Подобно людям, идеи имеют свою родину. Родиной политикоправового знания считается античная Греция. Если уместно такое сравнение, то можно сказать, что концептуально оформленное учение

о государстве, праве, политике, подобно блистательной богине Афродите, появляется из морской пены неясных гипотез и предположений у берегов Эллады. Как и общегреческая заступница, политическая наука могла даровать людям защиту их прав и законных интересов, обеспечить безопасный курс государственного корабля в политических бурях. Как богиня любви и красоты, появившаяся в сопровождении усмиренных ею диких зверей, политико-правовое знание, основанное на строгих этических принципах, укрощало кровожадную дикость и звериные страсти, переполнявшие временами человеческие души. Становление государственно-правовой теории, обретение ею развитых форм, содержательной глубины стали важнейшими условиями развития античной цивилизации и одновременно ее блестящим результатом.

«Хитрость мирового духа» (Г. Гегель) остается загадкой, как и тот факт, почему именно из Греции вышла в мир светлая и радостная концепция его понимания. Эллада, наполнившая смыслом земное существование людей, осталась прародительницей мировой культуры. Народ, населявший многочисленные греческие островки, не только оказался первым на море, но и отважился решать море человеческих проблем, смело занимаясь философией, разрабатывая прикладные и точные науки. Здесь, на берегах Эгейского моря, не боялись ставить вечные вопросы: что лежит в основе мироздания; что такое космос, т. е. красивый порядок Вселенной и благопристойный государственный строй; как абсолютное, всеобщее, Божественное соединяется с временным, дробным, конечным, человеческим; как учесть и уравновесить эгоистический интерес одного с общественным интересом многих или всех.

Эти и подобные вопросы не оставались без ответа. Предложенные антиками гипотезы и процедуры, понятия и принципы при всей кажущейся архаичности до сих пор лежат в основе управленческих решений, судебных вердиктов и партийных программ. Современные люди пользуются, даже не замечая этого, древним греческим языком, опрометчиво относя его к мертвым. Нет, наследие античной Эллады живо! Ее духовный потенциал настолько мощный, поистине планетарного масштаба, что и спустя тысячи лет вполне ощутимо напоминает о себе. Более того, это влияние усиливается, формируя нашу сегодняшнюю действительность, мировосприятие, сознание, жизнеустройство. Понятно, что мы живем в контексте многообразия культур и цивилизаций мира, но все они покрываются сверкающим куполом античной культуры, через который когда-то Божество заглянуло в глаза человечеству.

Можно ли сопоставить сделанное греками с чем-либо, созданным их современниками или предшественниками? Да, можно, в частности на Востоке. Это сравнение даже необходимо с инструментально-обыденной точки зрения, ибо все познается в сравнении. Оно оправдано с конкретно-исторической стороны, потому что «греки никогда не ставили непреодолимых барьеров между своей и чужой — варварской — мудростью»[1]. В концептуальном смысле это соотнесение позволит в разных отношениях учесть западный и восточный полюса антиномии, их противостояние и единство в мировом развитии государственной, политико-правовой мысли. Их внутреннее противоречие связано с неповторимым своеобразием их климатических, социально-экономических, национальных, религиозных и даже личностно-индивидуальных особенностей. Параллель между двумя главнейшими, первоначальными системами миропонимания, между самыми древними из известных сегодня форм знания о государстве, политике, праве предоставляет возможность более точного, «стереоскопического» видения их генезиса и дальнейшего развития.

Понятно, что восточным и западным «ветвям» политико-правовой идеологии были присущи некоторые общие черты, и с течением времени они неуклонно включались в преемственный процесс взаимодействия различных традиций, вместе представляющих целостную глобальную историю политических учений. Тем не менее на Востоке политическая идеология основывалась с самого начала на совершенно особой, в целом внеправовой платформе. Место закона с незапамятных времен здесь заняли ритуал, традиция, обычай. В странах Дальнего Востока право могло вообще исключаться из числа социальных регуляторов. На Ближнем Востоке право, исходящее от государства, существовало, но его значимость зависела от соответствия его норм другим универсальным правилам, «идеальному» праву, изложенному в священных книгах: Ведах, Талмуде, Коране. Наоборот, на античном Западе политическое сознание связывалось с самых азов с правовым началом, с самоценностью закона, а зародившаяся там юриспруденция определялась как «наука о вещах Божественных» (отметим — на первом месте), «а также вещах человеческих».

На Востоке сохранение и восстановление гармонии в отношениях между людьми, человеком и природой признавалось существенно более необходимым, чем уважение к «искусственно придуманному» закону или «абстрактному» праву. Последнее выполняло большей частью орнаментальную роль: человеку не полагалось настаивать на своих правах, ибо долг каждого — стремиться к согласию и забывать о себе в интересах всех. В Античности же царило убеждение (впоследствии его унаследовала Европа, все страны континентальной правовой системы) в том, что высшая справедливость коренится именно в законе, что право является искусством добра, равенства и справедливости.

На Востоке политическая мысль застыла, не сформировавшись, поскольку застыло все, оставаясь неподвижным, стабильным, консервативным, закрытым: от политики автаркии, «глухих» границ до «закрытой», иероглифической письменности. Зашифрованность средств выражения вела к стратагемности мышления, а подчеркнутое почитание, уважение к старшим — к культу предков, невозможности им «прекословить», менять порядки, введенные «от века». В античных странах все в движении, очевидна динамичность государственных форм, политико-правовых отношений, законодательства; все открыто, законопослушание и высокий уровень правосознания — норма жизни, пиетет и благоговение вызывают не седины и борода (хотя и, так сказать, геронтофобией не страдали), а закон; отношения, основанные на неравенстве (старший — младший, воспитатель — ученик, сановник — подчиненный), сменяют общение равных, дружба; пассивная, безропотная почтительность уступает место самостоятельности и инициативности, целой гамме настроений, где существуют насмешливость и ирония, критичность и возражение, сомнение и восхищение. Состязательность, дискуссионность обеспечивали диалогичность и открытость мышления — необходимые условия развития и распространения политической культуры.

Самобытность и исключительная плодотворность форм политической жизни в Античности основывались на собственном, принципиально отличном от Востока типе цивилизации — не письменно бюрократической, а устной, оро-акустической (от лат. огаге — говорить, греч. афоиотеоц — слушать). Отсюда проистекает оригинальная, неповторимая природа древнегреческой демократии, которая и могла- то зародиться только в Элладе. До сих пор вызывают удивление и восхищение ее благородные идеалы и принципы, прямой и непосредственный характер, всеобщее участие в принятии политических решений, в государственном управлении, равноправие в самом что ни на есть широком смысле: например, исономия — равное для всех право выдвижения законопроекта, исэгория — равное для всех граждан право выступать в Народном собрании, исократия — равновла- стие, равноправность во всех смыслах. Можно перечислять целый ряд правомочий и обязанностей, оставшихся немым укором в понятиях и терминах, о которых в условиях «прогрессивной» и «развитой» демократии начала XXI в. и не помышляют.

Если брать понятийную, терминологическую сторону вопроса, то можно сделать вывод о «весомости» вклада мыслителей Востока и античного Запада. Воспользуемся на этот счет размышлениями Гегеля, не допускавшего легковесных и поверхностных суждений. В заслугу китайской и индийской философской мысли он поставил разработку категории «ничто». Древние же греки оказываются далеко впереди в осмыслении понятийного аппарата общественно-политической, правовой и философской науки. Так, во взглядах Парменида впервые формулируется понятие «бытие» в смысле чистого мышления, что послужило начальным этапом развития логической науки. Категория «становление» связана с разработками Гераклита; категория «для-се- бя-бытие» (так ее называет Гегель) — с атомистикой Демокрита; категория «количество» ввел Пифагор; понятие «мера» — Протагор; категория «сущность» раскрывается в работах Платона; категория «понятие» — в трудах Аристотеля; философия стоиков, скептиков, эпикурейцев соответствует понятию «субъективность»[2]. С полным основанием сказанное относится к политико-юридическим терминам в самом строгом смысле слова: «государство», «политика», «право», «справедливость», «закон», «демократия» и т. и., без чего немыслимо представить ни нынешнюю политико-правовую мысль, ни государственную деятельность, ни юридическую практику.

Впрочем, количественная сторона не исчерпывает вопроса, сейчас можно оценить и качество античного наследия. Здесь уже другой классик современной социологической и культурологической мысли П. А. Сорокин с помощью собственной методики статистической оценки менталитета и влияния на его развитие идей тех, чей вклад наиболее значителен, приходит к красноречивым результатам. По индексной оценке (от 1 до 12 баллов) влияния философии первый ряд (12 балов) заняли Платон, Аристотель и их последователи: Плотин, Блаженный Августин, Фома Аквинский. Любопытно, что представители следующей за ними группы — К. Маркс, Г. Гегель, Дж. Локк, Р. Декарт, Д. Юм — получили по 8 баллов[3].

Самыми восторженными оценками непреходящего значения всего созданного творцами древнегреческой науки и культуры можно заполнить не одну страницу. На такой позиции стояли видные представители разных стран и эпох, различных идеологий и направлений научной мысли: и русский энциклопедист-академик В. И. Вернадский, и немецкий физик В. Гейзенберг, и английский философ Б. Рассел, и французский политолог Р. Дебре. Представляется уместным вспомнить классиков прошедшей эпохи, призывавших чаще возвращаться «к достижениям того маленького народа, универсальная одаренность и деятельность которого обеспечили ему в истории развития человечества место, на какое не может претендовать ни один другой народ»[4].

Насколько очевиден факт, что античная Греция есть родина политико-правового знания, настолько же неочевидны обстоятельства, сделавшие ее таковой. В мире много загадок, и легковесная уверенность в их непременном познании едва ли уместна. Таинственно зарождение жизни в неорганической среде, возникновение сознания у человека. Причины появления именно таких государственно-правовых, политических учений именно в данном месте, в данное время и у данного народа скрыты от нас. Остается, не впадая в агностицизм, вспомнить известную в науке максиму «ignoramus et ignorabimus» — «не знаем и не узнаем». Хотя попытки, и, как показывает время, безосновательные, выстроить исчерпывающий перечень таких причин или даже свести их к одной экономической первопричине предпринимались.

В недалеком прошлом официальная идеология настойчиво насаждала тезис о том, что экономика, господствующая форма собственности являются альфой и омегой человеческого бытия, определяя в конечном счете все на свете, включая право, правосознание, правовое общение людей, их мысли. Всемерно поддерживался тезис о том, что способ производства, хозяйственная деятельность дают непосредственный толчок наукам, формируя их предмет и направленность. Проблема становления политико-правовых учений, не раскрывшая до сих пор всех своих тайн, заставляет основательно усомниться в ценности бытовавших idoli theatri («призраки театра», Ф. Бэкон).

Возвращаясь к предпринятому сопоставлению, заметим, что никакой даже самый тщательный сравнительно-исторический подход не дает ни малейших оснований для известного «европо/западоцентриз- ма», которым иногда грешат учебники по истории политических и правовых учений. Нельзя утверждать и некий приоритет западной политико-правовой и философской мысли над интеллектуальным наследием Востока[5]. В нашем случае данную позицию вполне убедительно подтверждает исторический феномен эллинизма. Мощное влияние античных идей с Запада и продвижение непобедимой конницы Александра Македонского натолкнулись на стойкий идейный потенциал Востока. Воздействие греческой системы взглядов на мир с IV в. до н. э. А. Тойнби называет «резким», «культурной агрессией»[6].

Однако точка зрения М. Э. Поснова представляется более взвешенной. «Восток, — пишет он, — хотя уже и дряхлый, все же нашел в себе достаточно сил, чтобы не подчиниться греческому духу, а, при взаимном влиянии, объединился с ним в эллинизм»[7].

В результате указанного соединения, взаимного переплетения и обогащения образовался известный сплав культур, сформировалась цивилизация эллинизма. Термин, пущенный в научный оборот немецким историком XIX в. И. Дройзеном, обозначил культурное течение, родившееся из смешения греческих идейных элементов с восточными. Оно проявило себя в области политики и права, религии и науки, языка и литературы, в общественной жизни и в быту. Эллинизм материализовался в государственно-правовое учение и политические институты и плодотворнейшим образом развивался на трех континентах — царство Птолемеев (Египет), Селевкидов (Сирия, Месопотамия, Иран), Македония (юг Европы, Средиземноморье). Соединение элементов восточных и эллинских воззрений породило мощные научные центры в Александрии, Антиохии, Пергаме и оказало огромное влияние на развитие римской и мировой культуры. Зародившись на Востоке, новая система идей, принципов и понятий захлестнула мощной волной саму Ерецию и Рим и без труда одержала решительную победу над политическим завоевателем всего древнего мира. Эллинизм, образуя античное универсальное миросозерцание, стал крепким цементом последней всемирной монархии древности, пока не уступил своего места христианству, принеся пользу и ему в деле формального развития[8]. Феномен эллинизма помогает и нам в начале XXI в. отрешиться от представления об истории политических учений как об исключительно антагонистической борьбе идей, обеспечивающей их смену. Выходило так, что если этой борьбы нет, то нет и смены идей, а значит, их история прекращается. Разумеется, данное замечание, сделанное между прочим, надлежит понимать не как отход от темы, а как ее уточнение.

Существует множество периодизаций истории античной Ереции. Чистые историки выделяют пять периодов: 1) эгейский или крито-ми- кенский (3—2-е тыс. до н. э.); 2) предполисный (XI—IX вв. до н. э.); 3) архаический (YIII—VI вв. до н. э.); 4) классический (V—IV вв. до н. э.); 5) эллинистический (вторая половина IV — середина I в. до н. э.)[9].

Те, кто изучает особенные аспекты Античности, например религиозно-философский, связывают начало ее истории с созданием величественной олимпийской религии (YII в. до н. э.). Следующие века (VI—IV вв. до н. э.) — с зарождением и развитием высшей философии, какую только знал древний мир; период с III в. до н. э. называют эллинистическим. В I в. до н. э. наступает господство эклектизма[10]. Если же непосредственно иметь в виду только историю политической мысли, то, конечно, следует ориентироваться на мнение специалистов, отмечающих ранний период (IX—VI вв. до н. э.), второй период (V — первая половина IV в. до н. э.) и, наконец, третий период, охватывавший вторую половину IV в. до II в. до н. э. — время эллинизма[11].

Понятно, что известный разброс многочисленных периодизаций объясняется различием их основания (fundamentis classiflcationis), хронологией, географией, принадлежностью к тем или иным школам и т. д. Но беда в том, что интересующая нас самая ранняя фаза первого периода также отличается неопределенностью. Так, из более чем тысячелетней истории античной философии (VII—VI вв. н. э.) в литературе выделяют период ее становления, формирования. Это то время, когда любомудрие возникло, но еще не отвечало таким критериям научности, как, скажем, систематизированностъ. Очевидно также и то, что, помимо трудностей хронологии, есть трудности содержательного плана. И здесь, думается, нельзя не согласиться с известным швейцарским антиковедом А. Боннаром в том, что периоды возникновения цивилизаций «всегда окутаны мраком», они куда сложнее для понимания, чем периоды их упадка, когда исследователю понятнее, «в результате каких причин и при наличии каких условий человеческие общества создают культурные ценности и что они утрачивают при исчезновении этих ценностей»[12].

При всей кажущейся бесперспективности попытки найти punctum saliens — ключевой пункт, источник, начальную точку, откуда, как говорит русская летопись, «есть пошла» история политических учений Древней Греции, обязательно надо рискнуть приоткрыть завесу веков. Эта необходимость вызывается самим объектом изучения. Почему важен момент становления предмета исследования? Потому, что генезис его позволяет точнее и определеннее выявить его сущность, проследить направления развития, дать более точную характеристику его содержанию, обнаружить специфику его форм. Эта специфика,

особенность политико-правового знания на античном Западе ощущается именно с момента становления.

Даже с учетом известных расхождений приведенных (и многих не приведенных) периодизаций ясно, что формирование политико-правовой идеологии в античной Греции было связано с возникновением древнегреческой государственности. Этому периоду свойственна известная рационализация политико-правовых представлений. В указанное время протекало творчество Гомера, Гесиода, знаменитых «семи мудрецов». Название «семь мудрецов» закрепилось за группой исторических лиц, главным образом политических и государственных деятелей, законодателей и философов первой половины VI в. до н. э. Справедливости ради отметим, что состав группы «семи мудрецов» в различных источниках варьируется (в разных комбинациях упоминается до семнадцати имен), но неизменное ядро составляют: Фалес Милетский, Биант из Приены, Питтак из Митилены, Солон Афинский. Однако в каноне «Семь мудрецов», составленном Деметрием Фалерским, мыслителем и правителем Афин в IV в. до н. э., к ним добавлены Клеобул из Линда, Периандр Коринфский и Хилон из Лакедемона.

Семь греческих мудрецов остались в истории мысли как авторы императивных сентенций (гном), формулирующих определенные этические принципы. Атрибуция отдельных изречений далеко не всегда определена. Если руководствоваться самым древним из сохранившихся сборников высказываний Деметрия Фалерского, то можно составить некоторое представление об античных гномах. Какие-то из них не выходят за рамки «житейской мудрости», например: «что возмущает тебя в ближнем — того не делай сам» (Питтак), «большинство людей — дурны» (Биант), «наслаждения смертны, добродетели бессмертны» (Периандр). Но некоторые, со всей очевидностью оставаясь этическими максимами, вторгаются в сферу права, политики, государственного управления, например: «мера — лучше всего» (Клеобул), «поручись — и беда тут как тут» (Фалес). «Ничего слишком», — повторял легендарный законодатель Солон, проводя свою реформу. Гном «познай самого себя» чаще всего приписывают Хило- ну из Лакедемона, реже — Фалесу и другим мудрецам. Аристотель отдает его авторство жрице-пророчице Аполлона. Диоген Лаэртий высказывает примиряющую версию: «Познай самого себя» — ответ Аполлона, изреченный пифией на вопрос Хилона «Что самое лучшее для людей?»1.

Вне зависимости от авторства подлинным автором этих морально- нравственных изречений являлся весь народ, а мудрецы их лишь кратко и точно «озвучивали». Можно с вполне достаточной долей вероятности утверждать, что гномы с самых далеких времен выступали в качестве действенных социальных регуляторов, прообразов юридических правил и норм, имевших и универсальный, и императивный характер. «Доверенное возвращай», «Взятое в долг следует возвращать», — учил Питтак из Митилены, наблюдавший сложившуюся на рубеже VII—VI вв. до н. э. цивилистическую практику.

Хилон из Эфор, ставивший себе в заслугу умение выносить несправедливости, призывал каждого: «Законам покорствуй!» В старости он признавался, что не знает за собой ни единого противозаконного поступка за всю жизнь, а сомневается только в одном: когда судили его друга, он осудил его по закону, но знакомого своего Хилон уговорил друга оправдать; так он услужил и закону, и дружбе. Может быть, поэтому его современник Биант из Приены глубокомысленно заметил: «Лучше разбирать спор между своими врагами, чем между друзьями, — ибо заведомо после этого один из друзей станет твоим врагом, а один из врагов — твоим другом».

Периандр — в течение почти сорока лет (с 627 по 585 г. до н. э.) правитель (тиран) Коринфа, преобразивший город, повторял: «Кто хочет править спокойно, пусть охраняет себя не копьями, а всеобщей любовью». Он был убежден в том, что «народное правление лучше тирании». В это же время Солон, (архонт) правитель Афин с неограниченными полномочиями, по оценке Платона, «мудрейший из семи мудрецов, самый благородный поэт», в стихах воспевал законность, ценность предложенных им законов, хотя и предсказывал их ограниченность: «Законы подобны паутине: слабого они запутывают, а сильный их прорвет». Солон признавался: «Мне дороже всего жить под народовластием...»1.

Наивно считать 582/581 г. до н. э. — год первых зарегистрированных Пифийских игр в честь Аполлона в Дельфах, где состязались не только атлеты, но и любомудры и где, согласно Деметрию Фалерско- му, «семеро были названы мудрецами», нижней границей времени становления политико-правовой мысли. Очевидно, это происходило много раньше и не было результатом усилий лишь этой великолепной семерки. Примерно в это же время напряженно работают Пифагор и пифагорейцы, Гераклит Темный из Эфеса и др. Совокупными усилиями мыслителей самого раннего периода формируется философский подход к проблемам государства, права, политики.

Равным образом было бы неверным считать, что становления уже не происходило в следующий период расцвета древнегреческого философского и государственно-политического и правового знания, нашедшего свое выражение в учениях Сократа, Платона и Аристотеля. Более того, интеллектуальная работа продолжалась и с конца IV в. до н. э., ставшего роковым для дальнейшей судьбы греческого гения вследствие потери политической независимости, национальной свободы. Казалось, развитие прекратилось, творчество иссякло в эллинистический период. Однако ранний этап накопил столько духовных сокровищ, что могучие завоеватели Греции, отдавая дань греческой культуре, делались ее горячими адептами. Вот почему период становления политико-правового знания Античности следует понимать не в узком, а в широком смысле, ибо переосмысление, уточнение, детализация того, что сложилось раньше, шло всегда. Характерным примером может служить уже знакомая гнома «познай самого себя» (греч. yvco0v gocdtov, лат. nosce te ipsum). Первоначальный смысл высказывания ограничивался лишь призывом к самоконтролю. В контексте сентенций «семи мудрецов» его следовало понимать как «знай себя», т. е. «контролируй себя», не зазнавайся и не впадай в преступную «наглость», наказуемую божеством. На другом этапе старинное дельфийское речение полностью перетолковывается Сократом, в устах которого оно начинает означать отказ от бесплодных космологических спекуляций досократиков и выражать основной постулат его интел- лектуалистической этики «добродетель есть знание». Сократ полагает, что самопознание, познание своей нравственной сущности и ее последующая реализация (познай, кто ты есть, и стань им) и составляют путь к достижению счастья.

Всякое становление предполагает переход возможности в действительность в процессе развития. С самых ранних времен древнегреческая натурфилософия выдвинула учение о становлении как о возникновении и уничтожении вещей, порождаемых космическим первоначалом, которое перевоплощается в различные формы бытия. Гераклит рассматривал мир как становящееся, текучее, вечно изменчивое целое. У Платона «идея» выступает как предел чувственно-материального становления. В философии Аристотеля становление определяется с помощью терминов «энергия» и «энтелехия», т. е. действие, переход от возможности к действительности и конечный результат этого перехода. Понимание становления как развития дает возможность подойти с более широких позиций к вопросу становления античной политико-правовой идеологии.

Что же интересного на самой ранней фазе первого этапа древнегреческой мысли? В литературе высказывается мнение, что уже во времена «гомеровской Греции» вырабатываются некие понятия политико-правового плана[13]. Но, как отмечали сами древние, «fuere ante Homerum poetae...» — «и до Гомера были поэты», в данном случае юристы. Дореволюционные авторы приводят свидетельства того, что еще в ахейский период (XX—XII вв. до н. э.) заключались договоры между целыми общинами, обеспечивавшие их гражданам безопасность, а по желанию — и самим общинам взаимную военную помощь. Договор скреплялся взаимной подачей рук, торжественными возлияниями (отгоубш — отсюда и сам договор так назывался и впоследствии перешел к римлянам) и призывом Зевса — блюстителя договоров, как следует из текста «Илиады» (III. 245 и след.). «Таковы были скромные зародыши позднейшего международного права»[14]. Но одновременно можно вполне обоснованно предположить, что таковыми были первые гражданско-правовые сделки купли-продажи, мены, ссуды и т. и. как достаточно зрелые плоды цивилистических правоотношений. Появление первых правовых понятий и институтов шло явно параллельно с развивавшимися и расширявшимися процессами реальной юридической практики.

В ранний период формировался философский подход к специально-научному знанию, и, по-видимому, это закономерно, поскольку именно в философии формируется самосознание любой науки[15]. Было бы безосновательно полагать, что уже на ранних этапах становления политико-правовое знание сложилось как наука, были разработаны основные ее разделы, система и направленность, понятийный аппарат и логический инструментарий, предмет и методология. Все это важно, но гораздо более важным оказалось складывание нравственного сознания, без которого невозможно представить развитие государственно-политической и правовой сферы.

Человеческое существо, по меткому замечанию Аристотеля, «животное политическое», глубоко социально. Даже преследуя собственную пользу, человек сталкивался с необходимостью учета интересов другого или других в силу нравственного долга. Выполнение последнего обеспечивала санкция — расположение или гнев богов, уважение или негодование ближних, награда или порицание общины. Нравственные требования определяли обязанности человека по отношению к богам, семье, челяди, согражданам, соперникам в соревновании, столь характерном для Античности. И только на основе сложившегося политического и правового понимания стало возможным

появление юридических понятий «закон» (vopop), «правда» (5гкг|), «обычай» (0е|пс), «штраф» (тгрт|) и т. д.

Показательно, что при всей многозначности, а древние языки отличаются этим качеством, все значения правовых категорий, зарождавшихся в самосознании античных людей, были буквально пропитаны нравственным содержанием, несли вполне ощутимую этическую нагрузку. В самом деле, 5гкг| — это не только обычай, судопроизводство, тяжба, суд, но и правосудие в широком смысле, справедливость, право, ответственность, наказание по решению суда или удовлетворение от него же. Тг|дт| — не исключительно пеня, возмездие, плата, но и почетное правопритязание, честь, почтение, уважение, почитаемый социальный статус, престижная должность, почетный сан. бецк; — не просто обычай, право, закон, постановление, формально юридические и содержательно пустые, но этически наполненные справедливостью, которая и делает их таковыми. Правовая норма становится собственно правовой лишь при условии, что она императивно предписывает человеку вести себя «как следует», «как прилично». Более того, нравственный потенциал бердфа оказался настолько мощным, что дал основание к олицетворению именно этого понятия с богиней правосудия Фемидой1.

На формирование юридических категорий могли оказать и оказывали влияние социальные условия, хозяйственная деятельность людей, природная среда. Любопытна в этом отношении история одного из ключевых юридических понятий, появлению которого мы обязаны эпохе становления политико-правовой мысли античной Эллады. Греческий «закон» (v6|to<;), как подсказывает этимология, происходит от «пастбища» (vopfi). В древности животноводство кормило людей, раз- ведение скота (vo|j,£D|j,a) было непосредственной поддержкой живущим на суше. Таким же образом ребро жесткости, остов (voperx;) обеспечивал прочность корабля тем, кто выходил в море. Закон же превратился в главную опору для тех и других, он стал альфой и омегой для всех греков. Пастбище (vopoQ давало корм (vopfi) стадам (vo|j,£D|j,a). Скот, помимо прочего, использовался и как средство платежа, как разменная монета (vopiapa). Последняя породила корыстное племя менял и бескорыстную науку нумизматику. Подобное же явление мы наблюдаем у древних римлян, и латинское слово ресипха до позднейшего времени сохранило память о том, что первоначально деньгами был скот (pecus).

Стадом занимался пастух (v6|teb<;), превратившийся со временем в пастыря, предводителя, начальника, номарха (vo|iap%r|c). Он распространял свою власть (ар%г|) уже на целый район, область, округ (vop). Его распоряжения принимаются к исполнению беспрекословно как обязательные. В этих решениях его собственная воля и мысль (уогцта) соединяются с обычаями (vopmov) и нравами предков (vopipoc). Так, вожак стад и конепас становится, вероятно не в один день, нормо- творцем, номофетом (уоцоветгц;), а затем и номодидактом (vopo- SiSaKxric), т. е. знатоком, учителем и толкователем закона; растущая же масса правового материала закономерно разрастается в целое законодательство (vo|j,o0Eava). Представление об этой довольно ранней ступени скотоводческой жизни можно составить по гомеровскому описанию быта дикарей циклопов (Од. IX; 112 и след.). Да и позже царевичи не гнушались пасти отцовские стада. Одиссей гордился своими полевыми трудами не менее, чем воинскими подвигами (Од. ХУШ, 395 и след.).

Так или иначе, зарождение правовой материи обязано коллективному разуму, людским контактам, общественной необходимости, в конце концов подсказано самой природой. Но с течением времени в начавшейся твориться истории политико-правового знания можно выделить конкретные имена, позиции, учения. Начинается истолкование того, что уже сложилось. Например, понятие дике (8нсг|) — правосудие, судебный процесс, наказание, компенсация, она же персонифицированная богиня Правда, Гесиодом толкуется как одна из Ор (£2ра) времен года, доносящая Зевсу о людских прегрешениях. Эпическому пониманию дике как мира у Гесиода или Солона Гераклит противопоставляет концепцию дике — распри, тяжбы и всеобщей войны противоположностей как естественного и справедливого состояния вещей. Возникают и собственные версии, учения, теории. Тот же Гесиод, негодуя, описывал случаи беззакония в судопроизводстве, предупреждал о том, что изгнанная из судов «сирая Правда» (Дике) вернется Эринией (богиней мести и злобы), которую вызывало мздоимство судей. Так, справедливость у него противопоставляется силе, насилию, праву, основанному на силе. Это впоследствии породило представление о праве по природе или естеству и праве по человеческому установлению, т. е. естественном и положительном праве, проходящее через всю историю греческой правовой мысли.

Понимание закона и его власти как сочетание права и силы отличает Солона, который стремился в своей реформе законодательства всем гражданам, и «простым» и «знатным», обеспечить в равной мере защиту закона. Та же проблема разрабатывалась Пифагором и его школой, которые выразили ее собственной формулой: «Справедливое состоит в воздаянии другому равным». Рационально-теоретическое, числовое представление о правовом равенстве, равной мере права характерно для пифагорейцев. Но морально-этическая сторона ими не игнорировалась. Пифагор учил: «Народы! Старайтесь иметь прежде добрые нравы, нежели законы: нравы суть самые первые законы». Своим ученикам он внушал: «Из всех знаний нравственная наука, может быть, есть самая нужнейшая».

Наряду с математической космологией Пифагора в период становления античной философской, политико-правовой мысли разрабатывалось учение Гераклита, проникнутое идеей вечного процесса, генезиса, изменения и взаимопревращения вещей в соответствии со всеобщим законом — логосом. По Гераклиту, истоки политических порядков, полисных норм и установлений следует искать в порядке космическом. Первоначально само слово «космос» применялось к обозначению государственного устройства и даже убранства приведшей себя в «порядок» женщины (отсюда — «косметика»). Логос выступает источником человеческого закона (номоса), и справедливость состоит в том, чтобы следовать этому Божественному огненному началу. Универсальный логос указывает меру и масштаб не только в государственной, политической сфере участникам правового общения, но и всему остальному, ибо и сам космос есть не что иное, как «упорядоченная Вселенная», «мировой порядок».

По представлениям философа-атомиста Демокрита, политика, государство, законы образованы людьми искусственно и лишь их полное соответствие природе, истинной действительности обеспечит им справедливый характер. Существующее расхождение между тем, что установлено, по «общему мнению», и тем, что идет от природы, «по правде», не только давало мыслителю основания для критических замечаний («законы — дурная выдумка», «мудрец не должен повиноваться законам, а жить свободно»), но и ставило на повестку дня проблему соотношения «истины» и «общего мнения», «естественного» права, справедливости и «искусственного» человеческого закона.

Софисты решение этой проблемы видели в самой природе человека, в человеческом обществе. Новый взгляд с наибольшей силой был выражен Протагором. Этой максимой открывалось его сочинение «Истина»: «Мера всех вещей — человек». «Искусственность» созданного человеком — государства, политических институтов, правил и норм юридической жизни оценивалась им, в отличие от Демокрита, весьма высоко, как результат блестящих достижений человека, возвышающих его над природой. Позиция Протагора предполагала равное участие всех людей в политико-правовых делах, его лозунг «Воспитывать людей» нацеливал на развитие человеческой добродетели, к которой он относил и справедливость. Вместе с тем игнорирование Божественного начала, субъективный фактор бытия и мышления индивида, приводившие к относительности любого знания, любых ценностей, законов и обычаев, встретили критическое отношение теоретиков более поздних этапов античной политической и государственно-правовой мысли. Так или иначе, высказанные концепции и идеи помогали на этапе становления политической и правовой идеологии формировать ранние законодательства греческих городов-государств. Существуют и более общие особенности государственно-правовой идеологии античной Греции, складывавшиеся именно в момент ее зарождения. Для нее свойственна необычайная широта мышления. Людям, приученным к классовой доминанте в политике, производственным отношениям в социальном анализе, к тому, что все познание коренится в материальном опыте, что объективная действительность постигается с помощью чувств, трудно воспринять принципиально иную, более масштабную позицию: зачем человек живет, достаточно ли ему удовлетворять постоянно растущие потребности для счастья, в чем оно?

Политическое сознание древних греков космологично и вместе с тем связано с этикой, нравственной верой в божество, подчиняется закону справедливости, которая разлита в космосе, природе и распространяется на личную жизнь человека. Можно говорить о его монистичности, т. е. слитности духовного и телесного, гармонии души и разума, единстве добра и красоты, что, кстати, подтверждается и терминологически. Например, все прекрасное и добротное: нравственное совершенство и добропорядочность, законопослушание и правдивость, честность и благородство — греки называли одним словом «каллокагатия», сочетающим красоту телесную и духовную. Нерасчлененная целостность мировоззрения проявилась и в единстве понятий формы и содержания, материального и ментального, Божественного и человеческого. У греков идеальный логос соединяется с реальным миром и заставляет задумываться о «вечных» вопросах, включая вопрос об этических пределах науки, политической науки, об ответственности за последствия научных изысканий, политических действий. А что такие пределы существуют и что нежелание с ними считаться наказуемо, свидетельствовали окончившиеся печально попытки Прометея превзойти мудрость богов, а Икара пренебречь существующими нормами поведения.

Среди важнейших свойств политического мировоззрения древних греков — его «доброкачественность», гуманизм, исторический оптимизм, дух разумности и жизненности, уверенность в торжестве добра над злом, опора на силу разума. Причем торжество разума не как абстрактного и холодного практицизма, а начала, предполагающего другие формы духовного освоения мира. Наука стала у них неотъемлемой частью культуры, залогом ее прогресса. Сформировалась научнофилософская структура знания — рационалистическая, космогони- стическая, одновременно поэтическая и мифологическая. Большое внимание уделялось научной методике, логике, теоретической математике. Собственно говоря, греки и изобрели науку: математику, биологию, философию. Только после того как Аристотель создал логику, дал «технику мышления», «искусство мыслить» в свою очередь сделало возможным настоящее искание научной истины: постановку принципиальных научных проблем, поиск закономерностей, классификацию научных фактов, совмещение научных выводов с практической деятельностью.

Древнегреческие мыслители высказали фундаментальные идеи, определив магистральное развитие европейской цивилизации. Они «завещали» их разработку на следующих этапах мировой истории: во времена утвердившегося христианства, на рубеже Нового времени, в эпоху Просвещения, на века и века вперед — это можно со всей уверенностью констатировать в начале третьего тысячелетия. В каком бы направлении ни шел научный поиск, его непременными условиями остаются верность античным заветам, необходимость нравственного совершенствования, чувство человеческого достоинства, моральный долг. Остаются примерами одухотворенность представлений древних греков, сила их сознательного выбора, красота как внешнее выражение внутренней нравственной силы, свобода как необходимость духовной жизни.

Все эти особенности мировоззренческой платформы античных греков, естественно, самым серьезным образом повлияли на их политическое сознание. В чем же его характерные черты?

Политика для древних греков есть проявление социальной культуры, это — общественно полезное творчество. По Платону, и здесь Аристотель вполне согласен со своим учителем, политика — это активная человеческая деятельность, имеющая целью достижение общего блага и удовлетворение социальных потребностей людей, направляемая теми, кто владеет высшим, «царским искусством» управления в рамках законности. Главный смысл политики — предотвращение социальных конфликтов, происходящих от противопоставления бедности и богатства, злоупотребления властью, крайностей демократии. Важнейшей в политической теории является ее этическая сторона. Этика выступает основой политики. У Аристотеля окончание «Никомахо- вой этики» не случайно и есть пролог «Политики». Право, правосудие у него и есть законное, справедливое, добродетельное. Он против резкого имущественного расслоения, но и против утопического, механического уравнения собственности. Сократ считал, что главное — добиваться наиболее нравственного поведения, учил воздерживаться от несправедливых поступков. Торжество добра над злом расценивалось греками как высшая справедливость, как основа общественной нравственности, без которой нет правопорядка и авторитетности закона, законопослушания, правосудия. Такое понимание справедливости устраняло необходимость насилия, принуждения и позволяло ограничиваться воспитанием, образованием, социально-культурным воздействием.

Политический менталитет греков, выстроенный по строгим меркам нравственности и культуры (в данном случае не суть важно рабовладельческой), имел строгую государственническую направленность. Последняя должна была содействовать такому воспитанию человека, которое помогало бы превращению его в гражданина. Этимология термина «политика» недвусмысленно указывает на органическую связь его с городом-государством, с гражданством, с умением управлять государством, с государственной, политической наукой. Ясно, что уже тогда среди важнейших целей политической науки выдвигалась цель способствовать эффективности государственного управления, ликвидации питательной почвы страшного социального зла — коррупции, симптомы которой появились, бюрократизации государственных служб, политико-правового нигилизма и негативизма.

Древнегреческая политическая культура глубоко социальна. Она — хранительница общечеловеческих идеалов и ценностей, представляет в обществе начало разумное, организованное в правопорядок, оказывающее превентивное противодействие любым социальным конфликтам, угрожающим всякого рода этническими, классовыми, национальными катаклизмами, девальвирующими или разрушающими основополагающие социальные завоевания. Зачастую политическая культура — единственное, что противостоит угрозе социального хаоса, политико-правового произвола, хроническим болезням демократии.

Политическая культура древних греков по-настоящему человечна. Она имеет человеческую природу, идет от человека, через человека к человеку, она соответствует людским понятиям и нравам, она по- сильна человеку и вообще имеет смысл только в условиях человеческого общения. И в этом смысле политика как искусство управления людьми понималась древними греками еще и как антропономика. В центре ее стоит человек, на что указывал еще Сократ и с чем были согласны и Платон, и Аристотель. Но уместно указать не только на антропоцентризм античной политической науки, но и на ее антропологизм, антропософизм, антропоморфизм. Однако в ней нет религи

озного аскетизма, сектантского фанатизма, теократической «пропитанности» всех социальных связей и отношений, отсюда утверждение философской доминанты политико-правового сознания, демократизм в общественной и государственной жизни. Отсюда красота и сбалансированность, гармоничность политической теории.

С учетом человеческой природы античную политическую мысль называют гедонистической, но применительно к вкладу Аристотеля в основу политической науки ее точнее определить как эвдемонистическую, ибо, по Стагириту, счастье есть не просто удовольствие, продленное во времени, а наслаждение, предполагающее самоограничение, аскезу. Платон подчеркивает, что счастье человека состоит отнюдь не в удовлетворении всех без разбора потребностей, не в том, чтобы иметь больше и лучше, чем у других, ибо общество потребления — это тупик.

Антропоморфизм и обожествление среды, свойственные античной политической теории, тоже требуют известных оговорок. Мир греческих богов — это идеализированный человеческий мир, где люди как бессмертные боги, а боги подобны смертным людям. В представлении же Гераклита Бог есть сила, разлитая в природе. Религиозность древних греков сочеталась с сугубой практичностью, человек оставался мерой вещей (Протагор). Впрочем, не удовлетворенные собственным пантеоном, по свидетельству апостола Павла, греки задолго до христианства приносили жертвы «неведомому Богу» (Деян. 17:23).

Особенность политической культуры греков — в тщательной разработке принципиальных позиций философии права. Сократ, Платон, Аристотель — отцы-основатели философии права. Они поставили ее фундаментальные проблемы, дали модели решений. Аристотель как бы завершил ее античный этап в Греции. Сократ подчеркивал ценность права как общеобязательного минимума нравственности. Он решал проблему индивидуальной справедливости и справедливости, выраженной в законе; учил, что законопослушание есть гражданский долг первостепенной важности, условие существования законности и правопорядка. Платон подчеркивал общеобязательность права в политическом общении, поскольку оно выражает Божественную мудрость, позволяет подойти к решению проблемы совмещения индивидуальной добродетели и социальной справедливости. Собственно, ту же проблему решает и Аристотель — проблему соотношения свободы и необходимости, должного и допустимого, уравнительности и дифференциации. Он дает свою конструкцию правового регулирования: гражданские, трудовые, семейные отношения государство регулирует с помощью уравнительной справедливости, а отношения между обществом и человеком, государством и гражданином — с помощью распределительной, т. е., иными словами, он указал на базу деления права на публичное и частное, к чему и придут позднее в Риме.

В традициях древнегреческой политической культуры немало особенностей. Но, пожалуй, главную составляли люди, ее идеологи. Сократ, не написавший ни строчки, находился всегда с народом и в народе — на базарной площади, в собрании, на улицах. Он постоянно вел диалоги с каждым: простолюдином и магистратом, едва грамотным ремесленником и искушенным философом. Сократ выполнял роль социального фермента, поднимавшего как на дрожжах правосознание сограждан, задавал высокую планку правовой культуре, выжигал иронией ростки правового нигилизма, аполитичности, антиобщественные взгляды. Его ирония — не только склад насмешливого ума, но и проявление критического подхода. Он подчеркивал, что политическая мудрость есть результат напряженных занятий, усилий разума. Он строго относился к себе (знаменитое «я знаю, что ничего не знаю»), но резко выступал и против поверхностного знания софистов, будучи уверен в том, что полузнание в политике может принести большие беды городу-государству. Не случайно от «полиса» происходят слова и «политика», и «война». Учитель Платона и Аристотеля заявлял, что политикой не занимается, ибо неискусен, выступал против доктринерства, политического честолюбия, корысти и, по-видимому, предвидел опасность абсолютной политизации общества.

Подобную функцию в Риме выполняли римские юристы, но они консультировали население по конкретным вопросам права. В Афинах «учителями жизни» выступали ученики Сократа: Платон, Аристотель, другие мыслители. Не ко всем из них судьба оказалась благосклонной: Гераклит из Эфеса, Демокрит из Абдер ушли в мир иной без надежды на признание, Сократ оказался приговоренным к смерти, Платона постигли неудачи в практической политике и реализации своего проекта идеального государства. Протагор, Анаксагор спасались бегством из Афин. Интерес к античной политико-правовой мысли, к личностям ее идеологов не случаен, так как нити, связывающие современную культуру с античной, не только не ослабевают, но все более укрепляются. Меняющийся в исторической перспективе образ Античности привлекает внимание исследователя начала XXI в. выявившимися еще в древние времена общечеловеческими культурными ценностями.

[1] См.: История философии. Запад — Россия — Восток. Кн. 1. М., 1996. С. 16.

[2] См.: Гегель. Соч. Т. 11. М.; Л., 1938. С. 512.

[3] См.: Разумеет Н. Н. Политическая и правовая культура. Идеи и институты Древней Греции. М., 1989. С. 3.

[4] Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд. Т. 20. С. 396.

[5] См.: История философии. Запад — Россия — Восток. С. 5.

[6] Тойнби А. Дж. Цивилизация перед судом истории. М., 2003. С. 476.

[7] Послов М. Э. Гностицизм II века и победа христианской церкви над ним. Киев, 1917. С, 1-2.

[8] Там же. С, 2.

[9] См.: История Древней Греции /подред. В. И. Авдиева и др. М., 1972. С. 3.

[10] См.: Поснов М. Э. Указ. соч. С. 2.

[11] См.: История политических и правовых учений / под общ. ред. В. С. Нерсесянца. М., 1983. С. 37.

[12] Боннар А. Греческая цивилизация. М., 1992. С. 16.

[13] См.: Нерсесяиц В. С. Философия права. М., 1998. С. 399.

[14] Зелинский Ф. Ф. История античной культуры. СПб., 1995. С. 33.

[15] См.: Надточаев А. С. Философия и наука в эпоху античности. М., 1990. С. 4.