То, что мы предлагаем условно именовать судебно-экспертной деятельностью следователя, начинается для него с обнаружения и изъятия объектов, которые в дальнейшем предполагается подвергнуть экспертным исследованиям. Чаще всего это осуществляется в результате осмотра места происшествия, обыска и выемки, т. е. при производстве следственных действий, имеющих, по сути, в качестве основной цель формирования доказательств на основе уголовно-релевантных материальных следов. Изъятие таких объектов, добровольно предоставляемых отдельными лицами (потерпевшими, подозреваемыми и др.), также осуществляется в процессуальном режиме выемки[1].

На нескольких, казалось бы, аксиоматичных, но, увы, не всегда на практике соблюдаемых положениях, связанных с обнаружением и изъятием объектов предстоящих экспертных исследований, следует здесь остановиться.

Во-первых, факт и условия (обстоятельства) обнаружения такого объекта (объектов) должны быть весьма подробно отражены в протоколе соответствующего следственного действия.

Во-вторых, в нем же должен быть отражен факт изъятия данного объекта.

В-третьих, большая часть таких объектов должна быть при их изъятии соответствующим образом упакована и опечатана, что также отражается в протоколе. Несоблюдение этих положений лишает доказательственного значения как сам факт обнаружения и изъятия этих объектов, так и ставит под обоснованное сомнение доказательственную значимость и результатов их последующих экспертных исследований для обоснованности осуществляемого следователем уголовного преследования.

Так, если одежда, снятая при осмотре места происшествия с трупа, тут же не была упакована и опечатана, то обнаружение при экспертизе на ней микрочастиц, аналогичных по своему происхождению с тканью одежды, изъятой у подозреваемого лица, в принципе теряет свою доказательственную силу; в этом случае нельзя исключить, что одежда потерпевшего после изъятия могла соприкасаться с любой иной одеждой и тканью, подобной одежде подозреваемого.

Изъяв определенные объекты, следователь на данном этапе должен решить вопрос о необходимости назначения в отношении их судебного экспертизы (экспертиз), т. е. необходимости или возможности использования для их исследования специальных познаний. Конечно же, заметим, такой вопрос перед следователем не возникает, когда для установления указанных в ст. 196 УПК фактов и обстоятельств производство судебной экспертизы является обязательным.

Следует обратить внимание на то, что изъятие объектов и формулирование оснований для назначения по ним экспертиз — процесс взаимосвязанный и взаимообусловленный: очень многие (если не большинство) объектов изымаются при проведении следственных действий именно с целью последующих их экспертных исследований. Статус вещественных доказательств, в качестве которых часть из них впоследствии должна быть приобщена к уголовному делу, многие из них приобретут, если «сохранили на себе следы преступления» (ст. 81 УПК), что чаще всего и выявляется в результате их экспертных исследований.

И потому представляется заслуживающим внимания и отечественных законодателей содержащаяся в ст. 78 УПК Республики Таджикистан следующая оговорка: «Предмет признается судом вещественным доказательством лишь в случаях, когда его подробным описанием, опечатыванием и другими подобными действиями, проведенными немедленно по его получении, была устранена возможность его подмены, существенного изменения признаков, свойств, имеющихся на нем следов».

Таким образом, общим основанием к назначению большинства судебных экспертиз служат дедуктивные умозаключения следователя, основанные на его криминалистических знаниях и практическом опыте, о механизме следообразования при совершении преступлений, относящихся к определенному виду, а также об имеющихся экспертных возможностях исследования отдельных видов следов. При этом следует иметь в виду приведенные выше классификации экспертиз по областям используемых специальных познаний и направленности на разрешение не только идентификационных, но диагностических и ситуационных задач.

Объекты, подлежащие экспертным исследованиям, должны быть предварительно осмотрены. Цель такого осмотра — установление оснований для назначения соответствующей экспертизы. В ряде случаев для этого достаточно производства их осмотра в рамках того следственного действия, в ходе которого эти объекты обнаруживались и изымались (например, обнаружение на месте убийства или при обыске в доме подозреваемого с целью нахождения предмета, могущего служить орудием преступления, со следами, подозрительными на кровь). В других случаях для того необходимо производство отдельного следственного осмотра. Так, только самостоятельный следственный осмотр множества изъятых при выемке документов позволит выделить из них те, которые требуют технико-криминалистического исследования в первую очередь (например, в связи с обнаружением на отдельных из них нарушения защитной сетки, изменения структуры и цвета на отдельных частях документа, смазанности и искажения имеющихся оттисков печатей и штампов и по другим подобным причинам).

Зачастую основания для назначения экспертизы возникают в результате допроса (свидетеля, потерпевшего, подозреваемого либо обвиняемого) по существу предъявленных им при этом объектов или обстоятельств расследуемого дела в целом.

Скажем, свидетель, осмотрев предъявленный ему при допросе документ, заявляет, что подпись в нем от его имени выполнена не им; обвиняемый объясняет, что выстрел, в результате которого погиб потерпевший, произошел без нажатия им спускового крючка; участник дорожно-транспортного происшествия утверждает, что не имел технической возможности предотвратить наезд на пострадавшего, и т. и.

Совершенно очевидно, что вид назначаемой экспертизы зависит не только от названных выше (и других возможных) оснований для ее назначения, но и, можно сказать, генетически обусловлен наличием в распоряжении следователя к моменту ее назначения объектов для экспертного исследования. Говоря об этом, мы в первую очередь подразумеваем, что далеко не всегда, особенно на первоначальном этапе расследования, следователь имеет возможность для назначения наиболее значимой, как правило, в доказательственном смысле идентификационной экспертизы. Дело в том, что, как известно (и на что обращалось внимание чуть ранее), методологически и методически такая экспертиза может быть проведена лишь при наличии двух объектов — идентифицирующего и идентифицируемого. А зачастую в распоряжении следователя, особенно, как отмечено, на первоначальном этапе расследования, имеется лишь один из них.

Несколько примеров: на месте происшествия изъяты гильзы от патронов, которыми были произведены выстрелы в потерпевшего, но само огнестрельное оружие отсутствует; там же обнаружен след обуви (слепок которого изготовлен в ходе осмотра места происшествия специалистом). На уголовно-релевантном объекте выявлены отпечатки пальцев. Изъят документ, текст которого, по заявлению должностного лица, выполнен не им. Следователю поступило анонимное письмо, содержащее значимые для расследуемого дела сведения. Обнаружена предсмертная записка, выполненная от имени лица, обстоятельства смерти которого вызывают сомнения, и т. д.

Поэтому первоначальной задачей следователя и основным направлением расследования в этих типовых ситуациях является обнаружение недостающего (чаще всего идентифицируемого) объекта. Процесс этот длителен и сложен. Но во многих случаях он может быть оптимизирован использованием результатов своевременно проведенных диагностических исследований уже обнаруженного (чаше всего идентифицирующего) объекта, что, к сожалению, не всегда в должной мере учитывается на практике. Для иллюстрации данного положения используем несколько примеров из следственной практики.

Судебно-баллистическая экспертиза, направленная на разрешение диагностических задач, при исследовании гильз, обнаруженных на месте происшествия, установила, что:

данные гильзы являются частями штатных патронов к пистолету Макарова калибра 9 мм;

выпущены они из одного ствола (одного экземпляра оружия);

этим оружием является пистолет иностранного производства калибра 9 мм, приспособленный для стрельбы штатными патронами к пистолету Макарова.

Данные выводы во многом предопределили направления дальнейшего расследования, ориентировав его на установление лица (лиц) имеющего такой пистолет и возможности приобретать патроны к пистолету Макарова.

Диагностические исследования отпечатков пальцев позволили с весьма высокой степенью вероятности предположить возраст и телосложение человека, их оставившего, что было положено в основу ограничения круга лиц, среди которых следует искать преступника. Такие же исследования следа обуви позволили определить, что они оставлены кроссовками фирмы «Адидас», для обнаружения которых и были произведены обыски у нескольких подозреваемых.

Как сказано, подобные диагностические исследования могут не только оптимизировать направления розыска недостающих для идентификации объектов, но и во многих случаях помогут сузить круг лиц, среди которых следует искать виновного. Также на их основе возможно исключение отдельных лиц из числа подозреваемых или заподозренных в совершении расследуемого преступления.

Так, к примеру, если на одежде и в организме потерпевшей от изнасилования обнаружена сперма определенной группы, а биологические выделения подозреваемого относятся к другой группе, то это однозначно свидетельствует о его непричастности к данному преступлению (по крайней мере, в качестве исполнителя)[2].

Очевидно, что для такого вывода необходимы экспертные исследования биологических образцов данного подозреваемого. Другие образцы жизнедеятельности человека — почерка, голоса определенного лица, оттисков подлинных печатей и штампов и т. и. — не менее широко и активно используются и в идентификационных экспертных исследованиях, выступая при этом в качестве идентифицирующих объектов.

Закон о судебно-экспертной деятельности определяет, что образцы для сравнительного исследования есть «объекты, отображающие свойства или особенности человека, животного, трупа, предмета, материала или вещества, а также другие образцы, необходимые эксперту для проведения исследований и дачи заключения» (ст. 9).

Образцы, представляемые экспертам для сравнительных исследований, классифицируются на свободные (выполненные не в связи с расследованием по уголовному делу; получаются таковые путем производства направленных на то следственных действий, чаще всего выемки или обыска); условно-свободные (выполненные в связи с уголовным делом, но не в связи с назначением соответствующей экспертизы); экспериментальные (истребуемые у лица именно в связи с назначением экспертизы, без которых ее производство невозможно или крайне затруднено).

Самый элементарный и распространенный пример: для того чтобы разрешить вопрос, выполнен ли определенный текст данным лицом, необходимы сравнительные экспертные исследования этого текста с образцами почерка человека, заподозренного в его выполнении.

В связи с этим на подготовительном этапе назначения экспертизы следователь зачастую стоит перед необходимостью получить экспериментальные образцы для сравнительного исследования.

Такое право ему предоставлено ст. 202 УПК, в соответствии с которой:

получение следователем образцов осуществляется на основании его постановления. В нем следователь обосновывает такую необходимость, имея в виду при этом, что образцы для сравнительного исследования у свидетеля или потерпевшего могут быть получены лишь при необходимости проверить, не оставлены ли указанными лицами следы на месте происшествия или на вещественных доказательствах. Ограничений для получения образцов у подозреваемого или обвиняемого закон не содержит;

при получении образцов не должны применяться методы, опасные для жизни и здоровья человека или унижающие его честь и достоинство;

для изъятия образцов в необходимых случаях может быть привлечен специалист. Думается, что биологические образцы жизнедеятельности человека и ряд других без участия специалиста в большинстве случаев получены быть не могут;

об изъятии образцов следователь должен составить соответствующий протокол, в котором необходимо достаточно подробно отразить, какие именно образцы получались, сам процесс их получения, последовавшие заявления и замечания к этим действиям (если таковые, естественно, имели место).

Обратим внимание на то, что ст. 308 УК РФ в настоящее время установлена уголовная ответственность за уклонение потерпевшего от прохождения освидетельствования, от производства в отношении его судебной экспертизы в случаях, когда не требуется его согласие, или от предоставления образцов почерка и иных образцов для сравнительного исследования[3].

В то же время следователи все чаще сталкиваются с ситуацией, когда от добровольного предоставления экспериментальных образцов (в первую очередь почерка и голоса) для последующих экспертных исследований категорически отказываются лица, в отношении которых осуществляется уголовное преследование (подозреваемые и обвиняемые; факты отказа от предоставления экспериментальных образцов потерпевшими и свидетелями встречаются значительно реже).

И в этой связи возникает теоретически и, это главное, практически значимый вопрос о возможности получения экспериментальных образцов, необходимых для экспертных исследований, от подозреваемого, обвиняемого, помимо добровольного их предоставления этим лицом.

Трактуя ст. 51 Конституции Российской Федерации («Никто не обязан свидетельствовать против себя самого, своего супруга и близких родственников, круг которых определяется федеральным законом»), Конституционный Суд РФ в одном из своих Постановлений указал: «Право не свидетельствовать против самого себя должно обеспечиваться на любой стадии уголовного судопроизводства, и это конституционное право предполагает, что лицо может отказаться не только от дачи показаний, но и от представления органам дознания и следователю других доказательств, подтверждающих виновность в совершении преступления»1.

Распространяется ли это позиция Конституционного Суда РФ на проблему получения экспериментальных образцов для сравнительных экспертных исследований?

Исследовав этот вопрос, Д. В. Завьялова верно обратила внимание на то, что «в ст. 73 УПК перечислены виды доказательств, в качестве таковых не названы экспериментальные образы. Это не удивительно, т.к. сами по себе экспериментальные образцы сами по себе не являются доказательствами, сам факт их получения ни опровергает, ни устанавливает виновности лица, они лишь необходимы для экспертного исследования. Поэтому логично предположить, что поставленный вопрос, скорее всего, следует дать отрицательный ответ. Что касается заключения эксперта, которое, несомненно, является доказательством, то в нем содержится методика исследования предоставленных для исследования объектов и основанное на нем его заключение (выводы) Данное заключение не содержит в себе утверждение о виновности или невиновности лица, в нем лишь указано о тождестве либо о его отсутствии между исследуемыми объектами»[4] [5].

А потому представляется вполне обоснованным одно из последующих выводов Конституционного Суда РФ о том, что «закрепление в Конституции Российской Федерации права не свидетельствовать против себя самого не исключает возможности проведения — независимо от того, согласен на это подозреваемый или обвиняемый либо нет, — различных процессуальных действий с его участием (осмотр места происшествия, опознание, получение образцов для сравнительного исследования), а также использования документов, предметов одежды, образцов биологических тка-

Heti и up. в целях получения доказательств по уголовному делу (выделено нами — авт.)»1.

Тем не менее вопрос о возможности получения образцов для сравнительного экспертного исследования в случаях категорического несогласия лица на их добровольное предоставление остается на практике дискуссионным.

Следственная практика выработала два направления решения дилеммы получения экспериментальных образцов подозреваемого, обвиняемого в случаях отказа этого лица от добровольного их предоставления.

Получение требуемых экспериментальных образцов самими экспертами на основании поручения следователя, отраженного в постановлении о назначении экспертизы, в рамках ее производства.

Очевидно, что такая рекомендация в основном касается получения от подозреваемого, обвиняемого биологических образцов его жизнедеятельности. Видимо, следует согласиться с Д. В. Завьяловой, по мнению которой «получение биологических образцов (кровь, слюна, сперма и т. и.) при отсутствии согласия лица на их добровольное предоставление должно производиться экспертом независимо от того, является ли получение образцов частью судебной экспертизы или нет. На наш взгляд, в подобных случаях следователь должен получить санкцию суда на принудительное отбирание экспериментальных образцов, а уже затем поручать проведение данного действия эксперту. Санкция суда необходима ввиду того, что получение образцов связано с вмешательством в организм человека»[6] [7].

Получение требуемых экспериментальных образцов — чаще всего почерка или голоса подозреваемого, обвиняемого — завуалированными способами самим следователем либо по его поручению оперативными сотрудниками органа дознания путем проведения на то направленных оперативно-розыскных мероприятий (либо самим следователем в рамках специально направлен- нои на то тактической операции; о сути этих тактических средств будет говориться далее).

К примеру, в работе В. П. Бахина и других авторов «мастерство раскрытия преступлений» описывается как расследование дела, по которому подозреваемый отказался предоставить следователю образцы своего почерка, выполненного печатными буквами (которыми был выполнен идентифицируемый документ) для проведения почерковедческой экспертизы. Следователь обратился в военкомат с просьбой обязать это лицо заполнить анкету, как то в таких случаях требовалось, печатными буквами. Ничего не заподозривший подозреваемый заполнил представленную анкету и, таким образом, следователь, произведя выемку этого документа из военкомата, получил необходимые образцы1.

Достаточно широко известны случаи, когда образцы и почерка, и голоса для последующих их представления следователем в качестве идентифицирующих объектов для производства соответствующей экспертизы получались от лиц, в отношении которых осуществлялось уголовное преследование, как сказано, путем проведения направленных на то ОРМ.

У нас правомерность таких способов получения экспериментальных образцов для последующих экспертных исследований сомнений не вызывает.

Однако, Конституционный Суд РФ в своем решении от 24 января 2008 г. № 104-0-0 четко сформулировал следующее: «Проведение в связи с производством предварительного расследования по уголовному делу оперативно-розыскных мероприятий не может подменять процессуальные действия, для осуществления которых уголовно-процессуальным законом, в частности статьей 202 «Получение образцов для сравнительного исследования» УПК Российской Федерации, установлена специальная процедура»[8] [9].

Основываясь на этом мнении КС, Верховный Суд РФ, рассматривая в кассационном порядке конкретное уголовное дело, исключил из числа доказательств ряд заключений фоноскопических экспертиз, «поскольку органами предварительного следствия надлежащим образом не выполнены требования статьи 202 УПК РФ в части получения образцов для сравнительного исследования. Образцы голосов обвиняемых были получены скрытно от них, в отсутствие их защитников, без разъяснения им процессуальных прав, результаты проведенных записей бесед с обвиняемыми были сразу же переданы для производства фоноскопических экспертиз, что противоречит положениям ст. 47 и 166 УПК РФ»[10].

Эта правовая позиция даже при нашем с ней несогласии, однако «закон есть закон» (что относится и к толкованию закона Конституционным Судом РФ), несомненно, усложняет, но не исключает производство назначаемой экспертизы. В распоряжении эксперта в таких случаях следователь предоставляет свободные и условно свободные образцы, выполненные идентифицируемым лицом, о сущности которых вкратце говорилось выше, разъяснив эксперту в постановлении о назначении экспертизы причины не- предоставления образцов экспериментальных.

Положительно оценив наличие оснований для назначения той или иной судебной экспертизы и имеющиеся возможности для постановки перед ней диагностических, идентификационных или ситуационных вопросов, следователь на этом же подготовительном этапе должен решить проблемы времени н последовательности их назначения и проведения.

Единственная, пожалуй, принципиальная рекомендация по первой из них для рационализации уголовного преследования — чем ранее, тем лучше. И обусловлена она несколькими факторами. Во-первых, необходимостью своевременного, чаще всего безотлагательного получения в результате экспертизы доказательственной и, как правило, весьма значимой информации. Во-вторых, производство любой, казалось бы, и не очень сложной экспертизы — процесс достаточно, а иногда и весьма длительный. Потому промедление с их назначением зачастую влечет нарушение сроков расследования по делу. Кроме того, в этой же связи оно психологически затрудняет для следователя назначение дополнительной или повторной экспертизы, даже если для того есть все необходимые основания (об этом подробнее речь пойдет позже).

Проблема последовательности назначения экспертиз возникает перед следователем в тех достаточно распространенных случаях, когда по одному объекту следует назначить экспертизы различных классов и видов.

Приведем гипотетический пример: на одежде человека, погибшего в результате ранений, нанесенных ему холодным оружием при совершении на него разбойного нападения, имеются разрезы ткани, пятна крови, предполагается наличие микрочастиц, произошедших вследствие контакта с одеждой нападавшего, а на отдельных ее частях (пуговицах, клапанах карманов) — наличие отпечатков пальцев этого лица.

Подход к решению этого вопроса, на наш взгляд, следующий: от исследования менее стабильных следов к следам более стабильным. Иными словами, в первую очередь назначаются по объекту экспертизы по тем следам, которые более чем другие подвержены различным внешним воздействиям и изменениям.

И потому в приведенном примере логична следующая последовательность назначения экспертиз: исследования микрочастиц, дактилоскопическая экспертиза, биологическая (судебно-медицинская экспертиза вещественных доказательств), трасологическая, носящая диагностический характер относительно особенностей оружия, повредившего ткань одежды.

Подготовительный этап назначения экспертизы завершается определением экспертного учреждения или лица (лиц), которому следует поручить ее проведение.

Чаще всего следователь имеет возможность поручить производство экспертизы экспертному учреждению.

В настоящее время в нашей стране сложилась следующая система государственной экспертизы.

1. Экспертные учреждения при Министерстве юстиции РФ. Научно-методическое руководство ими осуществляет Федеральный центр судебной экспертизы; в нем же производятся самые сложные, чаще всего повторные экспертизы. На региональном уровне (в столицах республик, наиболее крупных областных и краевых центрах) такие функции выполняют региональные центры судебной экспертизы.

Во всех областных городах созданы лаборатории (научно-исследовательские центры) судебных экспертиз, которые производят большую часть как первичных, так и повторных традиционных и нетрадиционных экспертиз практически всех видов и классов и не только криминалистических, но и экономических, товароведческих и т. д.

Экспертные учреждения при Министерстве внутренних дел РФ состоят из следующих подсистем: Экспертно-криминалистический центр, выполняющий, по сути, те же функции, что РФЦСЭ в экспертных учреждениях Минюста России; экспертно-криминалистические управления (отделы) при областных (краевых) управлениях МВД России; экспертно-криминалистические отделы при районных отделах внутренних дел, проводящие традиционные и достаточно методически несложные виды экспертных исследований (дактилоскопические, холодного оружия и т. и.). Кроме того, сотрудники экспертно-криминалистических учреждений МВД участвуют в производстве следственных действий в качестве специалистов, а также обеспечивают оперативно-розыскную деятельность органов дознания, давая как экспертные заключения, так и справки или заключения специалистов по возникающим при этом вопросам (является ли изъятое у задержанного лица вещество наркотическим, предмет — огнестрельным оружием и т. и.).

Особо отметим, что практически аналогичные функции в настоящее время весьма активно и успешно выполняют сотрудники Главного управления криминалистики Следственного комитета РФ и его подразделений в областных, краевых управлениях СК РФ.

Судебно-экспертные учреждения Федерального агентства по здравоохранению и социальному развитию (Росздрав), по сути, состоят из аналогичных по уровню звеньев. Возглавляются они, соответственно, Республиканским центром судебно-медицинской экспертизы Росздрава и Государственным научным центром социальной и судебной психиатрии им. В. И. Сербского. На местах (в областных, краевых центрах) имеются бюро судебно-медицинской экспертизы и постоянно действующие экспертные комиссии, производящие психиатрические экспертизы.

Экспертные учреждения имеют и некоторые иные правоохранительные органы и ведомства: Федеральная служба безопасности Российской Федерации, Минобороны России, Федеральный таможенный комитет и т. д.

Однако далеко не всегда государственные экспертные учреждения располагают специалистами в тех областях науки, техники, ремесла, искусств, использование знаний в которых необходимо следователю при расследовании конкретных уголовных дел. В таких случаях, в соответствии со ст. 195 УПК РФ, он имеет право поручить производство экспертизы физическому лицу (лицам), такими знаниями обладающему.

К примеру, в последнее время в таких ситуациях зачастую оказываются следователи при необходимости экспертных лингвистических исследований (письменных, звуковых) текстов, а также при назначении отдельных разновидностей психологических экспертиз, ибо многие экспертные учреждения, во всяком случае, регионального уровня, соответствующих штатных специалистов не имеют.

Само назначение следователем судебной экспертизы складывается из нескольких элементов, круг которых в целом очерчен ст. 195, 197, 199 УПК.

«Признав необходимым производство экспертизы, следователь выносит об этом постановление, в котором указываются основания для назначения экспертизы, фамилия эксперта или наименование учреждения, в котором должна быть произведена экспертиза, вопросы, поставленные перед экспертом, и материалы, предоставляемые в распоряжение эксперта» (ч. 1 ст. 195 УПК).

Указания на основания составляют заключительные содержательные положения описательной части постановления о назначении экспертизы. Им должно предшествовать изложение обстоятельств дела, вызвавших у следователя потребность в использовании специальных знаний для экспертного исследования связанных с излагаемыми обстоятельствами объектов.

Наиболее принципиальная рекомендация об объеме описательной части постановления о назначении экспертизы следующая: эксперту надо сообщать лишь те данные, которые требуются ему для полных и обоснованных ответов на поставленные на разрешение вопросы.

Цель этой рекомендации — исключить возможные психологические «накладки», которые могут повлечь как осознанное, так и зачастую не полностью осознаваемое желание эксперта своим заключением, своими ответами «помочь» следствию в «изобличении уже известного злодея». В этой же связи категорически недопустимо описание следователем обстоятельств и констатация в нем фактов, носящих, в сути своей, наводящий характер.

Так, назначая идентификационную трасологическую экспертизу ножа, изъятого у Н., по следу холодного орудия, который был обнаружен на ребре, извлеченном из трупа убитого, следователь в постановлении указал: «Н. материалами дела полностью изобличен в совершении данного убийства. Однако, желая уйти от ответственности, он отрицает данный факт. А потому, учитывая, что для установления того, что именно этим ножом был нанесен смертельный удар потерпевшему [...] назначить трасологическую экспертизу...».

Во многом предопределенный таким «беспристрастным» изложением обстоятельств дела положительный ответ эксперта на вытекающий из них вопрос в дальнейшем повторной комиссионной экспертизой был признан несостоятельным и методически необоснованным.

В то же время совершенно очевидно, что при назначении экспертиз различных классов, родов и видов объем описательной части постановления должен быть различным. Так, при назначении ситуационной автотехнической экспертизы описательная часть постановления должна содержать весьма подробные данные об исходных данных (обстоятельства, касающиеся самого факта ДТП, сведения о тормозном пути автомашины, состоянии покрытия дороги, метеоусловиях, наличии или отсутствии запретительных и иных знаков и т. и.).

Напротив, описательная часть постановления о назначении судебно-баллистической экспертизы идентификационного характера должна быть ограничена лишь указаниями на то, где и в ходе какого именно следственного действия обнаружены идентифицирующий и идентифицируемый объекты (скажем, при осмотре места происшествия обнаружены гильзы, при обыске в доме подозреваемого Н. изъят пистолет).

Очень важным компонентом данного этапа назначения судебной экспертизы является формулировка следователем вопросов, ставящихся на разрешение экспертов (они излагаются в резолютивной части постановления). В этом отношении теория и практика выработала ряд следующих основных рекомендаций.

Во-первых, вопросы должны иметь именно экспертный характер, а не касаться таких, для решения которых специальные познания не требуются.

Автор, например, сталкивался с постановлениями о назначении судебно-баллистических экспертиз, вопросы в которых звучали следующим образом: «Является ли изъятый у обвиняемого пистолет «ТТ» № ... огнестрельным оружием?» и (еще оригинальней) «Возможно ли увидеть полет (движение) пули невооруженным глазом?».

Во-вторых, они не должны выходить за пределы компетенции назначаемого вида и класса экспертизы. Нельзя, скажем, ставить на разрешение назначаемой технико-криминалистической экспертизы документов вопросы, относящиеся к идентификационной или диагностической экспертизе почерка; перед судебно- медицинским экспертом — вопросы идентификационного трасологического характера и т. и.

В-третьих, эти вопросы должны быть предельно конкретными и недвусмысленными. Только такая их формулировка позволит получить на них такие же конкретные и недвусмысленные ответы. При этом данная рекомендация касается всех видов экспертиз как идентификационного, так и диагностического и ситуационного характера.

Несколько примеров такой формулировки вопросов (по различным, наиболее типовым видам судебных экспертиз):

Ивановым или другим лицом выполнен текст представленного на исследование документа;

пригоден ли представленный на экспертизу отпечаток пальца для идентификации;

имел ли водитель Иванов в ситуации, изложенной в описательной части постановления, техническую возможность предотвратить наезд на потерпевшего;

возможно ли производство выстрела из представленного на исследование экземпляра охотничьего ружья без нажатия на спусковой курок;

время наступления смерти потерпевшего;

какова причина смерти потерпевшего и способ ее причинения?

В-четвертых, при постановке вопросов в постановлении о назначении экспертизы следователю надо учитывать существование методически обоснованных экспертных возможностей их разрешения. Это обусловливает, напомним, целесообразность для следователя получать консультации у специалистов (в том числе и у тех, которым будет поручено производство экспертизы) о таковых возможностях, а иногда с учетом этого согласовывать с ними конкретные формулировки отдельных вопросов.

В то же время нам представляется, что в ряде случаев целесообразна постановка перед экспертами вопросов, на которые заведомо для следователя последние откажутся дать однозначный ответ — именно в связи с отсутствием методических обоснованных экспертных возможностей их разрешения. Такие выводы экспертов (называемые «заключение о невозможности дачи заключения») снимут в том неопределенность, предупредят иных участников уголовного процесса (тех же обвиняемых, их защитников, прокурора, суд), почему определенный вопрос экспертным путем не исследовался.

Такая ситуация прямо предусмотрена ст. 16 Закона о судебноэкспертной деятельности: эксперт обязан «составить мотивированное письменное сообщение о невозможности дать заключение и направить данное сообщение в орган или лицу, которые назначили судебную экспертизу, если поставленные вопросы выходят за пределы специальных знаний эксперта, объекты исследований и материалы дела непригодны или недостаточны для проведения исследований и дачи заключения и эксперту отказано в их дополнении, современный уровень развития науки не позволяет ответить на поставленные вопросы».

Как то предписывает закон, в постановлении о назначении экспертизы должны быть перечислены материалы, представляемые в распоряжение эксперта.

Основные требования к этому элементу процесса назначения экспертизы, на наш взгляд, следующие.

Во-первых, эти материалы должны быть допустимыми для их экспертного исследования, что означает их получение следователем лишь в порядке, предусмотренном УПК для их использования в уголовном процессе (в результате произведенных следственных действий, приобщения к уголовному делу материалов оперативно-розыскной деятельности, в частности, выполненных в ходе ее аудио- и видеозаписей, и т. п.).

Во-вторых, представляемые эксперту материалы в необходимых случаях (о которых говорилось выше) должны быть надлежащим образом упакованы и опечатаны, что особо должно быть отражено в постановлении при перечислении представляемых материалов. Данное требование направлено на исключение сомнений в том, не внесены ли в эти объекты (материалы) умышленные или неосторожные изменения после их изъятия при проведенных соответствующих следственных действиях.

Потому неслучайно, что содержательная часть заключения эксперта начинается с перечисления поступивших на исследование объектов, их описания, начиная с того, упакованы ли эти объекты и как именно.

В-третьих, представляемые материалы должны быть достаточными для разрешения по ним экспертом поставленных следователем вопросов. В противном случае, очевидно, производство экспертизы невозможно, либо оно будет некорректным в методическом отношении.

Тут же отметим, что материалы уголовного дела в полном объеме, на наш взгляд, должны предоставляться эксперту лишь в крайне необходимых для того случаях (опять же для исключения возможности их психологического «наводящего» воздействия на эксперта, которое может сказаться на объективности его заключения, о чем подробнее говорилось выше). Чаще всего материалы уголовного дела необходимы эксперту при производстве неидентификационных исследований диагностического или ситуалоги- ческого характера таких, например, как психиатрическая, психологическая, автотехническая и тому подобные судебные экспертизы.

«Следователь знакомит с постановлением о назначении экспертизы подозреваемого, обвиняемого, его защитника и разъясняет им права, установленные статьей 198 настоящего Кодекса. Об этом составляется протокол, подписываемый следователем и лицами, которые ознакомлены с постановлением» (ч. 3 ст. 195 УПК).

С прагматической точки зрения (а мы здесь рассматриваем, как и ранее, лишь те положения закона, которые несут именно такую нагрузку для осуществления уголовного преследования) этот компонент процесса назначения следователем экспертизы предполагает обоснованное решение вопроса о времени ознакомления перечисленных выше лиц с постановлением о назначении экспертизы.

Рекомендация в этом отношении очевидна и однозначна, так же как и само назначение экспертизы: чем раньше, тем лучше. И обусловлена она как минимум двумя причинами.

Во-первых, это позволит следователю своевременно изменить или дополнить свое постановление о назначении экспертизы в случаях необходимости удовлетворения ходатайств обвиняемого, заявленных при ознакомлении с постановлением о назначении экспертизы (ст. 198 УПК).

Если постановление о назначении экспертизы объявляется обвиняемому и его защитнику не только после направления его для исполнения, но уже и после самого производства экспертизы, то перед следователем, рассматривающим ходатайство, заявленное обвиняемым в рамках его вышеуказанных прав, возникает дилемма. Ему нужно либо удовлетворить его, несмотря на то, что это логично приведет к замедлению расследования, а зачастую к нарушению его срока (не говоря уже о весьма существенных экономических дополнительных затратах на проведение повторной или дополнительной экспертной работы), либо, так сказать, «закрыв глаза», необоснованно отказать в удовлетворении даже существенных ходатайств обвиняемого. Увы, практика показывает, что именно последний путь разрешения этого вопроса, хотя он, очевидно, свидетельствует об ущербности проводимого расследования, в настоящее время достаточно широко распространен.

Во-вторых, своевременное ознакомление подозреваемого и обвиняемого с постановлением о назначении экспертизы, сопрягаемое с тактически грамотным разъяснением ему экспертных возможностей для ответов на обозначенные следователем в постановлении вопросы, само по себе можно использовать для допустимого воздействия на обвиняемого в логической целесообразности для того дачи правдивых «признательных» показаний[11].

Так, на разрешение технической экспертизы по делу о контрабанде деталей и агрегатов к боевой авиационной технике следователь поставил три вопроса. По ознакомлению с постановлением о назначении этой экспертизы защита заявила ходатайство о постановке перед экспертом еще пяти сформулированных адвокатом обвиняемого дополнительных вопросов. Данное ходатайство следователем было полностью удовлетворено, что убедило обвиняемого в объективности производимого расследования и, как следствие, привело к возникновению между следователем и обвиняемым устойчивого психологического контакта.

Обратим при этом внимание на следующее: УПК, как отмечено, обязывает знакомить с постановлением о назначении экспертизы не только обвиняемого, но и подозреваемого. Конечно же, подозреваемый еще не обвиняемый; более того, далеко не все лица, в определенный момент находящиеся в процессуальном статусе подозреваемого, становятся в дальнейшем обвиняемыми по делу. И потому при предлагаемом решении этого вопроса может возникнуть ситуация, когда по одному делу постановление о назначении экспертизы должно будет предъявляться нескольким лицам, последовательно приобретающими по делу статус подозреваемого, что в некоторой степени усложняет расследование. Добавим также, что если в деле к моменту назначения экспертизы участвует адвокат-защитник обвиняемого (подозреваемого), то оптимальным представляется совместное их ознакомление с постановлением о назначении экспертизы[12].

Если экспертиза производится в отношении потерпевшего, он также имеет право знакомиться с постановлением о ее назначении, заявлять отвод эксперту или ходатайствовать о ее производстве в другом экспертном учреждении (ст. 198 УПК).

«Следователь вправе присутствовать при производстве экспертизы» (ст. 197 УПК).

Сразу отметим, что к данной закрепленной в законе рекомендации отношение в литературе неоднозначно. Так, Р. С. Белкин, критически проанализировав мнения о цели, для достижения которой следователь может присутствовать при производстве экспертизы, и его возможностях при таком присутствии, считает приведенную норму «примером бессодержательности процессуальной формы»[13].

Не думаем, что это так. На наш взгляд, в таком присутствии в необходимых случаях есть и смысл, и свои возможности.

Во-первых, это оперативное получение следователем экспертной информации, ибо от содержательного производства экспертизы до составления письменного экспертного заключения и получения его следователем — дистанция если не огромного размера, то достаточно длительная.

Во-вторых, к сожалению, далеко не всегда, производя экспертизу, эксперт реализует свое право при установлении обстоятельств, имеющих значение по делу, по поводу которых ему не были поставлены вопросы, указывать на них в своем заключении (ст. 204 УПК). Если эти обстоятельства станут своевременно известны следователю, а это возможно чаще всего именно тогда, когда он присутствует при производстве экспертизы, то это позволит ему своевременно поставить перед экспертом дополнительные вопросы или назначить другую необходимую экспертизу для исследования таковых обстоятельств. Проиллюстрируем это положение примером из следственной практики.

Изучая материалы уголовного дела, поступившего к нему для производства дополнительного расследования, следователь обратил внимание, что в исследовательской части заключения судебно- медицинской экспертизы мельком описан причиненный режущим орудием след на одной из костей трупа. На его вопрос, почему же кость, на которой имелся след, при производстве экспертизы не была изъята, судебно-медицинский эксперт с «олимпийским спокойствием» сообщил, что следователь, производивший первоначальное расследование дела, соответствующий вопрос в постановлении не ставил и такого задания не давал, сам следователь при производстве экспертизы не присутствовал. Потому-то он, эксперт, не считал себя обязанным отражать данное обстоятельство в экспертных выводах, тем более изымать кость.

С учетом того, что у обвиняемого в убийстве В. при его задержании был изъят и приобщен к делу нож, следователь принял решение о производстве эксгумации трупа. Назначенная затем трасологическая экспертиза дала категорическое заключение, что именно ножом В. был оставлен след на кости, изъятой при эксгумации из трупа потерпевшего, что явилось затем одним из наиболее веских доказательств обвинения В. в совершении убийства.

Убеждены, что если бы следователь присутствовал при производстве судебно-медицинской экспертизы трупа, то эти обстоятельства были бы выявлены и исследованы своевременно и В. был бы изобличен в совершении убийства значительно ранее, чем через два года, как это имело место в данном конкретном случае.

В-третьих, в ряде случаев составной частью экспертизы является участие эксперта в производстве допросов и других следственных и судебных действий, в ходе которых он имеет право задавать допрашиваемым вопросы, относящиеся к предмету экспертизы (ст. 57 УПК РФ). Производя по ходатайству эксперта таковые действия и фиксируя в их протоколах вопросы эксперта и ответы на них допрашиваемого, следователь тем самым, по сути, присутствует при производстве экспертизы. Также приведем по этому поводу пример из следственной практики.

На разрешение эксперта в области медицинской криминалистики следователем был поставлен вопрос о механизме происхождения брызг крови на одежде П., обвиняемого в убийстве Б., совершенного неоднократными ударами молотка в голову. По ходатайству эксперта следователь произвел повторный осмотр места происшествия с участием эксперта и обвиняемого. В процессе осмотра эксперт задал последнему ряд уточняющих вопросов о ряде других обстоятельств. В дальнейшем эксперт использовал протокол данного осмотра с зафиксированными в нем ответами обвиняемого для обоснования своего заключения по интересовавшему следователя вопросу.

Наконец, в-четвертых: как известно, подозреваемый и обвиняемый с разрешения следователя имеют право присутствовать при производстве экспертизы и давать объяснения эксперту (и. 5

ч. 1 ст. 198 УПК РФ). Наиболее часто такие ходатайства заявляются этими субъектами при назначении судебно-бухгалтерских, финансово-экономических и технических экспертиз. В таких случаях присутствие следователя при производстве экспертизы будет, на наш взгляд, способствовать сглаживанию и разрешению конфликтов, которые весьма часто, как то показывает следственная практика, возникают при этом между экспертом и обвиняемым, считающим себя (а зачастую и действительно являющимся) специалистом в исследуемых экспертом вопросах.

После получения заключения произведенной судебной экспертизы следователь переходит к «работе» с ним. Слагается этот этап «судебно-экспертной деятельности следователя» также (как и предыдущий) из ряда следующих элементов.

1. Анализ поступившего экспертного заключения.

Чаще всего — и это, видимо, психологически объяснимо — следователь начинает его с изучения того, насколько выводы эксперта значимы в доказательственном плане. Иными словами, оценивает, можно ли и каким образом использовать их в определении направлений дальнейшего расследования, подтверждают ли они или опровергают ту или иную следственную версию.

Такой анализ предполагает и проверку соответствия содержания заключения эксперта требованиям, предъявляемым к таковым ст. 204 УПК (и ст. 25 Закона о судебно-экспертной деятельности). В соответствии с ними:

«В заключении эксперта указываются:

дата, время и место производства судебной экспертизы;

основания производства судебной экспертизы;

должностное лицо, назначившее судебную экспертизу;

сведения об экспертном учреждении, а также фамилия, имя и отчество эксперта, его образование, специальность, стаж работы, ученая степень и (или) ученое звание, занимаемая должность;

сведения о предупреждении эксперта об ответственности за дачу заведомо ложного заключения;

вопросы, поставленные перед экспертом;

объекты исследований и материалы, представленные для производства судебной экспертизы;

данные о лицах, присутствовавших при производстве судебной экспертизы;

содержание и результаты исследований с указанием примененных методик».

Затем следователь анализирует, на все ли поставленные перед экспертом вопросы в своем заключении ответил эксперт. При этом могут быть выявлены три обстоятельства:

эксперт ответил на все поставленные ему на разрешение вопросы;

отказы в ответах на некоторые из них экспертом в заключении обоснованы теми или иными причинами, например тем, что решение их выходит за пределы компетенции данной экспертизы, или отсутствием научно обоснованной методики исследования для их разрешения;

эксперт просто упустил в своих выводах ответы на исследованные им в заключении вопросы. В двух последних ситуациях, как представляется, следователь как минимум должен воспользоваться своим правом, предоставленным ему ст. 205 УПК, на допрос эксперта с целью разъяснения или дополнения данного им заключения.

Далее следователь должен проанализировать полученное им экспертное заключение с позиций научной и методической обоснованности проведенных исследований и сделанных по их результатам в заключении выводов.

Это, пожалуй, наиболее сложная проблема, стоящая перед следователем на данном этапе. Действительно, как на то обращает внимание Р. С. Белкин в вышеуказанной монографии, следователь далеко не всегда «может квалифицированно судить о содержании проведенных исследований, поскольку для этого следует оценить примененные экспертом методы и методики, иметь представление о разрешающей способности, эффективности и точности методов, об апробации и научности методик и т. и.»[14].

Естественно, в данных случаях «речь идет о сложных экспертных исследованиях с использованием современных методов, отнюдь не отличающихся наглядностью и доступностью для простого наблюдения результатов, когда на десятках страниц, заполненных формулами и расчетами, описывается процесс экспертного исследования»1.

Так, в отечественной журналистике (со ссылками на зарубежные первоисточники) приводятся многочисленные описания ошибочных заключений экспертов, основанных на анализе ДНК, который, по мнению многих криминалистов, «превратился в последнюю инстанцию, потому что он не чьи-то домыслы, а чистая, дистиллированная наука, которая не может соврать». Но в то же время, в 2010 г. ученые из Великобритании и США провели эксперимент, отдав на повторное исследование материалы из дела по изнасилованию, в котором ранее подсудимого признали виновным. В результате 12 из 17 судмедэкспертов заключили, что ДНК обвиняемого не было в генетическом «коктейле» из тела жертвы, четверо объявили, что однозначный вывод на основании имеющихся данных сделать невозможно, и только один посчитал, что искомая ДНК в образце есть[15] [16].

При оценке обоснованности полученного экспертного заключения нельзя также исключить возможное влияние на его обоснованность так называемой «неумышленной предвзятости эксперта»[17].

Причины этого феномена объясняются (в статье, из которой мы заимствовали выше приведенные примеры), в частности, тем, что «эксперты зачастую работают в одном здании с полицейскими, постоянно общаются, их торопят с анализом, они краем уха слышат, что подозреваемый — монстр-отец, а жертва — шестилетний ребенок, — и вот уже над объективной наукой сгущаются тучи предвзятости».

Сказанное еще раз подтверждает все сложности и при этом повышенную необходимость углубленного анализа следователем экспертных заключении, выполненных с применением новейших методик и современных технологий.

Выскажем свое мнение о возможных путях решения этой сложнейшей проблемы (Р. С. Белкин называл требование закона об оценке следователем экспертного заключения «процессуальной ловушкой»).

Во-первых, по нашему разумению, сталкиваясь с подобным заключением, следователь, как то предлагается и для предыдущей ситуации, должен допросить эксперта для разъяснения им «понятным и членораздельным» языком логики и методик своих исследований (о разрешающей способности определенной аппаратуры, об апробации и научности использованных методик и т. п.). Кстати сказать, ст. 8 уже неоднократно цитируемого Закона «О судебно-экспертной деятельности» предписывает, что «заключение эксперта должно основываться на положениях, дающих возможность проверить обоснованность и достоверность сделанных выводов на базе общепринятых научных и практических данных».

Попутно заметим, что в ст. 88 УПК Республики Молдова в этом отношении содержится весьма содержательное положение: в своем заключении эксперт обязан «отделить выводы, полученные с использованием компьютерных программ или литературы по специальности, достоверность которых им не проверялась». Думается, далеко не лишним явилось бы дополнение аналогичным требованием и ст. 204 нашего УПК.

Во-вторых, в таких ситуациях возможно назначение повторной или при возникновении в том необходимости дополнительной судебной экспертизы. Особо их назначение и проведение требуется в тех случаях, когда анализируемое заключение эксперта является если не единственным, то наиболее значимым доказательством, изобличающим или оправдывающим обвиняемого, либо когда от его обоснованности зависит в целом направление дальнейшего расследования по делу, либо, наконец, если оно в принципе противоречит другим материалам расследуемого дела.

4. Еще одним элементом данного этапа «экспертной» работы следователя является ознакомление обвиняемого с заключением эксперта, а также с протоколом допроса эксперта. При этом обвиняемый (другое лицо, которого следователь в соответствии с законом обязан ознакомить с этими процессуальными документами) имеет право дать свои объяснения и заявить возражения, а также просить о постановке дополнительных вопросов эксперту и о назначении дополнительной или повторной экспертизы.

Очевидно, что если в деле участвует защитник обвиняемого, то эти доказательства следует предъявлять им одновременно, ибо, разумеется, чаще всего адвокат более глубоко и полно, чем его подзащитный, может их оценить и точнее сформулировать по ним мнение.

Весьма неоднозначен и в то же время важен для рационализации осуществляемого следователем уголовного преследования вопрос о времени ознакомления обвиняемого с заключением эксперта.

Позволим себе сформулировать несколько «экстремальную» рекомендацию: если полученное экспертное заключение если не подтверждает, то, по крайней мере, не противоречит сути осуществляемого следователем уголовного преследования, во всяком случае, не подрывает его обоснованности, то подозреваемого, обвиняемого следует знакомить с ним незамедлительно.

В противном случае, думается, возможно несколько и отложить выполнение данной, несомненно, принципиально важной и необходимой для обеспечения объективности расследования обязанности до получения в этом интервале новых доказательств обоснованности уголовного преследования данного лица либо для формулирования и проверки версии о совершении преступления иным лицом.

Но, думается нам, в любом случае до ознакомления подозреваемого, обвиняемого с поступившим заключением экспертизы он должен быть дополнительно допрошен по обстоятельствам, связанным с этим заключением.

Если показания допрашиваемого, отрицающего свою причастность к совершению преступления или значимые обстоятельства его совершения, будут противоречить обоснованным выводам экспертизы, то в дальнейшем они (эти противоречия) могут быть использованы в тактическом и доказательственном отношении по изобличению данного лица.

Особую значимость выполнение этой рекомендации приобретает, когда данное лицо дает «признательные» показания. Если они будут соответствовать заключению экспертизы, «вписываться» в него, по крайней мере, ему не противоречить, то такой допрос (при котором у допрашиваемого следует уточнять, что он дает показания, не будучи еще ознакомлен с заключением эксперта) достаточно убедительно будет свидетельствовать о достоверности даваемых им показаний[18].

Однако практика показывает, что нередко следователи, пользуясь тем, что действующий УПК вопрос о времени, когда подозреваемый, обвиняемый должен быть ознакомлен с заключением судебной экспертизы, не опосредует, относятся к его решению исключительно формально. Увы, часто это действие выполняется следователями либо буквально накануне завершения расследования, либо они практически совмещают его с ознакомлением обвиняемого с материалами дела в порядке ст. 217 УПК. При этом напомним, что так же обстоит дело с ознакомлением обвиняемого и с самим постановлением о назначении экспертизы. Понятно, что в такой ситуации удовлетворение следователем даже обоснованных ходатайств обвиняемого и его защитника, связанных с заключением экспертизы, крайне затруднено. И потому неслучайно, что весьма часто всем известное столь длительное рассмотрение уголовных дел в суде обусловливается как раз необходимостью проведения дополнительных или повторных экспертиз, в назначении которых в описанных выше ситуациях было отказано при предварительном расследовании преступления. И, что главное в изучаемом нами отношении, заключения проведенных в суде названных видов экспертиз могут существеннейшим образом сказаться на обоснованности осуществления в нем государственным обвинителем уголовного преследования, вплоть — в ряде случаев, уже имевших место в судебной практике, — до отказа прокурора от его продолжения, а потому от дальнейшего поддержания обвинения.

Полагаем, что в уголовно-процессуальном законе должен быть установлен срок как минимум, не позднее которого до окончания предварительного расследования следователь должен ознакомить обвиняемого с заключением экспертизы. Он должен быть достаточным для удовлетворения обоснованных ходатайств как потерпевшего, так и стороны защиты о назначении и проведении дополнительной и (или) повторной экспертизы1.

Сейчас же данное положение об ознакомлении названных лиц в сроки, дающие возможность обеспечить удовлетворения таких ходатайств, следует рассматривать как рациональную для всех следственных ситуаций и при расследовании преступлений любых видов рекомендацию.

Говоря об этом, нельзя хотя бы вкратце не остановиться на такой проблеме.

Как известно, Федеральным законом от 4 марта 2013 г. внесены существенные изменения в ст. 144 УПК РФ, в частности, ими, наконец, позитивно разрешены многолетние теоретические дискуссии о возможности назначения и производства судебной экспертизы в стадии возбуждения уголовного дела.

И в то же время одна из правовых новелл, связанная с возможностью назначения производства судебной экспертизы на данной стадии, вызывает у нас резкое неприятие.

Мы имеем в виду следующее.

В случаях, когда судебная экспертиза была назначена и произведена до возбуждения уголовного дела, как в настоящее время указано в ст. 144 УПК, «если после возбуждения уголовного дела стороной защиты или потерпевшим будет заявлено ходатайство о производстве дополнительной либо повторной судебной экспертизы, то такое ходатайство подлежит удовлетворению».

Авторы Пояснительной записки к законодательному проекту этой новеллы необходимость дополнения ее УПК обосновывали целью «обеспечения гарантий соблюдения прав подозреваемых и обвиняемых, в частности целого ряда прав при назначении и производстве экспертизы»[19] [20].

Цель, несомненно, благая с правовой точки зрения и вполне респектабельная для обеспечения прав и законных интересов потенциальных потерпевших, подозреваемых и обвиняемых по уголовному делу.

Однако такая же ситуация касательно «целого ряда прав при назначении и производстве экспертизы» подозреваемых и обвиняемых, как известно, штатная и по возбужденным уголовным делам.

Множество необходимых судебных экспертиз назначается и производится до появления по ним подозреваемых, а тем более обвиняемых (в ряде случаев и пострадавшего от преступления, наделенного к этому моменту процессуальным статусом потерпевшего).

После появления в деле этих фигурантов они знакомятся и с постановлениями о назначении экспертиз, и заключениями экспертов, после чего имеют права ходатайствовать о назначении повторных и дополнительных экспертиз.

И каких-либо принципиальных и реалистических возражений против такого порядка обеспечения прав подозреваемых и обвиняемых по уголовным делам в литературе не высказывается.

В то же время известно, что назначение и производство и повторной, и дополнительной экспертизы предполагает наличие для того указанных выше должных оснований.

Ст. 144 УПК названные требования к основаниям назначения повторной или дополнительной экспертизы игнорирует.