Охватывая общим взглядом историю развития политической и правовой мысли, можно заметить, что при создании многих доктрин учитывались особенности индивидуальной психики, обусловливающей мотивацию правового поведения личности. Принимались во внимание и психологические особенности населения, находившие выражение в специфике государственно-правовых институтов. Так, различной видится мотивация поступков в учении Конфуция и древнекитайском легизме. Платон превосходно описывает взаимосвязи, существующие между строем общества (тимократия, олигархия, демократия, тирания) и соответствующим ему типом человека. К природе людей, их психологии обращался Н. Макиавелли, давая советы о том, как завоевать и удержать политическую власть. От этого же отталкивались мыслители XVII—XVIII вв., объясняя образование государства договорным путем (Т. Гоббс, Б. Спиноза, Ж.-Ж. Руссо и др.). Ряд весьма точных психологических наблюдений сделал Ш.-Л. Монтескьё при рассмотрении причин, влияющих на общий дух нации, на дух законов, на особенности государственно-правовых учреждений у разных народов.

Становление психологических подходов к политико-правовым явлениям связано с возникновением и развитием социальной психологии как специальной отрасли научного знания, что происходит примерно с последней трети XIX в. Это столетие было временем почти полного господства юридической догматики, юридического позитивизма, в рамках которого право объяснялось в первую очередь как продукт государственной воли. Но уже к концу XIX в. появляются исследования, в которых политические процессы и юридическая практика представлены обусловленными широким спектром взаимосвязанных между собой социальных и психологических факторов. В работах Г. Тарда, Г. Лебона, В. Вундта, 3. Фрейда, К. Юнга, Э. Фромма, Л. И. Петражицкого и многих других авторов социальные (в том числе государственно-правовые) явления получили осмысление с психологических позиций.

Французский социолог Габриэль Тард (1843—1904) — один из основоположников социальной психологии как отрасли научного знания. Будучи по образованию и профессии юристом, Г. Тард с 1894 г. руководил отделом криминальной статистики министерства юстиции и одновременно преподавал философию. С 1900 г. он — член Академии нравственных и политических наук. Основные его работы («Трансформация власти», 1899; «Личность и толпа», 1901, и др.) написаны в 90-х гг. XIX в. — начале XX в.

Существование общества, по мнению Г. Тарда, связано с подражанием, с постоянным воспроизведением социальных связей, с привычным поведением. Общество, однако, не стоит на месте: новое возникает в результате сначала единичных актов индивидуального творчества, изобретений, которым в дальнейшем также начинают подражать. Но новое пробивает себе дорогу в противостоянии со сторонниками традиционных форм поведения. Таким образом осуществляется эволюция общества. Эти же закономерности прослеживаются и в области политической эволюции. Властеотношения, возникнув в семье (как отцовская власть и подчинение ей), изменяются, разрастаются под влиянием нововведений, чаще всего привносимых в данную социальную группу извне, через войны, торговлю и проч. Часть отцовской власти расширяется и переходит к иным субъектам, в том числе к представителям государства. Но если бы народ не поддавался воздействию чиновников, если бы он не был приучен к повиновению совокупностью обычаев и нравов, тогда любая администрация оказалась бы бессильной. Поэтому государство, по мнению Г. Тарда, можно отождествить с повинующейся ему нацией. Существует общая потребность подчинения легитимной власти, источник которой — в разнице между сильными и слабыми, во взаимных желаниях и приятных чувствах — покровительствовать и быть покровительствуемым, управлять и быть управляемым («Трансформация власти»),

С развитием процессов урбанизации (сосредоточением населения в городах) и демократизации (в первую очередь институтов непосредственной демократии) на политическую арену вышел новый политический субъект — большая группа людей (несколько тысяч, десятков тысяч), заявляющих о своих интересах либо более или менее активно их добивающихся. Это может быть мирная демонстрация или же возбужденная, готовая к действиям толпа; в последнем случае один из постоянных объектов внимания психологов — бесчинства толпы во времена революции во Франции XVIII в., во время Парижской коммуны. Толпа (по Г. Тарду, «Личность и толпа») как некая временная общность возникает самопроизвольно и характеризуется единым психическим настроем. Ей присущи ощущение стадности, повышенная возбудимость и эмоциональность, нетерпимость к возражениям или препятствиям для своих действий, утрата чувства меры и способности здраво мыслить, принимать разумные решения, а также ощущения безответственности и всемогущества. Индивиды, составляющие толпу, взаимно заражают друг друга соответствующими эмоциями и начинают вести себя одинаково вне зависимости от личных или

профессиональных качеств, принадлежности к той или иной социальной группе. Мотивация действий толпы находится на уровне бессознательного, а направленность действий весьма переменчива. Чаще всего в силу легкой эмоциональной возбудимости (в первую очередь отрицательной) толпа склонна к совершению деструктивных действий.

Один из последователей Г. Тарда итальянский ученый Сципион Сигеле (1868—1913) в своей ставшей классической работе «Преступная толпа» (1892) рассматривает проблему в юридической плоскости, стремясь определить меру ответственности индивида за деяния, совершенные в составе толпы. Как и Г. Тард, С. Сигеле исходит из деструктивной предрасположенности толпы, находясь в которой человек испытывает сильнейшие эмоциональные воздействия. В таких условиях происходит торможение рациональных элементов в сознании человека, способности рассуждать и усиление аффективности. Должен ли индивид отвечать за действия, совершенные под влиянием внушения? Сначала С. Сигеле приходит к возможности уменьшения вдвое ответственности за действия в составе толпы, но затем соглашается с мнениями ведущих криминологов (Р. Гарофало) о необходимости полной индивидуальной ответственности таких лиц.

Густав Лебон (1841—1931) начал заниматься социальной психологией после пятидесяти лет, будучи уже известным ученым, автором работ по антропологии, археологии, физике, химии. Он много путешествовал по Европе, Азии, Северной Африке; на основании собственных наблюдений сделал вывод о том, что каждый народ обладает особым устойчивым душевным строем, определяющим его культурные, религиозные и политические особенности. Поэтому изучение социальных явлений не может идти отдельно от изучения народов, у которых они наблюдаются. Эти положения имеют методологическое значение.

Как считает Лебон, ошибка Токвиля1 и других знаменитых мыслителей была в том, что они надеялись в учреждениях найти причину развития народов. На самом деле учреждения очень слабо влияют на развитие цивилизаций, они почти всегда следствия и очень редко бывают причинами изменений и реформ. «Жизнь народа, его учреждения, его верования и искусства суть только видимые продукты его невидимой души» («Психология народов», 1894).

Народ никогда не выбирает учреждения, которые кажутся ему наилучшими, так же как не выбираются цвет глаз и волос. Общест-

венные перемены не совершаются путем изменений законодательства, указывает Лебон, поскольку роль новых учреждений и новых законов — санкционировать изменения, которые уже приняты обществом. Новые формы следуют переменам, но не предшествуют им. Социальные организмы столь же сложны, как и организмы всех живых существ, и не в нашей власти вызывать в них глубокие изменения. Лебон полемизирует с господствующей точкой зрения, которую популяризировали в свое время просветители XVIII в., что реформированием учреждений и законов можно исправить недостатки общества, что вообще прогресс общества есть следствие такого реформирования.

Лебон констатирует исчезновение личного соперничества государей как основного в прошлом фактора политики. На сцене истории появляются массы со своими желаниями и претензиями: «Божественное право масс должно заменить божественное право королей». Эра масс, по Лебону, несет с собой упадок культуры. Всеми своими достижениями общество обязано элите, толпа же потребует, вне всякого сомнения, всеобщего равенства и реализации социальных лозунгов (сокращения продолжительности рабочего дня, экспроприации, равномерного распределения продуктов и т. и.). Масса, или толпа, представляет сама по себе иррациональную и деструктивную (а не созидательную) силу; благодаря идейному и организационному руководству она обладает огромной силой и готова действовать, ее идеалы скоро станут непререкаемыми. Концепция Лебона — одна из первых доктрин «массового общества», получивших распространение в западной социологии в XX в.

Значительное влияние на развитие социальной психологии оказала научная деятельность немецкого филолога, философа, физиолога и психолога Вильгельма Вундта (1832—1920), автора десятитомной «Психологии народов» (1900—1920). С его точки зрения, коллективное сознание (коллективная психология, «народный дух» — Volksgeist) изначально предшествует индивидуальному сознанию. Его содержание раскрывается через исторический и культурологический анализ, выявляются психологические закономерности развития духовной жизни общества, одна из главных ролей в этом принадлежит изучению языка.

Среди научных направлений, связанных с психологической интерпретацией государственно-правовых явлений, важное место занимает психоанализ, ориентирующийся на исследование бессознательных процессов в психике человека. Его основоположник Зигмунд Фрейд (1856—1939) начал изучать не только мотивацию социального поведения индивида, но и социальные связи, культуру и историю общества, религиозные и этические нормативные регулятивные системы. Основные работы 3. Фрейда в этих направлениях — «Тотем и табу» (1913), «По ту сторону принципа удовольствия» (1920), «Психология масс и анализ человеческого Я» (1921), «Я и Оно» (1923), «Будущее одной иллюзии» (1927), «Неудовлетворенность культурой» (1930).

Психоанализ исходит из того, что именно на уровне бессознательного происходят процессы, обусловливающие определенное социальное поведение индивида; изменения в психике предопределяются конфликтом между сознанием индивида и его бессознательными влечениями. Одно из основных понятий психоанализа в приложении к социальным отношениям — сублимация, обозначающая компромисс между бессознательными влечениями и реальной жизнью. Во взглядах Фрейда не содержится законченной политико-правовой теории; но заслуга его состоит в применении нового метода к исследованию общественных явлений. Социум и его требования к индивиду (в том числе в виде правовых велений государства) получили принципиально новое осмысление с точки зрения своего противостояния бессознательным агрессивным инстинктам. Мотивация поступков, в том числе имеющих политическое или юридическое значение, как правомерных, так и противоправных, может быть значительно глубже, чем лежащие на поверхности видимые причины; она в значительной степени зависит от бессознательных психических процессов. Взгляды Фрейда оказали огромное влияние на психологическую и философскую мысль XX в.

Швейцарский психолог и философ Карл Густав Юнг (1875—1961), став учеником и последователем 3. Фрейда, впоследствии отошел от классического психоанализа и создал собственное направление — аналитическую психологию. Аналитическая психология продемонстрировала новые возможности в исследовании бессознательного, что позволило дать и новую трактовку социальных процессов. Социальная, в том числе государственно-правовая, проблематика нашла освещение в ряде произведений Юнга. Это работы «Проблемы души нашего времени», «Современность и будущее», «Очерки о современных событиях. Психология нацизма» и др.

Если 3. Фрейд исследовал прежде всего индивидуальную психику человека, то К. Юнг обратился в первую очередь к анализу коллективной психологии, выявляя взаимосвязи с ней индивидуальной психологии. Основное понятие аналитической психологии Юнга — коллективное бессознательное, результат психической наследственности человечества; оно вырабатывается преемственностью поколений и определяет индивидуальную психологию, основные формы мотивации и поведения. Бессознательная психическая деятельность индивида строится по определенным образцам, которые Юнг называет архетипами. Образы бессознательного, архетипы формируются в течение длительного исторического периода и служат моделями коллективной и индивидуальной психологии, соответствующего поведения. Архетипы, сталкиваясь друг с другом в индивидуальной психике, выступают в качестве бессознательных потребностей как созидательного, так и антисоциального характера. Основная задача, стоящая перед личностью, сводится к преодолению раздвоенности, обусловленной наличием сознания и бессознательного, а также противоречиями между архетипами, выражающими различные ценности; к тому, чтобы стать цельной, преодолевшей психические противоречия личностью.

Современная культура, общество, по Юнгу, переживают глубокий кризис из-за непризнания значения бессознательного, иррационального начала, из-за стремления построить жизнь исключительно на рационализме. Коллективное бессознательное не перестает действовать, и если это действие не изучать и не учитывать, оно оказывает разрушительное влияние на все творения рационалистически ориентированного сознания.

Еще одним известным представителем психоанализа, неофрейдистом выступает философ и психолог Эрих Фромм (1900—1980), автор работ «Бегство от свободы» (1941), «Психоанализ и религия» (1950), «Концепция человека у Маркса», «Революция надежды» (1964), «Анатомия человеческой деструктивности» (1974). Признавая заслуги 3. Фрейда в исследовании бессознательного и считая это революционным прорывом на новый уровень научного знания, Э. Фромм отходит от биологизма своего учителя и пробует соединить психоанализ с идеями экзистенциализма и марксизма. По сравнению с классическим психоанализом учение Фромма ориентировано на выявление взаимодействия социальных и психологических факторов в процессе формирования личности. По мнению ученого, основные противоречия человеческого существования могут быть разрешены на основе принципов гуманистической этики, достижения гармонии между личностью и социумом, и в этом должна помочь психоаналитическая социальная и индивидуальная терапия.

Научная разработка и популяризация психологического подхода к политико-правовым явлениям в юридической науке дореволюционной России связаны в первую очередь с именем Льва Иосифовича Петражицкого (1867—1931), основателя психологической теории права. В этой доктрине юридические явления рассматриваются сквозь призму индивидуальной психики человека, насколько они отражаются в индивидуальном сознании. Концепция Л. И. Петражицкого, изложенная в основных работах «Введение в изучение права и нравственности. Эмоциональная психология» (1905) и «Теория права и государства в связи с теорией нравственности (1907; 2-е изд. 1909— 1910), сразу же подверглась критике. Сам Петражицкий с точки зрения психологической теории права критикует многие положения классической юридической науки: господствующие трактовки государства, права, источников права, правоотношений и др.

Понимание права переносится в иную плоскость, нежели в классической юриспруденции. Поскольку право находится в сфере индивидуальной психики, под ним понимается совокупность психических эмоций, переживаний. Для психологической теории права характерно исследование в первую очередь мотивации правового поведения людей, что традиционной юридической наукой изучалось недостаточно. С точки зрения Петражицкого, основным «моторным» (т. е. побудительным) элементом психики являются эмоции, именно под их влиянием люди совершают поступки. В отношении мотивации человеческих действий все эмоции можно разделить на два вида — правовые и моральные. То, к чему мы считаем себя обязанными, может в одном случае осознаваться нами как нечто, должное другому (например, уплата определенной суммы за работу, за купленный товар), а в другом — не осознаваться как должное (например, подача милостыни). Поэтому различие между правовыми и моральными эмоциями состоит в том, что первые, по терминологии Петражицкого, имеют императивно-атрибутивный характер, а вторые — только императивный.

Как считает Петражицкий, представления о праве, бытовавшие в юридической науке до настоящего времени, равно как и традиционная терминология, основаны на «наивно-проекционной точке зрения», ориентирующей на изучение мнимых реальностей. На самом деле наука должна описать и исследовать всю сферу правовых эмоций, т. е. императивно-атрибутивных переживаний, в том числе находящихся за пределами государственно-властного вмешательства. Так, к праву Петражицкий относит правила различных игр, вежливости и этикета, правила взаимоотношений в семье, с близкими и друзьями, правила детских игр, поскольку поведение в соответствии с этими правилами основано на императивно-атрибутивных переживаниях (так как соответствующим субъектом сознается долженствование поступать именно так). Главное в праве — его императивно-атрибутивный характер; при этом правом является не только то, что не признается государством, но и то, против чего государство борется (например, против права кровной мести), не только разумные, но и нелепые, суеверные, бредовые представления.

Государственная власть необходима для того, чтобы иметь возможность принуждать обязанную сторону для «удовлетворения атрибутивной стороны»; но действия государственной власти не могут распространяться на все сферы правовой психики. Поэтому право разделяется на официальное, которое поддерживается представителями государственной власти, и неофициальное. Наряду с этим Петражиц- кий различает позитивное и интуитивное право. Первое определяется восприятием внешних фактов, которые устанавливают однообразный шаблон поведения для многих людей. Второе характеризуется отсутствием объективации, оно имеет индивидуальный и изменчивый характер.

Петражицкий указывает неизвестные современной науке или непри- знаваемые ею виды позитивного права: книжное право, право принятых в науке мнений, право учений отдельных юристов или их групп, право юридической экспертизы, право изречений религиозно-этических авторитетов (основателей религий, пророков, апостолов, святых, отцов церкви и т. д.), право религиозно-авторитетных примеров, образцов поведения, договорное право, право односторонних обещаний, право программ, т. е. право, ссылающееся на признание обязанной стороны, прецедентное право, право юридических поговорок, пословиц, общенародное, везде существующее право и др. Человек может сознавать свою обязанность поступать определенным образом, у него возникают императивно-атрибутивные переживания потому, что объективно существуют тем или иным образом установленные положения.

Содержание интуитивного права определяется условиями жизни каждого. Это глубинное право, первичное выражение индивидуальной психики, не стесненное внешними шаблонами, оно бесконечно разнообразно. Петражицкий говорит о том, что все теоретики естественного права на самом деле вели речь главным образом об интуитивном праве. Ученый приветствует возрождение естественноправовых подходов в юриспруденции в конце XIX — начале XX в., считая, что они предшествуют его науке политики права, на основании которой можно будет проводить реформу законодательства.

Законодателю следует считаться с интуитивным правом, поскольку закон, ему противоречащий, не соответствующий общему благу, безнравственный или бессмысленный, действовать, скорее всего, не будет. Если существует конфликт между позитивным и интуитивным правом, то нормы официальных документов перестают применяться. В истории есть много примеров прекращения действия жестких законов под влиянием изменившегося, более мягкого и гуманного интуитивного права.

Взгляды Л. И. Петражицкого получили неоднозначную оценку в российской науке начала XX в. Ведущие ученые-юристы того времени, признавая возможности психологической теории права в исследовании отдельных проблем юриспруденции, скептически относились к этому учению в целом. Были у него и сторонники. Так, М. А. Рейснер сделал попытку творчески соединить психологическую теорию права с марксизмом («Теория Л. И. Петражицкого, марксизм и социальная идеология», 1908). Влияние идей Л. И. Петражицкого и иных доктрин психологического толка в большей или меньшей степени испытали на себе и другие ученые-юристы дореволюционной России — Н. М. Коркунов, Н. И. Палиенко, П. А. Сорокин и др.

Рядом авторов была поддержана психологическая трактовка государственной власти. Господствующая политическая теория видела в государстве в первую очередь волю, способную принуждать. Но на государственную власть можно посмотреть и с психологической точки зрения, как на отношения господства и подчинения. При этом оказывается, что психологическая сущность власти сводится не столько к исходящему от нее принуждению, сколько к осознанию подвластными своей зависимости от властвующих, к признанию населения своей зависимости от государства. Это прекрасно показывает Н. М. Коркунов («Указ и закон», 1894), характеризуя психологическое содержание властеотношений. И по мнению Л. И. Петражицкого, власть вообще и государственная власть в частности характеризуется приписыванием подвластными властвующим лицам соответствующих прав. При этом не имеют значения признаки власти, указываемые традиционной наукой (воля государства или властвующих лиц, наличие территории и проч.). Н. И. Палиенко («Учение о существе права и правовой связанности государства», 1908), разбирая существо правовой государственности, считает, что обязательность правовых норм для государства обусловлена тем психологическим фактором, который в огромной мере связан с признанием права со стороны подвластных.

Психологические подходы использовались и при изучении проблем реализации права, правомерного и противоправного поведения. Применяя к классическим юридическим вопросам новую методологию, предлагая новые их трактовки, себя в науке заявляли молодые ученые. Так, исследованию психологических и социологических аспектов правового поведения посвящена диссертация Н. А. Гредескула «К учению о применении права. Интеллектуальный процесс, требующийся для осуществления права» (1901), а также студенческое сочинение впоследствии одного из крупнейших социологов XX в. П. А. Сорокина «Преступление и кара. Подвиг и награда. Социологический этюд об основных формах общественного поведения и морали» (1914).

Питирим Александрович Сорокин (1889—1968) относит к числу «курьезов» тот факт, что наука о противоправном поведении существует с незапамятных времен, а правомерное поведение и реакция на него («подвиг» и «награда» в терминологии П. А. Сорокина) почти совершенно наукой игнорируются. И противоправное поведение молодой ученый рассматривал не с традиционных юридических позиций, а сквозь призму психологии и социологии. Нельзя, по его мнению, определить понятие преступления с точки зрения чисто внешней (а именно так определяли преступление всегда). Отличительным признаком противоправного деяния не может быть ни его содержание, ни его вредность или опасность, ни его противоправность, ни его наказуемость. Как считает Сорокин, преступление может быть только психическим процессом, переживаемым индивидом. Это предполагает, что противоправным деяние будет лишь с точки зрения какого-либо индивида или какой-либо группы. Противоправность переживается (индивидом или группой) как несоответствие актов (существующих или воображаемых) модели разрешенного или должного поведения. А в реакции на деяния, переживаемые как противоправные, состоит сущность наказания.

В заключение еще раз отметим, что использование психологических подходов позволило по-новому взглянуть на традиционные политико-правовые проблемы. Понимание государства и государственной власти, механизмы осуществления власти, характеристика как демократической, так и тоталитарной государственности, социальное и политическое реформирование, понимание права, его реализация, мотивация как правомерного, так и противоправного поведения — эти и многие другие вопросы стали рассматриваться в значительно более широкой постановке после того, как представителями различных психологических теорий были показаны взаимосвязи между функционированием государственно-правовых институтов и процессами, протекающими в индивидуальной и коллективной психике.