Классический период развития социалистических идей приходится на первую половину XIX в. К этому времени капитализм уже успел показать свое дикое лицо, породил массу новых проблем, обнаживших бедственное положение трудящихся классов. Именно поэтому яркий выразитель классического социалистического утопизма Клод Анри де Сен-Симон (1760—1825) отказывается признавать капитализм в качестве естественного и вечного строя. Экономическая и политическая власть паразитических классов должна быть уничтожена. Путь мирный — развитие общества «индустриалов», возвышение науки и ученых. Большинство нации уничтожает злоупотребления собственников, устанавливает контроль над производством и политическими процессами. Причем политическое руководство постепенно сводится на нет и останется только управление вещами. «В обществе, организованном с определенной целью — стремиться к процветанию при помощи наук, искусств и ремесел, наиболее важный политический акт, состоящий в определении направления, в котором общество должно идти, не совершается больше людьми, занимающими общественные должности, — он совершается самим общественным организмом». При таком порядке вещей исчезнут все три основных порока современной политической системы: произвол, неспособность и интрига.
Два века спустя эти идеи не кажутся нам столь утопичными, какими они были в период ожесточенной революционной борьбы XIX— XX вв.
Особенно чтили Сен-Симона русские социалисты. Н. Г. Чернышевский видел в нем человека необыкновенного ума и редкого благородства, полного пламенного сострадания к бедствиям массы. «Повсюду вокруг себя он видел ожесточенную борьбу: борьбу производителей между собою за сбыт товара, борьбу работников между собою за получение работы, борьбу фабриканта с работником за размер платы, борьбу бедняка против машины, отнимающей у него прежнюю работу и прежний кусок хлеба; эта война называется конкуренциею, и нас уверяют, что она приносит больше пользы, чем вреда; очень может быть; но страдания, ею приносимые, неизмеримо велики, потому что она губит всех слабейших в каждом звании, в каждом промысле. У кого больше капитала, тот богатеет, а все другие разоряются: из самой свободы возникает монополия миллионеров, порабощающих себе все; земли обременены долгами; ремесленники, сами бывшие хозяевами, заменяются наемными рабочими; дух спекуляции влечет общество к отчаянному риску, кончающемуся коммерческими кризисами; выгода каждого противоположна выгоде других людей и каждый род занятий враждебен другому. Рынки завалены товарами, не находящими сбыта, фабрики запираются и рабочие остаются без хлеба. Все открытия науки обращаются в средства порабощения, и оно усиливается самим прогрессом: пролетарий делается просто рукояткою машины и беспрестанно бывает принужден жить милостынею; в шестьдесят лет он остается без всяких средств к жизни; его дочь продает себя от голода, его сын с семи лет дышит зараженным воздухом фабрик. Таково было материальное положение общества, представлявшееся Сен-Симону»[1].
А вот, например, как пишет о нем Н. В. Шелгунов: «Сен-Симон... показал, что труд составляет основу общественного существования и что XIX в. принадлежит разрешение величайшей проблемы, какая только предстояла человечеству, — учреждения или постройки всей общественной жизни на чисто экономических началах. До Сен-Симона никто во Франции не высказывал той мысли, что в наше время на первом плане должны стоять общественные, а не политические вопросы. ...Сен-Симон был первый, указавший действительное общественное значение рабочих классов, великое общественное значение индустрии и ничтожность и вред для общества людей, ничего не делающих. ...Ему не казалась индустрия водоносом, который наконец затопит весь мир; он видел в ней только могущественный рычаг, который дозволит производительному и промышленному классу взять на себя управление всем обществом. По его мнению, человечество идет к такому состоянию, когда правительственная или военная форма правления должна перейти в индустриально-административную. И в этом отношении Сен-Симон оставляет далеко за собой как своих предшественников, так и современников. Для всех них индустрия имела только чисто вещественный смысл — как средство обеспечения материального благосостояния иногда меньшинства, иногда большинства, смотря по степени широты воззрений публицистов и мыслителей; но Сен-Симон взглянул в самую глубь предмета и увидел в нем разрешение вопроса, которое должно дать всей общественной жизни небывалую до того новую форму. Прибавлю, что под именем индустрии Сен-Симон понимал не одну исключительно мануфактурную деятельность, но все роды выгодного труда. И говоря о рабочих классах, он понимал под ними не одно простонародье, занятое грубым механическим трудом, а всех трудящихся, каким бы то ни было образом, на пользу общества»[2].
Надо полагать, и сегодня буржуазные либералы могут принять ту критику, которую с особой страстностью ученого, публициста и сатирика обрушил на дикий капитализм, особенно на торговый и денежный капитал, Шарль Фурье (1772—1837). Впрочем, и те периоды в развитии общества от первобытного его состояния, дикости, варварства и цивилизации к ассоциации и гармонии имеют право на существование в качестве позиции ученого. Более того, переход от цивилизации (капитализма) к гармоничному обществу осуществляется у него через подчинение собственнических интересов коллективному контролю. Создание при этом различного рода ассоциаций (для труда, для отдыха, питания и т. п.) фактически означало формирование гражданского общества и поступательное реформирование капитализма. Фактически этим путем и шло во многом развитие западных стран.
Для того времени утопизм учения Фурье казался очевидным. Особенно с провалом фаланг — трудовых ассоциаций, которые фурьеристы пытались организовать на основе единства всех членов фаланги — и богатых, и бедных. Однако в той части, в какой фаланга имела черты акционерного общества, она в последующем получила развитие. «Народный капитализм» и «государство всеобщего благоденствия» имеют многое от системы Фурье.
Формирование гражданского общества происходит у Фурье (как и у Сен-Симона) фактически за счет умаления роли государства, что впоследствии восприняли анархисты. Но ведь и теория «государство — ночной сторож» не придает большого значения государству.
В плане развития «социального государства» отнюдь не утопичными сегодня представляются также идеи Роберта Оуэна (1771—1858), создавшего для рабочих своей фабрики человеческие условия труда. Им были введены пенсии по старости, организованы кассы взаимопомощи, налажено строительство жилья, учреждена школа для детей рабочих и т. д. Неосуществимыми оказались, как и сегодня, его проекты и эксперименты уравнительного коммунизма, которые потерпели провал в Америке и Англии. Однако нельзя отказать в нравственной привлекательности тем принципам, которые перечислены, например, в той же конституции общины «Новая гармония». Именно в ней сказано: «Мы наблюдали в делах человечества, что люди производительны в своей деятельности, продуктивны в работе и счастливы в общественной жизни только тогда, когда они действуют совместно и объединенно.
Кооперативное объединение мы рассматриваем поэтому как необходимое для достижения нашей цели.
Мы наблюдали, что наилучшие результаты достигались кооперативным объединением, когда главным средством для этого служили порядок и хозяйственность. Таким образом, опыт делает порядок и хозяйственность одним из наших принципов.
Отклонение от принципа равных прав для людей, свойственное системе, основанной на индивидуальной собственности, сопровождается, как мы видим, конкуренцией и враждой, завистью и разногласиями, роскошью и нищетой, тиранией и рабством. Поэтому мы возвращаемся к принципу общности имуществ».
И далее: «Все члены общины рассматриваются как одна семья, и никто не будет почитаться выше или ниже в своей деятельности. Все будут получать в соответствии со своим возрастом одинаковую пищу, одежду и образование, поскольку это может быть обеспечено; и как только это станет осуществимо, все будут жить в одинаковых домах и во всех отношениях будут одинаково устроены. Каждый член общины будет приносить наибольшую возможную для него пользу для общего блага в соответствии с правилами и постановлениями, которые могут быть приняты общиной. Первоочередной задачей общины всегда будет предоставление всем ее членам наилучшего физического, нравственного и умственного воспитания.
Власть законодательная будет вручена собранию, состоящему из всех проживающих в общине членов ее в возрасте старше 21 года, одна шестая часть которых составит кворум для решения дел. Исполнительная власть общины будет вручена совету, состоящему из секретаря, казначея, комиссара общины и четырех департаментских главных управляющих, которые будут выбираться, как указано ниже. Секретарь, казначей и комиссар будут избираться собранием».
Оуэн, как и его французские единомышленники, не видели всех глубинных причин общественной неустроенности и пороков. Даже существование частной собственности объяснялось заблуждением ума, невежеством или в лучшем случае человеческим эгоизмом. То было время, когда главные надежды возлагались на знание, просвещение и науки. Впрочем, всегда хотелось бы видеть эти ценности в цене.
Н. А. Добролюбов писал об Оуэне: «Овэн представляет собою бесспорно одно из самых благородных и симпатичных явлений нашего столетия. Недавно (17 ноября 1858 г.) угасла его жизнь, полная смелых предприятий и великодушных пожертвований на пользу человечества, и никто, даже из врагов его идей, не отказался помянуть его добрым словом. Личность Овэна до того привлекательна своим умным добродушием и каким-то благодатным, светлым спокойствием, его деятельность до того поражает своим полным бескорыстием и самоотвержением, что самые ожесточенные противники его идей, отвергая его радикальные реформы, не могли, однако же, относиться к его личности без особенного уважения и даже некоторого сочувствия. Его обвиняли как утописта, мечтающего переделать все человечество, ему доказывали необходимость безуспешности его стремлений; но в то же время большая часть противников не могла не согласиться, что очень было бы хорошо, если бы предположения Овэна были осуществимы. Лучшие умы нашего столетия выражали свое сочувствие Овэ- ну; даже государственные люди, князья и правители были одно время благосклонно заинтересованы его начинаниями».
[1] Утопический социализм в России: хрестоматия / под общ. ред. А. И. Володина. С. 449-450.
[2] Там же. С. 20.
|