Среда, 27.11.2024, 12:46
Приветствую Вас Гость | RSS



Наш опрос
Оцените мой сайт
1. Ужасно
2. Отлично
3. Хорошо
4. Плохо
5. Неплохо
Всего ответов: 39
Статистика

Онлайн всего: 3
Гостей: 3
Пользователей: 0
Рейтинг@Mail.ru
регистрация в поисковиках



Друзья сайта

Электронная библиотека


Загрузка...





Главная » Электронная библиотека » СТУДЕНТАМ-ЮРИСТАМ » Материалы из учебной литературы

Конфуций

Конфуций, Кун-цзы (учитель Кун) (551—479 гг. до н. э.) — сын военного, семидесятилетнего градоначальника и молодой китаянки. Уже в школе, куда в семь лет отдала его мать, проявил прилежание и послушание, став помощником своего учителя, а сразу по окончании поступил на государственную службу, где также был замечен и повышен в должности до инспектора пахотных полей, лесов и стад. Но в 528 г. умирает мать, и Конфуций, соблюдая строгий ритуал, на три года подает в отставку, оставляет жену и двоих детей для затворнической жизни. Именно эти годы он посвящает размышлениям и более глубокому освоению наук. Становится известным мудрецом, с которым хотели советоваться многие правители. Один из них делает Конфуция вторым лицом в княжестве, назначив верховным судьей с правом изменения старых правил и введения новых. Интриги соседей правителя заставили Кун-цзы уехать и вернуться в родную провинцию. До конца жизни он занимается со своими учениками, которых насчитывают много, хотя по именам названы двадцать два. После смерти официально возведен в ранг мудрейшего и добродетельнейшего из всех учителей рода человеческого.

Время жизни Конфуция — это период сражающихся царств. Время, когда вопросы о политической стабилизации, о методах управления государством, об общественном идеале приобрели особую актуальность. Мнений относительно наилучшего устроения общества было много, и Конфуций оказался одним из тех, кто наиболее последовательно, стройно и доступно указывал, как умиротворить народ, как эффективно и с пользой для всех вершить государственные дела.

Современный взгляд на древнюю политическую мысль Китая дает основание для некоторых обобщений. Представляется, например, что в качестве общего направления политической мысли выступал даосизм. В качестве фундаментальных течений политической и правовой мысли следует назвать конфуцианство, моизм, легизм, а также некоторые другие, например янчжуизм. Более глубокое исследование позволит в рамках названных течений выделить школы (только конфуцианство насчитывает, по мнению современного китайского ученого Го Можо, восемь школ) и учения отдельных мыслителей.

Даосизм ведет начало с воззрений Лао-цзы, жившего в VI в. до н. э. В трактате «Дао дэ цзин» обосновывается правильный путь человека и народа (дао означает «путь»), состоящий в том, чтобы следовать велениям Неба. Дао при этом является абсолютным мировым началом, поддерживаемым небесным владыкой. Дао — источник сущего, его основание и естественный или даже сверхъестественный закон жизни и смерти. Все беды в земной жизни происходят от суетных и мелочных желаний людей в поступках вопреки дао. Отход от естественной непритязательной жизни, от жизни в согласии с природой происходит от слишком активной деятельности людей. Отсюда главное требование — недеяние. Во имя спокойствия и гармонии следует соблюдать древние традиции и свято хранить мудрость немногих.

Конфуций встретился с Лао-цзы, жившим в уединении. Именно в той чжоузской пещере он проповедовал Конфуцию о скромности, об отказе от почестей, о внутренней, непоказной добродетели — мудрец чуждается света. Конфуций не просто высоко отзывался об уме Лао- цзы, но в общих своих позициях обнаруживает следование его учению. В трактате «Лунь юй» не случайно вопрошается: «Не тот ли благороден муж, кто не досадует, что неизвестен людям?» Скорее всего, в развитие учения Лао-цзы сказано: «В делах под Небесами благородный муж ничем не дорожит и не пренебрегает, но следует тому, что справедливо». Учитель говорил: «Я радость нахожу и в том, когда живу на отрубях с водой, сплю, подложив ладошку вместо изголовья. Богатство, знатность, обретенные нечестно, мне кажутся проплывшим мимо облаком». И не под влиянием ли Лао-цзы сказано Конфуцием: «Благородный муж трижды испытывает трепет: он трепещет перед Повелением Неба, с трепетом относится к великим людям и трепещет перед словом людей высшей мудрости»?

Едва ли не самым основным моментом учения Конфуция является его принцип Жэнь (человеколюбие, человечность, гуманность), покоящийся на совершенном знании и откровенности. В трактате «Лунь юй», содержание которого штудировал тогда каждый школьник, говорится: «У людей с красивыми словами и притворными манерами мало человеколюбия». Человеколюбивый и совершенномудрый стремится укрепить себя на правильном пути и помогает в этом другим; он делает добро людям, оказывает помощь народу. «Выдвигать людей прямых и отстранять людей лживых... Если в верхах любят правдивость, то в народе нет таких, кто бы осмеливался не быть искренним». «...Благородный муж заботится о корне; когда заложен корень, то рождается и путь, сыновняя почтительность и послушание старшим — не в них ли коренится человечность?» Знатность и богатство — это то, к чему люди стремятся; если они нажиты нечестно, благородный муж от них отказывается. Бедность и униженность — это то, что людям ненавистно. Если они незаслуженны, благородный муж ими не гнушается.

Когда Учителя спросили о том, что такое человечность, Конфуций ответил: «Тот будет человечен, кто сможет воплотить повсюду в Поднебесной пять достоинств». — «Можно спросить, каковы они?» — «Почтительность, обходительность, правдивость, сметливость, доброта. Почтительность не навлекает унижений, обходительность покоряет всех, правдивость вызывает у людей доверие, сметливость позволяет достигать успеха, а доброта дает возможность повелевать людьми».

Итак, человеколюбие должно лежать в основе человеческих взаимоотношений. Но как достичь этого? Конфуций предлагает некое Шу, категорию морали, которая известна нам по Библии, которой в качестве категорического императива дал потом философское обоснование И. Кант.

Когда Конфуция спросили: «Найдется ли одно такое слово, которому можно было бы следовать всю жизнь?» — учитель ответил: «Не таково ли сострадание? Чего себе не пожелаешь, того не делай и другим». И потом уже в контексте государственного управления, когда спросили о том, что такое человечность, Учитель ответил: «Это когда ведут себя на людях так, словно вышли встретить важную персону, руководят народом так, словно совершают важный жертвенный обряд; не делают другим того, что не хотят себе; не вызывают ропота в стране, не вызывают ропота в семействе (курсив мой. — В. Л.)».

Вторым основанием, на котором покоится конфуцианское учение, является понятие Ли. Как и все другие, оно очень многогранно и тесно смыкается с Жэнь. На русский язык его переводят как церемониал, ритуал (иногда почтительность, благопристойность). Для Конфуция следование ритуалу — прямой путь к утверждению человеколюбия. О том, что Ли он отдавал предпочтение перед всеми другими ценностями, свидетельствует, например, такой факт. Когда супруга одного вэйского правителя пригласила мудреца нанести ей визит, он к неудовольствию учеников исполнил ритуал, несмотря на нелестное мнение о женщинах вообще и особенно распущенных, каковой была эта. Кстати, ритуал необходим прежде всего для укрепления семьи (для сторонника патриархальной теории, каковым был Конфуций, — это и укрепление государства). Почитать родителей, служить им, следуя ритуалу, а когда умрут, «похоронить их в соответствии с ритуалом...». Вообще «почтительность без ритуала приводит к суетливости; осторожность без ритуала приводит к боязливости; смелость без ритуала приводит к смутам; прямота без ритуала приводит к грубости».

Ученик спросил о том, что такое человечность. Учитель ответил: «Быть человечным — значит победить себя и обратиться к ритуалу. Если однажды победишь себя и обратишься к ритуалу, все в Поднебесной признают, что ты человечен. От самого себя, не от других, зависит обретение человечности». «А не могли бы вы объяснить более подробно?» — продолжал спрашивать ученик. Учитель ответил: «Не смотри на то, что чуждо ритуалу, не внемли тому, что чуждо ритуалу, не говори того, что чуждо ритуалу, не делай ничего, что чуждо ритуалу». Особенную политическую окраску приобретают эти максимы в плоскости управления государством. Начинать здесь следует с исправления имен. Это не всем было понятно. Зачем их исправлять? Учитель ответил: «Ведь если не подходит имя, то неуместно его толкование; коль неуместно толкование, не может быть успеха в деле; а без успеха в деле не процветают ритуал и музыка; но если ритуал и музыка не процветают, то наказания бьют мимо цели, когда же наказания бьют мимо цели, народ находится в растерянности.

...Когда правитель любит ритуал, никто в народе не осмелится быть непочтительным; когда правитель любит справедливость, никто в народе не осмелится быть непослушным; когда правитель любит правду, никто в народе не посмеет быть нечестным. И если будет так, то отовсюду станет прибывать народ, неся с собою на спине своих детей (курсив мой. — В. Л.)».

Предпочтения некоторым средствам управления не нуждаются в комментариях: «Если править с помощью закона, улаживать, наказывая, то народ остережется, но не будет знать стыда. Если править на основе добродетели, улаживать по ритуалу, народ не только устыдится, но и выразит покорность». — «Как привести народ к покорности?» Конфуций ответил: «Если возвысить и поставить честных над бесчестными, то народ придет к покорности. Если возвышать бесчестных, ставя их над честными, то народ не покорится. (...) Будь с ним серьезен, и он станет почтителен; соблюдай долг сына и отца, и он будет предан, возвысь способных, наставь неумелых, и он воодушевится».

Елавная ценность в управлении государством — доверие народа. Можно жить без еды, можно обойтись без оружия, но «когда ж народ не верит, то не устоять».

И каждому в государстве надо знать свое место: «Да будет государем государь, слуга — слугой, отцом — отец и сыном — сын».

Потом мы увидим, как разделение труда и разделение ролевых обязанностей будет проведено у Платона, увидим также и преклонение Платона перед мудрыми правителями и многое другое, возможно навеянное конфуцианством.

Елавное, чтобы правители подавали пример своими добродетелями. «Правление есть исправление. Кто же посмеет не исправиться, когда исправитесь вы сами?!» «Не воруйте и будьте скромны в желаниях». И еще: «Когда руководишь, забудь об отдыхе. А выполняя поручение, будь честен».

В Китае всегда остро стоит проблема строгих наказаний. Конфуцианство — их противник. Когда кто-то предложил просто «казнить беспутных», Конфуций ответил: «В ваших руках бразды правления, зачем же вам казнить? Вам стоит лишь увлечься самому хорошими делами, и весь народ тотчас же устремится ко всему хорошему».

Правителю следует побуждать примером: «Будь примером для своих подданных, не вини за малые проступки, выдвигай достойных и способных». И не знать отдыха.

«...Если власть в стране в течение ста лет будет принадлежать хорошим людям, то они смогут справиться с насилием и обойтись без казней!»

Учителя спросили: «Благородный муж кого-нибудь ненавидит?» Учитель ответил: «Ненавидит. Ему ненавистны те, кто сплетничает о других, ненавистны низшие, которые поносят высших, ненавистны те, кто, отличаясь смелостью, не соблюдают ритуала, ненавистны люди, полные решительности, но упрямые».

Поскольку дело не в законах, а в правящих, важно вновь и вновь указывать те качества, которые необходимы для участия в правлении страной. Учитель полагал, «если относиться с почитанием к пяти достоинствам и устранять четыре недостатка, то можно принимать участие в правлении». Что значит пять достоинств? Конфуций отвечал: «Благородный муж, оказывая милость, не несет расходов; не вызывает злобы у людей, когда заставляет их трудиться; его желания несовместимы с жадностью; он полон величавости, но чужд высокомерия; он грозен, но в нем нет свирепости». А на вопрос о четырех недостатках ответ был столь же емок: «Казнить тех, кого не наставляли, значит быть жестоким; требовать исполнения, не предупредив заранее, значит проявлять насилие; медлить с приказом и при этом добиваться срочности — значит наносить ущерб; и в любом случае скупиться, оделяя чем-либо людей, значит поступать казенно».

Обобщая, можно сказать коротко: по Конфуцию должны править способные, знающие, мудрые и добродетельные. Забегая вперед, скажем, что здесь объединены и Платон, и Аристотель, да и не только они. Если личное поведение тех, кто стоит наверху, правильно, дела идут, хотя приказы и не отдаются. Если же личное поведение тех, кто стоит наверху, неправильно, то хотя приказывают, народ не повинуется. В этом весь Конфуций.

Виднейший последователь Конфуция Мэн-цзы (372—289 гг. до н. э.) сказал прямо: «Разве, когда у власти человеколюбивый правитель, опутывают народ сетями закона?» И далее он же: «Если не доверять человеколюбивым и мудрым, государство придет в упадок. Если не будут соблюдаться ритуал и справедливость в отношениях между высшими и низшими, наступит хаос. Если не будет истинного управления государственными делами, не хватит средств для расходов». В русле конфуцианства и пропагандируемая Мэн-цзы идея разделения труда: «Одни напрягают свой ум, другие напрягают мускулы».

В советских учебниках такого рода высказывания расценивались критически как аристократические, обосновывающие неравенство в управлении государством. При этом игнорировалось то существенное обстоятельство, что речь не шла об аристократии по крови. А между тем многие беды тогда и потом, а у нас и поныне происходят от того, что к власти приходят или те, у кого ум в дефиците, или те, кто не может и не хочет его напрягать.

В основательном каноническом конфуцианском труде «Ли-цзин» («Книга обрядов») древнее время рисуется золотым веком, когда жили без палат и дворцов, но благодеянием мудрых упрочивались дружелюбие, человеколюбие и ритуал, соответствующий явлениям природы. Ритуалу поются здесь гимны. Большое внимание уделяется необходимости учения и воспитания. Мудрые ваны, «вырабатывая нормы поведения, обряды и музыку, не основывали их только на удовлетворении желаний рта, желудка, ушей и глаз людей, а направляли обряды и музыку на то, чтобы научить народ соизмерять любовь и ненависть и исправлять тех, кто нарушает истинный путь поведения людей». Одну из глав названного произведения характеризуют как содержащую идеи утопического коммунизма. Не так ли потом будут интерпретировать Платона, который, как можно предположить, знал и развивал многие конфуцианские идеи? Даже о роли музыки говорилось им весьма сходно. Впрочем, и Аристотелю было что позаимствовать. В книге есть специальная глава «Учение о середине», и мы потом увидим, как «середина» во всех смыслах берется Аристотелем за основание в этике и политике. В «Книге обрядов» называются девять принципов управления государством: самосовершенствование, почтительность к мудрым, почитание сановников, внимание к чиновникам, забота о народе, поощрение всех видов ремесел, любезное обращение с людьми издалека, благорасположение к местным властям. А для их осуществления нужна лишь искренность.

Более полное представление о конфуцианстве дает сопоставление его с другими течениями правовой мысли Древнего Китая, часто ему противоположными и враждебными.

Первым таким течением объявляют обыкновенно моизм. Его основатель — Мо-цзы (479—400 гг. до н. э.). И в основной книге моистов есть специальная глава «Против конфуцианства», в которой проводятся идеи против ритуалов, против подражания древности, против обязательного следования указаниям родителей, учителей, правителей: «Есть множество отцов и матерей, есть много учителей и много правителей, а человеколюбивых среди них мало». А выход? «Нет ничего более подходящего, чем принять за образец Небо». Это уводит к даосизму. Но если послушать, что диктует небо в политической области, можно найти много общего с конфуцианцами: «...Если благородные и мудрые управляют глупыми и низкими, то царит порядок... Совершенномудрые ваны... не создавали группировок из родственников, не питали благосклонности к знатным и богатым, не испытывали пристрастия к внешней красоте». И конфуцианцы, и монеты ссылались на «Ши-цзин», а в этой книге содержится резкий выпад против тех сановников, которые не дают примера мудрости и благородства:

Личного вы не даете примера,

К службе закрыт благородному путь,

К вам у народа разрушена вера,

Но государя нельзя обмануть.

Будьте воздержанны, дух свой смирите,

Низким как щит не вверяйте закон!

К службам доходным пути преградите Этой ничтожной родне ваших жен.

Можно было бы привести ряд моистских характеристик правящих, под которыми вполне мог подписаться Конфуций. Вместе с Мо- цзы их можно уподобить тем слепням, которые больно покусывали правителей, назначенных на должности совсем не по уму, тех правителей, «чьи способности можно вместить в бамбуковую корзинку».

Если кого и причислять к врагам конфуцианства в древности, так это Ян Чжу. Критики аристократизма конфуцианства, якобы сковывающего человеческую личность, строго определяющего место каждого даже после смерти, восторгались этим мыслителем, «раскрепощающим» человека в удовлетворении его потребностей и удовольствий. Это тот Ян Чжу, которому даосисты и конфуцианцы требовали заткнуть рот. И последних можно понять. Современным языком кредо Ян Чжу можно выразить кратко: «Живем один раз»: «Умирают и десятилетний, и столетний; умирают и добродетельный, и мудрый; умирают и злой, и глупый... Е1оэтому следует наслаждаться пока живы. Зачем тревожиться о том, что будет после смерти?» Король Людовик и поэт О. Хайям, каждый по-своему, поддержат потом эту мысль. Очевидно, опутанные ритуальными требованиями люди спросили его: «И то нельзя, и то нельзя, а что же можно?» Ян Чжу ответил: «...Можно наслаждаться жизнью, можно не обременять себя заботами».

Главное для Ян Чжу — «спокойствие четырех частей тела». С его точки зрения, Кун-цзы «был самым бестолковым и суетливым из людей», поскольку не имел ни одного радостного дня. После смерти он приобрел славу, но он ведь не знает об этом.

Идеалом для него является некий Цзе: «Ума у него было достаточно, чтобы отстранить от себя массы нижестоящих, а силы и власти достаточно, чтобы внушить страх всем внутри людей. Он вволю услаждал свой взор и слух, исполнял все свои желания и помыслы. В радостях и развлечениях пришел он к своей смерти. Он был самым свободным и развратным изо всех людей!» Другой кумир — Чжоу, который в огромном дворце ночи напролет предавался безудержному удовлетворению своих страстей. Он не утруждал себя заботами о правилах поведения или мыслями о долге. «Он был самым распущенным и необузданным из всех людей». «Если обладать четырьмя вещами: богатым умом, изящными одеждами, изысканными яствами и прекрасными женщинами — то чего же еще домогаться от внешнего мира?»

В России постперестроечного времени скорее найдем сторонников Ян Чжу, нежели Конфуция. Однако даже в смягченном варианте такого рода политическая идеология в конечном счете гибельна для общества. Потребительство, распущенность и отсутствие какой-либо заботы о завтрашнем дне, полное отсутствие социальности и пренебрежение интересами народа — все это имело место в истории разных обществ. Кончалось все упадком и исчезновением с исторической сцены.

Еще одним критиком конфуцианства был Чжуан-цзы (369—286 гг. до н. э.). От мудрецов, с его точки зрения, только вред, поскольку их мало, а большинство людей совсем не мудры и добродетельны. Надо отказаться от знаний, и тогда с простым и безыскусственным народом можно разговаривать естественным языком дао. «...Выбросить циркули и угломеры, переломать пальцы Еун-чуя — и тогда люди в Поднебесной начнут обретать собственное мастерство...» Нечто похожее проводилось в жизнь в Китае во время «культурной революции», когда мастерам и профессорам «ломали пальцы» и в прямом, и в переносном смысле. Интеллектуализму Конфуция здесь противопоставлено следующее кредо: «Смотри прямо, как новорожденный теленок, и не ищи причины всего».

Политические максимы Ян-чжу и Чжуан-цзы пригодны для деспотических режимов, которые держатся одним страхом, для которых гибельны мудрость и добродетель, науки и искусства, все то, что несет справедливость и истину.

 

Учение Конфуция адресовано не левым и не правым. Оно не революционно, но здоровому реформизму может удовлетворить вполне. «Увеличить, обогатить, научить» — не эти ли конфуцианские заповеди проводятся в современном Китае?

Последний вопрос требует упоминания еще одного течения, которое традиционно противопоставляется конфуцианству, — это легизм. Шан Ян (390—338 гг. до н. э.) его основоположник. Легистская идеология отражала позиции чиновничества. Моральные наставления, призывы к добродетели и тому подобные конфуцианские идеи казались им недостаточными. Широкие программы преобразований, точно выверенные, строго отработанные требуют более решительных средств. Правитель «берет власть в свои руки, устанавливает закон и с помощью законов наводит порядок». Речь идет об административных и уголовных законах с репрессивными санкциями. Власть законом не связана. Она опирается на силу. Инакомыслие преследуется.

Можно предположить, что в современном Китае мы имеем многовековой сплав противоположных течений политической мысли, прагматически используемых властвующей элитой.

Вместе с тем отдельные ученые не без оснований связывают бесспорные успехи дальневосточных стран конфуцианских традиций именно с действием идущих от Конфуция ценностей, таких как культ дисциплины, труда, строгих правил и строгой морали, семейной гармонии, знания и самоусовершенствования.

Категория: Материалы из учебной литературы | Добавил: medline-rus (26.04.2017)
Просмотров: 177 | Рейтинг: 0.0/0
Всего комментариев: 0
avatar
Вход на сайт
Поиск
Друзья сайта

Загрузка...


Copyright MyCorp © 2024
Сайт создан в системе uCoz


0%