Константин Петрович Победоносцев (1827—1907) считается символом российского консерватизма, фигурой, которая и поныне вызывает ожесточенные споры. О степени его влияния лучше всего говорят стихи А. А. Блока:

В те годы дальние, глухие,

В сердцах царили сон и мгла: Победоносцев над Россией Простер совиные крыла,

И не было ни дня, ни ночи,

А только — тень огромных крыл, Он дивным кругом очертил Россию, заглянув ей в очи Стеклянным взором колдуна.

Это не единственный пример «вдохновенного» отношения классиков русской литературы к «великому инквизитору русской общественности». Известно, что Алексея Каренина Л. Н. Толстой списывал с К. П. Победоносцева. Сенатор, член Государственного совета, наконец, обер-прокурор Священного Синода и член Комитета Министров, он добровольно подаст в отставку после выхода Манифеста 17 октября, который он считал началом российской катастрофы. Победоносцев олицетворял собой консерватизм не просто как одно из направлений в политике, а «как одно из вечных религиозных и онтологических начал человеческого общества» (Н. А. Бердяев).

Как любой консерватор, Победоносцев с недоверием относится к слову «прогресс», он видит в нем скорее гроздья разрушения, чем созидания. По его мнению, нужно улучшать не государственные и общественные институты, которые якобы портят людей, а самого человека. Взгляды Победоносцева можно назвать «программой нравственного воспитания общества». Сегодня об этом особенно важно говорить, когда все ниши общества заполнил культ денег и бездуховности. Можно сколько угодно подвергать остракизму обер-прокурора Священного Синода, но нельзя не отметить его заслуги на ниве просвещения. При нем всего за двадцать пять лет количество церковноприходских школ возросло с 273 до 43 696, в которых вместо 13 тысяч учащихся училось более 1 миллиона 780 тысяч.

«Князь тьмы», К. П. Победоносцев являлся, между прочим, и замечательным ученым, теоретиком-педагогом, публицистом («Московский сборник» и другие работы) и переводчиком. С ним были дружны Достоевский, Фет, Полонский. Победоносцев был почетным членом Императорской академии наук, практически всех российских университетов, а также Французской академии, членство в которой является едва ли не самым престижным в научном мире.

Кроме того, Победоносцев состоял членом Московского общества истории и древностей российских и Императорского исторического общества. В течение пяти лет, с 1860 по 1865 г., он занимает кафедру гражданского права в Московском университете. Его «Курс гражданского права» переиздавался несколько раз. Профессиональный авторитет Победоносцева был настолько высок, что его приглашают преподавать законоведение наследнику цесаревичу Николаю Александровичу.

Для Победоносцева было характерно глубочайшее недоверие к несовершенной, испорченной (наследство адамова первородного греха) человеческой природе. Подобное представление, между прочим, есть принципиальная установка консервативного мышления вообще. «Всякий человек раздвоен в себе», «всякий человек есть ложь, и всякое слово его, от себя сказанное, есть праздное слово самообольщения». Слово «человек» не звучит для него гордо. Из этого следует, что несовершенный человек не может построить совершенное общество, отсюда принципиальное отвержение Победоносцевым любых перестроек социального бытия. Только государство, построенное на религиозных началах, способно удержать человечество от гибельного хаоса.

Победоносцев свою главную задачу видел в борьбе с агрессивным наступлением «общих начал» и их носителями. Он подвергает последовательной и острой критике те государственные и общественные формы романо-германской цивилизации, которые, будучи плоть от плоти «общих начал, объявлялись общечеловеческими» и «самыми прогрессивными» как самими европейцами, так и русской либеральной интеллигенцией. Навязывание Отечеству чужеродных моделей развития казалось Победоносцеву безумием, самоубийством. В «Московском сборнике» он яростно атакует одни за другими фетиши европейской демократии, будь то система отделения церкви от государства, суд присяжных, «идея правового государства», «свободная пресса», но главной мишенью обер-прокурора станет «священная корова» Запада — парламентаризм.

В наш век, время бурных перемен, как нельзя современны слова Победоносцева: «Мы удивительно склонны, по натуре своей, увлекаться, прежде всего, красивой формой, организацией, внешней конструкцией всякого дела. Отсюда — наша страсть к подражаниям, к перенесению на свою почву тех учреждений и форм, которые поражают нас за границей внешней стройностью. Но мы забываем при этом, или вспоминаем слишком поздно, что всякая форма, исторически образовавшаяся, выросла в истории из исторических условий, есть логический вывод из прошедшего, вызванный необходимостью. Истории своей нельзя никому ни переменить, ни обойти, сама история, со всеми ее явлениями, деятелями, сложившимися факторами общественного быта, есть произведение духа народного, подобно тому, как история отдельного человека есть, в сущности, произведение живущего в нем духа».

Победоносцев назвал парламентаризм «великой ложью нашего времени». Что основано на лжи, то не может быть право. Учреждение, основанное на ложном начале, не что иное, как лживое. Эта истина оправдывается горьким опытом веков и поколений. Победоносцев весьма категорично характеризует идею народовластия как ложную. Из посылки, что всякая власть исходит от народа и в воле народной находит свое обоснование, и проистекает теория парламентаризма, которая вводит в заблуждение массу так называемой интеллигенции, и проникла, к несчастью, в русские безумные головы.

Теория парламентаризма предполагает, что сам народ в народных собраниях творит себе законы, избирает должностные лица, изъявляет непосредственно свою волю и приводит ее в действие. Это в теории все выглядит довольно пристойно и заманчиво. Но на практике ведь все иначе. Народ переносит свое право властвовать на выборные лица, те, в свою очередь, — на еще более узкий круг людей — министров. Все было бы хорошо, если бы министры и депутаты были механическими исполнителями воли народа, не имели бы своих интересов и не подвергались бы влиянию со стороны. Тогда управление действительно исходило бы от парламента и каждый гражданин явно и сознательно участвовал бы в управлении общественными делами.

Однако в классических странах парламентаризма ничего этого в действительности нет. Выборы не отражают волю избирателей, депутаты руководствуются собственным произвольным усмотрением или расчетом. Министры и вовсе самовластны. Скорее они диктуют волю парламенту, чем наоборот. «Если бы потребовалось истинное определение парламента, надлежало бы сказать, — пишет Победоносцев, — что парламент есть учреждение, служащее для удовлетворения личного честолюбия и тщеславия и личных интересов представителей... Как и прежде, правит ими личная воля и интерес привилегированных лиц; только эта личная воля осуществляется уже не в лице монарха, а в лице предводителя партии, и привилегированное положение принадлежит не родовым аристократиям, а господствующему в парламенте и правлении большинству».

Знаменем парламентаризма выступает лозунг «Все для общественного блага». На самом деле, заявляет Победоносцев, парламентаризм есть торжество эгоизма, его высшее выражение. Во время выборов кандидат выставляет себя печальником народа, заступником и благодетелем. Но эти слова выступают в качестве ступенек лестницы для пути к власти. Избиратели для него являются стадом для сбора голосов. Так развивается, совершенствуется целое искусство играть инстинктами и страстями массы для того, чтобы достигнуть личных целей честолюбия и власти.

Выборы — дело искусства, имеющего свою стратегию и тактику. Кандидат не соотносится со своими избирателями напрямую. Между ними и самим кандидатом располагается комитет, штаб, главной силой которого является нахальство. На обывателей обрушивается огромный поток слов, но главное, чтобы в их ушах осели нужные имена и вот, уже повинуясь стадным чувствам, они идут к избирательным урнам. Таким образом нарождается «представитель народа», а если он

еще и энергичен, то непременно постарается создать какую-нибудь партию. Наиболее востребованными качествами депутатов являются не ум и нравственность, а воля и красноречие.

Опыт непререкаемо свидетельствует, отмечает Победоносцев, что в «больших собраниях решительное действие принадлежит не разумному, но бойкому и блестящему слову, что лучше всего действуют на массу, не ясные, стройные аргументы, глубоко коренящиеся в существе дел, но громкие слова и фразы, искусно подобранные, рассчитанные на инстинкты гладкой пошлости, всегда таящиеся в массе».

Не покидает ощущение, что Победоносцев — наш современник. Тем, видимо, и отличается мыслитель от всех других людей, что может понимать настоящее и прогнозировать его развитие.

Величайшее зло конституционного порядка состоит в формировании министерства на партийных началах. Каждая политическая партия одержима стремлением захватить в свои руки правительственную власть. Главный мотив этой игры есть стремление к власти и наживе. Либеральная демократия вместо свободы водворяет насилие и беспорядок в обществе.

Демократическая форма правления, предостерегает Победоносцев, самая сложная и самая затруднительная из всех известных в истории человечества. Вот почему она нигде не держалась так долго, уступая место другим. Он обосновывает очень важный вывод: пороки власти следует искать не в формах правления, а в самом обществе. Тирания и бедность могут иметь место и в республике, а свобода и достаток — в монархическом государстве. Отвергая романо-германскую цивилизацию, Победоносцев считал основой российской государственности Православие, Самодержавие, Народность — знаменитую уваровскую формулу.