Обращение правосудия к помощи сведущих лиц, специалистов в той или иной области знаний, отмечается в истории достаточно давно. Еще во времена византийского императора Юстиниана (V— VI вв.) в законодательстве находило отражение исследование почерка в судебных целях. Также к глубокой древности относится применение медицинских знаний в интересах правосудия. В трудах Гиппократа (ок. 460 г. — ок. 377 г. до н. э.) рассматривались вопросы исследования повреждений на теле, жизнеспособности младенцев при исследовании трупов и др.
Временем зарождения судебно-медицинской экспертизы — одной из первых сложившихся судебных экспертиз — некоторые авторы считают постановление папы римского Иннокентия III 1209 г., в котором для выяснения вопроса о причинах смерти папа обратился к врачам и предписал им высказать мнение: причинил ли смерть тот, кто первый ударил убитого заступом. Об участии врачей в исследовании преступлений пишут и другие средневековые авторы. В таком памятнике феодального права, как Каролина (1532 г.) было установлено обязательное участие врачей при расследовании отдельных преступлений против жизни и здоровья. В России случаи проведения судебно-медицинской экспертизы упоминаются в источниках начала XVI в. В 1535 г. врач Феофил по поручению правительницы Елены Глинской (матери Ивана Грозного) произвел освидетельствование удельного князя Андрея Старицкого по поводу подозрения в симуляции болезни.
С середины XVII в. подобные исследования стали широко практиковаться, в том числе и для установления характера телесных повреждений. Так, в 1643 г. по челобитной Григория Горихвостова для его «досмотра» послан был царем доктор Еганус Белово. О произведенном «досмотре» он в тот же день донес боярину Аптекарского приказа Шереметеву, что у Горихвостова «в животе от слизких мокрот глиста
большая». Далее подробнейшим образом излагались причины этой болезни и способы ее лечения. В апреле 1669 г. царь указал Аптекарскому приказу освидетельствовать стрельца Савку Сущевского и установить, «чем он увечен и великого государя службу служить ему моч- но ль или не мочно». Освидетельствование было поручено лекарю Ивану Албанусу. Осмотрев Сущевского, лекарь сказал, «что у него правая рука из плеча вышиблена и не владеет»1. Первая медицинская экспертиза с чисто судебной целью, как указывает И. Ф. Крылов, состоялась в 1649 г. Лекарь Елизарий Лорант обратился к боярину Морозову с устной челобитной на замочного мастера Вилима Гамса. По словам Лоранта, он встретил Гамса на Покровке и тот «учал ево, Ели- заря, лаять матерны и всякою неподобною лаею и бил ево палкою неведомо за што». В связи с полученными побоями Лорант просил его осмотреть «и про то сыскать». Заключение экспертов гласило: «А по осмотру бит по спине, на правом боку вспухло и синево знать»2.
В XVII в. встречались судебно-медицинские экспертизы, связанные с обвинениями во врачебных ошибках, участием медиков в осмотре мертвых тел. Представляют интерес две экспертизы, произведенные в 1679 г. В первом случае по царскому указу был подвергнут исследованию труп патриаршего конюха для установления причины смерти. Другая экспертиза проводилась для установления причин внезапной смерти боярина Ивана Воротынского. В заключении говорилось: «Отвещеваем: сие злое ничто иное ... точию изнеможение сердечное ... О причем же, никакому зазору зде быти, ни отравы взятой, ни падучей болезни от основания науки езвестны есмы, на сем посещении и досмотре быв вопрошаеми»3.
Воинским уставом Петра I (1716 г.) было предписано привлекать лекарей для исследования повреждений на одежде и теле пострадавшего.
Во второй половине XVII в. учащаются случаи экспертных исследований различных кореньев, настоек и других веществ на предмет выявления ядов и средств отравления. По существу, это было зарождение судебной токсикологической экспертизы, в основе которой лежал органолептический метод, т. е. определение формы, вкуса, цвета или запаха исследуемого вещества.
В XVII в. в России зарождается судебно-психиатрическая экспертиза. В мае 1679 г. врачи Блюментрост и Фугаданов освидетельствова- [1] [2] [3] ли Петра Бунакова. Они написали в заключении: «Ипохондрика, приходит пар от селезенки и приступает к сердцу и к голове, и от того у него памяти долгое время нет и не узнает людей». В результате освидетельствования они пришли к выводу: «За такими де болезньми ему Петру государевы службы служить не мочно».
При необходимости исследования рукописных документов следовало обращаться к дьякам и подьячим. Одно из первых подобных исследований почерка проводилось в 1508 г. по судебному делу о покупке Даниилом и Давидом Кемскими у Федора Кемского «вотчины Ка- добое и сельца Гридинское» с деревнями. Когда Федор умер, его жена Анна Кемская отказалась передать купленные деревни покупателям, поэтому те и обратились в суд. В подтверждение состоявшейся сделки они представили купчую, написанную собственноручно Федором Кемским. Защитник интересов Анны Кемской заявил судьям, что «купчая лживая, не княж Федорова рука». Для доказательства этого он предъявил судьям в качестве образца запись, сделанную рукой Федора Кемского. Вызвали для допроса послухов (свидетелей сделки), подписавших купчую. У одного из них оказался документ, составленный Федором. По решению судей было произведено сравнение почерков спорной купчей и представленных рукописных образцов. Отразили это в судебном деле так: «Дмитрей Володимеровичъ купчую грамоту княж Федорову руку, что положили князь Данило да князь Давыд, и княж Федорову ж руку деловую грамоту, что князь Афона- сей прислал, и княж Федорову ж руку, что запись положил перед Дмитреем княгини Аннин человек Тимошка, великого князя диаком всем казал. И диаки смотрив сказали, что та купчая, и деловая, и запись — все трое рука одна». После такого заключения дьяков дело доложили великому князю Василию Ивановичу, который, выслушав его вместе с боярами, «велел Дмитрею ищей князя Данила да князя Давыда оправити и селци Гридинское с деревнями велел им присудить, по их купчей грамоте, а княгиню Анну велел обвинити»1.
В Москве в начале XVII в. появились так называемые подметные грамоты, якобы от имени царевича Дмитрия. Дьякам было велено сличать почерки, которыми они были написаны, чтобы попытаться установить авторов этих писем. Позднее в Своде законов Российской Империи 1857 г. указывалось, что рассмотрение и сличение почерков должно производиться по назначению суда сведущими в том языке, на коем написаны и подписаны сличаемые документы. Такое иссле- [4] дование поручалось секретарям присутственных мест, учителям чистописания или другим преподавателям1.
Исследование документов, регулирующих прежде всего имущественные отношения, — векселей, завещаний и т. д. — также требовало привлечения специалистов для выявления как самого факта подделки и его способа, так и фальсификации документа. Подобные исследования в XVI — XVII вв. поручали аптекарям и фармацевтам, поскольку необходимо было выявлять следы примененных для изменения записей в документах веществ, их вытравления и последующей дописки.
Первыми экспертными учреждениями в России были Аптекарский приказ и Ивановская площадь (главная нотариальная контора Российского государства) в Москве. Экспертная деятельность Аптекарского приказа сочеталась с другими функциями: с заведованием водочными изделиями для царского стола, наблюдением за часами в царских покоях, отпуском корма для царских лошадей и т. п. Каждый случай экспертизы производился в Аптекарском приказе по царскому указу.
Ивановская площадь в Москве как экспертная организация впервые упоминается в документах конца XVII в. На ней сосредоточивалась, как писал историк Москвы И. Забелин, благодаря новопостроенным приказам судейская, дьяческая и подьяческая приказная служба для всего государства. Сама работа площадных подьячих происходила в особой конторе, которая носила название «палатки Ивановской площади» или просто «Ивановской палатки». Если возникала потребность в экспертизе документов, производство ее поручалось царским указом площадным подьячим Ивановской площади, причем поручение адресовалось не конкретному подьячему, а «Площади» как организации площадных подьячих. Экспертная деятельность подьячих Ивановской площади была прекращена в 1699 г., после чего экспертизы документов производились дьяками и подьячими в приказах.
Потребность в таких экспертизах росла, а уровень их проведения был невысоким, и в начале XIX в. в России были созданы врачебные управы (в частности, в Москве — Медицинская контора, в Санкт-Петербурге — Физикат), которым было вменено исследовать спорные документы2. Однако, как показала практика, эффективность этих экспертиз была очень низка, так как в управах не было ни соответст- [5] [6] вующих специалистов, ни даже примитивных лабораторий. Стала очевидной необходимость обращения для проведения экспертиз к лицам, имеющим достаточно глубокие знания в тех или иных областях наук.
С начала XIX в. активную роль в производстве судебно-медицинских экспертиз стал играть созданный в 1803 г. Медицинский совет Министерства внутренних дел. Признавая необходимым производство медицинских исследований по уголовным делам, следственные и судебные органы обращались с соответствующей просьбой в Медицинский департамент Министерства внутренних дел. Там представленные материалы изучались, по делу составлялась подробная справка, которая вместе с делом направлялась в Медицинский совет. Члены совета производили необходимые исследования и давали заключение.
Судебно-медицинские исследования производились и учрежденными в 1797 г. врачебными управами, которые в 1869 г. были преобразованы во врачебные отделения губернских правлений.
В середине XVIII — начале XIX в. к проведению исследований в интересах правосудия в России стали привлекать академиков. Первым в истории России учреждением, в котором начала формироваться судебная экспертиза, стала Санкт-Петербургская академия наук.
Первоначально судебно-экспертная деятельность Академии наук ограничивалась вопросами медицины, но вскоре потребности в анализе документов и веществ привели к необходимости выполнения судебно-химических исследований. Большое их число провел лично М. В. Ломоносов.
В XIX в. объем судебно-экспертной деятельности Академии наук расширился, появились новые объекты исследования, в том числе взрывчатые вещества и предметы со следами взрыва. Наиболее активно развивалось химическое исследование документов. Исследования, проводившиеся академиками-химиками Ю. Ф. Фрицше и Н. Н. Зининым, по праву должны считаться основой для дальнейшего развития действительно научных методов криминалистической экспертизы документов1.
Академия наук не только сама проводила судебно-экспертные исследования, но и оказывала необходимое содействие учреждениям, которым это вменялось в обязанности. Прежде всего это касалось помощи Медицинскому департаменту Министерства внутренних дел, [7] являвшемуся высшей судебно-экспертной инстанцией. Членами этого совета были многие выдающиеся ученые-академики: Н. Н. Бекетов, В. М. Бехтерев, И. П. Павлов, Д. И. Менделеев и др.
Вот интересный пример такой экспертизы. В 1860 г. на Ростовской ярмарке у всех на глазах вдруг воспламенился воз с красной бумажной пряжей. Ростовская полиция отобрала у купцов, торговавших этим товаром, шесть пачек пряжи и представила ее на исследование в Медицинский департамент МВД. Был сделан вывод, что причиной самовозгорания пряжи явился ее красный цвет, способствующий поглощению кислорода из воздуха, что «в состоянии произвести возвышенную температуру, достаточную для воспламенения»1. После этого были приняты строгие меры: в Ростове запретили продажу красной хлопчатобумажной пряжи. Ростовские купцы, естественно, такой мерой были недовольны и обратились в Сенат с прошением о ее отмене. В 1870 г. вопрос вторично рассматривался Медицинским советом. На этот раз в состав комиссии вошли профессора Д. И. Менделеев, Е. В. Пеликан и Ю. К. Трапп. Комиссия провела огромную работу. Она собрала подробные сведения о способах окрашивания тканей, затребовала и изучила образцы пряжи из разных районов России. Выводы комиссии гласили: способность бумажной пряжи и тканей к самовоспламенению зависит не от окраски их в какой-либо цвет, но от присутствия в них излишнего количества жира (особенно рыбьего — ворвани), не удаленного после окраски. Опасность самовоспламенения усиливается многократно из-за того, что фабриканты добавляют рыбий жир в готовую продукцию для привеса и увеличения своих доходов, что повышает риск самовоспламенения.
Оказывалась помощь Мануфактурному совету Министерства финансов, который давал заключения по просьбам следственных и судебных органов, Экспедиции заготовления государственных бумаг, где проводились исследования по делам о поддельных денежных знаках, монетах и ценных бумагах.
На процесс судопроизводства в России и развитие судебных экспертиз существенное влияние оказала Судебная реформа 1864 г., которая обусловила необходимость более широкого использования научных познаний при рассмотрении уголовных и гражданских дел.
Устав Уголовного судопроизводства следующим образом определял положение экспертизы (ст. 112, 325): «Эксперты должны приглашаться в тех случаях, когда для точного уразумения встречающегося в [8] деле обстоятельства необходимы специальные сведения или опытность в науке, искусстве, ремесле, промысле или каком-либо занятии»1. В ст. 326 Устава указывалось, что в качестве экспертов могли приглашаться «врачи, фармацевты, профессоры, учителя, техники, художники, ремесленники, казначеи и лица, продолжительными занятиями по какой-либо службе или части приобретшие особую опыт- ность»2.
Уже тогда были сформулированы основные требования к экспертам: незаинтересованность в исходе дела, объективность мнений и суждений, возможность проявления инициативы при проведении исследования в целях «вскрытия признаков, могущих привести к открытию истины». Заключения экспертов должны были проверяться и оцениваться судом.
Медицинский совет под воздействием запросов практики был вынужден расширить сферу проводимых в нем экспертных исследований. В результате был внесен существенный вклад в развитие судебного исследования документов, судебно-баллистической экспертизы. Производство последней связано с именем выдающегося российского хирурга П. И. Пирогова, который впервые стал устанавливать места расположения стрелявшего и жертвы, а также ряд обстоятельств применения огнестрельного оружия.
Первым научно-экспертным учреждением была созданная Е. Ф. Буринским на собственные средства судебно-фотографическая лаборатория (1889 г.). Лаборатория просуществовала недолго. Ей на смену пришла правительственная судебно-фотографическая лаборатория, открытая в 1893 г. при прокуроре Санкт-Петербургской судебной палаты.
28 июля 1912 г. был принят закон о создании в России первого специализированного судебно-экспертного учреждения — кабинета научно-судебной экспертизы. При этом использовался опыт работы судебно-фотографической лаборатории и экспертных учреждений Европы.
В январе 1913 г. кабинет научно-судебной экспертизы открылся при прокуроре Московской судебной палаты, в январе 1914 г. — в Киеве, управляющим которым был назначен С. М. Потапов. Одновременно открылся кабинет и в Одессе. Квалифицированные сотрудники и новейшее по тому времени оборудование позволили с самого [9] [10] начала деятельности кабинетов обеспечить достаточно высокий уровень судебных экспертиз. При этом использовались методы фотографии, дактилоскопии, химии. Кроме того, сотрудники кабинетов применяли научные методы и технические средства, выезжая на места преступлений.
Значительную роль в развитии судебной экспертизы в России сыграл 1-й съезд экспертов-криминалистов, который проходил 1—9 июля 1916 г. в Петрограде. В нем приняли участие сотрудники кабинетов научно-судебной экспертизы, а также судебные следователи, ученые физики, химики, биологи, судебные медики. Съезд подвел первые итоги работы кабинетов научно-судебной экспертизы, практики применения научных познаний в интересах судопроизводства.
Накапливавшийся в разных странах опыт проведения экспертных исследований, формирование первых экспертных методик стали толчком к публикации работ, обобщающих эмпирические данные и определяющих дальнейшее развитие отдельных отраслей экспертизы. Еще в XVII в. появились публикации по исследованию почерковедческих объектов. В 1622 г. был издан трактат К. Бальди «Как распознать по одному только письму натуру и свойства писавшего». В 1637 г. опубликована работа Ж. Ровено «Трактат об исследовании письма», в котором уже анализировались способы подделки документов.
Исследование почерка получило название графологии (греч. grapho — пишу, logos — учение). Автором этого термина считается Ж. Мишон1. Данный термин получил широкое распространение и используется по настоящее время для обозначения исследований особенностей личности по почерку.
Определенное обобщение опыта проведения экспертиз и их значения в судопроизводстве содержалось в известной работе Г. Гросса «Руководство для судебных следователей как система криминалистики», опубликованной в 1893 г.
Для развития экспертизы имели существенное значение работы французского криминалиста и судебного медика Э. Локара, основателя Лионской лаборатории технико-полицейских методов2. Он разработал пороскопический метод исследования следов папиллярных узоров пальцев рук, графометрический метод исследования почерка, методики ряда экспертных исследований с применением химических [11] [12] методов. Э. Локар предложил измерять графические знаки письма и сопоставлять составленные по результатам этих измерений кривые, что должно было характеризовать особенности почерка исполнителей исследуемых документов.
В 1910 г. была опубликована работа А. Осборна, американского эксперта-почерковеда, « Исследование документов», в которой уделено большое внимание особенностям почерка, почерковедческим исследованиям.
Основы фотопортретной экспертизы были заложены А. Бертильо- ном, хотя его работы были посвящены проблемам уголовной регистрации с использованием антропометрии (1889, 1893 гг.). А. Бертильон разработал систему признаков внешности, которая стала использоваться при отождествлении человека по признакам внешности, и предложил методику опознавательной (сигналетической) фотосъемки, позволяющую стандартизировать фотоснимки лиц для последующего их отождествления.
Для формирования научных основ экспертного исследования документов большое значение имели работы российского ученого Е. Ф. Буринского, который по праву может считаться одним из основателей судебной экспертизы. Разработав фотографические методы исследования документов, Е. Ф. Буринский обобщил их в фундаментальном труде «Судебная экспертиза документов, производство ее и пользование ею» (1903 г.). В этой работе наряду с изложением исследовательских методов сформулирован ряд важных положений, касающихся развития судебной экспертизы и ее использования в судопроизводстве.
Существенный вклад в разработку методов технического исследования документов внес А. А. Поповицкий, работавший в Экспедиции заготовления государственных бумаг[13]. Он усовершенствовал судебнофотографические методы, применявшиеся в экспертизе документов, а также предложил классификацию элементов, составляющих особенности почерка, и провел первые комплексные судебно-технические экспертизы документов.
Из всех разновидностей криминалистической экспертизы следов наибольшее развитие в Российской Империи в начале XX в. имела дактилоскопическая экспертиза, что связано с активным внедрением метода дактилоскопической регистрации, разработанного в конце XIX в. в Великобритании (Ф. Гальтон, В. Гершель, Г. Фолдс, Э. Ген
ри) для регистрации арестованных или осужденных к лишению свободы на основании отпечатков пальцев рук. Система дактилоскопической регистрации, первоначально созданная в Великобритании (1895 г.), затем получила распространение в Аргентине, Австрии, Венгрии, Германии, Дании, Италии, Нидерландах и других странах. В России она была введена в тюрьмах в 1907 г., а с 1908 г. — во всех полицейских учреждениях.
Для становления в России дактилоскопической экспертизы большое значение имели работы В. И. Лебедева, который в 1912 г. выполнил первую дактилоскопическую экспертизу, успешно использованную в доказывании по уголовному делу об убийстве аптекаря. На месте преступления тогда обнаружили на осколке стекла от двери кровяной отпечаток пальца. На основе этого единственного вещественного доказательства присяжные признали виновным обоих подсудимых, обвинявшихся в убийстве, и приговорили их к каторжным работам. В 1912 г. В. И. Лебедев опубликовал работу «Искусство раскрытия преступлений. Дактилоскопия», в которой показал особенности проведения таких экспертиз.
Таким образом, для первого этапа становления научной и практической экспертной деятельности характерны накопление эмпирических знаний об объектах, методах и средствах экспертизы, разработка собственно экспертных методов исследования вещественных доказательств на основе методов, применявшихся в естественных и технических науках, начало формирования судебно-экспертных учреждений.
Разработки, выполненные на первом этапе становления научной и практической экспертной деятельности, опубликованные труды ученых по различным отраслям судебной экспертизы были тем фундаментом, на котором стали формироваться теоретические и прикладные основы различных родов экспертиз.
[1] Цит. по: Российская Е. Р. Профессия эксперт. М., 1999.
[2] Крылов И. Ф. Судебная экспертиза в уголовном процессе. Л., 1963.
[3] Там же.
[4] Цит. по: Российская Е. Р. Профессия эксперт.
[5] См.: Крылов И. Ф. Судебная экспертиза в уголовном процессе; Он же. Очерки криминалистики и криминалистической экспертизы. Л., 1975.
[6] См.: Крылов И. Ф. Избранные труды по криминалистике. СПб., 2006. С. 24.
[7] См.: Криминалистическая экспертиза: возникновение, становление и тенденции развития. М., 1994.
[8] Крылов И. Ф. В мире криминалистики. Л., 1989.
[9] Цит. по: Белкин Р. С. Курс криминалистики: в 3 т. Т. 3. М., 1997. С. 96—97.
[10] Там же.
[11] См.: Белкин Р. С. Криминалистическая энциклопедия. М., 2000. С. 49, 50.
[12] Там же. С. 108.
[13] См.: Крылов И. Ф. Избранные труды по криминалистике. С. 161—166.
|