Как сообщает Р. С. Белкин, термин «версия» был впервые употреблен С. А. Голунским в первом же отечественном учебнике «Криминалистика» в 1935 г., а определение этого понятия было сформулировано в 1940 г. Б. М. Шавером следующим образом: «Под версией понимается основанное на материалах дела предположение следователя о характере расследуемого события, мотивах, в силу которых оно совершено, и лицах, которые могли совершить преступление»1.

В современной специальной литературе понятие и содержание следственных версий в силу очевидной значимости связанных с ними проблем постоянно и плодотворно исследовались (и продолжают изучаться) рядом известных криминалистов: Р. С. Белкиным, Л. Я. Драпкиным, В. Е. Коноваловой, А. М. Лариным, Я. Пещаком и многими другими учеными.

Вот как чаще всего в литературе формулируются видение следственной версии.

Р. С. Белкин: «Криминалистическая версия — это обоснованное предположение относительно отдельного факта или группы фактов, имеющих или могущих иметь значение для дела, указывающее на наличие и объясняющее происхождение этих фактов, их связь между собой и содержание и служащее целям установления объективной истины» («Криминалистическая энциклопедия»),

Я. Пещак: «Следственная версия — это обоснованное собранным материалом предположение следователя о формах связи и причине отдельных явлений расследуемого события (или его в целом) как одно из возможных объяснений установленных к этому времени фактов и обстоятельств дела»[1] [2].

Л. Я. Драпкин: «Следственная версия — это обоснованное предположение следователя, дающее одно из возможных и допустимых объяснений уже выявленных исходных данных (фактической базы), позволяющее на их основе, во взаимодействии с теоретической базой, вероятно (неоднозначно) установить еще недоказанные (неизвестные) обстоятельства, имеющие значение для дела»1.

Наиболее сложное определение сформулировано А. М. Лариным, по мнению которого «следственная версия — это строящаяся в целях установления объективной истины по делу интегральная идея, образ, несущий функции модели исследуемых обстоятельств, созданный воображением (фантазией), содержащий предположительную оценку наличных данных, служащий объяснением этих данных и выраженный в форме гипотезы»[3] [4].

Не ставя перед собой задачи анализировать многочисленные проблемы, связанные с приведенными дефинициями, сразу скажем, что, по нашему разумению, версия выступает как предполагаемая с moil или иной степенью вероятности (обоснованности) причина известных на момент ее выдвижения следствий — результатов преступления, других материальных и нематериальных следов от него.

Делая такой вывод, мы исходим из слов Гегеля о сущности процесса познания: «Человек, — писал он, — не удовлетворяется одним лишь знакомством с явлением... он хочет знать, что скрывается за последним, что оно собой представляет, хочет его постигнуть. Мы поэтому размышляем, стремимся узнать причину... Мы, таким образом, удваиваем явление, ломаем его надвое: на внутреннее и внешнее, на силу и проявление, на причину и следствие»[5].

Так и следователь, столкнувшись с проявлением силы в виде результатов и других следов преступления, размышляет, стремится познать эту силу, установить, кто и при каких обстоятельствах совершил преступление. Иными словами, выдвигая и формулируя версию, следователь конструирует цепи причинности между известными ему следствиями преступления и предполагаемой их причиной.

Следствия — результаты, материальные, виртуальные и идеальные следы преступления — выступают в качестве основания, причины выдвижения соответствующей версии. Подобные причины в философии именуются специфическими, т. е. такими, которые при наличии многих других обстоятельств, имевшихся в данной ситуации еще до наступления следствий, непосредственно ведут к появлению именно этих следствий.

Следствия в виде результатов и иных следов преступления на момент выдвижения версий обычно установлены и исследованы далеко не полностью. Они допускают весьма различную свою интерпретацию, а потому по одним и тем же следствиям и на их основе могут быть — и должны быть! — выдвинуты и сформулированы все возможные различные вызвавшие их появление предполагаемые причины — версии.

Следователь, столкнувшись с проявлением силы в виде результатов и других следов преступления, размышляет, стремится познать эту силу, установить, кто и при каких обстоятельствах его совершил. Иными словами, выдвигая и формулируя версию, следователь конструирует цели причинности между известными ему следствиями преступления и предполагаемой их причиной.

Однако в отличие от других разновидностей частных гипотез (а версия суть частная гипотеза), формулируемых во всех иных исследованиях (как социальных, так и естественно-технических и т. и.), выдвижение и проверка криминалистических версий имеет следующие особенности:

формулируются криминалистические версии лишь применительно к фактам, обстоятельствам, их связям между собой, их совокупностям, лежащим в области уголовно-процессуального исследования преступлений;

формулируются и проверяются они лишь профессиональными участниками уголовно-процессуального исследования преступлений;

проверка таких гипотез осуществляется посредством направленной на то информационно-познавательной деятельности, осуществляемой в рамках правоотношений и институтов, установленных уголовно-процессуальной формой таковой деятельности для каждого профессионального субъекта ее, и средствами либо прямо предусмотренными, либо не противоречащими действующему уголовно-процессуальному законодательству;

— проверка сформулированной версии, как правило, осуществляется в условиях противодействия такой проверке со стороны лиц, имеющих иные интересы в исследовании преступления, нежели интересы лица, сформулировавшего и проверяющего данную версию1.

В качестве информационного основания выдвижения соответствующей версии выступают («по Гегелю») следствия — результаты преступления, материальные, идеальные и виртуальные следы преступления.

Такие основания для выдвижения версий могут быть получены из весьма разнообразных источников: обусловливаться результатами уже проведенных по делу следственных действий, осуществляемых оперативно-розыскных мероприятий, иных источников, в которых сообщается некая уголовно-релевантная информация — вплоть до информации, содержащейся в СМИ и анонимных письмах. Из сказанного с очевидностью следует, что основанием для выдвижения любой следственной версии является соответствующая ей, обуславливающая необходимость ее выдвижения информация, касающаяся уголовно-релевантных фактов и обстоятельств, независимо от источника ее получения следователем.

В этой связи заметим, что в настоящее время существенное значение в качестве информационного обоснования для выдвижения следственных версий все чаще приобретают предположительные суждения специалистов-криминалистов об элементах события преступления, «которое отразилось в общей материальной обстановке исследуемого места и его отдельных материальных следах, а также вопросах, поставленных ему сторонами судопроизводства»[6] [7].

Мы полагаем, что это весьма перспективное современное направление рационализации версионной деятельности следователя.

При анализе письма внезапно исчезнувшей девушки (объясняющего причины ее ухода из дома), поступавшего по ее электронной почте на компьютер ее отца, специалист обратил внимание на то, что в предыдущих ее сообщениях (содержащихся в изъятом следователем ее компьютере) пробелы между словами были обычными, «нормальными». В то же время в исследуемом сообщении между словами имелось от трех до пяти пробелов. Эта же особенность, называемая в компьютерной среде «дребезгом клавиатуры», обуславливаемая, в частности, следствием тремора (дрожанием кистей рук) пишущего, была выявлена при изучении всех ранее отправляемых по компьютеру (также изъятому следователем) писем отца исчезнувшей.

Эти сведения позволили следователю выдвинуть затем подтвердившуюся версию о совершении убийства исчезнувшей девушки ее отцом (страдавшим тремором кистей рук)[8].

Но не только предположения специалистов-криминалистов могут лежать в основе формулируемых версий по отдельным обстоятельствам расследуемого преступления. Для того может использоваться опыт знания и иных «сведущих» лиц.

Достаточно оригинальный случай в этом отношении не так давно описан в сборнике «Предварительное следствие».

Признавшись в причастности к смерти Иголкиной, житель пос. Нижнеангарск (Республика Бурятия) Унагаев согласился показать место в лесу, где он в яме спрятал труп.

На указанном им месте было обнаружено одеяло, в котором, по словам обвиняемого, он привез труп, но сам труп обнаружен не был.

Через некоторое время решили произвести дополнительный осмотр места происшествия. К участию в следственном действии привлекли двух местных жителей эвенков, занимавшихся охотой в близлежащих лесах. Осмотрев яму, они предположили, что тело мог утащить медведь. Также они пояснили, что медведь — ленивое животное, которое далеко не уносит свою добычу. Вероятнее всего, хищник достал тело из ямы и съел поблизости. В ходе осмотра на небольшом расстоянии от ямы действительно обнаружили человеческие кости, которые направили на исследование.

Вместе с тем среди костей не было черепа. А важно было (пишет следователь, расследовавший это дело, — ает.) исследовать именно череп, так как из показаний Унагаева следовало, что в ходе ссоры он случайно попал металлической частью молотка в голову женщины. То есть подозреваемый пытался убедить следователя в том, что причинил смерть Иголкиной по неосторожности.

Присутствовавшие при осмотре места происшествия охотники вновь дали ценный совет о направлении поисков, пояснив, что самая лакомая для медведя часть мертвого животного или человека — это голова. Хищник практически всегда отсекает ее, прячет, а затем постепенно съедает внутренности черепа. Эвенки также рассказали, что, желая спрятать лакомство, медведь инстинктивно идет к реке. Никто из участников осмотра не слышал поблизости шума воды, однако охотники заявили, что поблизости течет река. Через некоторое время вблизи протекавшей в тайге горной реки был обнаружен череп.

Согласно заключению экспертизы, найденные костные останки принадлежали Иголкиной[9].

Тут же сформулируем положение, имеющее повышенную методическую значимость для расследования преступлений.

Предположения по существу расследуемого факта и обстоятельств его происхождения, сделанные лицами, имеющими свои процессуальные интересы в расследуемом следователем уголовном деле, обязательны для восприятия их следователем как основания для выдвижения соответствующей следственной версии и дальнейшей всесторонней и объективной ее проверки. Здесь имеются в виду в первую очередь, естественно, предположения, выдвигаемые для объяснения расследуемого факта и его обстоятельств подозреваемым, обвиняемым и потерпевшим лицом, пострадавшим от преступления.

И еще одно замечание, относящееся к принципам построения следственных версий: следственная версия должна формулироваться таким образом, чтобы в результате ее проверки мог быть получен однозначный ответ — «да» или «нет». Например, нельзя формулировать версию «возможно, убийство совершил Иванов», «возможно, Иванов совершил убийство по корыстным мотивам»; очевидно, эти версии должны быть сформулированы в утвердительном стиле, чтобы в результате их проверки следователь пришел к одному из двух выводов: «да, убийство совершил Иванов»; «нет, Иванов данного преступления не совершал» и т. д. — по каждому обстоятельству, подлежащему установлению по уголовному делу.

По кругу объясняемых фактов и обстоятельств следственные версии обычно классифицируют на общие и частные. Первые из них предположительно объясняют наиболее важные уголовно-релевантные факты исследуемого события. Иными словами, общие версии это те, которые выдвигаются и проверяются по так называемым «главным фактам»: о самом расследуемом деянии и его уголовно-правовой сущности (время, место, способ совершения преступления) и о причастности конкретного лица к совершению преступления.

Частные версии, соответственно, касаются иных обстоятельств, подлежащих установлению по уголовному делу, и имеющих для того значение так называемых промежуточных фактов.

По степени определенности следственные версии подразделяются на конкретные и типичные. Конкретными являются те из них, которые основаны на информации, содержащейся к моменту их выдвижения в материалах конкретного уголовного дела, и (или) относящихся к расследуемому преступлению сведениях, поступивших к следователю из иных указанных выше источников.

Более сложно понятие типичных версий. Под ними понимают предположения, объясняющие событие или наиболее важные его обстоятельства «при минимальных исходных данных с точки зрения соответствующей отрасли научного знания или обобщенной практики судебного исследования (оперативно-розыскной, следственной, судебной, экспертной)»[10].

По нашему разумению, на первоначальном этапе расследования преступления, чаще всего при осуществлении опосредованного уголовного преследования, при наличии, как правило, лишь минимальной информации по конкретному делу объективность его может быть обеспечена лишь исследованием события именно в разрезе, с позиций соответствующих типичных версий.

Поясним это положение несколькими гипотетическими примерами.

Факт смерти человека можно объяснить с позиции логики и криминалистики несколькими причинами: убийством, самоубийством, несчастным случаем, ненасильственной смертью — иное исключено. Это действительно исчерпывающее положительное знание по данному вопросу (конечно же, под углом криминалистики). Но именно эти возможные предположения лежат в основе осмотра места обнаружения трупа, назначения судебно-медицинской его экспертизы. Они формулируются следователем в качестве версий для производства данных следственных действий. Так, при осмотре места происшествия следователь в первую очередь пытается ответить на вопрос, имело ли место убийство, самоубийство, несчастный случай или ненасильственная смерть, и с целью получения ответа на этот вопрос, исследуя все, что свидетельствует в пользу той или иной из перечисленных версий, он и производит осмотр места происшествия.

Предположив в результате исследования с той или иной долей вероятности, что в данном случае имеет место убийство, следователь тут же формулирует для себя такие же типичные версии относительно мотивов его совершения: убит из корыстных, хулиганских, сексуальных мотивов, на почве личных неприязненных отношений и т. и. Весь дальнейший осмотр места происшествия следователь проводит в разрезе обнаружения фактов, свидетельствующих в пользу того или иного типичного мотива, по которым, как показывает практика, совершаются убийства.

Приступая к расследованию факта авиационной катастрофы, следователь в первую очередь выдвигает следующие типичные версии о случившемся: отказ или сбой техники; ошибки пилотирования; неблагоприятные метеорологические условия; террористический акт — ив ходе дальнейшей работы «наполняет» каждую из них конкретным содержанием.

Другой пример: факт выявления у материально ответственного лица недостачи можно объяснить «положительными знаниями» о причинах возникновения недостач: халатность, злоупотребление служебным положением, кража, совершенная посторонними лицами, счетная ошибка и, наконец, хищение, совершенное лицом, у которого выявлена недостача. А потому эти типичные версии неукоснительно должны лежать в основе допроса данного материально ответственного лица — без этого он в принципе будет беспредметен — и всего первоначального этапа расследования в целом, пока то или иное из возможных типичных объяснений факта возникновения недостачи не получит подтверждения данными конкретного расследования.

В свое время, известный криминалист М. В. Салтевский, дав чеканную формулировку «всякое материальное горит, если его поджечь», пришел к выводу, что произошедшей пожар может стать следствием одной из следующих причин (или их совокупности):

грозовые разряды атмосферного электричества и разряды в электрических сетях и устройствах;

неосторожное обращение согнем;

самовозгорание;

поджог;

нарушение правил эксплуатации бытовых приборов;

нарушение правил безопасности работ с огнеопасными и взрывоопасными объектами и оборудованием (котлы, реакторы и др.) на производстве;

нарушение технологических процессов труда в быту и на производстве[11].

В сути своей, эти причины есть не что иное, как типичные версии, предопределяющие все расследование, особенно его первоначального этапа, любого уголовного дела о пожаре.

Если говорить вкратце, смысл и задача создания систем типовых версий — это оптимизация поиска на основе своевременного выдвижения версий по фактам и обстоятельствам, которые, как показывает корреляционный анализ обобщенных материалов следственной и судебной практики, наиболее вероятны для вида преступлений, к которому относится и расследуемое деяние.

Заметим, что в настоящее время такие сведения отражаются в криминалистических характеристиках отдельных видов преступлений, изложению которых, как известно, предшествует подавляющее число рекомендаций по соответствующим частным методикам расследования преступлений.

Принципиально важной в контексте изучения методических основ расследования преступлений, но несколько вскользь рассматриваемой в известной нам литературе, является проблема выведения следствий из сформулированной версии, составляющая третий этап версионной деятельности следователя (вкратце об этом говорилось ранее).

Дело в том, что сама по себе версия как результат логического рассуждения следователя идеальна, неосязаема; она, напомним, как то в принципе совершенно верно отмечал А. М. Ларин, «интегральная идея, образ, несущий функции модели исследуемых обстоятельств». Проверяемыми практически являются лишь следствия, вытекающие из данного рассуждения — из определенного версии.

Как говорилось выше, материальные и нематериальные следы — следствия преступления, выступают, с одной стороны, в качестве основания информационной базы выдвижения соответствующей криминалистической версии, предположительно объясняющей одну из возможных причин возникновения этих следов. С другой стороны, следствия неизбежно должны нести на себе отпечатки (следы) причины. Это положение — перенос структуры от причины к следствию, т. е. отображение первой во второй, является, как известно, фундаментальной чертой динамики процесса причинения, лежит в основе свойства отражения: «Возникновение у следствия отпечатков причины означает установление между обоими членами причинной пары особого объективного отношения, благодаря которому любой из них делается представителем другого, т. е. превращается в носителя информации о нем. Цепи причинения, по которым совершается перенос структуры, оказываются вместе с тем и цепями передачи информации»[12].

Из этого методологического положения следует, что причина ведет к своему исчерпывающему отражению в следствиях своего действия. А потому, если предполагаемая причина (версия) — истина, то она должна быть с исчерпывающей полнотой представлена в необходимых следствиях (следах) своего действия (подчеркнем здесь: «в необходимых следствиях», так как помимо них причина влечет возникновение и следствий возможных, о которых скажем чуть позже).

Рассмотрим их сущность и принципиальнейшую важность на небольшом гипотетическом примере. Обнаружен труп Иванова, смерть которого последовала от ударов ножом. На основании определенной информации (доказательственной и (или) оперативной, полученной из иного источника) и соответствующего ее осмысливания следователем была сформулирована версия: убийство Иванова совершено Петровым.

Что с необходимостью из этого следует? Иными словами, какие необходимые следствия вытекают из этой версии? Их как минимум три.

Петров в момент нанесения Иванову ножевых ударов находился на месте убийства.

У Петрова на момент убийства Иванова был нож, которым потерпевшему наносились удары.

Петров имел мотив для убийства Иванова.

Все необходимые следствия должны быть также выведены из частных версий, связанных с версией общей о совершении убийства потерпевшего Петровым: о форме вины, мотивах преступления и т. д. Например, если частная версия гласит, что Петров завладел имуществом потерпевшего, то из этого с необходимостью следует, что эти ценности находятся у Петрова либо после совершения преступления он как-то иначе распорядился ими по собственному усмотрению.

Вот эти-то выводы из версий (необходимые следствия) можно объективно подтвердить или опровергнуть путем осуществления их проверки в соответствии с составленным следователем планом.

К примеру:

— по первому из них: установить лиц, которые видели Петрова в данный момент на месте или непосредственно у места происшествия, о чем их, естественно, допросить; произвести идентификационные исследования следов обуви, отпечатков пальцев, обнаруженных на месте происшествия, предоставив экспертам обувь Петрова, отпечатки его пальцев; для установления этого же факта в настоящее время возможно использование информации, снятой с различных каналов видеофиксациии (в частности, с камер видеонаблюдения), расположенных в районе места происшествия, т. д.;

по второму — принять меры к обнаружению у Петрова ножа и последующих его экспертных исследований (судебно-медицинских, физико-технических и др.), установить лиц, которые видели у Петрова подобное оружие, и т. д.;

по третьему — установить (путем допроса свидетелей и самого Петрова) его взаимоотношения с потерпевшим; объективно установить наличие у Петрова мотива, по которому совершено расследуемое убийство.

К примеру, в случае совершения преступления с целью завладения имевшимися у потерпевшего ценностями — предпринять все возможные меры для обнаружения у Петрова (или у лиц, которым он их передал) похищенных ценностей. Если убийство совершено по сексуальным мотивам — путем исследования биологических объектов в виде соответствующих следов на теле и одежде как погибшего Иванова, так и Петрова, и т. и.

Но помимо следствий необходимых, причина (версия), как сказано, обусловливает проявление следствий возможных.

В нашем гипотетическом примере такими возможными следствиями являются следующие: возможно, кто-то видел Петрова на месте преступления; возможно, Петров рассказывал кому-либо о совершении им убийства Иванова; возможно, Иванов подозревал Петрова в готовности совершить его убийство; возможно, на теле и одежде Петрова остались следы от совершенного им убийства и т. д. Эти возможные следствия также поддаются практической проверке соответствующими оперативно-розыскными и главным образом следственными действиями.

Очевидно, что если в результате проверки версии получено положительное достоверное знание, то версионная деятельность исследователя по факту или обстоятельству, относительно которого она производилась, завершается. Отрицательный достоверный ответ на версию означает окончание ее проверки, но обусловливает необходимость нового витка версионной деятельности: снова осмысливание информации, но информации вновь полученной или модифицированной в результате проверки не подтвердившейся версии, и в целом по исследуемому делу, снова логическое рассуждение по ее поводу, снова формулирование версий (уже иных), выведение из них систем необходимых и возможных следствий, их практическая проверка...

По нашему глубокому убеждению, неустановление хотя бы одного (и «всего лишь» одного) необходимого следствия, вытекающего из версии о виновности обвиняемого в совершении преступления, влечет неполноту и необъективность расследования, делает необоснованным привлечение лица к уголовной ответственности, влечет следственную, зачастую, к сожалению, и судебную ошибку в установлении виновности обвиняемого.

Лишь когда — и только когда — практическая проверка докажет существование— и докажет достоверно, однозначно — всех необходимых следствий, вытекавших из общего и частных версий, они перестанут быть версиями и превратятся в истину.

Если продолжить наш гипотетический пример, то для обоснованного привлечения Петрова к уголовной ответственности за совершение им убийства Иванова необходимо, чтобы (если говорить лишь о самом факте совершения им этого преступления, условно абстрагируясь от формы вины, мотива и других компонентов, входящих в предмет доказывания по уголовному делу):

экспертными исследованиями следов на месте происшествия, показаниями свидетелей и другими доказательствами было установлено, что Петров на момент убийства Иванова был на месте происшествия;

при обыске в его доме или в другом месте или у иных людей обнаружен принадлежащий Петрову нож, которым, согласно заключениям судебно-медицинской и физико-технической экспертиз, нанесены ранения потерпевшему Иванову;

у Петрова или у людей, которым он их передал, были обнаружены ценности, опознанные свидетелями как принадлежащие Иванову и находившиеся при нем в момент его гибели[13].

Мы столь подробно остановились на данной проблеме потому, что некорректное формулирование необходимых следствий из выдвинутой следственной версии чревато серьезными ошибками в рациональности и, главное, в обоснованности осуществляемого следователем уголовного преследования.

Так, известный криминалист В. Е. Коновалова в, несомненно, интересной монографии, посвященной криминалистическим версиям, анализирует следующий случай из следственной практики.

Неподалеку от жилых домов был обнаружен труп молодой женщины. В местах, прилегающих к нему, обнаружены следы тачки. Судебно-медицинская экспертиза пришла к выводу, что причиной смерти стала асфиксия; кроме того, эксперт установил, что потерпевшая была на восьмом месяце беременности и пыталась ее прервать механическим вмешательством. Эксперт отметил и наличие многочисленных царапин на веках и сетчатке глаз потерпевшей.

При изучении личности потерпевшей было установлено, что она жила в общежитии, будучи не замужем, тяготилась своей беременностью и неоднократно высказывала желание избавиться от плода. Из допроса свидетелей стало известно о существовании некоей «тети Маши», предлагавшей женщине сделать аборт.

На основании этих данных следователь выдвинул версию: во время производства аборта наступила смерть потерпевшей, и абортмахерша, желая избавиться от трупа, вывезла его на тачке к месту, где он и был обнаружен.

Выдвинув эту версию, пишет В. Е. Коновалова, следователь стал выводить из нее необходимые следствия, а именно:

местом производства аборта была квартира «тети Маши»;

в квартире могут оказаться следы преступления, а также носильные вещи, принадлежащие потерпевшей;

у «тети Маши» должна быть тачка, на которой транспортировался труп потерпевшей к месту его обнаружения;

к преступлению причастны иные лица, помогавшие «тете Маше» в транспортировке;

в помещении должен быть острый предмет, имеющий на себе следы крови, которым наносились царапины на сетчатую оболочку глаз потерпевшей;

повреждения сетчатки оболочки глаз потерпевшей наносились в целях «устранения облика лица, запечатленного в глазах».

Однако, на наш взгляд, очевидно, что положение, указанное в первом пункте рассматриваемой системы, необходимым следствием из выдвинутой версии вообще не является: совершенно не обязательно, не необходимо, чтобы аборт был сделан в квартире «тети Маши». Это, в сущности, версия о месте совершения преступления, хотя и версия наиболее вероятная.

Подобные замечания относятся и к положениям, изложенным в подп. 4 и 6 рассматриваемой автором системы. В первом из них — версия о наличии соучастников, во втором — версия о причине повреждения глаз потерпевшей.

Положение, указанное во втором пункте, чтобы считать его необходимым следствием из версии (а не возможным, как то следует из предложенной его формулировки), должно было быть сформулировано в следующем виде: «В месте производства аборта имеются следы преступления и носильные вещи потерпевшей».

Третье необходимое следствие из рассматриваемой системы, по нашему разумению, должно было формулироваться следующим образом: «У «тети Маши» как минимум на момент транспортировки трупа имелась использованная для того тачка» (в свою очередь, она может быть ее собственной или заимствованной у других лиц).

Процесс выдвижения следственных версий и принципы их проверки можно представить для наглядности в виде следующей схемы.

Еще несколько необходимых в методическом отношении положений, связанных с принципами построения и проверки версий в ходе уголовно-процессуального исследования преступлений.

По каждому факту и обстоятельству, требующему объяснения, в процессе такого исследования надлежит выдвигать, формулировать и проверять все возможные, имеющие хотя бы какое информационное основание версии, насколько бы маловероятными они ни представлялись на первый взгляд.

В этом отношении есть лишь два ограничения.

Во-первых, версии не должны быть, как говорят следователи, «лунными», т. е. не должны противоречить научно обоснованным фактам или строиться на основе предположений, не имеющих под собой научного теоретического подтверждения. Например, нельзя в настоящее время всерьез выдвинуть и попытаться проверить версию о том, что расследуемое убийство совершено инопланетянами или зомби1.

Схема 3.1

Принципы построения и проверки следственных версий

Во-вторых, не следует выдвигать версии относительно фактов, которые никем не ставятся под сомнения. К примеру, о том, когда католики отмечают Рождество Христово, православные — Яблочный или Медовый Спас[14] [15].

Даже наиболее вероятная версия может оказаться ошибочной, а кажущаяся самой маловероятной — подтвердиться.

Приведем примеры этому из следственной и судебной практики правоохранительных органов Воронежской области.

После обнаружения трупа изнасилованной и убитой Ивановой[16] был изъят ее дневник. Последняя запись в нем была о том, что ее накануне пытался изнасиловать ранее судимый за изнасилование и убийство Новиков и что когда друзья ее от Новикова «отбили», он сказал, что все равно она от него не уйдет, что он ее все равно «достанет». Эта запись, данные о том, что Новиков, действительно ранее судим за указанные в ней преступления, а также то, что Новикова видели с Ивановой в день ее исчезновения, очевидно, делали наиболее вероятной версию о совершении данного преступления именно Новиковым. Он был задержан, от него были получены признательные показания и, несмотря на то, что, через несколько дней он от них отказался, заявив себе алиби (кстати, подтвержденное несколькими лицами), впоследствии осужден за изнасилование и убийство Ивановой к 14 годам лишения свободы. Более того, в отношении лиц, подтверждавших в суде алиби Новикова, впоследствии были возбуждены уголовные дела о лжесвидетельстве (по которым они и были осуждены).

Спустя несколько лет, было объективно установлено, что изнасилование и убийство Ивановой совершил серийный сексуальный убийца Р. А ведь действительно, на первый взгляд, версия об убийстве Ивановой Н. не только имела фактическую основу, но и представлялась наиболее вероятной.

Около 9.00 в воскресный день в дверь квартиры директора завода Львова позвонили. Молодой человек попросил открывшую дверь жену Львова позвать мужа «по заводским делам». Когда Львов вышел на лестничную площадку, звонивший произвел в него два выстрела в область живота из самодельного малокалиберного оружия (это было установлено судебно-баллистической экспертизой) и скрылся. От полученных повреждений Львов скончался.

В этой ситуации наименее вероятной представлялась версия о заказном характере данного преступления (с учетом времени совершения убийства, использованного оружия и других обстоятельств). Тем не менее именно она объективно подтвердилась в ходе расследования (Львова «заказал» один из его заместителей, желавший занять место директора завода).

Все выдвинутые версии подлежат параллельной проверке, но, разумеется, (и иное психологически, видимо, невозможно) с различной степенью интенсивности: в первую очередь наиболее интенсивно проверяются более вероятные предположения, объясняющие исследуемый факт или обстоятельство, затем иные... И в то же время необходимо помнить сказанное выше: может подтвердиться именно менее вероятная версия.

Рациональная, всесторонняя и объективная проверка сформулированной следователем версии в принципе невозможна без планирования им направленной на то деятельности.

[1] Цит. по: Белкин Р. С. Криминалистическая энциклопедия. С. 30.

[2] Пещак Ян. Следственные версии. М., 1976. С. 132.

[3] Драпкин Л. Я. Основы теории следственных ситуаций. Свердловск, 1987. С. 89.

[4] Ларин А. М. От следственной версии к истине. М.,1976. С. 23.

[5] Гегель Г. Энциклопедия философских наук. Т. 1. М., 1974. С. 117.

[6] См.: Аверьянова Т. В., Белкин Р. С., Корухое Ю. Г., Российская Е. Р. Криминалистика. Учебник для вузов / под ред. Р. С. Белкина, М., 2003. С. 474—475.

[7] Гусев А. В. Концепция формирования специального криминалистического познания и механизма его реализации в уголовном судопроизводстве вне судебно-экспертной деятельности. Автореф. дисс. д. ю. и., Краснодар, 2015. С. 15—16.

[8] В качестве специалиста по данному делу выступал старший эксперт Главного управления криминалистики СК РФ А. Н. Яковлев, из статьи которого мы заимствовали приведенный пример. — См. Яковлев А. Н. Использование в расследовании преступлений специальных знаний в сфере цифровых информационных технологий // Воронежские криминалистические чтения. Вып. 14. Воронеж, 2012. С. 290—294.

[9] Столяров Д. А. Подсказка охотников помогла раскрыть преступление //Предварительное следствие. Вып. 4 (30). М. 2015. С. 96—97.

[10] Белкин Р. С. Курс... — Т. 2. С. 364.

[11] Салтевский М. В. Почему возникают пожары? Записки эксперта. Донецк, 2007. С. 16, 21.

[12] Философская энциклопедия. Т. 4. М., 1967. С. 370.

[13] Сказанное наглядно, на наш взгляд, свидетельствует о важности и актуальности конструирования криминалистами корректных и обоснованных систем необходимых (а, может быть, и возможных) следствий из версий, формулируемых по каждому обстоятельству, подлежащему доказыванию в смысле ст. 73 УПК, при предварительном расследовании преступлений криминалистически определенных видов.

[14] Впрочем, по поводу последнего: предположение возможности совершения преступления зомбированным человеком не так уж фантастично; оно высказывается не только в детективах и научно-популярной литературе, но и обсуждается в достаточно серьезных научных публикациях.

[15] В свое время автору довелось расследовать убийство из категории так называемых «преступлений прошлых лет». Так как со времени его совершения прошло более года, свидетели затруднялись назвать дату убийства, но все категорически утверждали, что оно было совершено в «Ильин день». Дата была установлена путем истребования и приобщения к делу соответствующей справки из Епархии, а потому в выдвижении версии о дне убийства необходимости не возникло.

[16] Здесь и далее фамилии фигурантов по конкретным уголовным делам, как и ранее, по естественным на то причинам изменены.