В 14-й год правления императора Тиберия свершилось пришествие Христа. С этого времени началась новая эпоха в истории человечества, длящаяся уже свыше двух тысяч лет. Христианство стало одной из мировых религий, но процесс этот был далеко не прост. Становление христианства охватило ряд столетий. В Западной Европе — свыше пяти веков. Это был период ожесточенной борьбы также с ересями и в рядах самих христиан. В свою очередь, он может быть разделен на три этапа: евангелистов (I в. н. э.); апологетов (II и III вв.); патристики (IV—Vвв.). Каждый этап обладал своими особенностями: евангелисты провозгласили учение Христа; апологеты защищали его перед лицом императорской власти; отцы церкви дали развернутое богословское и философское обоснование основных догматов христианства.

Вместе с тем все они жили в условиях Римской империи и не могли игнорировать отношения с императорской властью. Проблема церкви и светской власти с момента зарождения христианства стала одной из важнейших. В Новом Завете прослеживаются две противоположные тенденции в отношении церкви к государству. Одна из них носит резко отрицательный характер; вторая, напротив, — позитивный. Такое противоречие отражает наличие различных тенденций (направлений) в самом христианстве того времени, наличие в среде христиан сильных хилиатических настроений, т. е. веры в скорое второе пришествие Христа. Это направление особенно четко выступило в Апокалипсисе (Откровении святого Иоанна Богослова). В главе 18-й Апокалипсиса, хотя Рим и не называется прямо (речь идет везде о Вавилоне), со всей категоричностью подчеркивается отрицательное отношение к государственной власти: «После сего я увидел иного Ангела, сходящего с неба и имеющего власть великую; земля осветилась от славы его. И воскликнул он сильно, громким голосом говоря: пал, пал Вавилон, великая блудница, сделался жилищем бесов и пристанищем всякому нечистому духу, пристанищем всякой нечистой и отвратительной птице; ибо яростным вином блудодеяния своего она напоила все народы, и цари земные любодействовали с нею, и купцы земные разбогатели от великой роскоши ее» (Откр. 18:1—3).

Но победила в конечном счете противоположная точка зрения. Она со всей определенностью выступает уже в знаменитой притче о динарии, где говорится о разграничении светской и духовной власти. Эта позиция была в дальнейшем сформулирована в Послании апостола Павла к римлянам. Содержащиеся здесь положения настолько важны для всей последующей истории церкви, что мы должны привести их полностью. Итак: «...Любовь есть исполнение закона» (Рим. 13:10). «Всякая душа да будет покорна высшим властям, ибо нет власти не от Бога; существующие же власти от Бога установлены. Посему противящийся власти противится Божию установлению. А противящиеся сами навлекут на себя осуждение. Ибо начальствующие страшны не для добрых дел, но для злых. Хочешь ли не бояться власти? Делай добро, и получишь похвалу от нее, ибо начальник есть Божий слуга, тебе на добро. Если же делаешь зло, бойся, ибо он не напрасно носит меч: он Божий слуга, отмститель в наказание делающему зло. И потому надобно повиноваться не только из страха наказания, но и по совести» (Рим. 13:1—5).

Таким образом апостол призывает к покорности, причем в отношении даже языческого государства. Более того, он требует, чтобы эта покорность носила не только внешний, но и внутренний характер. Как мы увидим, именно эти положения проходят лейтмотивом через все раннее христианство и (за редким исключением) вообще всю историю христианства в целом. При этом, вопреки довольно распространенному мнению, христианство (за исключением некоторых сект — Кумранской и др.) не провозглашает общности имущества и социального равенства. Принцип равенства касался лишь отношения верующих к Богу. Что же касается земной жизни, то в Послании апостола Павла колоссянам со всей определенностью говорится: «Рабы, во всем повинуйтесь господам вашим по плоти, не в глазах только служа им, как человекоугодники, но в простоте сердца, боясь Бога» (Кол. 3:22).

Эта тенденция была в полной мере присуща вслед за евангелистами и апологетам, в частности крупнейшему из них Тертуллиану. От него они перешли к отцам церкви. Обращаясь к этому вопросу, следует напомнить, что большинство отцов церкви были высокообразованными людьми. На них несомненное влияние оказали греческая и римская философии, особенно труды неоплатоников, стоиков и киников. Но конечно, главным и безусловным источником и основанием их взглядов был Ветхий Завет. Поэтому прежде всего обратимся к его положениям, особенно в той части, которая касается вопросов власти и государства.

Государство древних евреев, о котором обычно идет речь в Ветхом Завете, было теократическим. Правда, за редким исключением, светская власть была отделена от жреческой. Но это было государство богоизбранного народа. Бог неустанно следил за историей этого государства и неоднократно непосредственно вмешивался в его жизнь. Поэтому мы можем выделить ряд направлений, посредством которых проявляется Божья власть. Отметим главные из них.

Бог есть первотворец мира и всего сущего (власть как способность, сила) (Быт. 1). Мы читаем: «Я сотворил землю, человека и животных... и отдал ее, кому Мне благоугодно было» (Пер. 27:5). И хотя вскоре возобладало мнение, что «творение мира» завершилось, это нисколько не умаляло способность воздействовать любым образом на любые природные процессы. Примером тому может служить рассказ о переходе древних евреев через Красное море. «И простер Моисей руку свою на море, и гнал Господь море сильным восточным ветром всю ночь и сделал море сушей...» (Исх. 14:21).

Другим выражением власти Бога является его способность повелевать людьми. По его воле были установлены общественные нормы жизни древних евреев. Например, на вопрос Давида, куда ему идти с войском, Господь определенно ответил — «в Хеврон» (2 Цар. 2:21). Поэтому нарушение воли и распоряжения Бога влечет за собой наказание — кару. В Ветхом Завете множество примеров того, как карал он древних евреев, их царей и военачальников (хотя кара сама по себе не самоцель, но орудие исправления). Вот как евреи были наказаны за попытку вернуться к многобожию: «И воспылал гнев Господень на Израиля, и предал их в руки грабителей, и грабили их; и предал их в руки воров, окружавших их, и не могли уже устоять пред врагами своими» (Суд. 2:4).

Еще одно проявление Божественной власти — власть запрещать. Она особенно часто упоминается во Второзаконии и в других частях Библии. В тесной связи с властью наказывать и запрещать находится и власть судебная. Речь идет не только о так называемом Страшном суде. Судебная власть Бога проявляется во множестве конкретных случаев. Эта проблема особенно интересовала апологетов и отцов церкви (см. далее). Но как это ни покажется странным, суд по Библии есть вместе с тем проблема Божественной любви и милосердия. Это особенно хорошо видно из Притч Соломона. Здесь проявляется власть прощения. У пророка Ездры: «И вот, по малом времени, даровано нам помилование от Еоспода Бога нашего...» (1 Езд. 9:8).

Бог не только карает, но и потом милует. Он одновременно защищает верующих. Описывая войны древних евреев, Библия во Второй книге Паралипоменон говорит: «Не вам сражаться на сей раз; вы станьте, стойте и смотрите на спасение Еосподне, посылаемое вам» (2 Пар. 20:17). И еще лучше: «Как птицы — птенцов, так Еосподь Саваоф покроет Иерусалим, защитит и избавит, пощадит и спасет» (Нс. 31:5). При этом речь идет о защите и в социальном плане, особенно ярко это выражено в Новом Завете (см. также Нагорную проповедь или Послание апостола Павла к колоссянам).

И наконец, еще об одном проявлении власти — власти одаривать. Именно в ней в конечном счете проявляется могущество Еоспода. В известном смысле все остальные виды власти проявляются в ней. Постепенно, и особенно после возникновения власти епископов, эти свойства Еоспода были перенесены на церковь и прежде всего в таком виде рассматривались апологетами и отцами церкви.

Латинская патристика. Среди тех, кого католическая церковь признает святыми отцами, одно из самых почетных мест занимает Блаженный Августин. Именно ему она обязана разработкой и наиболее подробной аргументацией концепции взаимоотношения с государством. Но исходные положения этой концепции мы находим у его учителя Амвросия Медиоланского (ок. 340—397). К числу проблем, которые особенно занимали Амвросия (и которые от него перешли к другим вероучителям), следует выделить три главные: сущность Божественной власти, власть церкви и ее взаимоотношение с государственной властью. По мнению И. И. Адамова, именно Амвросий первым из христианских учителей и отцов церкви противопоставил civitas Dei и civitas terrene, т. е. Божественное и человеческое[1]. При этом под civitas terrene он понимал не какое-либо конкретное государство, но земной мир вообще, в котором «царствует» грех. Этот мир, по мнению Амвросия, находится в тесных отношениях с дьяволом и поэтому морально порочен. Наоборот, civitas Dei абсолютно совершенен и нравственно чист. Его составляют силы небесные, а равно люди после смерти (но «не в равной мере»; их окончательная судьба будет определена после второго пришествия Христа).

Церковь существует для спасения души человека, и она объемлет собой весь земной шар. Даже грешники, а также отлученные или отпавшие от церкви могут вернуться в ее лоно, так как вера — это внутренняя, мистическая связь с Богом. В соответствии с Посланием апостола Павла к евреям Амвросий убежден, что церковь объемлет не только ныне существующих на Земле, но и всех когда-либо живших и могущих жить в будущем. Все они равны в вере, но не все равны в своей роли. В церкви есть глаза, или очи, — пророки; зубы — апостолы; «чрево» — верующие, которые подают бедным, и т. д. Амвросий пишет даже о ногах и тех, кто составляет «пяту» (calcanent) церкви. Их единство основано на взаимной любви и безусловной епископской власти. Но церковь непосредственно не принуждает. Это обязанность и право государства, которое должно уважать установления церкви, не препятствовать ее деятельности, не покушаться на ее каноны и имущество[2]. Государи, которые следуют указанным принципам, есть истинные государи, а поэтому Амвросий предрекает им будущую жизнь и блаженство.

Свои взгляды на проблемы власти и государства Амвросий зачастую излагал в проповедях и посланиях императорам Гонорию и Ва- лентиниану II, советником которых он был. Эти послания касались частных вопросов, но со временем приобрели принципиальный характер. Безоговорочно признавая власть императора по отношению ко всем гражданам, он с неменьшей категоричностью возражал против любого его вмешательства во внутренние дела церкви, против любого ущемления ее прав. Амвросий проповедовал: «Император — в Церкви, а не над Церковью; добрый император ищет помощи Церкви, а не отвергает ее». В известном «Письме об алтаре Победы» он призывает к тому, чтобы император с почтением относился к христианству и его защитникам[3].

Когда умер император Валентиниан II, Амвросий посвятил этому событию специальное Слово, где восхвалял покойного за его отношение к церкви.

Отправными положениями в учении Августина (354—430) были следующие: 1) деление мира на град Божественный и град земной; 2) признание того, что «зло есть не что иное, как умаление добра, доходящего до полного своего исчезновения»[4]. Причина зла — в свободе воли. Деление на два града никоим образом не зависит от форм правления отдельных государств. В земной жизни оба града «переплетены и взаимно смешаны». Небесный град временно, до второго пришествия Христа, «находится в земном странствии». Воплощением небесного града является церковь. Она — это еще не собственно град Божий, но путь к спасению. Ее задача — приуготовление верующих к будущей вечной жизни. Государство же имеет другие задачи — руководить и управлять людьми в жизни земной, поэтому град земной ограничен во времени, а град Божий — принципиально вечен. Град Божий — выше града земного. В государстве живут «по плоти», в церкви — «по духу». Иными словами, в первом живут «по человеку», во втором — «по Богу»[5]. Град Божий и град земной существуют самостоятельно и не должны вмешиваться в дела друг друга. Вместе с тем они связаны между собой, взаимодействуют друг с другом. Христианские властители града земного обязаны защищать церковь и оказывать ей помощь в борьбе с еретиками[6].

Несмотря на то что церковь стоит выше государства, во всем, что не относится к вере, следует беспрекословно подчиняться государственной власти. В церкви же император — слуга Бога. Здесь император равен подданным. Вне церкви последние должны ему во всем покоряться. Правда, Августин не исключает возможности пассивного сопротивления, когда власть нарушает Божественные заповеди или вмешивается в дела церкви.

Каппадокийские отцы церкви. Отношения между церковью и императорской властью в восточной части Римской империи были с самого начала существенно иными, чем на западе. Церковь здесь постоянно ощущала зависимость от светской власти. Это не могло не сказаться и на разработке соответствующих теоретических положений. Наиболее выдающиеся богословы — Василий Великий, Григорий Богослов и Григорий Нисский, равно как и их современники и последователи, хотя и занимались преимущественно вопросами собственно вероисповедания, вместе с тем неоднократно обращались к интересующей нас проблеме.

Исходным в рассуждениях Василия Великого (329—378) было положение о том, что мы «не можем ничего претерпеть без воли Божией»1. Поэтому и власть кесаря — от Бога, и ей следует во всем повиноваться. Если же она приносит зло, то не Бог является ее причиной, а свобода, дарованная людям, которой они не умеют должным образом пользоваться. Правда, Василий Великий не устает при этом призывать «правительствующие» власти и суды к милосердию. В 25-й беседе («О милости и суде») он со ссылкой на пророка Осию (12:16) подчеркивает, что «милостыню и суд любит Бог», и люди, творящие ее, «приближаются к Богу», а преимущества власти требуют вместе с тем «показать права справедливости».

Особое место занимает в трудах Василия Великого проблема войны. Не будучи источником зла, Бог тем не менее в войнах «насылает казни на достойных наказания», поэтому и получается, что зло войны вызвано не Божественной волей или промыслом, а действиями самих людей. Оно есть лишение добра, т. е. война подобна болезням и природным бедствиям. Но это не оправдывает людей, так как на зло надо отвечать не злом, а только добром.

Обращаясь непосредственно к вопросу о государственной власти, Василий Великий следующим образом формулирует свою мысль: «Ежели царская власть есть законное правительство, то очевидно, что и правила, какие даст царь, истинно достойны сего наименования, имеют великую законность, будучи направлены к общей пользе всех». Им следует беспрекословно повиноваться. Как видим, в цитате содержится оговорка о «законности» власти. Правда, царь, имеющий такую власть, не должен творить насилие только по причине нахождения у власти. Василий Великий рисует образ разумного и богобоязненного правителя, и эта тема впоследствии стала излюбленной в политической философии. Вот его слова: «Посему тот разумный правитель, кто, вникая в действительную природу, управляет приключениями жизни, остается всегда сам себе равен, не превозносится в благодушии, не упадает духом в несчастиях»1.

Аналогичным был и подход Григория Богослова Назианзина (328— 390), безусловного сторонника «начальствования» как в церкви, так и в обществе. Ссылаясь на Первое послание апостола Петра (5:2), Григорий делает оговорку, что пасти стадо надо «не нуждою, но волею». Впрочем, это зависит и от тех, кто находится в подчинении. «Для одних нужен бич, — пишет Григорий, — для других узда... Для одних полезна похвала, для других укоризна». Это касается и церкви, задача которой — врачевание душ и пастыри которой основывают свою деятельность на Божьем законе.

Свое отношение к государственной власти Григорий Назианзин наиболее четко выразил в Обличительных словах на царя Юлиана (т. е. императора Юлиана Отступника). В первом из них он признает, что всякая власть может и должна действовать не только убеждением, но и принуждением, особенно тогда, когда речь идет о неповиновении толпы (черни), ибо если государь праведен, то «Бог всегда входит в важные распоряжения правительств». В другом обличении — «Слове, говоренном встревоженным жителям Назианзина и прогневанному градоначальнику» — он пишет (прямо ссылаясь на уже неоднократно упоминавшееся Послание к римлянам): «Покоримся Богу и друг другу и начальствующим на земле: Богу по всем причинам; друг другу — для братолюбия; начальствующим — для благоустройства, и тем в большей мере, чем они кротки и снисходительны. Опасно истощать милосердие начальников, надеясь на частое прощение; ибо истощив, за их строгость подвергнемся ответственности мы сами, которые нарушаем тишину ветром, наводим на свет мрак, и к меду примешиваем полынь». Характерна для Григория последняя часть высказывания: он всегда «презюмировал» вину не начальника, а лиц, находящихся в подчинении (стремясь этим, очевидно, оправдать действия императора). Идея начальствования, столь характерная и для восточных отцов

церкви, ярко выступает в его рассуждении о том, что есть «прекрасный закон, поставленный Духом», — закон, согласно которому раб должен быть послушен господину, жена — мужу, церковь — Господу, ученики — пастырю, а все они должны повиноваться властям предержащим. Иными словами, подчинение есть закон, правило, обязанность; власть же есть право, дарованное Богом, хотя, конечно, этим правом надлежит пользоваться справедливо и соразмерно и тем самым «не делать закон ненавистным». Однако Григорий Богослов утверждает, что духовная власть превосходит светскую.

Родной брат Григория Богослова, Григорий Нисский (ок. 335— 394), во всем следовал старшим товарищам, хотя по интересующей нас проблеме он специальных работ не писал. Из его немногих произведений укажем на «Точное истолкование Екклезиаста Соломонова», где речь идет о необходимости подчинения власти как духовной, так и светской, а также упомянем Слово «О совершенстве», где говорится, что «достоинство царское превышает всякое достоинство, и власть, и властительство»[7].

Этим взглядам были созвучны и труды ряда современников каппадокийцев и последующих учителей церкви. Среди них следует упомянуть Кирилла Иерусалимского (315—386), Ефрема Сирина (начало IV в. — 372/373) и Кирилла Александрийского (конец 70-х гг. IV в. — 444). Правда, в их трудах вопросы взаимоотношения церкви и государственной власти отступают на второй план по сравнению с разработкой учения об общности власти Бога Отца и Бога Сына.

Зато неоднократно обращался к проблеме государственной власти Иоанн Златоуст (347—407). Суть рассуждений Иоанна Златоуста такова: Бог обладает неограниченной полнотой власти. Вместе с тем власть присуща и людям. Без нее нет и не может быть человеческого общения. В проповеди «О власти и чести, которыми Бог почтил человека» Иоанн приводит такое сравнение: «...но такую же власть Он дал и людям, подобно тому, как чадолюбивый Отец, занимаясь живописью, не только сам упражняется в этом, но и сына хочет довести до одинакового с ним совершенства»[8]. А в проповеди «Кто может называться начальником?» он уже рассматривает проблему соотношения власти церкви и государства, постоянно обращаясь к Посланию апостола Павла к римлянам, комментируя и разъясняя его.

По мнению Иоанна Златоуста, начальником может быть лишь тот, кто способен управлять своими страстями, т. е., прежде чем обладать властью над другими людьми, он должен обладать «властью внутрен

ней», над самим собой. Иоанн считает, что есть три предмета власти: дом (в смысле семья), город и государство. «Кто может устроити свою душу и одно (разум) в ней сделать господствующим, а другое (страсти) подчиненными, тот будет в состоянии управлять домом, кто — домом, тот и городом, а кто городом, тот и государством... (...) Иначе это — не власть, а посмешище, рабство». Значит, хотя власть в целом имеет Божественное происхождение и ей должно повиноваться (не только мирянам, но и священникам), но не каждый начальник соответствует дарованной ему власти. Власть может быть искаженной, т. е. иметь свое основание в греховности человека, в искажении той свободы, которая ему дарована Богом.

Иоанн, следуя Посланию апостола Павла к ефесянам, говорит о видах власти, подчеркивая, что безначалие везде и всегда является злом. Начальник есть сотрудник и помощник, посланный Богом, и, подчиняясь ему, мы подчиняемся самому Господу. Настоящий начальник — это «охранитель мира и гражданского благоустройства». Иоанн Златоуст называет такого начальника «величайшим благодетелем». Без него не будет государства и все «ниспровергнется». Без начальства начнутся «распри и брани». Страх перед начальниками удерживает людей от дурных помыслов, поэтому начальники выше других людей. Они «образуют людей в высшем и для высшего». За начальников «надо молиться», их надо содержать материально, так как начальник «печется о делах общественных». А то, что не все властители отвечают этим требованиям, не имеет, по Иоанну Златоусту, принципиального значения.

Все сказанное (и это следует отметить) касается не только гражданских властей, но и властей церковных, тем более что духовное начальство обладает «высотою» перед гражданским. Духовная власть — это вместе с тем и отеческая власть. Поэтому ее заповеди стоят выше «внешних законов» государства. В государстве начальство лишь приказывает. В церкви оно содействует молитвами и благодатью. Церковь можно назвать одновременно «и судилищем, и врачебницею, и училищем любомудрия, и местом, где назидается душа».

Наконец, в связи с вопросом о власти церкви и ее отношении к государству отцы церкви неоднократно обращались в своих трудах к проблеме участия христиан в войнах. Позиции и латинской патристики, и восточной церкви в этом вопросе практически совпадали. Хотя войны и признавались безусловным злом, участие в них не рассматривалось в качестве греха. Блаженный Августин писал, что Божественное провидение «исправляет и изглаживает войнами испорченные нравы людей». Василий Великий указывал, что «убиение на брани Отцы наши не вменяли за убийство, извиняя, как мнится мне, поборников целомудрия и благочестия». Еще более категорично суждение Афанасия Великого. В послании к Аммуну (Аммонию) Монаху он не требует даже очищения, ибо «убивать врагов на брани и законно, и похвалы достойно»[9]. Однако в «Книге Правил святых Апостолов и Святых Соборов» (правило 83) указывалось на недопустимость участия в войнах священнослужителей, хотя в дальнейшем и в отношении них допускались исключения.

Святоотеческую литературу завершают труды священномученика Петра Дамаскина (вторая половина VIII в.), который жил уже в другую эпоху, и притом не в христианском, а в мусульманском государстве. Его основная идея заключалась в убеждении, что Бог все хорошо устроил для людей чудесным образом и «по неизреченной своей благости»[10], поэтому истинному христианину всегда надлежит быть терпеливым, даже в несчастьях. Есть, по мнению Петра Дамаскина, четыре добродетели: мудрость, целомудрие, мужество и правда. Начало мудрости — страх Еосподень. Именно он «научает уклоняться от зла и сотворить благо». В «Слове о терпении» Дамаскин, как и его предшественники, с несомненным одобрением цитирует Послание к римлянам и делает такой вывод: «И это все, как естественное, все не только делают, но и охраняют правосудием». Его вывод является совершенно определенным и однозначным: так должно смотреть и на нашего царя, и на окружающих его, подчиняясь им с благодарностью и терпением.

Идеи отцов церкви вышли далеко за пределы той эпохи, в которой они жили, и не только потому, что стали каноническими для христианства. В идеях отцов церкви содержится и более глубокая мысль, которая носит принципиальный характер для всего человечества: невозможны и недопустимы ни подчинение церкви государству, ни, наоборот, подчинение государства церкви. К сожалению, эта идея на протяжении многих столетий и вплоть до наших дней неоднократно искажалась. И церковные иерархи, и светская власть многократно отступали от нее, но результаты всегда оказывались губительными и для церкви, и для государства. Идея эта, как показало Новое время, является столь же справедливой и в отношении любых других организаций, например политических партий, стремящихся подчинить своей власти государство. Их власть над государством всегда оборачивается трагедией и для них самих, и для государства, и для общества. К сожалению, ошибки истории едва ли научили чему-либо политических и религиозных деятелей.

В ту эпоху, когда творили отцы церкви, никто и помыслить не мог об этом, но тем значительнее сегодня представляются идеи, которые они проповедовали и утверждали.

[1] См.: Адамов И. И. Святой Амвросий Медиоланский. Сергиев Посад, 1915. С. 438.

[2] В связи с этим напомним, что на основании ряда императорских декретов христианская церковь пользовалась к этому времени весьма широким объемом прав и привилегий. Назовем среди них право получения имущества по завещанию, в качестве дара и государственного пожертвования. В IV в. десятую часть государственной территории составляли земельные угодья церкви. Клир был освобожден от несения муниципальных обязанностей, от поставок провианта, выполнения общественных обязанностей (кроме экстраординарных и почетных) и т. д. С начала IV в. (321 г.) епископам было предоставлено право выступать в качестве третейских судей, а с 331 г. — осуществлять обычное судопроизводство. Они могли ходатайствовать за своих прихожан. Позже (с 409 г.) на них была возложена обязанность надзирать за тюрьмами. Христианские храмы и жилища клириков пользовались правом убежища (см.: Болотов В. В. Лекции по истории Древней Церкви: в 4 т. Т. 2. СПб., 1910. С. 104 и след.).

[3] См.: Памятники средневековой латинской литературы IV— IX веков / отв. ред. М. И. Грабарь-Пассек, М. Л. Гаспаров. М., 1970. С. 27.

[4] Августин Аврелий. Исповедь. М., 1992. С. 35.

[5] Творения Блаженного Августина Епископа Иппонийского. Ч. 5: О граде Божием. Киев, 1907. С. 66.

[6] Там же. С. 158.

[7] Творения Святаго Григория Нисского. Ч. 7. М., 1871. С. 227.

[8] Иже во Святых Отца нашего Иоанна Златоуста Архиепископа Константинопольского избранные творения. Кн. 1. М., 1993. С. 191.

[9] Книга Правил святых Апостолов и Святых Соборов, Вселенских и Поместных, и Святых Отцов. М., 1893. С. 306.

[10] Творения преподобного и Богоносного Отца нашего священномученика Петра Дамаскина. М., 1993. С. 165.