Зарождение социалистических идей относится ко времени распада первобытнообщинных отношений и возникновения государства. Достаточно проиллюстрировать это на примере Китая, Древней Греции и Древнего Рима.

Основой многих древнекитайских утопий об идеальном обществе были идеи уравнительности, мира и согласия.

В III в. до н. э. с проповедью идей эгалитаризма выступает представитель так называемой школы аграрников Сюй Сии. Сам он и его ученики жили скромно, занимались земледелием и ремеслами. Идеалом Сюй Сина было общество без эксплуатации и угнетения. Он выступал за обязательность совмещения деятельности по управлению государством с земледельческим трудом. При этом он обосновывал это ссылкой на высокие моральные принципы древности. «Мудрый [правитель] должен вместе с народом обрабатывать землю и кормиться этим, готовить себе пищу и одновременно править».

В социалистической концепции Сюй Сина отражены представления обездоленных и угнетенных масс чжоуского общества. Их значение состояло в том, что они подрывали догматы конфуцианства о справедливости порядка в Поднебесной. Не случайно Мэн-цзы (372— 289 до н. э.) критиковал взгляды Сюй Сина на идеальное общество, что преследовало цель утверждения идеологии классового угнетения. Доказывая несостоятельность идеи о необходимости сочетания умственного и физического труда, Мэн-цзы одновременно заявлял о не-

зыблемости принципов социального расслоения, о вечности и неизбежности системы эксплуатации одних людей другими.

В обоснование справедливого, идеального общественного строя обращались, в частности, к системе «колодезных полей» — такой организации труда, которая состояла в совместной обработке общественных полей и взаимопомощи членов общины. Взаимопомощь, совместная обработка земли обусловливались необходимостью обеспечить нормальное функционирование государственного аппарата. Особенностью этой системы была идея о том, что хозяйственной единицей идеального общества является небольшая община.

Иллюзии рядовых общинников о возможности возврата к родопатриархальным социальным отношениям нашли свое выражение в трактате «Дао дэ цзин». По мнению Лао-цзы (VI в. до н. э.), причина всех социальных противоречий заключена в нарушении естественного закона дао в обществе. Вместо естественного дао люди создали человеческое дао, которое служит интересам богатых, причиняет зло бедным. Лао-цзы призывает отказаться от человеческого дао и действовать согласно естественному дао. Когда люди будут жить в соответствии с естественными законами, общество будет избавлено от социальных пороков. Лао-цзы выступал с идеей создания общества без эксплуатации и угнетения, без богатых и бедных, и его идеалом была патриархальная община.

В последний период древней истории Китая возникает идея утопического общества датун («великое единение»), изложенная в главе «Ли юнь» трактата «Ли цзи». «Когда осуществлялось Великое дао, Поднебесная принадлежала всем. Для управления Поднебесной избирались мудрые и способные люди. Между людьми царили доверие и дружелюбие. Поэтому люди считали близкими себе не только одних своих родителей и по-отечески относились не к одним только своим детям. Престарелые могли спокойно доживать свой век, взрослые люди находили применение своим способностям, а малолетние получали возможность спокойно подрастать. Все одинокие, вдовы, сироты, бездетные, калеки и больные были окружены заботой; мужчины выполняли свой долг, женщины обладали самостоятельностью; богатства не выбрасывались понапрасну, так же как и не скапливались у отдельных лиц; способности людей использовались полностью и не служили выгоде отдельных лиц. Тогда не было предательства, лжи, интриги, не было грабежей, краж, смут, и люди, уходя из дому, не запирали дверей. Это было общество датун»1.

Как убеждаемся, высшим принципом общества датун является принцип «Поднебесная принадлежит всем». Общность собственности, равное участие в распределении общественного продукта, участие всех граждан в управлении государством, установление между членами общества отношений благожелательности и взаимопомощи, предоставление каждому человеку возможностей для развития своих способностей, забота о престарелых и больных, обеспечение равноправия женщин — таковы были основные параметры общества «великого единения». Практически здесь изложены идеалы социалистического и коммунистического общества.

Идея датун явно обусловлена переходом от первобытнообщинного строя к классовому обществу, где определяющими факторами были эксплуатация и социальный антагонизм. Для большинства обездоленных людей наступившие времена воспринимались как царство зла и насилия. Ушедшие в прошлое порядки родового строя идеализировались в качестве «золотого века».

В период возникновения греческих государств-полисов поэт Гесиод (VIII—VII вв. до н. э.) также скорбит об ушедшем «золотом веке», когда не было ни горя, ни забот. Его гнетет зрелище угнетения богатыми бедных, оправдание явного неравенства людей, наглость сильных мира того. Такого рода неприятие существующего порядка вместе с идеализацией свободы и равенства общинников является одной из черт социалистической идеологии.

Определенные социалистические мотивы просматриваются и в идеалах стоиков (Зенон Китийский (336—264 гг. до н. э.)), когда они обосновывали единое мировое государство, в котором нет ни рабов, ни судов, ни храмов, ни денег и где все равны в качестве граждан Вселенной.

Недовольство широких масс установившимся государственным порядком, сокровенные чаяния народа и его надежды на лучшую жизнь отразило раннее христианство. Оно возникло в противовес языческим верованиям и в качестве оппозиции римскому государству, которое поддерживало порабощение и угнетение завоеванных народов.

Социалистическую окраску имеют следующие постулаты раннего христианства:

равенство людей. Правда, речь шла о равенстве перед Богом, а не об уравнении, скажем, богатств, но интерпретации допускались разные;

нахождение прибежища для униженных в лоне религии, провозглашение христианских идеалов добра, братства, прощения и любви;

пренебрежение идеалами богатства и власти;

дистанцирование от сил зла и насилия;

идеальная жизнь праведников в раю.

Относительно социалистической направленности христианского учения уместно воспроизвести позицию известного специалиста А. Гарнака, высказанную им в лекциях студентам Берлинского университета. «Никогда ни одна религия, — говорит он, — не исключая и буддизма, не выступала с таким энергичным социальным требованием и ни одна не отождествляла себя с ним так, как Евангелие. Каким это образом? Тем, что завет “люби ближнего, как самого себя" поставлен здесь с полной строгостью; тем, что Христос этими словами осветил все действительно существующие отношения жизни, весь мир голода, нужды и нищеты; наконец, тем, что Он это правило возвел в религиозное, и даже единственное религиозное». И далее: «...Христос чувствовал материальную нужду нищих... Он обосновал помощь в этой нужде заповедью “люби ближнего, как самого себя". Не должны говорить о любви к ближнему те, которые допускают, чтобы рядом с ними люди страдали и умирали от нужды. Евангелие не только проповедует солидарность и подание помощи; эта проповедь составляет главное его содержание. В этом смысле оно глубоко социально, но оно вместе с тем и глубоко индивидуально, так как оно установило бесконечную и самостоятельную ценность каждой отдельной человеческой души. Его тенденция к соединению и братству составляет не только случайное явление в его истории, но скорее существенный элемент его своеобразия. Евангелие стремится учредить товарищество между людьми, такое же всеобъемлющее, как сама человеческая жизнь, и такое же беспредельное, как человеческое горе. Оно хочет, как очень верно заметили, переделать социализм, основанный на предположении противоположных друг другу интересов, в социализм, покоящийся на сознании духовного единства»1.

Христианство, по существу, никогда не было приверженцем решительных преобразований несправедливого общества. Однако в период реформации течение анабаптизма не просто пропагандировало социалистические и коммунистические идеи, но и выдвинуло известного идеолога крестьянской войны Томаса Мюнцера (1493—1525). Программа его состояла в установлении царства Бога на земле, и царство это представлялось свободным от частной собственности, от классовых различий и т. д. Звучали призывы к оружию и восстанию против угнетателей.

Однако формирование социалистической идеологии (идей утопического социализма) связывается с более поздним временем и такими именами, как Томас Мор (1478—1535) в Англии, Томмазо Кампанелла

(1568—1639) в Италии, а также французскими утопистами XVIII в. Мелье, Мабли, Морелли.

С точки зрения Мора, всюду, где есть частная собственность, где все измеряют деньгами, там едва ли когда-нибудь будет возможно, чтобы государство управлялось справедливо или счастливо. Для общественного благополучия имеется один-единственный путь — объявить во всем равенство. Потому что если кто-нибудь, основываясь на определенном праве, присваивает себе сколько может, то, как бы ни было велико богатство, его целиком поделят между собой немногие. Остальным же оставляют они в удел бедность; и почти всегда бывает, что одни гораздо более достойны участи других, ибо первые — хищные, бесчестные и ни на что не годятся, вторые же, напротив, — мужи скромные, простые, и повседневным усердием своим они приносят обществу добра более, чем самим себе. Во всех государствах, которые процветают доныне, с точки зрения Мора, нет ничего, кроме некоего заговора богатых, под предлогом и под именем государства думающих о своих выгодах. Они припоминают и измышляют все пути и способы, чтобы, не боясь потери, суметь удержать то, что они сами накопили пагубными ухищрениями, а потом для того, чтобы откупить для себя труд всех бедных людей и воспользоваться им, заплатив за него как можно дешевле.

Поэтому Мор убежден, что распределить все поровну и по справедливости, а также счастливо управлять делами человеческими невозможно иначе, как вовсе уничтожив собственность.

Социалистические принципы организации жизни людей установлены на острове Утопия (только отсюда, по формальному основанию, правильно будет именовать социализм утопическим). На Утопии есть пятьдесят четыре города; все они большие и великолепные благодаря нормальному управлению.

В основе управления — принцип выборности. Каждые тридцать хозяйств ежегодно выбирают себе должностное лицо — филарха. Над десятью филархами с их хозяйствами стоит еще одно должностное лицо, а всех их двести (траниборы). Они тайным голосованием определяют правителя — одного из тех четырех, которых им назвал народ. Должность правителя постоянна в течение всей его жизни. Транибо- ров выбирают ежегодно, но беспричинно их не меняют. Все прочие должностные лица избираются на год. Траниборы постоянно приходят на совет к правителю, совещаются о государственных делах. Принимать решения помимо сената или народного собрания о чем-либо, касающемся общественных дел, считается уголовным преступлением. Так заведено, чтобы предупредить заговор правителя с должностны-

ми лицами изменить государственный строй и подавить народ тиранией. Иногда дело выносится на обсуждение всего острова.

Главные должностные лица, включая самого правителя, избираются из сословия ученых. Должностные лица не надменны и не страшны; их называют отцами, они себя так и держат. Почет им оказывают добровольно, а не исторгают его насильно. Законов на Утопии весьма мало. Там считают в высшей мере несправедливым связывать кого-либо такими законами, число которых превышает возможность их прочесть или которые столь темны, что их никто не может понять. Более того, утопийцы вовсе отвергают крючкотворов, которые разбирают дела хитроумно и толкуют законы изворотливо.

Быт утопийцев простой. Все работают. Благами жизни пользуются разумно.

Можно было бы отметить и многие другие идеи из замечательной «Золотой книги, столь же полезной, как забавной, о наилучшем устройстве государства и о новом острове Утопия». И при оценке их не следует забывать, что автором ее был лорд-канцлер английского королевства.

Город Солнца Томмазо Кампанеллы также расположен на острове. И устройство его суть явная критика государственного устройства Италии и положения масс, бесправных и угнетенных.

У жителей островитян все общее. Распределение всего находится в руках должностных лиц; но так как знания, почести и наслаждения являются общим достоянием, то никто не может себе ничего присвоить. Все, в чем они нуждаются, они получают от общины, и должностные лица тщательно следят за тем, чтобы никто не получал больше, чем ему следует, никому, однако, не отказывая в необходимом.

В отличие от Мора Кампанелла предпочитает выборности и демократии сильную власть правителя. Верховный правитель у его островитян — священник, именующийся на их языке Солнце (а на философском платоновском языке — Метафизиком). Он является главой всех и в светском, и в духовном отношении, и по всем вопросам и спорам он выносит окончательное решение. При нем состоят три соправителя: Пон, Син и Мор, или иначе: Мощь, Мудрость и Любовь. Вообще у них столько же должностных лиц, сколько насчитывается добродетелей: есть должность, называемая Великодушие, есть именуемая Мужество, затем Целомудрие, Щедрость, Правосудие — уголовное и гражданское, Усердие, Правдолюбие, Благотворительность, Любезность, Веселость, Бодрость, Воздержанность и т. д. На каждую из подобных должностей избирается тот, кого еще с детства признают в школах наиболее пригодным для ее занятия. Поэтому среди них не встретить ни разбоя, ни коварных убийств, ни насилий, ни кровосмешения, ни блуда, ни прочих преступлений. Они преследуют у себя неблагодарность, злобу, отказ в должном уважении друг к другу, леность, уныние, гневливость, шутовство, ложь, которая для них ненавистнее чумы. Виновных ожидают наказания.

Звания Солнца может достичь тот, кто знает историю всех народов, все их обычаи, религиозные обряды, законы, все республики и монархии, законодателей и изобретателей наук и ремесел, строение и историю неба. Надо знать и науки физические, и математические, и астрологические. Быть знакомым с ремеслами. Никто, однако, не возводится в это звание ранее достижения тридцатипятилетнего возраста. Должность эта несменяема до тех пор, пока не найдется такого, кто окажется мудрее своего предшественника и способнее его к управлению.

Никто из жителей Города не терпит никакого недостатка не только в необходимом, но даже и в утехах. Производство потомства имеет в виду интересы государства, а интересы частных лиц — лишь постольку, поскольку они являются частями государства. Священная обязанность наблюдения за этим, как за первой основой государственного благосостояния, вверяется заботам должностных лиц, и ручаться за надежность этого может только община, а не частные лица. В Городе Солнца, где обязанности, виды творчества, труды и работы распределяются между всеми, каждому приходится работать не больше четырех часов в день; остальное время проводится в приятных занятиях науками, собеседовании, чтении, рассказах, письме, прогулках, развитии умственных и телесных способностей, и все это делается радостно.

С точки зрения островитян (т. е. Кампанеллы), крайняя нищета делает людей негодяями, хитрыми, лукавыми, ворами, коварными, отверженными, лжецами, лжесвидетелями и т. д., а богатство — надменными, гордыми, невеждами, изменниками, рассуждающими о том, чего они не знают, обманщиками, хвастунами, черствыми, обидчиками и т. д. Община же делает всех одновременно и богатыми, и вместе с тем бедными: богатыми — потому что у них есть все, бедными — потому что у них нет никакой собственности; и поэтому не они служат вещам, а вещи служат им.

Во Франции формирование социалистических идей было ускорено буржуазными лозунгами свободы, братства и справедливости. Нашлись люди, которые не ограничивались формальной стороной провозглашаемых ценностей, а доводили их до логического конца — до фактического равенства.

Но в первую очередь социалисты — критики теперь уже и буржуазного образа жизни. Священник Жан Мелье (1664—1729) — один из обличителей. С его точки зрения, первым злом является огромное неравенство между различными состояниями и положениями людей; одни будто рождены только для того, чтобы деспотически властвовать над другими и вечно пользоваться всеми удовольствиями жизни; другие, наоборот, родились словно для того, чтобы быть нищими, несчастными и презренными рабами и всю жизнь изнывать под гнетом нужды и тяжелого труда. Такое неравенство глубоко несправедливо, потому что оно отнюдь не основано на заслугах одних и на проступках других; оно ненавистно потому, что, с одной стороны, лишь внушает гордость, высокомерие, честолюбие, тщеславие, заносчивость, а с другой — лишь порождает чувства ненависти, зависти, гнева, жажды мщения, сетования и ропот. Все люди равны от природы. Все они в равной степени имеют право жить и ступать по земле, в равной степени имеют право на свою естественную свободу и свою долю в земных благах, все должны заниматься полезным трудом, чтобы иметь необходимое и полезное для жизни.

Еще одно зло, принятое и узаконенное почти во всем мире, заключается в том, что люди присваивают себе в частную собственность блага и богатства земли, тогда как все должны были бы владеть ими сообща на равных правах и пользоваться ими точно так же. Все это должно происходить не под руководством лиц, стремящихся властно, тиранически повелевать другими, а исключительно под руководством самых мудрых и благонамеренных лиц, стремящихся к развитию и поддержанию народного благосостояния.

«Кодекс природы» Морелли (XVIII в.) объявляет противоречащим естественному праву все то, что обусловлено господством частной собственности. «Я думаю, — пишет Морелли, — что никто не станет спорить против очевидности следующего положения: там, где не было бы никакой собственности, не могло бы существовать ни одно из ее пагубных последствий».

Морелли называет основные и священные законы, которые уничтожили бы в корне пороки и несчастья общества:

в обществе ничто не будет находится в собственности кого бы то ни было, кроме тех вещей, которые каждый употребляет для удовлетворения своих потребностей, для удовольствий или для своего повседневного труда;

каждый гражданин будет должностным лицом, обеспеченным работой и получающим содержание за общественный счет;

каждый гражданин будет содействовать со своей стороны общественной пользе сообразно своим силам, дарованиям и возрасту. В зависимости от этого будут определены его обязанности согласно распределительным законам.

Последние расписываются так же, как расписываются «законы о форме правления, долженствующие предупредить всякую тиранию». Названы и законы об управлении. Формула всякого акта: «Разум требует, Закон приказывает». Все эти законы об управлении, как законы основные, будут почитаться священными и нерушимыми. Они не будут подлежать ни изменению, ни отмене с чьей бы то ни было стороны.

Аббат Мабли (Габриэль Бонно де Мабли, 1709—1785) — автор многих трудов по истории, философии и политике. Он так же, как и Морелли, исходит из требований естественных законов. В работе «О законодательстве или принципы законов» явно просматриваются социалистические идеалы. Мабли убежден, что законодатели поддаются воле страстей и предрассудков граждан и не знают, на каком фундаменте им следует строить благоденствие государства. Отсюда это чудовищное разнообразие правительственных форм, законов и нравов на земле — зрелище, способное забавлять людей легкомысленных, но удручающее людей мыслящих, убедившихся, к стыду нашего разума, что человеческим родом всегда управляла какая-то слепая и капризная судьба. Каждый хотел создать себе счастье по своей прихоти и искал его то в роскоши и наслаждениях, то в алчности и изнеженности, то в угнетении других и в подобных же безумствах, а природа, установившая иной порядок вещей, насмехалась над нашими нелепыми затеями. Она наказала нас за наши заблуждения; почти все народы сделались жертвами неразумных законов, которые они сами себе создали. Повсюду общество было подобно скопищу угнетателей и угнетаемых. Тысячи жестоких революций уже тысячи раз меняли лицо земли и уничтожали величайшие империи, и тем не менее столько раз повторявшийся опыт не заставил нас заподозрить, что мы ищем счастье там, где его нет.

Природа предназначила людей быть равными. Именно с равенством связывает она сохранение наших социальных качеств и счастья, и законодатель будет напрасно трудиться, если он сначала не сосредоточит своего внимания на установлении равенства имуществ и состояний граждан. Неравенство имуществ и состояний разлагает человека и изменяет естественные влечения его сердца. При состоянии равенства ничего нет легче, как предупредить злоупотребления и твердо упрочить законы. Равенство должно принести все блага, потому что оно объединяет всех людей, возвышает их душу и воспитывает их в чувствах взаимного доброжелательства и дружбы. Неравенство приносит все несчастья людям; оно унижает людей и сеет между ними раздоры и ненависть. «Если у меня нет никакой собственности и я получаю от правительства все, в чем я нуждаюсь, будьте уверены, что я буду любить свое отечество, ибо я ему буду обязан всем. Не будем строить себе иллюзий: собственность разделяет нас на два класса — богатых и бедных. Первые всегда предпочтут свою собственность».

Мабли предлагает законы, регулирующие торговлю, ограничивающие роскошь, ограничивающие наследование и, напротив, обеспечивающие естественные свободы людей.

Итак, в каждой из великих буржуазных революций Запада наряду с движением шедшей к политической власти революционной буржуазии обнаруживается движение таких социальных слоев и групп, которые оказались не удовлетворенными результатами революций. Стремясь углубить происходящие преобразования, они пытались выйти за ее исторически обусловленные буржуазные рамки и выразить в своих требованиях новый общественный идеал — представления об обществе подлинного, а не только формального, юридического равенства. Вожди наиболее радикального плебейского крыла в революции — Мюнцер, Уинстенли, Бабеф[1] — признавали решительные действия и не ограничивались социализмом, провозглашая необходимость коммунистического строя.

[1] Н. П. Огарев полагал, что во Франции первая социалистическая мысль принадлежит именно Бабефу и его тайному обществу. В статье «Частные письма об общем вопросе» он пишет: «...А между тем вдумайтесь в теорию Бабефа... несмотря на все ее детское простодушие, вы найдете в ней зачаток всех социальных идей, развившихся впоследствии: общинная собственность, соединение труда, распределение его сообразно силам и наклонностям, равное распределение предметов потребления, общее воспитание, перемена юридических оснований, упрощение законодательства, разделение страны по однородности местностей и удобствам почвы (федеративное или областное). Вы тут найдете в зародыше Сен-Симона и Фурье, и сквозь все это пробежало совершенно противоречащее французское начало централизации и чиновничьего управления. Последнего противоречия сам Бабеф не заметил, так же как его не заметили и последующие французские социалисты. Чувствовать необходимость федеративного основания, без которого естественный социализм не может сложиться, и рядом с этим ставить во главе единой нации управление полновластного комитета, который не может обойтись без целой сети подчиненного чиновничества, — это, конечно, промах. Но мы едва ли и вправе требовать от человека, в первый раз ставящего перед обществом социальные идеалы, чего-нибудь, кроме этих идеалов...»