коррупционной практике вроде растраты, взяточничества и казнокрадства. В Средние века негативные эффекты коррупции по большей части связывались с посягательством на государственные интересы, права короны, имущество казны.

В то же время не стоит упускать из виду также и то, что в феодальной абсолютистской Европе многие из проявлений, которые сегодня относятся к коррупционным, считались совершенно нормальной практикой ведения дел. Так, еще в XIX в. кумовство при должностных назначениях или продажа и наследование должностей не считались долгое время чем-то предосудительным в большей части просвещенной Европы. А практика политического патронажа на выборах в органы власти, разумеется, и вовсе стала иметь место лишь после того, как выборы были сформированы в качестве института и стали употребляться в строительстве системы государственно-властной деятельности в Америке и Европе. Следует также помнить, что европейские метрополии, постепенно наводившие демократический порядок у себя дома, совершенно не брезговали подкупами местных правительств в своих колониях ради частной наживы. Иными словами, в ходе исторического процесса понимание коррупции постоянно расширяется по мере того, как определяются все новые и новые требования к качеству государства.

Таким образом, даже самый беглый взгляд на историю развития представлений о коррупции создает впечатление о том, что она идет об руку с идеями о некоем надлежащем порядке управления общими делами, чему коррупция всегда препятствует. Это обстоятельство крайне важно для нашего дальнейшего разговора, поскольку показывает, что чем большее внимание уделяется справедливому демократическому устройству общества и государства, тем больше требований предъявляется к освобождению от коррупционных практик, как результат - тем более сужается пространство для коррупционного поведения. Каким бы странным это не могло показаться, но видение этой системной взаимосвязи демократии и коррупции пришло в практически ориентированные общественные науки вроде права и политологии совсем недавно. Коррупция традиционно связывалась лишь с индивидуальными противоправными актами отдельно взятых морально неустоичивых коррупционеров, тогда как устройство взаимодействия в рамках государственных и общественных институтов оказывались за рамками строгого анализа.

В действительности же современные исследования убедительно показывают, что в основе коррупции лежат не просто корыстные мотивы плохо воспитанных семьей и школой злоумышленников, а негодное устройство системы взаимодействия по поводу власти и собственности, которая порой не только не препятствует, но и порой способствует развитию коррупционных практик. Постепенное уточнение понимания коррупции как общественного явления продолжается вплоть до настоящего времени. Более того, развивающаяся социально-политическая практика, вероятно, способна будет открыть новые нюансы этого явления, обогатив наше представление о коррупции, о приемлемой и недопустимой организации общественных дел.