В отечественной и зарубежной криминологической науке подчеркивается, что изучение психологии преступника осуществляется не только с целью познания, но и поиска путей декриминализации. Выделяются две причины, по которым идентичность выступает актуальным предметом исследования криминализации. В первую очередь потому, что идентичность формируется на основе опыта социальной активности, тех успехов и неудач, которые он получал во взаимодействии с обществом. Преступление в большинстве случаев - рациональное и социальное действие. Человек нарушает запреты тогда, когда он считает нужным, там, где того требуют его желания, влияние окружающих, складывающиеся обстоятельства. С этой точки зрения человек совершает преступление, представляя то, что выгода будет выше, нежели негативные последствия. Такое представление относится к числу «криминальных установок», прямо обуславливающих риск совершения противоправных действий. Ряд криминологов описывает десятки разновидностей криминальных установок, многие из которых связываются человеком с самим собой, то есть образуют его самоидентичность. Их выявление у лиц, входящих в группу риска: совершивших преступление, отбывших наказание и других - позволяет прогнозировать готовность к совершению преступлений в будущем. Во вторую очередь преступная деятельность формирует особый вид идентичности - криминальную идентичность[1]. Она является разновидностью социальной идентичности, формирующейся под влиянием двух факторов: самокатегоризации, т. е. отнесения себя человеком к преступному миру и взаимодействия с преступным социальным окружением. Человек считает себя преступником по нескольким причинам: в связи с вступившим в силу приговором суда, в связи с совершением преступления, в связи с тем, что он входит в преступную группу, или даже потому, что среди его знакомых есть преступник. Во всех случаях представление человека о его принадлежности к преступному миру сопровождается риском криминальной активности. Он увеличивается, если в социальном окружении человека увеличивается доля криминально направленных лиц. Итак, обе причины представляют собой направления изложения, в русле которых и построен данный параграф. В начале параграфа осуществляется обсуждение криминальных предпосылок, вызванных самоидентификацией, затем - влиянием преступной группы и социальной идентичностью.

Самоидентичность и криминализация. Криминальные психологи изучают индивидуальные особенности преступников в поисках ответа на два вопроса: «Почему люди преступают закон?» и «Что заставляет их продолжать совершать преступления?». Как уже говорилось, в науке на этот счет существуют два конкурирующих мнения. Склонность к преступным действиям объясняется особенностями представлений людей или связывается с влиянием социального окружения[2]. Для этой цели используются два конструкта: криминальная установка (criminalthinkingstyle) и криминальная идентичность (criminalidentity). Проанализируем их подробнее.

Криминальная установка - это «зонтичный термин», обозначающий совокупность представлений, приводящих к криминальному поведению, а также установок, обеспечивающих их возникновение, оправдывающих осуществление[3]. Это понятие наиболее близко к понятию «криминальная направленность», разрабатываемому в отечественной юридической психологии. Конечно, проявления криминального мышления тесно связаны с биологическими, социальными, индивидуальными и ситуативными факторами, однако их сущность в принципе неизменна для большинства лиц, преступивших закон.

Исследование криминальных установок началось с анализа представлений о криминальном поведении у лиц, преступивших закон, на основе которого были описаны специфические черты[4]. Среди них выделены когнитивные затруднения: узость, застревание мышления; свойства личности: восприимчивость, эмоциональность, повышенный оптимизм, безответственность и попустительство; социально-психологические свойства - стремление к силовому решению проблем.

Позднее их перечень претерпел незначительные изменения, показывая в целом, что криминальные установки оправдывают и рационализируют криминальное поведение для личности. В последующих исследованиях описаны специфические свойства самосознания преступников: жертвенная позиция (экстернальный локус контроля), положительная самооценка, вера в удачу, ощущение собственной уникальности; но они не в полной мере точны, не позволяют относить людей, которые ими обладают, к категории преступников. Альтернативная систематизация криминальных установок включает в себя четыре измерения: 1) восприятие насилия, 2) обоснование применения насилия к окружающим, 3) антисоциальные намерения, 4) отношение к другим преступникам[5]. Большое внимание к восприятию преступником насилия обусловлено тем, что оно является ценным признаком для изучения риска криминализации, нежели социальные, экономические факторы. Также существуют представления о том, что потребность применять насилие к окружающим выступает мотивом для вступления в преступные сообщества[6].

В ряде работ оценка стиля криминальных установок нацелена на изучение форм поведения, предшествующих либо сопутствующих криминальному поведению. К их числу относится ответственное поведение. Оно проявляется во взаимодействии с социальным окружением и социальными институтами и служит предиктором выражения криминальной установки и нарушения правовой нормы. К примеру, на основании правления ответственности, S. Yochelson выделяет три категории людей, подверженных преступному поведению. В его представлении ответственное поведение свойственно 1) большинству добропорядочных людей; безответственное поведение присуще: 2) правонарушителям, 3) обычным преступникам и рецидивистам[7].

Первая группа - люди с ответственным стилем отношения - ведут социально приемлемый тип жизни. Они ведут общественно значимую профессиональную деятельность, выполняют взятые на себя обязательства, заботятся об окружающих. Мысли о нарушении норм закона, правил поведения посещают их так же часто, как и преступников, но не находят своего воплощения в реальном поведении. Когда правонарушение все-таки происходит, оно не становится поступком, определяющим новый стиль жизни, а рассматривается человеком как отклонение от нормального хода вещей.

В целом ответственный человек проявляет себя соответствующе во всех аспектах жизни, в которые он оказывается вовлечен, например в профессиональной, семейной и социальной сферах. Совершенствуя себя, развивая свои умения и навыки, он приносит благо в жизнь своего окружения. В случае, если социальное окружение ему не интересно, то своими действиями он не нарушает прав окружающих, не присваивает их имущество.

Вторая группа - правонарушители. Они, в строгом смысле этого слова, не нарушают закон, однако выступают нарушителями моральных и нравственных норм, обманывая окружающих. Они хронически опаздывают, небрежно и некачественно выполняют порученную работу, не придерживаются данных другим обязательств. Эта категория нарушает права и свободы других людей своей безответственностью, не приводящей к преступлению, поэтому нами она была отнесена к категории «правонарушители», а S. Yochelson обозначает ее как «irarestable».

Третья группа - преступники и рецидивисты. Криминологическая характеристика поведения лиц, отнесенных к категории преступников, включает в себя кражи и хищения, служебные злоупотребления и подлоги, убийства по неосторожности. По частоте совершения и степени общественной опасности криминальные действия совершаются этой категорией лиц под влиянием окружающих и с разной степенью систематичности.

В целом использование в качестве критерия криминализации личности ее способности к социально ответственному поведению дополняет и уточняет представление человека о допустимости совершения преступлений. С точки зрения прогнозирования риска криминализации изучение не только представлений, но и реального поведения играет весомую роль для разработки программ воздействия и профилактики преступности. Применение подобного инструментария показывает, как правило, высокую степень корреляции между прогнозом преступного поведения и фактически совершенными преступлениями. В рамках нашего исследования оценка поведения использовалась как на этапе анкетирования самих осужденных, так и экспертной оценки лиц, осуществляющих психологическое сопровождение в учреждениях уголовно-исполнительной системы ФСИН России. Для этого использовались специально разработанные нами анкеты, включающие как критерии изучения криминальных установок у осужденных, так и критерии оценки ответственного и криминального поведения для экспертов.

Термин «криминальная идентичность» описывает принадлежность человека к криминальным формам общественных отношений и является частью его самопредставления[8]. Развитие криминальной самоидентичности связывается в основном с преступными действиями и формируется в ситуации преступной деятельности[9]. Действительно, применение насилия к окружающим, отрицание права, стремление к членству в криминальных группах в той или иной степени присуще большинству преступников, а глубина убежденности в этом соотносится с более тяжкими последствиями[10]. Внимание исследователей к криминальной самоидентификации объясняется ее возможностью предсказывать характер социального поведения людей, склонных к противоправным действиям. К примеру, сильная (выраженная) криминальная идентификация свидетельствует о принятии ценностей преступного мира, положительном отношении к криминальным действиям и наличии опыта противоправного поведения, слабая, отсутствующая криминальная идентификация говорит о неприемлемости для человека криминального поведения.

Традиционный взгляд на криминальную идентичность описывает ее как категорию социального познания. В ее основе лежали идеи символического интеракционизма, где идентичность являлась необходимым условием для самопрезентации и взаимодействия человека с окружающими. Криминальная идентичность является самопредставлением: она выражается языковыми особенностями (жаргоном), ритуальными формами поведения. Тем самым она способствует самопрезентации, сигнализируя окружающим о намерениях человека, позволяя лицам с аналогичной направленностью легче устанавливать коммуникацию.

Однако более поздние, лонгитюдные исследования уточняют особенности криминальной идентичности. Так, с увеличением продолжительности «преступной карьеры», криминальная идентичность становится частью Я- концепции человека. В академической литературе это иллюстрируется связью криминальности и «образа жертвы». Оказываясь в местах лишения свободы, человек рассматривает свое наказание как следствие судебной ошибки, предательства, а себя представляет жертвой неудачного стечения обстоятельств, внешнего воздействия (родителей, друзей, знакомых). Конечно, в начале периода отбывания наказания преступники используют жертвенный образ лишь в декларативных целях. Продолжительность отбытия наказания влияет на закрепление жертвенного образа в самовосприятии и самооценке личности, проявляясь в пассивности поведения, экстернальной ориентации, снижении самооценки. После окончания отбывания наказания это приводит к социальной пассивности, слабой приспосабливаемое™ к условиям общественной жизни[11]. Вместе с тем образ жертвы не единственный индикатор криминальной идентичности. Об ассоциации человека с преступным миром можно судить по асоциальной разновидности криминальной идентичности, идеализирующей преступное сообщество, романтизирующей «преступность-в-законе».

В структуре криминальной идентичности лежит знание о феномене преступности, используемое для самоотнесения к двум наиболее общим проявлениям криминальности: к социальной категории или к социальной группе.

Первая разновидность - социальная категория «преступник» - базируется на понятии, признаком которого выступает поведение человека, преступающего общественную норму. Отнесение себя к преступному миру может носить обобщенное, оценочное значение и даже не связываться с фактом преступления. Идентифицироваться с преступником можно из-за приговора суда либо без такового, лишь на основании общественного мнения.

Вторая разновидность криминальной идентичности - «участник преступной группы» - образуется на основе принадлежности к группе людей, занимающихся преступной деятельностью. Известно, что попадая в преступную группу, человек проходит через практики обучения и подчинения, позволяющие ему обрести свое место и функцию в криминальной деятельности. Но, несмотря на это, даже если человек описывает себя как преступника, на основании членства, мера его криминальной активности может варьироваться в значительных пределах. В любом из этих случаев принятие криминальной идентичности говорит о соотнесенности человека с преступным миром, криминальными отношениями.

Вне зависимости от вида, процессы идентификации действуют таким образом, что приводят к построению новой идентичности в ряду уже имеющихся у человека. То есть, наряду с половой, возрастной, профессиональной, религиозной идентичностью человек развивает криминальную идентичность. Как отмечают исследователи, по своему отношению к уже имеющимся формам она может быть «альтернативной» или «дополнительной».

В пользу «альтернативного» характера идентичности говорят криминологические концепции, отмечающие, что коммуникация преступников с обществом не так разнообразна, нежели у обычных людей. Ограничение контактов, избирательность отношений, устанавливаемых преступниками, приводит к их группированию. Присутствие в группе удовлетворяет потребность в социальной принадлежности, пусть даже эта группа является криминальной по своему статусу. Членство в преступной группе проявляется в положительных эмоциональных связях, способствует пониманию взглядов, ценностей и убеждений этой среды. И в целом повышает меру различия между криминальной и социальной средой общения преступников[12].

В пользу «дополнительного» характера криминальной идентичности свидетельствуют концепции, показывающие, что подавляющее большинство преступлений совершаются в период молодости и ранней зрелости. Исследователи отмечают, что преступность несовершеннолетних имеет преимущественно групповой характер, а большинство подростков и молодежи, решившихся на преступление, обсуждали его детали со своими сверстниками. С позиции криминального социального научения следует, что подростки, выросшие под влиянием преступного окружения, склонны к совершению преступлений[13]. В средний и поздний возрастной период люди проявляют большую приверженность к нормативному поведению. При этом криминальный опыт не всегда получает юридическую оценку, т. е. не приводит к реальному наказанию. Вне зависимости от этого он дополняет репертуар поведения человека на весь оставшийся период жизни. Вместе с тем место криминальности среди других разновидностей идентичности определяется не только психологическими переменными, но и более широким кругом социальных, политических, экономических условий, роль и значение которых являются предметом научной дискуссии.

Другим вариантом представления криминальной самоидентичности является концепция «актуальной - возможной» идентичности преступника. Она описывает две репрезентации образа себя преступниками: в актуальном времени и возможном, будущем ее развитии[14]. Так, «актуальная» идентичность отражает опыт «здесь и сейчас». В нем воплощаются представления о себе, убеждения, ценности и цели. «Возможная» идентичность - это представление преступника о себе в будущем[15]. В когнитивном ключе она, как правило, является проекцией образа-Я, в эмоциональном аспекте чаще наполнена с амбивалентными эмоциями[16].

Основная идея этого подхода в том, что преступник имеет представление о себе самом в настоящем и будущем. Этот образ включает цели в жизни, перспективы своего жизненного пути. Образ себя в настоящем отражает криминальный характер деятельности, включает асоциальные цели, убеждения о приемлемости совершения преступлений. Криминальные установки остаются неизменными и в отношении обозримого будущего, но до тех пор, пока человек уверен в том, что получает от преступной деятельности больше преимуществ, чем от социального поведения. С точки зрения всей жизни человека криминальное поведение редко охватывает ее целиком. Ее развитие может иметь несколько сценариев: смерть в результате криминального поведения, профессиональная криминализация или отказ от преступной деятельности. Для последних двух вариантов свойственна трансформация криминальной идентичности. Она приводит либо к криминальной идентификации, противостоянию и исключению из общества либо, наоборот, социализации, слиянию криминального поведения с социальным с постепенным отказом от него. В целом ясно, что криминальная карьера в долгосрочной перспективе обречена на неудачу - преступление будет раскрыто, наказание приведет к изоляции от общества и поражению в социальных правах, а санкции суда всегда превышают доход от противоправных действий. Но преступник не берет этих аргументов в расчет и, как пишут[17], удачи он относит на свой счет, объясняя их собственным умением, навыками, а провалы приписывает невезению, неумению напарника, случайности.

Однако после осознания неизбежности поражения в криминальной карьере преступная деятельность как единственная форма социального существования теряет свою привлекательность. На первый план выходят обстоятельства, позволяющие преступнику сблизиться с обществом, - ресурсы социализации. К таковым относят образование, профессию, наличие родственников, друзей, других социальных отношений «на воле», которые позволят вести социальный образ жизни. Но, как считает S. Maruna, криминальная карьера может быть возобновлена даже при наличии этих ресурсов. Ключевым обстоятельством декриминализации выступает изменение самопредставлений преступника. В первую очередь должна появиться последовательность и стабильность в образе себя и событий собственной жизни как в ее преступной, так и в просоциальной частях[18]. Успешность декриминализации связана со способностью преступника к изменениям собственной идентичности, а также психологической помощи, оказываемой человеку в этот период. В стихийном виде распад криминальной идентичности преступника происходит после многократных провалов, когда неудачный опыт начинает проецироваться в будущее и подкрепляться ожиданием неудач в будущем[19]. Тогда опасение будущих событий, представленное в «образе Я», становится началом преобразования своих убеждений, целей, ценностей с криминальных на просоциальные и формируется новый вариант «потенциального Я». Зарубежные исследования свидетельствуют о возможности декриминализации при выполнении нескольких условий. При этом, преступники должны: а) фокусироваться на событиях будущей жизни; б) быть исключены из социального окружения, ставшего причиной их преступления; в) получать консультативную поддержку со стороны психолога исправительного учреждения либо общественных организаций, нацеленных на ресоциализацию осужденных.

Подводя итоги анализа, отметим, что в социально-психологических исследованиях риск преступного поведения изучается путем обращения к криминальным установкам личности, а также криминальной идентичности как субъективным представлениям человека, отождествляющим его с преступной средой. Риск криминализации связывается со специфическими установками личности, облегчающими принятие решения о преступлении, вызывающими пренебрежение правилами социального поведения, обосновывающими использование насилия. Криминальные установки сопряжены с криминальной идентичностью. Она используется в двояком ключе. С одной стороны, она представляет собой индикатор риска криминализации, с другой - объект профилактического воздействия. Обращение к перспективе развития Я инициирует процесс деидентификации с преступным миром, способствует трансформации идентичности.

Идентификация с социальным окружением и криминализация личности. Признавая, что страх уголовного преследования и наказания не всегда оказывает желаемое воздействие на декриминализацию личности и общества, исследователи обращаются к более широкому кругу причин, побуждающих соблюдать общественные нормы.

К примеру, в социологической теории аномии акцентировалась роль социально-экономических факторов, толкающих людей на преступление. Однако перспектива получения стабильной работы или женитьбы не побуждает преступников прекращать свою карьеру: они по-прежнему занимаются антиобщественной деятельностью[20]. Известно и то, что кражи и грабежи нередко совершаются людьми с достаточным уровнем дохода и приемлемым социальным положением, их мотивом становится жажда новых ощущений, демонстрация собственных возможностей, а не нужда. Современные криминологические теории подвергаются систематической ревизии, расширяющей их прогностический потенциал, повышающий способность предсказывать причины современной преступности и условия их предупреждения.

В последние десятилетия теория преступного поведения расширилась за счет обогащения социально-психологическими данными, а к числу детерминант криминализации человека относят влияние на него ближайшего социального окружения. Теоретическое обоснование этой позиции основывается на интеракционистской модели идентичности[21], которая, как было представлено в первой главе, связывает поведение человека с влиянием социальной группы. Опишем общие закономерности, характеризующие развитие социальной идентичности к группе.

Социальная идентичность формируется на основе процессов социальной категоризации - сопоставления и дифференциации. Человек идентифицирует себя с группой, участники которой обладают схожими с ним возрастными, географическими, экономическими, культурными и иными признаками. На идентификацию оказывает влияние и социальный статус человека. К примеру, успешные в социально-экономическом плане люди отождествляют себя с группами, участники которой имеют соответствующий уровень дохода, социального статуса. При этом они подчеркивают идентичность с помощью одежды, предметов роскоши, автомобилей. Причем больший уровень дохода сопровождается стремлением установить дистанцию по отношению к тем людям, кто не обладает таким статусом[22]. Так, идентификация с группой выполняет защитную роль - «фильтрует» социальное окружение, ограничивая взаимодействие с неуспешными людьми. Люди, имеющие низкое социально-экономическое положение, идентифицируются иначе. Для них принадлежность к группе играет не манифестирующую, а фасилитирующую функцию. Она сглаживает ощущение неравенства, упрощает переживание своего экономического положения, повышает обдуманность и обоснованность принимаемых решений, делает поведение более рациональным. Вместе с тем социальная идентичность повышает уверенность в неизменности их социального положения. Другими словами, социально неуспешные полагают, что их социальный статус не изменится при переходе из группы в группу. Поэтому группы социально неуспешных людей демонстрируют высокий уровень аутгрупповой дискриминации, нежели социально успешные. Второй аспект фасилитирующей функции - формирование альтернативной социальной идентичности. Благодаря этому участники группы повышают чувство собственного достоинства, компенсируют социальное поражение, приписываемое им обществом.

Приобретаемая участником групповая идентичность различается по уровню интенсивности. Высокий уровень идентичности с группой отражается в признании групповых норм, лидера и конформном поведении. Помимо этого, высокая идентичность с группой может приводить к изменению Я-концепции личности, что становится заметным в когнитивных, регулятивных стратегиях и поведении человека. Кратко говоря, принадлежность к определенной группе становится фактором трансформации личности.

Низкий уровень идентичности группе отражается в неконформном поведении, отрицании лидера и девиантном поведении[23]. Криминальное поведение тесно связано не только с группами, в которые включен человек, но и группам, и из которых он исключен либо не стремится попасть. Человек, игравший роль избегаемого в группе, переходя в новую группу, не стремится занять ее тогда, если она расстраивала его ранее. Однако руководствуясь желанием привлечь внимание общественности к образу отверженных, человек может занять ее. Вообще готовность принять идентичность влияет на процессы интеграции в группу. Так, подростки, не входящие в социальную группу, могут стремиться стать членом преступной группы, чтобы повысить свой статус в глазах сверстников, тогда как взрослые преступники в похожей ситуации стараются не привлекать к себе внимание. Известно, к примеру, что асоциальное поведение значимо связано с невовлеченностью, поддерживается установкой на неконформное поведение[24].

Идентичность к преступной группе формируется также с помощью процессов интеграции и дифференциации. Интеграция возникает при накоплении опыта совместной деятельности. Участники определяют свою идентичность группе, ориентируясь на согласованность совместных действий. В этом смысле совершение преступлений усиливает степень тождественности участников друг другу. Так, они стараются соответствовать модели группового поведения, опираются на мнение других членов группы, выражают конформность относительно внутригрупповых норм, ценностей, установок. Конформизм всегда поощряется и подкрепляется внутри преступной группы, поскольку выступает одним из условий сохранения ее целостности, прямо влияет на продолжительность существования. Участники преступной группы не нуждаются в дополнительном самоубеждении или общении с другими членами для совершения преступления, в отличие от преступников-одиночек. Процессы дифференциации, в отличие от обычной группы, состоят в том, что у преступников она осуществляется путем отрицания социальных запретов, противоречащих деятельности участников группы. Например, социальный запрет на убийство или кражу не соблюдается участниками группы, а действие трансформируется идеологически, подменяется другим названием, метафорой.

Процессы интеграции и дифференциации обеспечивают необходимую консолидацию участников преступной группы. Эту гипотезу подтверждают иссле-

189

дования , показывающие, что чувство сопричастности в преступной группе определяется внутригрупповыми отношениями, а не отношениями между участниками. К примеру, криминальная идентичность подростков формируется в связи с опасениями исключения из группы и боязнью потерять статус в глазах сверстников. Поэтому подростки стремятся обесценить тех, кто не поддерживает их криминальной ориентации, и подчеркивают свою близость к лицам с преступным поведением, зачастую не вдумываясь в перспективы своего участия в ней. Пабон c коллегами установили, что участники преступных групп, как правило, испытывают недостаток интимности и привязанности в контексте их отношений[25] [26] [27] [28]. При совершении преступления участники группы действуют как взаимозаменяемые единицы. При этом любое оскорбление, причиненное одному из членов преступной группы, воспринимается как оскорбление всех участников, отождествляющих себя с нею. Известно также другое отличие криминальной группы от одиночек: группа продолжает действовать, несмотря на

- 191

ощущение социальной неполноценности , в отличие от преступников- индивидуалистов, находящихся в тесной связи с семьей и обществом и испыты-

192

вающих снижение самооценки после участия в преступлении .

Влияние группы на идентичность ее участника имеет два измеримых признака: интенсивность и широту воздействия. Интенсивность объясняется условиями, в которых формируется идентичность личности преступника: страхом разоблачения и наказания, опасениями стать жертвой своих подельников. Содержание представлений широко по своему охвату, поскольку они включают не только образцы социального поведения самих преступников, но и распространяются на их внутри- и внешнегрупповое окружение. Таким образом, криминальное поведение может быть вызвано идентичностью группе, выполняться вследствие внутригрупповой роли (функции) либо определяться внутриличностными мотивами, направляться на достижение индивидуально значимой цели.

Подводя итоги, обобщим некоторые сведения. О приобщении человека к преступному миру можно судить по наличию у него криминальной идентично-

сти. Она развивается в ходе негативного социального сравнения, выполняемого людьми, потерпевшими неудачу в освоении социальных ролей и демонстрировавшими противоправное, отклоняющееся поведение. Криминальная идентичность имеет два полюса проявления: самоидентичность, в которой человек рассматривает себя как преступника, и криминальная социальная идентичность, в которой он является участником преступной группы. Оба вида идентичности развиваются в процессе самокатегоризации «когнитивной группировке признаков самоописания, выделенных в виде самостоятельного класса стимулов в противовес к иным группировкам признаков»[29]. Преобладание одного вида идентичности над другим определяется тремя условиями: а) готовностью личности принять и следовать идентичности; б) мерой включения новой идентичности в уже существующую систему самопредставления; в) социальным контекстом, на фоне которого модифицируется идентичность. При этом особенности когнитивной и эмоциональной сферы могут влиять на предпочтение криминальной идентификации, препятствуя проявлению социально позитивных форм идентификации - гражданской, профессиональной и прочих.

Социальная идентичность преступника характеризует его место и роль в преступной группе. Она формируется в процессах дифференциации и интеграции участников группы. Дифференциация приводит к отчуждению от других социальных групп, их ценностей и норм. Интеграция влияет на взаимодействие внутри преступной группы и формируется в процессе совершения преступлений. Помимо этого, важной детерминантой преступного поведения является идентичность самого преступника. Отметим различия в поведении преступника, вносимые социальной идентичностью. Преобладание социальной идентичности приводит к деперсонализации, поскольку направлено либо на усиление сходства с другими участниками группы, либо на поиск различий с участниками других групп, в чем-то похожими на человека. В противовес социальной, личностная идентичность приводит к персонализации, то есть определению индивидуальных отличий от других членов группы и представлено в действиях по самоидентификации и самоопределению. В сумме тенденции к персонализации и деперсонализации представляют этапы социального развития личности преступника.

В целом полагаем, что изучение и измерение уровня и характера криминальной идентичности является серьезным подспорьем в противодействии преступлениям, профилактике криминализации лиц, отбывающих наказание в местах лишения свободы.

[1] Boduszek D., HylandP. Op. cit.

[2] Knight K., Garner B. R., Simpson D. D. et. al. An Assessment for Criminal Thinking Crime & Delinquency. Vol. 52, 1. P. 159-177.

[3] Walters G. D. Appraising, researching and conceptualizing criminal thinking: A personal view // Criminal Behaviour and Mental Health. 2006. № 16. P. 87-99; Yochelson S., Samenow S. E. The Criminal Personality. Vol. I: A Profi le for Change. New York: Jason Aronson, 1976. P. 251-253. Цит. по: http://books.google.ru/ books?id=ZfO9TN_RIH8C&pg= PA251&h l=ru&sourc e= gbs_ toc_r&cad=3#v=onepage&q&f=false (дата обращения: 16.03.2016).

[4] Mills J. F., Anderson D., Kroner D. G. The antisocial attitudes and associates of sex offenders // Criminal Behaviour and Mental Health. 2004. .№ 14. Р. 134-145.

[5]Mills J. F., AndersonD., KronerD. G. Op. cit.

[6] Walters G. D., White T. W. The thinking criminal: A cognitive model of lifestyle criminality // Criminal Justice Research Bulletin. 1989. № 4. Р. 1-10.

[7] Yochelson S., Samenow S. E. The criminal personality: A profile for change. New York, NY: Jason Aronson. 2002. 442 р.; Yochelson S., Samenow S. E. The Criminal Personality. Vol. I: A Profi le for Change.

[8] BoduszekD., HylandP. Op. cit.

[9] Yochelson S., Samenow S. E. The Criminal Personality. Vol. I: A Profi le for Change.

[10] Mills J. F., Kroner D. G., Forth A. E. Measures of Criminal Attitudes and Associates (MCAA): Development, factor structure, reliability, and validity // Assessment. 2002. № 9. Р. 240-253.

[11] Бовин Б. Г., Трубецкой В. Ф. Особенности Я-концепции осужденного, препятствующие процессу исправления // Гуманитарно-пенитенциарный вестник. 2008. № 3. С. 86-93.

[12] Бовин Б. Г., Трубецкой В. Ф. Указ. соч.

[13] БартолК. Психология криминального поведения. СПб.: Прайм-ЕВРОЗНАК, 2004. 352 с.

[14] Бурдье П. Указ. соч.

[15] Андреева Г. М. Указ. соч. С. 6.

[16] Paternoster R., Bushway S. Desistance and the ‘feared self: Toward an identity theory of criminal desistance // Criminology. 2009. № 99 (4). P. 1103-1156.

[17] Miller D. T., Ross M. Self-serving biases in the attribution of causality: Fact or fiction? // Psychological Bulletin. 1975. №2 82 (2). Р. 213-225.

[18] Maruna S. Desistance from crime and explanatory style // Journal of Contemporary Criminal Justice. 2004. № 20 (2). Р. 184-200.

[19] Bushway S. D., Brame R., Paternoster R. Connecting desistance and recidivism: Measuring changes in criminality over the life span // After crime and punishment: Pathways to offender reintegration Portland, OR: Willan Publishing, 2004. P. 85-101.

[20] Sampson R. J., Laub J. H. Crime in the making: Pathways and turning points through life. Cambridge, MA: Harvard University Press, 1993.

[21] Tajfel H., Turner J. Op. cit.

[22] Marcia J. E. Identity and psychotherapy.

[23] Simons R. L., Whitbeck L. B., Conger R. D., Conger K. Parenting factors, social skills, and value commitments as precursors to school failure, involvement with deviant peers and delinquent behavior // Journal of Youth and Adolescence. 1991. №2 20. Р. 645-664.

[24] Downs W. R., Rose S. R. The relationship of adolescent peer groups to the incidence of psychosocial problems // Adolescence. 1991. №2 26 (102). Р. 473-492.

[25] KleinM., CrawfordL. Groups, gangs and cohesiveness // Gang Delinquency and Delinquent Subcultures. New York: Harper and Row. 1986.

[26] Pabon E., Rodriguez O. Gurin G. Clarifying peer relations and delinquency // Youth and Society. 1989. № 24. Р. 149-165.

[27] Fischer B. J., Bersani C. A. Self-esteem and institutionalized delinquent offenders: The role of background characteristics // Adolescence. 1979. № 14. Р. 197-214.

[28] McCarthy J. D., Hoge D. R. The dynamics of self-esteem and delinquency // American Journal of Sociology. 1984. № 90. Р. 396-410.

[29] Turner J. C., Hogg M. A., Oakes P. J. Rediscovering the social groups: A self-categorization theory. Oxford: Blackwell, 1987. P. 44.