В истории мировой политической и правовой мысли есть имена, без преувеличения известные всем. Славное имя Марка Туллия Цицерона (106—43 гг. до н. э.) — среди них. Биография Цицерона широко известна, что позволяет ограничиться лишь отдельными вехами его судьбы — судьбы героической и трагической, вплетенной в канву крутых политических поворотов, характерных для «предзакатных часов свободы» Римской республики. Все пришлось испытать Цицерону: оглушительную славу и тайные интриги врагов, высокие государственные должности и забвение в деревенской глуши.

Родился он в Арпине на юго-востоке области Наций, но почти вся жизнь и деятельность великого оратора прошли в Риме. Уже в 70-е гг. до н. э. он успешно дебютирует в суде. Заметный общественный резонанс этих процессов открывает молодому человеку дорогу к государственным постам: эдилитету (69 г. до н. э.), претуре (66 г. до н. э.) и консульству (63 г. до н. э.). Цицерон-консул разоблачает заговор Каталины, но Цезарь после тщетных попыток привлечь Цицерона на свою сторону фактически выдает оратора его непримиримому врагу Клодию, который, будучи трибуном, проводит в 58 г. до н. э. закон о его изгнании. И хотя родина вскоре снова призовет Цицерона, вернуть прежние позиции ему не удается. В обстановке гражданской войны оратор остается последовательным сторонником всех здоровых сил во имя спасения оставшейся в наследство от предков римской государственности.

Цицерон редко возвышает свой голос во время правления Цезаря, но после гибели узурпатора (44 г. до н. э.) его надежды воскресают. Верный своим идеалам, он стремится оградить республиканские институты от тиранических притязаний. Подобно греку Демосфену, он выступает с собственными филиппиками и в 43 г. до н. э. принимает трагическую смерть, пав жертвой проскрипций. А через полтора десятилетия уходит в историю и блистательная в прошлом Римская республика.

Описание жизненного пути римского оратора отражает цельность его характера и одновременно проблемы, поиск решений которых составлял предмет его напряженных раздумий. Сущность государства и его прочность, форма правления и личность правителя, религиозные прорицания и должностные обязанности, дружба и старость — все нашло его творческое истолкование. Его богатейший политический опыт, органически соединенный с греческой культурой, обобщен в логически стройных понятиях и выражен в отточенной литературной форме.

В диалоге «О государстве» Цицерон дает свое понимание его сущности: «Res public a est res populi» — «Государство есть дело народа». Время Цицерона — это время республиканского Рима. Для него республика и есть синоним государства. Прекрасно разбираясь в государственно-правовой истории и современной ему политической действительности, Цицерон не считает корректным употребить хорошо ему известный термин «regnum» («государство»), где самовластно и бесконтрольно правит царь (тех). Неприемлемым для него оказалось и понятие «civitas», обозначавшее в глубокую старину городскую общину как политическую единицу. В городе-государстве, эквиваленте греческого понятия «полис», организованном демократически, в общественной жизни непосредственно участвовали все граждане.

В отдельных случаях римляне называли свое государство «civitas nostra» — «наша община», чтобы подчеркнуть ее отличие от других общин за пределами Италии (civitatis peregrinae). Но Цицерон прибегает именно к «res publica», желая выделить суть вопроса. Античная республика успешно развивалась на протяжении длительного периода (510—27 гг. до н. э.) и ко времени Цицерона давно переросла рамки города-государства, охватив в понимании римлян весь тогдашний мир (orbis terrarum). Ученый вкладывает в понятие «res publica» очевидный публично-правовой смысл, придает ему высокое политическое значение, отражающее новую реальность — политическую и юридическую организацию римского народа — Res publica populi Romani.

Новизной отличается и вторая часть государственной формулы «res populi» — «дело» в смысле «достояние народа». Для римского права характерно традиционное узкоюридическое значение термина «res» как конкретно-определенной материальной вещи, или имущественного комплекса, или других объектов частного права.

Завершающий элемент определения государства у Цицерона — народ (populus), понимаемый как большое число людей, «связанных между собой согласием в вопросах права и общностью интересов». Мыслитель имеет в виду единый, неразделенный народ, сплоченный своим юридическим статусом. Его интересуют граждане Рима (cives), организованные в государство (populus Romanus), представленные магистратами (magistratus). Он считает неверным воспринимать народ как племенную, этническую множественность (multitudo), как толпу, случайное скопление индивидов, оказавшихся рядом.

Цицерон детально осведомлен о многочисленных основаниях деления населения на те или иные градации, сословия, страты, слои, классы. Но он не пользуется, например, термином «плебеи» (plebs), поскольку эта социальная прослойка возникла в результате внутренней дифференциации еще при родовом строе и в римском обществе его антиподом выступали патриции (patricii). Цицерон настаивает на собирательном, синтетическом понимании термина «народ», отбрасывая какое-либо дробление на общественные категории, принадлежность к каким бы то ни было корпорациям, союзам, организациям, партиям, конфессиям, школам и т. и. Он напоминает об авторитете, достоинстве, величии единого римского народа — maiestas populi Romani, его современника и представителя предков (maiores), скрепленного общим согласием и олицетворяющего само государство.

Разобрав сущность государства, Цицерон переходит к его целостности и прочности как важнейшим содержательным характеристикам, обеспечиваемым социальным сплочением и «согласием сословий» («concordia ordinum» или «consensus bonorum omnium»). Идея «согласия сословий» вырабатывалась и шлифовалась Цицероном в течение всей его политической деятельности. Она выступает основной несущей конструкцией государственности, важнейшим качественным показателем, отражающим ее сущность. Как гармония свойственна музыке, пению, пишет он в диалоге «О государстве» (II. 69), «так и государство, с чувством меры составленное путем сочетания высших, низших и средних сословий... стройно звучит благодаря согласованию самых несходных начал; тем, что музыканты называют гармонией в пении, в государстве является согласие».

Цицерон настаивает на согласии именно всех сословий, вкладывает в этот принцип вполне определенный политический, государственно-правовой смысл. Настоятельное требование гражданского мира и согласия раздается особенно громко в речах Цицерона-консула, разоблачившего заговор Катилины. Девиз «Concordia omnium» прямо или косвенно звучит во всех публичных выступлениях оратора, вернувшегося из изгнания. Он подчеркивает важность поиска согласия и после смерти Цезаря, в период наступившей «анархии». Тот же лейтмотив пронизывает его «Письма к Аттику», его филиппики, в которых он призывает всех «честных людей», все сословия сплотиться перед лицом новой угрозы тирании.

Ученый наполняет новым смыслом и заставляет сверкать новыми красками «консенсус», затертый частым употреблением в сфере цивилистики. Тонкий знаток языка, Цицерон нашел скрытый смысл в глаголе «consentire», означающем «быть согласным, единодушным», «приходить к согласию», «одинаково чувствовать»; отсюда «consensus» — согласие, сочувствие, сомыслие, единодушие, гармония, согласованность, стройность. Он освободил этот термин из плена мелких, частных интересов, вырвал его из гражданского оборота, индивидуальных договоров и контрактов и перенес в гораздо более важную область публичного права, государственной политики.

У Цицерона «consensus bonorum omnium» означает согласие в вопросах права не только и не столько в частной жизни и устройстве своих личных дел. Он заботится прежде всего о публично-правовых, политических, социально значимых акциях, программах и кампаниях, требует коллективного одобрения государственно важных решений как обязательного условия их действенности, законности и легитимности. Consensus — это добровольная согласная воля всех слоев и сословий, это мнение, выраженное не под воздействием каких-либо психологических, электронных пропагандистских манипуляторов или, по словам Платона, агитаторов-«трутней», а идущее от души, прочувствованное и трезво, самостоятельно продуманное разумом.

Предложив свое решение проблемы сущности и содержания государства, Цицерон переходит к вопросу его надлежащего оформления. От Платона, а особенно от Аристотеля римский оратор унаследовал уважение к понятию формы. Как известно, великие греки при всех отличиях придерживались «чистых» государственных форм. Цицерон тоже дает их анализ, но склоняется к точке зрения греческого историка и философа Полибия, разделяя его представления о том, что смешанная форма правления нашла свое наилучшее воплощение в римском государстве.

Цицерон далеко не всегда заученно повторяет идеи своих учителей, он переосмысливает их, вносит коррективы, иногда значительные. Его источниковедческая база отличается завидной широтой, его эпоха имеет свои особенности, он сосредоточенно ищет и разрабатывает учение о смешанных, составных государственных формах, к которым до него стал присматриваться Полибий. Спустя почти две тысячи лет англичанин Дж. Локк и француз Ш.-Л. Монтескьё будут писать о разделении властей. Цицерон скорее выступает с принципом их объединения. Ценность вклада римского государственного деятеля состоит в том, что, будучи открытым и восприимчивым к эллинистическим влияниям, он делает попытку перенести эти идеи на римскую почву. Он продумывает возможности их дальнейшего развития и углубления, «прививки» к могучему дереву государственного устройства Рима.

Устами ведущего персонажа Сципиона Эмилиана, консула и цензора, руководителя кружка любомудров, в котором состоял и Полибий, Цицерон высказывает собственные идеи. Наиболее совершенной формой государства он считает только ту, которая соединяет преимущества простых или «чистых» форм с таким расчетом, «чтобы в государстве было нечто выдающееся и царственное, чтобы одна часть власти была уделена и вручена авторитету первенствующих людей, а некоторые дела были предоставлены суждению и воле народа» (О государстве. I. XLY. 69). Достоинства такого смешанного устройства, по мнению главы «сципионовского кружка» и, разумеется, самого автора диалога, очевидны. Во-первых, это «великое равенство» («aequabilitas magna»); во-вторых, «прочность» («firmitudo»), так как нет оснований для переворота или вырождения там, где каждый прочно занимает подобающее ему место.

Цицерону принадлежит и учение о наилучшем государственном деятеле. Оно дошло до нас в неполном виде и, увы, осталось недооцененным потомками. Античная традиция всегда придавала главе государства принципиальное значение. Но у Цицерона государственный деятель фигурирует под необычным названием — rector rei publicae или rector civitatis. Оригинальность наименования высшего должного лица породила в литературе немало его истолкований: и «монархический президент», и «конституционный монарх», и «аристократический принцепс».

Думается, что в известной мере картину проясняет круг обязанностей и объем задач, решаемых rector ом, определенных Цицероном весьма ответственно и широко. Ректор — это прежде всего gubernator civilitatis, т. е. руководитель и правитель государства, главное дело которого — направлять к цели государственный корабль. Латинское слово «губернатор» как раз и означает «кормчий». Ректор — это tutor et moderator rei publicae, т. e. защитник, страж, опекун, попечитель и управитель, обуздыватель страстей и распрей, мудрый учитель и всеобщий наставник. В его прямые функции входит покровительствовать ремеслам и развивать науки, помогать слабым, ограничивать сильных, защищать всех, обеспечивать социальную гармонию, сдерживать и уравновешивать интересы. Mutatis mutandis можно утверждать, что за две тысячи лет до отцов американской демократии с их системой сдержек и противовесов она персонифицировалась в фигуре цицероновского «ректора государства».

При всей многозначности термина «ректор» центр тяжести лежит в управлении мягком, разумном и справедливом, с помощью воспитания на нравах старины. А нравы, и в этом с Цицероном согласны римские юристы, это молча признаваемое согласие народа, подтвержденное древним обычаем. Иными словами, это неписаное право — ius non scriptum. Поэтому естественно и логично цицероновская мысль устремляется к правовой тематике, к законам.

Цицерон определяет закон как «правило разумное, соответствующее природе, распространяющееся на всех людей, правило постоянное, вечное, которое призывает к исполнению долга». Он подчерки

вает, что закон отпугивает от преступления, но не приказывает честным людям и не запрещает им. Оратор имеет в виду не столько положительное законодательство, сколько закон естественный, ибо, по его мнению, «предлагать полную или частичную отмену такого закона — кощунство; сколько-нибудь ограничивать его действие не дозволено; отменить его полностью невозможно». Освободиться от такого закона «ни постановлением сената, ни постановлением народа мы не можем». Собственно, речь идет даже о естественном праве, общем для Рима и Греции, для современности и будущего, поскольку «на все народы в любое время будет распространяться один из вечных и неизменных законов».

Размышления Цицерона о естественном праве созвучны представлениям римских юристов и отражают влияние греческой философской мысли. Он вполне определенно указывает, не зная еще ничего о Боге-Творце, на «одного общего как бы наставника и повелителя всех людей», каковым выступает «Бог, создатель, судья — автор закона». Ясно, что в постклассическое время к разряду естественного права стало относиться действующее право, основанное на Божьем провидении и христианском понимании. Наработки Цицерона здесь весьма пригодились и были воспроизведены как мыслителями богословского направления (Фома Аквинский), так и теоретиками светского понимания права (Дж. Вико).

В попытке выяснить сущность закона Цицерон определяет его как «заложенный в природе высший разум, велящий нам совершать то, что совершать следует, и запрещающий противоположное» (О законах. I. 18). Высший разум, проникая в природу человека, укрепляет и настраивает ее носителя на законопослушное поведение. Ученый отдает преимущество закону перед правом. Закон для него — мерило права и бесправия, право — следствие закона. Но закона, заметим, именно высшего. Что же касается действующего законодательства, писаных законов, то они также определяются высшим законом, возникшим раньше государства и раньше положительного права.

Определив сущность закона высшего, Цицерон переходит к рассмотрению законов, «на основании которых гражданские общины должны управляться», а также «прав и постановлений народов, включая так называемые гражданские права» (iura civilia). При этом важным демократическим положением автора является аргументация в пользу доказательства подобия — «сходства и равенства» всех людей между собой, которое нуждается в правовом закреплении. Эта мысль сформулирована очень сильно: «Ни одна вещь в такой степени не подобна другой, так не равна ей, в какой все мы подобны и равны друг другу» (О законах. II. 29). Помимо равенства, государственные порядки и правовые установления должны быть основаны, по Цицерону, на справедливости, заложенной в природе людей. «Справедливости вообще не существует, если она не основана на природе, а та, которая устанавливается в расчете на выгоду, уничтожается из соображений выгоды для других» (О законах. I. XV. 42). Справедливость (aequitas) становится у Цицерона рядом с правом (ius), контролирует его и по мере возможности смягчает его суровость.

Невозможно в кратком разделе перечислить все заслуги Цицерона. Высокий общественный интерес к нему убедительно свидетельствует о том, что мысли прославленного оратора и ученого о государстве, праве, политике, власти звучат вполне актуально и сегодня.