Едва ли не самая принципиальная марксистская позиция содержится в работе К. Маркса «Нищета философии. Ответ на “Философию нищеты" г-на Прудона». Возражая Прудону, полагавшему, что произвол государей является верховной причиной в политической экономии, Маркс пишет: «Поистине нужно не иметь никаких исторических познаний, чтобы не знать того факта, что во все времена государи вынуждены были подчиняться экономическим условиям и никогда не могли предписывать им законы. Как политическое, так и гражданское законодательство всего только выражает, протоколирует требования экономических отношений».

Другая позиция не менее значима: «Рабочий класс поставит, в ходе развития, на место старого буржуазного общества такую ассоциацию, которая исключает классы и их противоположность; не будет уже никакой собственно политической власти, ибо именно политическая власть есть официальное выражение противоположности классов внутри буржуазного общества».

В первом случае — материалистический взгляд на государство и право. Во втором — классовый. В этом весь марксизм.

Но уже здесь, в приведенном отрывке, можно заметить также идею отмирания государства. Позднее она будет развита Энгельсом. По признанию самого Маркса, именно здесь, в «Нищете философии», им была высказана идея диктатуры пролетариата.

Для Маркса всякое социальное движение в классовом обществе предполагает политическое движение. Никогда не бывает политического движения, которое не было бы в то же время и социальным.

«Только при таком порядке вещей, когда не будет больше классов и классового антагонизма, социальные эволюции перестанут быть политическими революциями».

(Заметим при этом, что Маркс вряд ли бы стал возражать, если бы мы в отдельном предложении «движение» заменили на понятие «идеология».)

Официальное провозглашение марксистских политических взглядов осуществлено в «Манифесте Коммунистической партии» (1848). Свое мировоззрение Маркс и Энгельс намеренно облекли в остро публицистическую форму (в полном соответствии с жанром, с характером документа). Поэтому классовый подход, классовая характеристика общества, государства, права и всей политической идеологии выступают на первый план. Причем по большому счету, несмотря на очевидную политическую заданность Манифеста, классики марксизма были правы, когда заявляли: «История всех до сих пор существовавших обществ была историей борьбы классов... Современная государственная власть — это только комитет, управляющий общими делами всего класса буржуазии...» В последующем такая характеристика буржуазного государства будет только усиливаться. Например, в «Анти-Дюринге» Энгельс объявит: «Современное государство, какова бы ни была его форма, есть по самой своей сути капиталистическая машина, государство капиталистов, идеальный совокупный капиталист».

Акцентируя внимание на ближайшей политической цели коммунистов, авторы именно здесь впервые (если не считать неопубликованной «Немецкой идеологии») формулируют идею государства пролетариата: «...формирование пролетариата в класс, ниспровержение господства буржуазии, завоевание пролетариатом политической власти».

Одно из самых сакраментальных положений, нашедших отражение в Манифесте, одновременно демонстрирует материализм во взглядах на идеи, классовость идей, материализм и классовость в понимании права, волевой характер права: «...Ваши идеи сами являются продуктом буржуазных производственных отношений и буржуазных отношений собственности, точно так же как ваше право есть лишь возведенная в закон воля вашего класса, воля, содержание которой определяется материальными условиями жизни вашего класса».

Не подлежит сомнению, что в Манифесте проводится идея диктатуры пролетариата. Во-первых, в нем ставится задача «превращения пролетариата в господствующий класс, завоевание демократии». Во- вторых, здесь ставятся задачи «политического господства пролетариата»: «...Вырвать у буржуазии шаг за шагом весь капитал, централизовать все орудия производства в руках государства, то есть пролетариата, организованного как господствующий класс, и возможно более быстро увеличить сумму производительных сил».

Для истории марксистского политического учения существенно, с одной стороны, признание классиками этого учения различий в мероприятиях пролетариата в различных странах, а с другой — указание на некоторые общие меры. Среди них: 1) экспроприация земельной собственности и обращение земельной ренты на покрытие государственных расходов; 2) высокий прогрессивный налог; 3) отмена права наследования; 4) конфискация имущества всех эмигрантов и мятежников; 5) централизация кредита в руках государства посредством национального банка с государственным капиталом и с исключительной монополией; 6) централизация всего транспорта в руках государства; 7) увеличение числа государственных фабрик, орудий производства, расчистка под пашню и улучшение земель по общему плану; 8) одинаковая обязательность труда для всех, учреждение промышленных армий, в особенности для земледелия; 9) соединение земледелия с промышленностью, содействие постепенному устранению различия между городом и деревней; 10) общественное и бесплатное воспитание всех детей, устранение фабричного труда детей в современной его форме, соединение воспитания с материальным производством и т. д.

О том, что предполагается именно диктатура, свидетельствует указание на средство проведения преобразований буржуазного общества: «силой упраздняет старые производственные отношения». Коммунисты вообще «открыто заявляют, что их цели могут быть достигнуты лишь путем насильственного ниспровержения всего существующего общественного строя».

Одновременно закладывается идея временности, переходности политического господства пролетариата. Когда в ходе развития исчезнут классовые различия и все производство сосредоточится в руках ассоциации индивидов, тогда публичная власть потеряет свой политический характер.

Само определение политической власти в собственном смысле слова как «организованного насилия одного класса для подавления другого» проливает свет на суть марксистской позиции. Если пролетариат уничтожает условия существования классовой противоположности, уничтожает классы вообще, то тем самым он уничтожает и свое собственное господство как класса.

А какова перспектива? Она всегда рисовалась общим образом: «На место старого буржуазного общества с его классами и классовыми противоположностями приходит ассоциация, в которой свободное развитие каждого является условием свободного развития всех».

Чаще всего подобные положения объявлялись утопическими и не более чем мечтой. Однако постиндустриальное общество дает примеры такой свободы.

Если в Манифесте сам термин «диктатура пролетариата» еще не употребляется, то в работе «Классовая борьба во Франции с 1848 г. по 1850 г.» мы не просто находим его, но и видим четкое обозначение его в неразрывной связи с революцией и социалистическим строем. «...Социализм есть объявление непрерывной революции, классовая диктатура пролетариата как необходимая переходная ступень к уничтожению классовых различий вообще, к уничтожению всех производственных отношений, на которых покоятся эти различия, к уничтожению всех общественных отношений, соответствующих этим производственным отношениям, к перевороту во всех идеях, вытекающих из этих общественных отношений».

Тем, кто «изобретение» диктатуры пролетариата приписывал Ленину, кто считал ее до того случайно оброненным словечком, нужно перечитать «Письмо к Иосифу Вейдемейеру от 5 марта 1852 года» К. Маркса. В нем и по поводу классового подхода многое проясняется: «Что касается меня, то мне не принадлежит ни та заслуга, что я открыл существование классов в современном обществе, ни та, что я открыл их борьбу между собою. Буржуазные историки задолго до меня изложили историческое развитие этой борьбы классов, а буржуазные экономисты — экономическую анатомию классов. То, что я сделал нового, состояло в доказательстве следующего: 1) что существование классов связано лишь с определенными историческими фазами развития производства, 2) что классовая борьба необходимо ведет к диктатуре пролетариата, 3) что эта диктатура сама составляет лишь переход к уничтожению всяких классов и к обществу без классов».

О диктатуре пролетариата Энгельс пишет в середине апреля 1850 г. в и. 1 соглашения об образовании «Всемирного общества коммуни- стов-революционеров». Попутно заметим, что классическое явление миру государства диктатуры пролетариата, имея в виду Россию, произошло именно так, как мыслили основоположники этой идеи. В «Принципах коммунизма» Ф. Энгельса читаем, каков будет ход революции: «Прежде всего она создаст демократический строй и тем самым, прямо или косвенно, политическое господство пролетариата». Если не забывать о Феврале 1917-го, можно проследить, как из демократического строя вырастала пролетарская государственность.

Традиции критического осмысления буржуазной действительности, заложенные в ранних работах Маркса и Энгельса, получили свое продолжение в таком, например, основательном произведении К. Маркса, как «Восемнадцатое Брюмера Луи Бонапарта». Здесь, в частности, дается не утративший своего значения анализ конституций того времени, в которых провозглашались многие свободы, но с оговорками относительно прав других, общественной безопасности и т. д. «Каждый параграф конституции содержит в самом себе свою собственную противоположность, свою собственную верхнюю и нижнюю палату: свободу — в общей фразе, упразднение свободы — в оговорке. Следовательно, пока имя свободы окружалось почетом и лишь ставились препятствия ее действительному осуществлению — разумеется, на законном основании, — до тех пор конституционно существование свободы оставалось невредимым, неприкосновенным, как бы основательно ни было уничтожено ее существование в повседневной действительности».

Не меньше досталось и власти. «Эта исполнительная власть с ее громадной бюрократической и военной организацией, с ее многосложной и искусственной государственной машиной, с этим войском чиновников в полмиллиона человек рядом с армией еще в полмиллиона, этот ужасный организм-паразит, обвивающий точно сетью все тело французского общества и затыкающий все его поры ...Всякий общий интерес немедленно отрывался от общества, противопоставлялся ему как высший, всеобщий интерес, вырывался из сферы самодеятельности членов общества и делался предметом правительственной деятельности, начиная от моста, школьного здания и коммунального имущества какой-нибудь сельской общины и кончая железными дорогами, национальным имуществом и государственными университетами Франции. Наконец, парламентарная республика оказалась в своей борьбе против революции вынужденной усилить, вместе с мерами репрессии, средства и централизацию правительственной власти. Все перевороты усовершенствовали эту машину, вместо того, чтобы сломать ее».

Как убеждаемся, это не просто критика ради критики, здесь содержится вывод, который потом Ленин назовет основным в вопросе о государстве, — вывод о необходимости слома старой государственной машины. Этот вывод будет обоснован в «Гражданской войне во Франции», повторен потом в письме Маркса к Кугельману (апрель 1871 г.) и закреплен в предисловии к Манифесту издания 1872 г.

Наиболее ярко и глубоко материалистический подход к исследованию права, правовых отношений, государства, форм правления и форм государственного устройства К. Маркс продемонстрировал в работе «К критике политической экономии». «Мои исследования, — пишет он, — привели меня к тому результату, что правовые отношения, так же точно как и формы государства, не могут быть поняты ни из самих себя, ни из так называемого общего развития человеческого духа, что, наоборот, они коренятся в материальных жизненных отношениях, совокупность которых Гегель, по примеру английских и французских писателей XVIII века, называет “гражданским обществом", и что анатомию гражданского общества следует искать в политической экономии».

«В общественном производстве своей жизни люди вступают в определенные, необходимые, от их воли не зависящие отношения — производственные отношения, которые соответствуют определенной ступени развития их материальных производительных сил. Совокупность этих производственных отношений составляет экономическую структуру общества, реальный базис, на котором возвышается юридическая и политическая надстройка и которому соответствуют определенные формы общественного сознания. Способ производства материальной жизни обусловливает социальный, политический и духовный процессы жизни вообще. Не сознание людей определяет их бытие, а наоборот, их общественное бытие определяет их сознание».

«...Необходимо всегда отличать материальный, с естественнонаучной точностью констатируемый переворот в экономических условиях производства от юридических, политических, религиозных, художественных или философских, короче — от идеологических форм, в которых люди осознают этот конфликт и борются за его разрешение. Как об отдельном человеке нельзя судить на основании того, что сам он о себе думает, точно так же нельзя судить о подобной эпохе переворота по ее сознанию. Наоборот, это сознание надо объяснить из противоречий материальной жизни, из существующего конфликта между общественными производительными силами и производственными отношениями».

(Заметим попутно, что в этой работе дается классификация способов производства, что всегда принималось во внимание марксистами при выделении типов государства: «...азиатский, античный, феодальный и современный, буржуазный способы производства можно обозначить как прогрессивные эпохи экономической общественной формации». Буржуазной общественной формацией, по Марксу, завершается предыстория человеческого общества.)

Буржуазная государственность дала Марксу и Энгельсу богатый материал для критики. Обрисовать идеал государственного устройства, высказать позитивные суждения о наилучшем управлении обществом позволило парижское восстание рабочих, Парижская коммуна. Ее опыт обобщен в работе К. Маркса «Гражданская война во Франции. Воззвание генерального совета Международного товарищества рабочих».

Конечно, и здесь имеет место критический анализ буржуазной государственной машины. Рабочий класс не может взять в свои руки управление общественными делами, «не может просто овладеть готовой государственной машиной и пустить ее в ход для своих собственных целей...». Централизованная государственная власть с ее вездесущими органами: постоянной армией, полицией, бюрократией, духовенством и судейским сословием, — органами, построенными по принципу систематического и иерархического разделения труда, — существует со времен абсолютной монархии, когда она служила сильным оружием нарождавшемуся буржуазному обществу в его борьбе с феодализмом. Но по мере того как прогресс современной промышленности развивал, расширял и углублял классовую противоположность между капиталом и трудом, государственная власть принимала все более и более характер национальной власти капитала над трудом, общественной силы, организованной для социального порабощения, характер машины классового господства. После каждой революции, означающей известный шаг вперед классовой борьбы, чисто угнетательский характер государственной власти выступает наружу все более и более открыто. «...Парламентская республика уступила давлению исполнительной власти. Луи Бонапарт, представлявший собой эту исполнительную власть, разогнал представителей господствующего класса. Вторая империя явилась естественным следствием республики партии порядка».

«...Империя была единственно возможной формой правления в такое время, когда буржуазия уже потеряла способность управлять нацией, а рабочий класс еще не приобрел этой способности. Весь мир приветствовал империю как спасительницу общества. Под ее господством буржуазное общество, освобожденное от политических забот, достигло такой высокой степени развития, о которой оно не могло и мечтать. Промышленность и торговля разрослись в необъятных размерах; биржевая спекуляция праздновала свои космополитические оргии; нищета масс резко выступала рядом с нахальным блеском беспутной роскоши, нажитой надувательством и преступлением. Государственная власть, которая, казалось, высоко парит над обществом, была в действительности самым вопиющим скандалом этого общества, рассадником всяческой мерзости...» На этом фоне, как указывает Маркс, прямой противоположностью империи была Коммуна: она демонстрировала стремление к такой республике, которая должна была устранить не только монархическую форму классового господства, но и само классовое господство.

Коммуна и была определенной формой такой республики. Что свойственно для нее?

Уничтожение постоянного войска и замена его вооруженным народом.

Выборность, ответственность и сменяемость в любое время городских гласных.

Коммуна должна была быть не парламентарной, а работающей корпорацией, в одно и то же время и законодательствующей, и исполняющей законы.

Полиция, до сих пор бывшая орудием центрального правительства, лишается всех своих политических функций и превращается в ответственный орган Коммуны, сменяемый в любое время. То же самое — чиновники всех остальных отраслей управления.

Начиная с членов Коммуны сверху донизу, общественная служба должна была исполняться за заработную плату рабочего. Всякие привилегии и выдачи денег на представительство высшим государственным чинам исчезают вместе с этими чинами.

Все учебные заведения становятся бесплатными для народа и работают вне влияния церкви и государства.

Судейские чины теряют свою кажущуюся независимость. Как и прочие должностные лица общества, они должны были впредь избираться открыто, быть ответственными и сменяемыми.

Маркс полагал, что, если бы коммунальный строй установился в Париже и второстепенных центрах, старое централизованное правительство уступило бы место самоуправлению производителей и в провинции. Делегаты должны были строго придерживаться mandat imperatif (точной инструкции) своих избирателей и могли быть сменены в любое время.

По Марксу, Коммуна была, по сути дела, правительством рабочего класса, результатом борьбы производительного класса против класса присваивающего; она была открытой, наконец, политической формой, при которой могло совершиться экономическое освобождение труда. «Она хотела сделать индивидуальную собственность реальностью, превратив средства производства, землю и капитал, служащие в настоящее время прежде всего орудиями порабощения и эксплуатации труда, в орудия свободного ассоциированного труда. — Но ведь это коммунизм!»

Ф. Энгельс в письме А. Бебелю (18—28 марта 1875 г.) также проводит мысль о Коммуне как отмирающем государстве, о «полугосудар- стве». «Следовало бы бросить всю эту болтовню о государстве, особенно после Коммуны, которая не была уже государством в собственном смысле слова».

В российской Конституции сегодня местное самоуправление как бы отделяется и даже противопоставляется государству. Представляется, что идея эта заложена еще в названном письме Энгельса, в котором он отвергает возможность «народного» и «свободного» государства, противопоставляя ему коммунальное устройство. «...Когда становится возможным говорить о свободе, тогда государство как таковое перестает существовать. Мы предложили бы поэтому поставить везде вместо слова “государство” слово “община" [Gemeinwesen], прекрасное старое немецкое слово, соответствующее французскому слову “коммуна"».

В работе «Критика Готской программы» Маркс изложил идеи о двух фазах развития коммунистического общества. Это было своевременно, поскольку после слома старой государственности и государство, и право какое-то время остаются. В первой фазе мы имеем дело не с таким коммунистическим обществом, которое развилось на своей собственной основе, а, напротив, с таким, которое только выходит как раз из капиталистического общества и которое поэтому во всех отношениях, в экономическом, нравственном и умственном, сохраняет еще родимые пятна старого общества. Отсюда Маркс делает вывод, который потом долгое время воспроизводили советские юристы: «Поэтому равное право здесь по принципу все еще является правом буржуазным...» Это равное право в одном отношении все еще ограничено буржуазными рамками. Право производителей пропорционально доставляемому ими труду; равенство состоит в том, что измерение производится равной мерой — трудом. Но один человек физически или умственно превосходит другого и, стало быть, доставляет за то же время большее количество труда или же способен работать дольше; а труд, для того чтобы он мог служить мерой, должен быть определен по длительности или по интенсивности, иначе он перестал бы быть мерой. Это равное право есть неравное право для неравного труда. Оно не признает никаких классовых различий, потому что каждый является только рабочим, как и все другие; но оно молчаливо признает неравную индивидуальную одаренность, а следовательно, и неравную работоспособность естественными привилегиями. Поэтому оно по своему содержанию есть право неравенства, как всякое право. Далее: один рабочий женат, другой нет, у одного больше детей, у другого меньше, и т. д. При равном труде и, следовательно, при равном участии в общественном потребительном фонде один получит на самом деле больше, чем другой, окажется богаче другого и т. п. Чтобы избежать всего этого, право, вместо того чтобы быть равным, должно бы быть неравным. Но эти недостатки неизбежны в первой фазе коммунистического общества, в том его виде, как оно выходит после долгих мук родов из капиталистического общества. «Право никогда не может быть выше, чем экономический строй и обусловленное им культурное развитие общества».

«На высшей фазе коммунистического общества, после того как исчезнет порабощающее человека подчинение его разделению труда; когда исчезнет вместе с этим противоположность умственного и физического труда; когда труд перестанет быть только средством для жизни, а станет сам первой потребностью жизни; когда вместе с всесторонним развитием индивидов вырастут и производительные силы и все источники общественного богатства польются полным потоком, лишь тогда можно будет совершенно преодолеть узкий горизонт буржуазного права, и общество сможет написать на своем знамени: Каждый по способности, каждому по потребностям!»

На вопрос о том, какому превращению подвергнется государственность в коммунистическом обществе, какие общественные функции останутся тогда, аналогичные теперешним государственным функциям, Маркс отвечает в самой общей форме, но вполне определенно: «Между капиталистическим и коммунистическим обществом лежит период революционного превращения первого во второе. Этому периоду соответствует и политический переходный период, и государство этого периода не может быть ничем иным, кроме как революционной диктатурой пролетариата».

Как бы в продолжение мысли Маркса Энгельс в «Анти-Дюринге» определяет дальнейшую линию развития государственности: «Пролетариат берет государственную власть и превращает средства производства прежде всего в государственную собственность. Но тем самым он уничтожает самого себя как пролетариат, тем самым он уничтожает все классовые различия и классовые противоположности, а вместе с тем и государство как государство. ...Государство было официальным представителем всего общества, его сосредоточением в видимой корпорации, но оно было таковым лишь постольку, поскольку оно было государством того класса, который для своей эпохи один представлял все общество: в древности оно было государством рабовладельцев — граждан государства, в средние века — феодального дворянства, в наше время — буржуазии. Когда государство наконец-то становится действительно представителем всего общества, тогда оно само себя делает излишним. С того времени, когда не будет ни одного общественного класса, который надо бы было держать в подавлении, с того времени, когда исчезнут вместе с классовым господством, вместе с борьбой за отдельное существование, порождаемой теперешней анархией в производстве, те столкновения и эксцессы, которые проистекают из этой борьбы, — с этого времени нечего будет подавлять, не будет и надобности в особой силе для подавления, в государстве. Первый акт, в котором государство выступает действительно как представитель всего общества, — взятие во владение средств производства от имени общества, — является в то же время последним самостоятельным актом его как государства. Вмешательство государственной власти в общественные отношения становится тогда в одной области за другой излишним и само собой засыпает. На место управления лицами становится управление вещами и руководство производственными процессами. Государство не “отменяется", оно отмирает».

Теория государства диктатуры пролетариата и теория отмирания государства и права в их марксистском изложении не противоречат друг другу, как это может кому-то показаться. Но и та, и другая ко

ренным образом расходятся с анархистскими представлениями. Маркс и Энгельс уделили столь большое внимание критике анархизма Штирнера, Прудона и Бакунина, что на это следует обратить особое внимание. К тому же анархистские идеи еще живы и время от времени заявляют о себе по миру в молодежных движениях.

Государство, право, любые нормы, по Штирнеру, стесняют, ограничивают свободу индивида. А индивид должен быть автономным. Обеспечивает автономию частная собственность. Но государство наделяет собственностью и диктует условия собственнику. Государство не приемлемо по этой причине, будь то монархия или республика. В «Немецкой идеологии» авторы показывают ограниченность штир- неровской идеологии как мелкобуржуазной, которой свойственно обрушиваться на любую власть, поскольку она защищает господство крупной собственности. Не государство является базисом общества и собственности, а наоборот, собственность диктует условия государству — такова позиция Маркса и Энгельса.

Фактически и Прудону возражали в том же ключе, поскольку политическую власть и законы он считал решающими факторами развития общества. А свобода с ними не совместима. «Свобода — есть анархия, безвластие»; «свобода не признает власти воли...».

В 1870-е гг. шла активная борьба Маркса и Энгельса с анархизмом М. А. Бакунина. Вот характерное высказывание Ф. Энгельса: «У Бакунина своеобразная теория — смесь прудонизма с коммунизмом, причем в его прудонизме самым существенным является то, что главным злом, которое следует устранить, он считает не капитал, а следовательно, и не классовую противоположность между капиталистами и наемными рабочими, возникшую в результате общественного развития, а государство... Бакунин утверждает, что государство создало капитал, что капиталист обладает своим капиталом только по милости государства. Так как, следовательно, государство является главным злом, то необходимо прежде всего уничтожить государство, и тогда капитал сам собой полетит к черту».

Разрушение, отрицание, борьба — лейтмотив бакунинского анархизма. О построении нового общества речь не шла. В этом плане преимущества марксистской позиции очевидны, даже если она и отличалась определенной степенью утопизма.

Подводя итог сказанному, можно уверенно констатировать, что марксизм действительно возник не в стороне от столбовой дороги цивилизации. Он формировался в эпицентре классовых сражений и отражал левую политическую идеологию, бескомпромиссно противостоявшую всем тем, кто обосновывал политический строй, базирующийся на господстве частной собственности.