Проблемы поиска новых способов демократизации государств, в том числе с целью сокращения коррупции, из XIX в. мягко переходят в начало ХХ-го. В это время мировая политическая наука переживает важнейший этап, связанный с тестированием новых моделей устройства государственного механизма в странах, основанных на промышленном производстве. Великий социолог Макс Вебер формулирует и обосновывает систему идеалов бюрократии нового типа, рациональной бюрократии, основанной на принципах профессионализма, должностной иерархии, субординации, принципах жесткой регламентации полномочий, использования системы заслуг (меритократии), отделения публичных дел от частных и т.д.*(22)

Однако далеко не всем государствам удалось обуздать энергию этой модернисткой эпохи. Если в США поклонник европейской политической науки, единомышленник М. Вебера и в последующем президент страны Вудро Вильсон формирует основы новой управленческой культуры, открывая дорогу поступательным реформам, в Европе, в особенности в России и Германии, создаются условия для безграничного иррационального политического творчества, которые выливаются в Русскую революцию и Вторую мировую войну соответственно. Мировая повестка на ближайшие полвека оказывается занятой более неотложными делами, нежели проблемы коррупции. Однако начиная с середины XX в. в обновленном после мировой войны международном сообществе очень медленно, но все же начинают вставать более рутинные вопросы организации повседневной жизни, в том числе и вопросы противодействия коррупции.

Согласно позиции авторов специализированного сборника о проблемах имплементации антикоррупционных конвенций, изданного под редакцией профессора О.И. Тиунова, в становлении международно-правового механизма противодействия коррупции выделяется четыре следующих стадии. На первой стадии, которая имела место в 1950-1960 гг., международные организации, и прежде всего ООН, стали обращать внимание на необходимость борьбы с подкупом должностных лиц государств в сфере международных коммерческих и финансовых операций. А в ряде государств (Бельгия, Великобритания, Германия, Индия, Корея, Португалия, Сингапур, США, Таиланд, Финляндия, Франция, Япония и др.) в это же время борьба с коррупцией стала одним из приоритетных направлений государственной политики. Второй этап, который относится к 1970-м гг., характеризуется попытками в контексте установления нового международного экономического порядка выработать юридическое определение коррупции и подготовить международное соглашение по борьбе с незаконными выплатами в коммерческих операциях и иными видами коррупционных практик. На третьем этапе (в 1980-1990 гг.) в ООН и региональных международных организациях начинается работа над подготовкой и принятием документов, регламентирующих международное сотрудничество в противодействии коррупции. Характерная для этого периода тенденция заключается в том, что если в ООН и других универсальных организациях в основном разрабатывались акты "мягкого права" (резолюции, декларации и т.п.), то в региональных международных организациях (Совет Европы, ОЭСР и др.) наряду с резолюциями стали приниматься международные договоры, которые имели обязательный характер. Наконец, четвертый этап начинается в XXI в., когда в 2003 г. принимается первая универсальная Конвенция ООН против коррупции, которая по мнению авторов периодизации обобщает ранее проведенную правотворческую работу*(23).

Однако эта формальная периодизация не очень хорошо высвечивает тот момент, когда коррупционные проблемы стали существенной и явной частью международной политической повестки. В настоящее время в зарубежной литературе превалирует точка зрения, что этот переломный момент имел место в середине 1990-х гг. В это время коррупция из проблем, в общем малозаметных на фоне прочих крупных политических и экономических вопросов международного развития, становится в ряд важнейших направлений международного политического диалога самого высокого уровня. В отличие от предыдущего времени, где коррупция воспринималась в качестве необязательного следствия хозяйственной и управленческой деятельности, теперь в коррупции начинают видеть причину экономической разрухи, бедности, социальной неустроенности, неэффективности государственного управления и политической дезорганизованности целых стран и регионов.

Принято считать, что исходное начало данному подходу к восприятию коррупционных проблем положила инициатива США, связанная с принятием Закона о коррупции за рубежом 1977 г. (Foreign Corrupt Practices Act). Расследование Уотергейтского дела 1972 г. выявило не только широкую практику прослушивания переговоров политических оппонентов действовавшей тогда Администрации Никсона, но и участие крупных компаний в подкупе иностранных должностных лиц с целью получения коммерческих преференций. Данный Закон 1977 г. вводил ответственность за дачу взятки любому иностранному должностному лицу, а также кандидату на политический пост, причем вне зависимости от территориальной юрисдикции. Однако этим актом США поставили американские транснациональные корпорации в менее выигрышное положение, поскольку "европейские компании по-прежнему могли давать взятки иностранным должностным лицам, не опасаясь судебного преследования в своей стране. Например, в Германии и Франции компании могли получить освобождение от налога на взятки, идущие за границу. В результате этого американские компании упустили возможность заключить контракты, общая сумма которых оценивается в 45 млрд. долл. только в 1995 году, так как Закон о коррупции за рубежом запрещал им давать взятки за рубежом"*(24).

По этой причине упомянутый Закон действовал крайне неэффективно. Например, согласно статистике, с момента его принятия до 1995 г. заводилось менее одного дела в год. Тем не менее отказ от новых принципов внешнеэкономической деятельности, возникших после Уотергейта, нанес бы США еще больший ущерб. Поэтому Соединенные Штаты серьезно активизировали работу по формированию международных инициатив, связанных с противодействием коррупции такого рода. Одной из наиболее удобных площадок для этого становится ОЭСР. "В этот период коррупция и взяточничество привели к падению правительств Бразилии, Италии, Пакистана и Заира и нанесли ущерб экономике многих стран, начиная с Индонезии и заканчивая Россией. Наконец, ОЭСР предложила государствам-членам заключить соглашение по противодействию коррупции. Примерно в то же время, в 1996 г. председатель Всемирного банка и Международного валютного фонда (МВФ) Джеймс Вульфенсон в своей речи о "коррупционных метастазах" нарушил давнее табу на упоминание коррупции в сфере развития и вынес эту проблему на публичное обсуждение как важнейший вопрос планирования международного развития. Время цинизма и отрицания проблемы коррупции закончилось.

Разработке международных антикоррупционных конвенций способствовал также ряд других факторов.

- После окончания "холодной войны" исчезла необходимость поддерживать коррумпированные режимы по всему миру для создания "блоков".

- Был взят курс на демократизацию и прозрачность. В результате этого внимание общественности обратилось к проблеме коррупции.

- Охватившая мир тенденция приватизации государственных предприятий открыла большие возможности для коррупции.

- Свободная международная торговля привела к росту конкуренции между транснациональными корпорациями и, возможно, к росту "потребности" в коррупции в целях обеспечения некоторого конкурентного преимущества"*(25).

Таким образом, начиная с середины 1990-х гг., когда к мировой общественности с идеями о международном противодействии коррупции обращается председатель Всемирного банка Дж. Вульфенсон (1996 г.)*(26), принимаются Декларация ООН о борьбе с коррупцией и взяточничеством в международных коммерческих операциях 1996 г. и Конвенция ОЭСР о борьбе с дачей взяток иностранным государственным должностным лицам при осуществлении международных деловых операций 1997 г., проблематика коррупции, понимаемая в тесной взаимосвязи со стандартами качества государственного управления и политического режима, становится одним из приоритетных вопросов международного развития в целом.