Нормативизм продолжил в XX в. традиции юридического позитивизма. В связи с возникновением новых методологических подходов к исследованию правовой действительности, появлением новых доктрин и научных школ обозначилась необходимость восстановления авторитета догматической юриспруденции, ее творческого развития, уточнения аргументации в защиту ее методологии и основных положений. Эти задачи были выполнены в рамках новой концепции — нормативизма.

Основателем и главным представителем нормативизма является австрийский ученый-юрист Ганс Кельзен (1881—1973), профессор Венского, Женевского, а затем и Калифорнийского университетов.

Европейскую известность Г. Кельзену принесли работы еще 20-х гг., он был одним из авторов конституции Австрии 1920 г., предусмотревшей создание первого конституционного суда (в 20-е гг. ученый был в его составе). Предчувствуя репрессии нацистов, в 1933 г. Г. Кельзен переезжает в Швейцарию, а в 40-х гг. — в США.

Перу Г. Кельзена принадлежат многие работы, среди них «Проблемы суверенитета и теория международного права» (1920), «Общее учение о государстве» (1925), «Социологическое и юридическое понятие государства» (1928), «Философские основания учения о естественном праве и правового позитивизма» (1928), «О сущности и ценности демократии» (1929), «Общая теория права и государства» (1949) и др. Но самое известное произведение Кельзена — «Чистое учение о праве» («Reine Rechtslehre», 1934).

Кельзен выступает за методологическую «чистоту» правоведения. Он призывает освободить юриспруденцию от исследовательских приемов, заимствованных из других наук. По мнению ученого, юриспруденция совершенно некритично «расширилась» за счет психологии, социологии, этики, политической теории. В целях создания объективной науки предлагается деидеологизация правоведения, безоце- ночное описание ее предмета. С методологических позиций нормативизма задача юридической науки сводится лишь к изучению действующих правовых норм. «Чистая теория права» стремится ответить на вопрос, что есть право и как оно есть, но не на вопрос, как оно должно быть или создаваться. Наука должна исследовать право, видя в нем нормативное смысловое целое. Пока существует право, будет существовать и догматическое правоведение со своим четко отграниченным от других наук предметом, с собственной методологией. Это нормативное учение о праве не заменят ни социология права, ни психология права, поскольку они решают другие задачи.

Кельзен указывает, что термином «право» в разных языках называются столь различные явления, что никакое общее понятие не может их все охватить. Однако во всех случаях под правом понимается порядок человеческого поведения. «Порядок» — это единая система норм, имеющая общее основание действительности. Право как правопорядок отличается от всех других социальных порядков наличием принуждения, направленного против запрещенного правом поведения. Это принуждение выражается в виде различного рода лишений, оно применяется к виновному против его воли. Таким образом, право есть принудительный правопорядок.

Анализируя различные сообщества людей, можно представить разные уровни принуждения и принудительного правопорядка. Наивысший уровень принудительного порядка достигается в современном государстве, которое представляет собой в высочайшей степени централизованный правопорядок.

Но всякий ли принудительный порядок может именоваться государством? На этот вопрос отрицательно отвечал Цицерон, считая, что государство (res publica, достояние народа) — это лишь такое соединение людей, которое характеризуется «согласием в вопросах права и общностью интересов». Цицерон отказывает в праве именоваться государством сообществу, находящему под властью тирана или же толпы. Блаженный Августин («О граде Божием») поднимает принципиальный вопрос: если внутреннее единство сообщества есть ключевой признак государства, то есть ли отличие между государством и разбойничьей шайкой? Таким отличительным признаком, по мнению Августина, служит справедливость, соблюдаемая в государстве как в правовом сообществе.

Кельзен полемизирует с Августином. Относительность понятия о справедливом не позволяет различать справедливые и несправедливые принудительные порядки. Так, в середине XX в. с точки зрения западной государственности несправедливыми представлялись коммунистические режимы, и наоборот. Поэтому любой правопорядок, действующий в соответствующих территориальных границах, можно назвать государством. В качестве показательного примера Кельзен приводит так называемые пиратские государства, существовавшие в XVT в. и до начала XIX в. на северо-западном побережье Африки (Алжир, Тунис, Триполи). Эти сообщества назывались пиратскими лишь в том смысле, что они нарушали международное право, нападая на корабли других стран. Внутри же них применение силы было запрещено, был создан действенный правопорядок, конституирующий государство.

Не видя оснований для положительного права в метафизических идеях, Кельзен тем не менее не удовлетворяется традиционным позитивистским обоснованием права как принудительного веления, исходящего от государственной власти. Ученый пробует найти иное рациональное обоснование легитимности, действительности права и правопорядка, рассуждая следующим образом. Основанием действительности одной нормы может быть лишь действительность другой нормы, более высокой по своему значению. В конечном счете поиск основания действительности норм должен привести к наивысшей норме, которая, как последняя и высшая, постулируется (поскольку, если бы она устанавливалась властной инстанцией, компетенция этой инстанции должна была бы быть, в свою очередь, основана на еще более высокой норме). Норма, постулируемая в качестве наивыс

шей, называется основной, и все нормы, действительность которых она обосновывает, образуют единый нормативный порядок.

Основная норма правового порядка формулируется примерно так: должно вести себя так, как предписывает конституция. Она представляет собой основание действительности конституции, а конституция — основание действительности всех нижестоящих норм. Таким образом, в определенной правовой системе нормы права имеют иерархическую структуру, образуя пирамиду: основная норма, нормы конституции, нормы законодательства, индивидуальные нормы (т. е. предписания, которые выносятся в результате разрешения конкретных дел). (Заметим, что в соответствии с принятой в современной отечественной юридической науке точкой зрения индивидуально-конкретные предписания, содержащиеся в правоприменительных актах, не носят нормативного характера.) Каждая норма приобретает обязательность в силу того, что она создается на основании нормы более высокой ступени.

Основная норма правопорядка, как доказывает Кельзен, должна иметь и имеет процессуальный, процедурный характер. Это не материальная норма (например, требование справедливости, общественного согласия, поддержания мира и т. и.), из которой логическим путем можно вывести более частные нормы, создав каким-либо образом содержательно ориентированный правопорядок. Наоборот, утверждает Кельзен, всякое произвольное содержание может быть правом. Не существует такой нормы, которая бы в силу своего содержания заведомо не могла быть правовой. Основная норма Кельзена — исходный пункт процедуры создания позитивного права. Не имеет значения и содержание самой конституции или созданного на ее основе правопорядка (справедливый он или нет).

Учение об основной норме выглядит достаточно оригинальным. Тем не менее сам Г. Кельзен не считает свои построения совсем новым словом в науке. По его мнению, теория основной нормы лишь выводит на сознательный уровень то, что юристы делают, как правило, бессознательно, признавая обязательную силу за нормативными предписаниями, исходящими от государственной власти. Надо отметить, что обычно легитимация права осуществляется через государственный суверенитет, в современном демократическом государстве — также через народный суверенитет. Вопрос об основании действительности правопорядка в такой своеобразной постановке Кельзен предложил впервые, поэтому и ответ получился несколько необычным и непривычным для традиционной правовой науки. В истории политико-правовой мысли вопрос об основании действительности правового порядка ставился и решался по-разному: с точки зрения религиозной, с позиций теории общественного договора, с точки зрения либерализма и др.

Кельзен много рассуждает о невозможности применения к правопорядку и его основной норме оценочных подходов, идеи справедливости, на чем настаивали различные направления естественноправового учения. Снова и снова в «Чистом учении о праве» он говорит о том, что основная норма обосновывает действительность всякого позитивного правопорядка. Содержание правопорядка совершенно не зависит от его основной нормы. Последняя не дает критериев разграничения правовых порядков на справедливые и несправедливые. Кельзен подчеркивает, что этот взгляд является по сути своей позитивистским, и в своей теории основной нормы «чистое учение» проявляет себя как позитивистское учение.

Один из основных упреков естественноправому учению состоит в невозможности предложения четкого, единственно правильного критерия разграничения справедливого и несправедливого. История не единожды демонстрировала провозглашение разных общественных принципов. Если мы возьмем, отмечает Кельзен, главные вопросы — о собственности и о форме государственности, то увидим, что согласно одной теории «естественна», т. е. справедлива, только частная собственность, согласно другой — только коллективная; согласно одной теории — только демократия, согласно другой — только единоличное правление. Таким образом, допускается существование множества разных, противоречащих друг другу естественноправовых порядков.

Различные правила, которые призваны служить масштабом справедливости и с помощью которых якобы может оцениваться положительное право, Кельзен подвергает критике и в специально написанной в качестве приложения к новому варианту «Чистого учения о праве» (1960) статье «Проблемы справедливости». С точки зрения нормативизма действительность норм позитивного права обосновывается вышестоящими нормами и в конечном счете основной нормой, она не зависит от соотношения норм права с нормой справедливости. Неправомерно говорить о справедливом или несправедливом праве. Кроме того, все известные в истории и в науке формулы справедливости[1] уже предполагают наличие некоего действительного нор-

мативного порядка, в рамках которого принимаются содержательные решения. Проблема справедливости, отмечает Г. Кельзен, много значит для социальной жизни людей. Но абсолютная справедливость, которую жаждет мир, может исходить только из трансцендентной властной инстанции, только от Бога. Поэтому осуществление этой справедливости надо перенести из посюстороннего мира в потусторонний, а в нашей жизни следует руководствоваться той относительной справедливостью, которую может дать всякий позитивный правопорядок, обеспечивающий в большей или меньшей степени состояние мира и безопасности.

«Чистое» учение о праве, таким образом, отказывается оценивать позитивное право с точки зрения так или иначе понимаемой справедливости, с позиций «идеального» права. Нормативизмом право исследуется таким, какое оно есть, а не каким оно должно быть. Настоящая юридическая наука должна лишь вникнуть в сущность позитивного права, понять его с помощью анализа его структуры. В этом плане для «чистого» учения о праве характерна ярко выраженная антиидеологи- ческая направленность. С точки зрения Кельзена, юридическая наука не может быть поставщиком «идеологий», которые служат оправданию или осуждению существующего социального порядка.

«Чистая» теория права критикует традиционное в юридической науке разделение права и государства, противопоставление этих феноменов. Неверен взгляд на государство как на субъект воли и действий, существующий независимо от (и даже до) права, создающий право и затем подчиняющийся праву. Чтобы понять сущность государства, необходимо обратиться к формируемому этой социальной структурой порядку человеческого поведения. Государство как политическая организация, управляющая обществом через органы, создающие и применяющие нормы, есть правопорядок. Таким образом, право в учении Кельзена отождествляется с государством, с правопорядком. В отличие от таких децентрализованных порядков принуждения, как правопорядок первобытного общества и общий международный правопорядок, государство является централизованным правопорядком.

Как считает Кельзен, традиционный дуализм государства и права выполняет чрезвычайно важную идеологическую функцию. Право постулируется как некий порядок, отличный от государства, противоположный его исходной природе, т. е. власти, и потому в каком-то смысле правильный и справедливый. И государство из простого ин-

струмента власти-насилия превращается в правовое государство, которое оправдывается тем, что оно создает право. Таким образом, теория правового государства приходит на смену старым концепциям религиозно-метафизической легитимности. Однако, указывает Кель- зен, государство, не подчиненное праву, немыслимо. Ведь оно существует не иначе как в человеческих актах, на основании правовых норм, приписываемых государству как юридическому лицу.

Поскольку в «чистой» теории права государство и право отождествляются, здесь всякое государство, пусть даже авторитарное или тоталитарное, является правовым. Здесь мы наблюдаем расхождение с традиционными либерально-демократическими представлениями, противопоставляющими качественные характеристики государства. С позиций Кельзена термин «правовое государство» представляет собой плеоназм — словесное излишество. Отвергаются Кельзеном теории самоограничения, самообязывания государства. XX век, однако, требует добровольного подчинения суверенных государств международному правопорядку и верховенства международного права.

Интересны и иногда неожиданны суждения Кельзена и по иным самым разным теоретическим проблемам юридической науки. Так, указывая на разновидности правовых норм, он основополагающее значение отводит правоохранительным нормам и вводит понятие «несамостоятельных» норм (при рассмотрении соотношения правоохранительных норм с регулятивными, процессуальными и иными, имеющими вспомогательный характер — с точки зрения понимания права как принудительно осуществляемого правопорядка).

Оригинален и взгляд на сущность правонарушения. По мнению Кельзена, противоправное поведение нельзя рассматривать как аморальное и нарушающее право; «правонарушение не есть факт, находящийся вне права и противостоящий ему, но что, напротив, это факт, существующий внутри права и определяемый им».

Нормативизм Кельзена — это позитивистское учение середины XX в., особенность которого диктуется временем. Под воздействием естественноправовых, социологических, психологических исследований и школ авторитет традиционной юридической догматики несколько пошатнулся; учение Кельзена явилось своего рода ответом позитивистских правовых теорий на наступление других научных направлений. Как видно с позиций сегодняшнего дня, развитие юридической науки, проведение междисциплинарных исследований, возникновение новых научных направлений фактически сводят на нет призывы нормативизма к методологической чистоте юриспруденции. Тем не менее Г. Кельзен остается одной из самых значительных фигур в зарубежном правоведении XX в.

[1] Г. Кельзен анализирует не менее десятка формул справедливости, в их числе: «su- шп cuique» («каждому свое»); «не делай другим того, чего не хочешь, чтобы причиняли тебе» (так называемое золотое правило, в положительной формулировке: «обращайся с другими так же, как хочешь, чтобы обращались с тобой»); категорический императив И. Канта «действуй только в соответствии с такой максимой, относительно которой ты можешь желать, чтобы она стала всеобщим законом»; «делай добро, избегай зла» (формула некоторых философов, в том числе Фомы Аквинского, возможна и другая формулировка: «с людьми должно обращаться хорошо и нельзя обращаться пло-