Как видно из предыдущего параграфа, понятие получения информации о соединениях между абонентами и (или) абонентскими устройствами как процессуального действия начало формироваться задолго до появления в уголовно-процессуальном кодексе специальной нормы об этом. Но только с введением в УПК РФ ст. 1861 появились отчетливые границы между тем, что можно назвать понятием этого законом пред-

63 Проект федерального закона «О получении на основании судебного решения информации о входящих и об исходящих сигналах соединений телефонов при расследовании уголовных дел» дважды вносился в Государственную Думу Федерального Собрания РФ: 22 января 2008 г. и 8 октября 2009 г. Государственной Думой Федерального Собрания РФ был принят: в 1-м чтении 10 февраля 2010 г. (см.: Собрание законодательства РФ. 2010. № 7. Ст. 711), во 2-м — 4 июня 2010 г. (см.: Собрание законодательства РФ. 2010. № 24. Ст. 2982) и в окончательной редакции — 11 июня 2010 г. (см.: Собрание законодательства РФ. 2010. № 25. Ст. 3081).

усмотренного действия и тем, что к нему вряд ли можно было отнести до нормативного правового его закрепления. В логико-философском аспекте названное процессуальное действие как явление обладает понятием, поскольку имеет общее имя с относительно ясным содержанием и сравнительно четко оформленным объемом. Уточнению понятия следственного действия под названием «Получение информации о соединениях между абонентами и (или) абонентскими устройствами» посвящен настоящий параграф.

Начнем с того, что данное процессуальное действие является следственным и об этом четко сказано в п.п. 1—3 ч. 2, ч. 4 и 7 ст. 1861 УПК РФ. Между тем в некоторых зарубежных странах подобное действие относят не к следственным, а розыскным мероприятиям.

Так, в действующем Уголовно-процессуальном кодексе Республики Молдова (УПК РМ) от 14 марта 2003 г. № 122-XV по изменениям и дополнениям от 5 апреля 2012 г. № 66 появилась отдельная часть пятая «Специальная розыскная деятельность», в которой названы следующие действия: 1) осуществляемые с разрешения суда — а) обследование жилища и/или установка в нем аудио-, видео-, фото- и киноаппаратуры для ведения наблюдения и записи; b) наблюдение за жилищем с использованием технических средств, обеспечивающих запись; с) прослушивание и запись переговоров, запись изображений; d) задержание, изучение, передача, досмотр или выемка почтовых отправлений; е) мониторинг соединений, относящихся к телеграфным и электронным сообщениям; f) мониторинг или контроль финансовых сделок и доступ к финансовой информации; g) документирование с помощью технических средств и методов, а также локализация или отслеживание через глобальную систему позиционирования (GPS) или с помощью других технических средств; h) сбор информации от поставщиков электронных коммуникаций; 2) проводимые с разрешения прокурора — а) идентификация абонента, собственника или пользователя системы электронных коммуникаций или точки доступа к информационной системе; b) визуальное наблюдение; с) контроль за передачей денег или иных материальных ценностей, получаемых путем вымогательства; d) розыскная деятельность под прикрытием; е) трансграничный надзор; f) контролируемая поставка; g) контрольная закупка. Перечисленные «специальные розыскные мероприятия проводятся розыскными офицерами специализированных подразделений органов, предусмотренных Законом о специальной розыскной деятельности» (ч. 3 ст. 132-2 УПК РМ).

Нетрудно заметить, что все указанные так называемые «специальные розыскные мероприятия» являются оперативно-розыскными мероприятиями или их модификациями, они названы в Законе Республики Молдова от 29 марта 2012 г. № 59 «О специальной розыскной деятельности» (ст. 18)[1], и потому их, очевидно, не следовало бы вносить в уголовно-процессуальный закон ввиду своей подлинной природы. То есть деление действий на следственные и оперативно-розыскные не оставляет места для промежуточного звена — так называемых специальных розыскных мероприятий.

Предусмотренный ст. 134-4 УПК РМ сбор информации от поставщиков услуг электронных коммуникаций — является соединением в одно целое наших оперативно-розыскных мероприятий, предусмотренных п.п. 2, 11 ч. 1 ст. 6 Федерального закона от 12 августа 1995 г. № 144-ФЗ «Об оперативно-розыскной деятельности», — наведение справок и снятие информации с технических каналов связи. Это не трудно увидеть, сравнив эти нормы. Статья 134-4 УПК РМ, названная «Сбор информации от поставщиков услуг электронных коммуникаций», гласит: «Сбор информации от поставщиков услуг электронных коммуникаций и трафик компьютерных данных представляют собой сбор от учреждений связи, операторов стационарной или мобильной телефонной связи, интернет-операторов информации, передаваемой по техническим каналам связи (телеграф, телефакс, пейджинг, компьютер, радио и другие каналы), негласную запись информации, передаваемой или получаемой по техническим линиям связи лицами, в отношении которых проводятся специальные розыскные мероприятия, а также получение от операторов имеющейся в их распоряжении информации о пользователях услуг связи, включая роуминг, и об услугах связи, оказываемых этим лицам, к которой относятся: 1) владельцы номеров телефонов; 2) телефонные номера, зарегистрированные на имя одного лица; 3) услуги связи, предоставляемые пользователю; 4) источник связи (номер телефона звонившего лица; фамилия, имя и место жительства абонента или зарегистрированного пользователя); 5 пункт назначения связи (номер телефона звонившего или номер, по которому вызов был маршрутизирован, перенаправлен, фамилия, имя и место жительства соответствующего абонента или пользователя); 6) тип, дата, время и продолжительность сеансов связи, включая неудачные попытки вызова; 7) коммуникационное оборудование пользователя или другие устройства, используемые для связи (IMEI мобильных телефонов, наименование местонахождения Cell ID); 8) местонахождение оборудования мобильной связи с начала связи, географическое расположение ячейки»[2].

Как видим, ст. 134-4 УПК РМ в отношении сбора той информации от операторов связи о пользователях их услуг, о которой сказано в п. 241 ст. 5 УПК РФ, аналогична ст. 1861 УПК РФ.

В УПК Украины также имеется так называемая система негласных следственных (розыскных) действий, которые являются разновидностью следственных действий, сведения о факте и методах проведения коих не подлежат разглашению. В их числе мы находим — установление местонахождения радиоэлектронного средства (ст. 268)[3]. Это специальное следственное действие, осуществляемое оперативным работником на основании решения следственного судьи, заключается в применении технического оборудования для локализации местонахождения радиоэлектронного средства, в том числе мобильного терминала, систем связи и других радиоизлучающих устройств, активированных в сетях операторов подвижной связи, без раскрытия содержания передаваемых сообщений, если в результате его проведения можно установить обстоятельства, имеющие значение для уголовного дела. Перед нами, по сути, пример введения в уголовное судопроизводство негласных оперативно-розыскных мероприятий в целях упрощения процессуализации (перевода в доказательства) материалов, полученных в результате их осуществления.

Следует согласиться с тем, что получение информации о соединениях между абонентами и (или) абонентскими устройствами следственное, а не оперативно-розыскное действие. Поскольку: а) действие это проводится по возбужденному уголовному делу уполномоченным по закону должностным лицом; б) оно имеет в уголовно-процессуальном порядке определенные основания и порядок производства; в) в результате его производства следователь (дознаватель) получает новые доказательства.

В пункте 241 ст. 5 УПК РФ дано определение получению информации о соединениях между абонентами и (или) абонентскими устройствами; это «получение сведений о дате, времени, продолжительности соединений между абонентами и (или) абонентскими устройствами (пользовательским оборудованием), номерах абонентов, других данных, позволяющих идентифицировать абонентов, а также сведений о номерах и месте расположения приемо-передающих базовых станций». Однако наличие сформулированного в законе определения понятия получения информации о соединениях между абонентами и (или) абонентскими устройствами не препятствует тому, что ученые- криминалисты продолжают предлагать свои новые понятия данному следственному действию[4]. Следует отметить, что такая ситуация свидетельствует о том, что в определении, предусмотренном п. 241 ст. 5 УПК РФ, имеются определенные недостатки. А точнее, в п. 241 ст. 5 УПК РФ не сказано, ни что такое следственное действие, предусмотренное ст. 1861 упк РФ, ни что из себя оно представляет, ни каково его содержание, а сказано, что это такая разновидность (категория) информации (сообщения, сведений, данных независимо от формы их представления[5]), которую можно получить в порядке ст. 1861 УПК РФ. Да и само определение указанной информации, приведенное в законе, страдает неполнотой, поскольку в нем присутствуют слова «других данных», что требует дополнительных доктринального и (или) судебного толкований, либо нового законодательного изложения указанного пункта названной статьи[6].

Так, Е.В. Ионова предлагает следующее определение. «Получение информации о соединениях между абонентами и (или) абонентскими устройствами — это длящееся следственное действие, представляющее собой поэтапный сбор и изучение (исследование) сведений о контактах абонентов и (или) абонентских устройств»[7]. Это определение не может считаться правильным по следующим основаниям. Во-первых, данное следственное действие не всегда является длящимся. Таковым оно будет только в случае, если получаемая информация носит перспективный характер, относится к будущему, к событиям, которые еще только наступят; и не будет являться, если интересующая следствие информация имеет ретроспективный характер, относится к прошедшему времени. Во-вторых, следует вести речь не о поэтапном сборе информации, а об этапах производства этого следственного действия, где выделяется его отдельная техническая стадия, которая связана с исполнением оператором связи действий по предоставлению соответствующей информации.

И уже совсем абсурдным выглядит заявление того же автора о том, что это процессуальное действие «является коллективным следственным действием, поскольку предполагает привлечение в ходе его производства сотрудников организации, осуществляющей услуги связи»[8]. Из сказанного Е.В. Ионовой, можно сделать вывод, что данное следственные действие наравне (совместно) со следователем проводят работники оператора связи. Следственные действия вообще уполномочены осуществлять только те должностные лица, что перечислены в уголовно-процессуальном законе, и притом единолично, самостоятельно (п. 3 ч. 2 ст. 38, п. 1 ч. 3 ст. 41 УПК РФ), и операторы связи в том перечне, конечно же, не названы.

В.Ю. Стельмах предлагает следующее определение нашему следственному действию. «Это самостоятельное следственное действие, производимое по судебному решению, заключающееся в получении от оператора связи на материальном носителе сведений о фактах соединений между абонентами и (или) абонентскими устройствами, осмотре следователем данного носителя и сведений, и решении вопроса о признании носителя с представленными сведениями вещественным доказательством и приобщении его к уголовному делу». С таким определением трудно не согласиться, поскольку оно содержит достаточно сведений, чтобы отличить данное следственное действие от других. Смущает лишь одна деталь — определение дается через определяемые слова: получение информации о соединениях между абонентами и (или) абонентскими устройствами — «это ... следственное действие ... заключающееся ... в получении ... сведений о фактах соединений между абонентами и (или) абонентскими устройствами.»[9], — что не позволяет узнать значение определяемых слов. Автор здесь лишь заменил слово «информация» на слово «сведения», которые наряду с другими словами «сообщение» и «данные» согласно п. 1 ст. 2 Федерального закона от 27 июля 2006 г. № 149-ФЗ[10] являются синонимами. В таком определении присутствуют слова (термин) «абонентские устройства», значение которых туманно (законодательно этот термин не определен), что еще более ухудшает его. К тому же автор в своем определении не указывает на цель проведения следственного действия, которая присутствует в ст. 1861 УПК РФ.

У того же автора мы находим другое определение данному следственному действию через уточненное название используемой связи (электросвязи[11]), в котором он уже указывает на его цель. «Получение сведений о соединениях средств электросвязи — это самостоятельное следственное действие, состоящее в получении следователем по судебному решению любых, имеющихся в базах данных операторов связи сведений о соединениях средств электросвязи (как конкретных, так и всех, обслуживавшихся базовой станцией в определенный период), за период как предшествующий назначению следственного действия, так и следующий за его назначением, за исключением данных о содержании указанных соединений, на любом материальном носителе, и последующем осмотре данного носителя с целью установления относимости сведений к уголовному делу»[12]. Установление относимости сведений к уголовному делу целью следственного действия быть не может, поскольку это не что иное, как свойство доказательства; оно служит критерием оценки доказательства[13]. Между тем, законодатель четко определил, как сказано выше, цель рассматриваемого следственного действия (подробнее об этом далее). Что касается уточнения названия и определения следственного действия, то в этом плане надо согласиться с автором, поскольку, в целом, по мере развития уголовного судопроизводства следственные действия могут и должны изменяться и уточняться, а к этому в рассматриваемом случае есть объективные основания.

Н.А. Архипова предлагает под получением информации о соединениях между абонентами и (или) абонентскими устройствами понимать «комплекс взаимосвязанных действий следователя по получению судебного решения для истребования от осуществляющей услуги связи организации информации на любом материальном носителе о соединениях абонентов и поручения ей отслеживания поступающей искомой информации в базу данных мобильной связи, а также осмотру и анализу документов, содержащих указанную информацию, приобщению их к материалам дела в целях установления всех обстоятельств, имеющих значение для раскрытия и расследования преступлений»[14]. С этим определением в общем и целом возможно было бы согласиться, если бы не сделанное автором предложение о новой редакции п. 241 ст. 5 УПК РФ, которым конкретизировался перечень сведений, которые возможно получить в рамках ст. 1861 УПК РФ. Содержание редакции выглядит так: «Получение информации о соединениях между абонентами и (или) абонентскими устройствами — это получение сведений о дате, времени, продолжительности соединений между абонентами и (или) абонентскими устройствами (пользовательским оборудованием), номерах абонентов, других данных, позволяющих идентифицировать абонентов, сведений о номерах и месте расположения приемо-передающих базовых станций, а также содержание переданной текстовой, графической или иной электронной информации, связанной с абонентскими соединениями»[15]. Установление содержания переданной текстовой, графической или иной электронной информации посредством рассматриваемого следственного действия есть не что иное, как явное расширение объема (выход за рамки) ст. 1861 УПК РФ. Истребование указанной информации может быть осуществимо только после установления о том в законе. Мы тоже выступаем за то, чтобы законодательно закрепить возможность получения сохраняющейся в электронной базе данных операторов связи в рамках уголовного судопроизводства «информации о содержании SMS и MMS-сообщений ... электронной почты с вложениями графических, текстовых и звуковых файлов, а также иных телематических электронных сообщений, не содержащих человеческого голоса»[16]. Надо признать, что позднее Н.А. Архипова дала своему предложению следующее разъяснение, суть которого мы полностью разделяем. «Считаем важным пояснить, что введение ст. 1861 УПК РФ в Уголовно-процессуальный кодекс РФ в значительной мере обусловлено современными технологиями мобильной связи, — пишет Н.А. Архипова. — Текстуальный анализ содержания ст. 1861 УПК РФ позволяет прийти к выводу, что законодатель процессуально урегулировал лишь процедуру получения информации только о соединениях между абонентами и абонентскими устройствами, включая дату, время, продолжительность соединения, номера абонентов. Концовка ч. 5 ст. 1861 УПК РФ “...и другие данные” носит неопределенный характер, и под ней не может пониматься содержание текстовых и иных сообщений»[17].

А.Н. Ивановым предлагается следующее определение, наиболее точно, на его взгляд, отражающее сущность данного следственного действия. «Получение информации о соединениях между абонентами и (или) абонентскими устройствами — самостоятельное следственное действие, сущность которого заключается в получении сведений о дате, времени, продолжительности соединений между абонентами и (или) абонентскими устройствами (пользовательским оборудованием), номерах абонентов, других данных, позволяющих идентифицировать абонентов, а также сведений о номерах и месте расположения приемопередающих базовых станций»[18].

Предложенное А.Н. Ивановым определение представляет собой не что иное, как дословное повторение п. 241 ст. 5 УПК РФ, с той лишь разницей, что вначале поставлены слова «самостоятельное следственное действие». При таком конструировании определения данного следственного действия из него выхолащивается главное — порядок получения и приобщения к материалам дела указанной информации. А.Н. Иванов здесь, по сути, подменяет определение рассматриваемого следственного действия определением той информации, что получают в результате этого следственного действия. Налицо факт допущения смешения понятий.

По мнению автора, высказанному в ряде работ в 2011 г., с которым согласны и другие авторы[19], «получение информации о соединениях между абонентами и (или) абонентскими устройствами — следственное действие, состоящее из ряда взаимосвязанных процессуальных действий, заключающихся в получении на основании судебного решения от операторов связи биллинга и приобщения данной информации в полном объеме к материалам уголовного дела в качестве вещественного доказательства на основании осмотра и соответствующего постановления следователя, а также сохранения ее в опечатанном виде при деле»[20]. В данном определении впервые сделана попытка обрисовать сущность рассматриваемого нового следственного действия через понятие биллинг. Billing (англ. биллинг) есть «тарификация, составление и выписывание счетов за предоставление телекоммуникационных услуг»[21]. Хотя прямой перевод с английского, как мы видим, означает только выставление счета за услуги связи, между тем в рамках устоявшейся терминологии под биллингом понимают технологический процесс, и притом автоматизированный, подготовки и выпуска счетов для абонента. В России данный термин не используется, а применяется термин АСР — автоматизированные системы расчетов[22] — аналог для биллинговых систем в телекоммуникациях. АСР представляет собой аппаратно-программные комплексы, предназначенные для: 1) обеспечения автоматизации расчетов с абонентами и (или) пользовательскими услугами связи за любые виды оказываемых им или заказываемых ими услуг электросвязи; 2) информационной поддержки проведения взаиморасчетов между операторами связи; 3) предварительной обработки исходной информации (п. 2 Правил применения автоматизированных систем расчетов, утвержденных Приказом Министерства информационных технологий и связи РФ от 2 июля 2007 г. № 73). Операторы связи не могут функционировать без биллинга (АСР), иными словами, без комплекса процессов, посредством которых осуществляется сбор информации об использовании услуги связи, ее тарификация, выставление счетов абонентам и обработка платежей. Поскольку этим обеспечивается экономическая составляющая деятельности организации связи. Однако не вся информация, получаемая в результате биллинга или АСР[23], представляет интерес для предварительного расследования, например, тот же тарифный план[24] или сумма авансовых платежей[25] абонента. Поэтому в отношение данного ранее нами определения необходимо сделать следующие поправки. Во-первых, используется не биллинг, а результаты биллинга или АСР и, во-вторых, используются не все данные, получаемые в ходе биллинга операторами связи, а только те, что имеют отношение к расследуемому делу; иными словами — определенные результаты биллинга.

С учетом вышеизложенного, уточненное определение получения информации о соединениях между абонентами и (или) абонентскими устройствами выглядит так. Это — следственное действие, состоящее из ряда взаимосвязанных процессуальных действий, заключающихся в получении на основании судебного решения от операторов связи определенных результатов (данных) АСР (биллинга) и приобщения данной информации в полном объеме к материалам уголовного дела в качестве вещественного доказательства на основании осмотра и соответствующего постановления следователя, а также сохранения ее в опечатанном виде при деле.

Выделим главное. Сутью данного следственного действия, его определяющим качеством, отличающим от других следственных действий, является получение определенных (то есть тех, что необходимы по уголовному делу) материалов, образующихся в результате биллинга. Внешнее проявление указанного качества есть его уголовно-процессуальный судебно-контрольный характер.

Однако А.Н. Ивановым высказано несогласие с вышеприведенным определением по следующим причинам. «Получение информации о соединениях между абонентами и (или) абонентскими устройствами — это единое следственное действие, осуществляемое на основании одного постановления о возбуждении перед судом ходатайства о его осуществлении, а также соответствующего судебного решения, — отмечает А.Н. Иванов. — Оно производится для достижения единой цели, его результаты фиксируются в одном протоколе. Вряд ли следует упоминать в определении о приобщении информации в полном объеме к материалам уголовного дела в качестве вещественного доказательства, а также о хранении ее в опечатанном виде при деле. — И далее он пишет: — Любое следственное действие направлено на обнаружение и изъятие (посредством приобщения к материалам уголовного дела) материальных носителей информации, имеющей значение для дела. Кроме того, не вполне оправданным представляется использование в определении иностранного термина — биллинг. В официальных документах Министерства связи России используется иной термин — автоматизированная система расчетов (АСР), более точно отражающий суть интересующих процессов деятельности операторов связи»[26].

С приведенными замечаниями невозможно согласиться. И вот почему.

Во-первых, нами нигде не сказано, что это следственное действие составное. Напротив, оно едино, начиная с момента направления оператору связи судебного постановления о разрешении получения информации о соединениях между абонентами и (или) абонентскими устройствами и до момента приобщения полученной информации к материалам дела в том виде, о котором говориться в самом законе. Убеждены, что определение рассматриваемого следственного действия должно содержать указание на приобщение полученной информации в полном объеме к материалам уголовного дела в качестве вещественного доказательства в опечатанном виде, поскольку это есть элемент (часть) данного следственного действия и не может рассматриваться за его рамками. Сведения о фактах, добытые при получении информации о соединениях между абонентами и (или) абонентскими устройствами, приобретают доказательственное значение только после выполнения обязательных частей этого следственного действия — осмотра документов, содержащих указанную информацию, и приобщения их как вещественного доказательства к материалам уголовного дела на основании соответствующего постановления следователя (дознавателя).

Во, вторых, что же касается термина «биллинг», то об этом уже подробно говорилось выше и обоснованно можно считать корректным его использование. К тому же он уже давно вошел не только в юридическую научную литературу[27], но и используется в экономической сфере. Например, в кассовых чеках об оплате услуги связи, в строке наименование услуги, каждый из нас сможет прочесть это слово. Этот термин используется также в протоколах следственных и судебных действий и иных процессуальных документах[28].

И последнее, А.Н. Иванов ошибочно утверждает, что «любое следственное действие направлено на обнаружение и изъятие ... материальных носителей информации». Отнюдь, «целью любого следственного действия является получение информации определенного вида»[29], а не «материальных носителей информации».

Выяснив сущность рассматриваемого следственного действия, мы можем указать на ошибочность следующего суждения ученого-юриста. А.И. Садовский в своем диссертационном исследовании, посвященном изучению порядка деятельности следователя по формированию доказательств при использовании в ней новейших технических средств, разделил все следственные действия по степени детализации регулирования уголовно-процессуальным законом процедуры применения технических средств на три группы: 1) технические средства, порядок применения которых закреплен в УПК РФ; 2) технические средства, только упомянутые в тексте закона; и 3) технические средства, упоминание и регламентация применения которых в законе отсутствует. К последней группе автором как раз было отнесено следственное действие, предусмотренное ст. 1861 УПК РФ[30]. Таким образом, А.И. Садовским утверждается, что следователь использует средства связи — технические и программные средства, которые применяет оператор связи при оказании услуг связи. Однако следователь сам никак не использует технологическое оборудование оператора связи, а лишь получает интересующий его в плане расследования готовый результат биллинга — одного из непременных элементов производственной деятельности любой организации, оказывающей услуги электросвязи на основании соответствующей лицензии. Что же касается использования технических средств при осмотре материального носителя с указанной информацией, который представлен, например, компакт-диском, то его чтение производится стандартными программными средствами (Microsoft office) на персональном компьютере в помещении служебного кабинета следователя и применение его в процессе осмотра подчиняется правилам, предусмотренным законом, а именно в ч. 3 ст. 180 УПК РФ.

Для уяснения сути рассматриваемого нового следственного действия следовало рассмотреть отличие его от других, помещенных вместе с ним в главу 25 УПК РФ, следственных действий. Остановимся лишь на отличиях его от сходных с ним процессуальных действий — выемки (ст. 183 УПК РФ), а также контроля и записи переговоров (ст. 186 УПК РФ), поскольку, как показано выше, его становление было обусловлено интеграцией уголовно-процессуальной регламентации выемки предметов и документов, составляющих охраняемую законом тайну, и контроля и записи переговоров. Анализ криминалистической природы получения информации о соединениях между абонентами и (или) абонентскими устройствами позволяет сделать вывод о самостоятельном характере этих следственных действий. Они не являются разновидностью друг друга. Это положение подтверждается следующим.

Сущностные отличия изучаемого нами следственного действия от выемки заключаются в следующем.

Во-первых, целью производства получения информации о соединениях между абонентами и (или) абонентскими устройствами является определенная информация, зафиксированная на материальном носителе, а для выемки — это определенные предметы и документы.

Во-вторых, при выемке эти документы уже готовые и их изымают, тогда как в ходе получения информации о соединениях между абонентами и (или) абонентскими устройствами такая информация должна быть вначале отобрана (выделена) из массива имеющейся у оператора связи — законного владельца соответствующей информации и сформирована им. Вот как об этом, например, пишет А.Н. Ярцева: «По нашему мнению, по своей природе данное следственное действие напоминает специфическую разновидность выемки, что признается рядом авторов, а также следует из некоторых материалов опубликованной судебной практики. Но в то же время мы не можем в полной мере согласиться с позицией, безоговорочно считающей это следственное действие выемкой. Дело в том, что в отличие от традиционной выемки, при которой изымаются предметы или документы, имеющие отношение к уголовному делу, которые на момент производства выемки существуют объективно, в данном случае изымается информация об интересующих расследование контактах. Запечатленная в надлежащую форму и содержащая необходимые реквизиты организации, осуществляющей соответствующие услуги связи, данная информация приобретает статус документа (письменного, электронного) по мере ее формирования и предоставления в органы расследования»[31].

И в-третьих, следственное действие, предусмотренное ст. 1861 УПК РФ имеет сложный характер, поскольку включает в себя собственно получение информации, осмотр носителя с этой информацией и принятие решения о приобщении в качестве вещественного доказательства, тогда как выемка носит простой характер и заключает в себя только само получение искомого. Сближает же указанные следственные действия то, что они производятся в отношении определенных (известных следствию) объектов, имеющих значение для уголовного дела, и в случаях, когда точно известно, у кого (где) они находятся.

Исходя из вышеперечисленного, категорически нельзя согласиться с К.Д. Муратовым, продолжающим и после появления ст. 1861 УПК РФ отстаивать мнение о том, что «следователь <может> производить выемку документов, содержащих информацию о соединениях между абонентами и (или) абонентскими устройствами в том объеме, который имеет значение для уголовного дела в порядке ст. 183 УПК РФ»[32].

Сущностное отличие получения информации о соединениях между абонентами и (или) абонентскими устройствами от контроля и записи переговоров состоит в том, что «в ходе первого следственного действия устанавливается не содержание передаваемой информации, а сам факт ее получения (передачи), когда это имеет самостоятельное доказательственное значение (например, когда взяткодатель отрицает факт знакомства с взяткополучателем)»[33]. Формальным отличием контроля и записи переговоров от следственного действия, предусмотренного ст. 1861 УПК РФ, служит то, что последнее действие может быть осуществлено при расследовании преступлений любой категории, тогда как действие, предусмотренное ст. 186 УПК РФ, не может производиться при расследовании преступлений категории небольшой тяжести. Наконец, контроль и запись переговоров осуществляется в отношении переговоров, которые еще только должны состояться, а информацию между абонентами и (или) абонентскими устройствами можно получить и в отношении будущих, и уже состоявшихся.

Еще одно различие между процессуальными действиями, предусмотренными ст.ст. 186 и 1861 УПК РФ. Мы солидаризируемся с замечанием А.В. Ярцевой о том, что «для производства следственного действия, регламентированного ст. 1861 УПК РФ, не предусмотрено такое основание, как наличие угрозы совершения насилия, вымогательства и других преступных действий в отношении потерпевшего, свидетеля, его родственников и близких лиц, (как это предусмотрено ч. 2 ст. 186 УПК РФ. — Примеч. авт.). При возникновении такой угрозы в реальной ситуации расследования, лицо, испытывающее негативное воздействие со стороны виновных, вправе лично обратиться в организацию, оказывающую соответствующие услуги связи для детализации исходящих, входящих, пропущенных и иных контактов на его телефонный номер или иной электронный адрес. Процессуальная форма приобщения данного документа как доказательства будет иной, нежели информация, полученная в порядке ст. 1861 УПК РФ, что ... подтверждает предложение о расширении оснований для производства этого следственного действия»[34].

Приведенные соображения дают основание рассматривать получение информации о соединениях между абонентами и (или) абонентскими устройствами (ст. 1861 УПК РФ) не как разновидность выемки или контроля и записи переговоров, а как самостоятельное (и своеобычное) следственное действие.

Следственное действие, предусмотренное ст. 1861 УПК РФ, надо строго отличать от оперативно-розыскного мероприятия (далее — ОРМ), предусмотренного п. 2 ч. 1 ст. 6 Федерального закона от 12 августа 1995 г. № 144-ФЗ «Об оперативно-розыскной деятельности»[35] (далее — ФЗ «Об ОРД») — наведение справок. Их отличия проистекают из различий нормативных правовых областей, их регулирующих. Основное различие между любым ОРМ и следственным действием «состоит в том, что его результаты, то есть оперативная информация, не имеет доказательственного значения, хотя, конечно, в результате оперативнорозыскной деятельности (далее — ОРД) нередко возможно установить (познать) обстоятельства расследуемого преступления. Однако преступление в результате ОРД не считается раскрытым, так как раскрытие преступления осуществляется только в ходе следственных действий»[36]. Другим главным различием является различие в сферах регулирования ОРМ и следственных действий — для первых это оперативнорозыскной закон, а для вторых — Уголовно-процессуальный кодекс. Из этого вытекает разница в лицах, их осуществляющих. В первом случае это должностное лицо органа, осуществляющего ОРД (оперативный сотрудник), во втором — следователь.

Различие между получением информации о соединениях между абонентами и (или) абонентскими устройствами и указанным ОРМ мы можем усмотреть и из их содержания. Наведение справок в отношении указанной информации заключается в направлении запроса оператору связи и получении ответа на него. Наведение справок в рассматриваемом случае имеет ограничительный характер, поскольку специфичны условия его проведения — допускается на основании судебного решения. Потому направление запроса к оператору связи исключительно в письменной форме (в виде документа с соответствующими реквизитами). Кроме оперативного сотрудника обязательно задействованы руководитель оперативно-розыскного органа и судья, которые санкционируют проведение ОРМ. Основанием для наведения справок, исходя из ч. 1 ст. 5 и ч. 2 ст. 8 ФЗ «Об ОРД», то есть в случае, когда ОРМ ограничивает конституционные права человека и гражданина на тайну частной жизни, телефонных и иных сообщений, передаваемых по сетям электрической связи, является проведение на основании судебного решения и при наличии информации: 1) о признаках подготавливаемого, совершаемого или совершенного противоправного деяния, по которому производство предварительного следствия обязательно; 2) о лицах, подготавливающих, совершающих или совершивших противоправное деяние, по которому производство предварительного следствия обязательно; 3) о событиях или действиях (бездействии), создающих угрозу государственной, военной, экономической, информационной или экологической безопасности РФ. При этом в отличие от следственного действия, предусмотренного ст. 1861 УПК РФ, наведение справок в случаях, которые не терпят отлагательства и могут привести к совершению тяжкого или особо тяжкого преступления, а также при наличии данных о событиях и действиях (бездействии), создающих угрозу государственной, военной, экономической, информационной или экологической безопасности России, допускается на основании мотивированного постановления одного из руководителей органа, осуществляющего ОРД, с обязательным уведомлением суда (судьи) в течение 24 часов. В течение 48 часов с момента начала проведения данного ОРМ орган, его осуществляющий, обязан получить судебное решение о проведении такого ОРМ либо прекратить его проведение (ч. 3 ст. 8 ФЗ «Об ОРД»).

Если полученную в результате наведения справок детализацию соединений абонента будет решено направить следователю (органу дознания), то такая передача должна оформляться по правилам, изложенным в Инструкции о порядке представления результатов ОРД органу дознания, следователю или в суд[37]. Таким образом, ход, результаты получения такой информации во время ОРМ и их передача в уголовный процесс отображаются в соответствующих оперативно-служебных документах, при производстве следственного действия — процессуальными документами.

Мы не можем согласиться с предложением В.Б. Батоева и В.В. Бычкова о том, что часть первую статьи 6 оперативно-розыскного закона следовало бы дополнить пунктом 111 «Получение информации о соединениях между абонентами и (или) абонентскими устройствами»[38]. Поскольку в названном законе, как сказано выше, существует оперативно-розыскное мероприятие, в рамках которого осуществляется, и притом без каких-либо сложностей юридического характера, получение указанной информации. И к тому же называть оперативнорозыскное мероприятие так же, как и следственное действие, неверно.

Законодатель идет по пути устранения сходства в названиях процессуальных действий и оперативно-розыскных мероприятий, если таковые по своему содержанию сходны между собой (например, «Сбор образцов для сравнительного исследования» (п. 3 ч. 1 ст. 6 Федерального закона от 12 августа 1995 г. № 144-ФЗ) и «Получение образцов для сравнительного исследования» (ст. 202 УПК РФ); «Прослушивание телефонных переговоров» (п. 10 ч. 1 ст. 6 Федерального закона от 12 августа 1995 г. № 144-ФЗ) и «Контроль и запись переговоров» (ст. 186 УПК РФ).

Также не можем согласиться с еще одним предложением тех же авторов о необходимости внесения в п. 10 ч. 1 ст. 13 Федерального закона от 7 февраля 2011 г. № 3-ФЗ «О полиции» следующего дополнения фразой «получать информацию о соединениях между абонентами и (или) абонентскими устройствами»[39]. То есть авторами предлагается отразить право полиции при выполнении ею своих обязанностей получение указанной информации, считая это проведением оперативно-розыскного мероприятия. Во-первых, исходя из законодательной техники, перечислять все отраженные в оперативно-розыскном законе оперативно-розыскные мероприятия, которые вправе осуществлять полиция, неправильно, потому как это очевидная излишняя казуистика, противоречащая приемам и правилам изложения юридических норм в тексте закона. А, во-вторых, как уже было отмечено, в отдельном оперативно-розыскном мероприятии под названием «Получение информации о соединениях между абонентами и (или) абонентскими устройствами» потребности нет.

В аспекте доказывания юридически значимых для дела обстоятельств следственное действие, предусмотренное ст. 1861 УПК РФ, в сравнении с близким к нему по содержанию вышеназванным ОРМ, предпочтительнее по следующим основаниям:

использование в уголовном судопроизводстве результатов ОРД представляет собой несколько удлиненный путь, поскольку регламентировано не только уголовно-процессуальным законом, но и юридическими актами, составляющими правовую основу ОРД;

следственное действие проводится по возбужденному (возобновленному производством) уголовному делу, то есть когда следователь располагает, как правило, необходимым объемом доказательств для принятия решения о его проведении, что дает возможность подойти к вопросу о производстве указанного следственного действия более компетентно;

уголовный процесс, в рамках которого осуществляется следственное действие, предоставляет больше гарантий соблюдения прав и законных интересов лиц, в отношении которых получают информацию, чем сфера ОРД, где проводят соответствующее ОРМ.

Выясним далее, какое место в системе следственных действий занимает исследуемое нами действие. Следственные действия могут быть сгруппированы по различным основаниям. Основным же критерием деления следственных действий является общность их познавательных методов (расспроса, наблюдения и сочетания расспроса и наблюдения) и удостоверения их результатов[40]. По этому критерию уголовнопроцессуальный закон распределил все следственные действия на четыре группы — по четырем (24—27) главам. Законодатель, поместив статью о получении информации о соединениях между абонентами и (или) абонентскими устройствами в главу 25 УПК РФ, отнес тем самым это новое процессуальное действие к группе следственных действий, использующих наблюдение труднодоступных объектов (скрытой информации).

С.А Шейфер, посвятивший вопросам классификации следственных действий многие глубокие исследования, отнес получение информации о соединениях между абонентами и (или) абонентскими устройствами к группе следственных действий, носящих организационнораспорядительный характер[41]. Поддерживая эту точку зрения, А.С. Князьков верно заметил, что «об организационно-распорядительном характере некоторых уголовно-процессуальных действий ... свидетельствует дополнительное указание в соответствующих статьях, регламентирующих производство этих следственных действий, на такое следственное действие, как осмотр. Оно производится непосредственно за обеспечительными процессуальными действиями, позволяя в конечном счете, получить доказательства (ст.ст. 186, 1861 УПК РФ). Соответственно в этих статьях идет речь не о протоколах контроля и записи переговоров или получении информации о соединениях между абонентами и (или) абонентскими устройствами, а о протоколе осмотра: “о результатах осмотра и прослушивания следователь ... составляет протокол”; “следователь осматривает представленные документы ... о чем составляет протокол”»[42].

В.В. Бычков высказывает точку зрения о подразделении следственных действий на два вида: 1) следственные действия, направленные на сбор информации; 2) следственные действия, направленные на проверку информации. К первому виду им отнесено получение информации о соединениях между абонентами и (или) абонентскими устройствами[43]. С этим мнением согласиться мы не можем, поскольку считаем, что в зависимости от ситуации расследования названное следственное действие может быть в одном случае средством сбора информации, а в другом — способом ее проверки (то есть равным образом относиться и к то му, и к другому видам). Причем на практике чаще всего одно и тоже получение информации о соединениях между абонентами и (или) абонентскими устройствами является одновременно и способом проверки уже собранных доказательств, и средством получения новых доказательств.

Следует обратиться к другим основаниям отнесения данного следственного действия к определенной группе следственных действий, в основе которых лежат тактические моменты, связанные с конкретной следственной ситуацией. Известно, что следственные действия делятся на первоначальные и последующие, неотложные и не обладающие свойством неотложности. Следственное действие, предусмотренное ст. 1861 УПК РФ, относится по расследованию некоторых категорий преступлений к числу первоначальных и неотложных (к примеру, получение сведений о соединениях по абонентскому номеру SIM- карты, которую использовал субъект преступления, характерно для первоначального этапа расследования мошенничеств с применением мобильных телефонов[44]). Тактическим аспектам производства указанного следственного действия отведена вторая глава.

Учеными-юристами обсуждается вопрос, какой термин корректнее использовать: «информация» или «сведения» в формулировках рассматриваемого следственного действия. Поскольку, в общем, и тот и другой термин в уголовно-процессуальном законе равно присутствует. В.Г. Глебов по этому поводу пишет: «Термин “информация” использовался в УПК и ранее более 10 раз, причем в нескольких смысловых значениях: в общепринятом, например “средства массовой информации” (ст. 144 УПК), техническом — “носители компьютерной информации” (ст. 166 УПК) и познавательном. Последний вариант наиболее распространен и в большинстве случаев связан с вопросами доказывания и аналогичен понятию “сведения”. Однако в ч. 1 ст. 74 УПК однозначно указано, что “доказательствами по уголовному делу являются любые сведения, на основе которых суд, прокурор, следователь, дознаватель в порядке, определенном настоящим Кодексом, устанавливает наличие или отсутствие обстоятельств, подлежащих доказыванию при производстве по уголовному делу, а также иных обстоятельств, имеющих значение для уголовного дела”. Кроме того, в части второй этой же статьи дается перечень допустимых источников доказательств, среди которых сложно указать тот, который будет соответствовать для информации, полученной при производстве следственных или иных процессуальных действий. Исходя из процессуальной регламентации тех действий, где используется слово «информация» можно предположить, что таким доказательством будет в одних случаях протокол, а в других — документы или предметы (которые в перспективе будут признаны вещественными доказательствами), содержащие необходимую доказательственную информацию. Второй вариант с позиций обеспечения допустимости доказательств видится более правильным, так как протокол для действий, в регламентации которых по тексту закона использован термин “информация”, играет процессуальную роль как способ оформления уже объективно существующих сведений. Поэтому во избежание наличия двух близких по смыслу слов в тексте закона для обозначения доказательств следует использовать только термин “сведения”, заменив им в соответствующих нормах слово “информация”»[45].

Теперь есть необходимость разобраться в понятиях, которые используются в области связи. Если понятие «абонент» не вызывает особых вопросов, определение его дается в ст. 2 Федерального закона от 7 июля 2003 г. № 126-ФЗ (абонент — пользователь услугами связи, с которым заключен договор об оказании таких услуг при выделении для этих целей абонентского номера или уникального кода идентификации), то понятие «абонентское устройство» законом не определено. Проведя сравнительный анализ различных подзаконных актов, регулирующих сферу оказания услуг связи[46], а также положение п. 2 Определения Конституционного Суда РФ от 16 июля 2013 г. № 1156-О «Об отказе в принятии к рассмотрению жалобы гражданина Чичина Виталия Валерьевича на нарушение его конституционных прав пунктом 241 статьи 5, частью первой статьи 13, пунктом 12 части второй статьи 29, частью первой статьи 144, частью первой статьи 165 и частью первой статьи 1861 Уголовнопроцессуального кодекса Российской Федерации», можно утверждать, что указанное понятие тождественно понятию «пользовательское оборудование» (или «оконечное оборудование»), содержащееся в том же законе о связи и означающее «технические средства для передачи и (или) приема сигналов электросвязи по линиям связи, подключенные к абонентским линиям и находящиеся в пользовании абонентов или предназначенные для таких целей» (ст. 2). Представляется в этой связи целесообразным в ст. 1861 УПК РФ сделать пояснение, что уголовнопроцессуальный закон относит (путем перечисления) к абонентским устройствам. По этому случаю вспоминаются яркие справедливые слова видного советского государственного деятеля Владимира Павловича Антонова-Саратовского (1884—1965), возглавлявшего в 1920— 1930-х гг. Уголовную коллегию Верховного Суда СССР и Комиссию законодательных предположений при СНК (Совете Народных Комиссаров) СССР: «Всякая законодательная невязка, противоречие правовых понятий и формулировок в разных законодательных актах по одному и тому же вопросу вносят не только путаницу в сознание исполнителей, но и наносят значительный политический и экономический ущерб»[47]. Действительно, несогласованность между отдельными юридическими актами, скорее, большее зло, нежели неточность в них содержащаяся; потому лучше пусть безобразно, но однообразно.

Следует остановиться на вопросе, кем должен являться абонент, чтобы информация о его соединениях могла быть получена в порядке ст. 1861 УПК РФ. Ответ на него: это может быть любое лицо, являющееся участником уголовного судопроизводства, как со стороны защиты, так и со стороны обвинения, а также вообще не быть таковым. Это однозначно проистекает из указанной статьи уголовно-процессуального закона. Об этом же свидетельствуют материалы уголовных дел. Вот примеры из двух дел.

Следователем было возбуждено уголовное дело по признакам состава преступления, предусмотренного ч. 1 ст. 290 УК РФ в отношении гражданки Н. по факту получения ей взятки в виде денежного вознаграждения. В ходе расследования Н. было заявлено алиби. Следователь обратился районный суд в порядке ст. 165 УПК РФ с ходатайством о производстве получения информации о входящих и исходящих звонках местного и междугородного сообщения с указанием базовых станций, через которые проходили данные сообщения за определенный период, которая включала в себя сведения об абонентском номере К., не имеющей никакого уголовно-процессуального статуса. Получение указанных сведений диктовалось необходимостью проверки выдвинутого обвиняемой алиби. Однако К. заявила в суде, что получение информации в отношении ее звонков не основано на законе, поскольку у нее отсутствовал статус участника уголовного судопроизводства. Исследовав представленные следствием материалы, суд пришел к правильному выводу, что получаемая информация имеет существенное значение для уголовного дела, а ходатайство следователя является законным, обоснованным, мотивированным и подлежащим удовлетворению, отметив следующее. Закон не связывает возможность получения информации о соединениях между абонентами с наличием у последних какого-либо процессуального статуса в рамках уголовного судопроизводства, говоря лишь о значении данных сведений для уголовного дела, которое подтверждено в представленных суду материалах. Данная позиция Октябрьского районного суда г. Липецка была подтверждена кассационным определением от 5 февраля 2013 г. Судебной коллегией по уголовным делам Липецкого областного суда[48].

Как видно, на сегодня имеет место противоречивая практика рассмотрения ходатайств следователей (дознавателей) о получении соответствующих данных биллинга в отношении неопределенного круга лиц, с кем по телефону связывался фигурант. Судьи обосновывали свои отказы в удовлетворении ходатайств о производстве получения информации о соединениях между абонентами и (или) абонентскими устройствами следующими обстоятельствами. Отсутствуют законные основания для получения указанной информации в населенном пункте, где проживает и находится большое количество граждан, что ограничивает тайну телефонных переговоров в отношении неопределенного круга лиц. Разрешение на получение следствием (дознанием) таких данных приведет к нарушению прав лиц, не причастных к преступлению, не имеющих к нему отношения, не располагающих какими-нибудь сведениями по расследуемому делу, что является недопустимым ввиду установленного Конституцией РФ и Федеральным законом «О связи» права на тайну телефонных переговоров и допускается в отношении подозреваемых и обвиняемых. Кроме того, суду не предоставляются сведения о том, что лицами из этого неопределенного круга людей, не являются те, что принадлежат к той категории лиц, в отношении которых применяется особый порядок производства по уголовным делам (ст. 447 УПК РФ). Такого рода казуальные (индивидуальные) толкования, выраженные в решениях судов, по сути, неправомерно суживают распространение действия ст. 1861 УПК РФ. Исходя из положения части первой указанной статьи (в соответствии с ее буквальным текстом), основанием для получения информации о соединениях между абонентами (абонентскими устройствами) в первую голову должно служить наличие достаточных данных полагать, что такая информация имеет значение для уголовного дела.

Другой пример. 3 декабря 2013 г. заместитель начальника отдела прокуратуры Кабардино-Балкарской Республики (КБР) обратился с апелляционным представлением в Верховный Суд КБР об отмене решения судьи Нальчинского городского суда КБР, которым было удовлетворено ходатайство старшего следователя первого отдела по расследованию особо важных дел СУ СК РФ по КБР о получении в ОАО «Мегафон» информации о телефонных соединениях абонентского номера <...>, используемого З. В обосновании представления прокурор указал, что в ходе расследования уголовного дела был установлен абонентский номер, использовавшийся обвиняемой А., и получена детализация ее телефонных соединений, где были отражены соединения с гражданином З. Прокурор посчитал, что при таких обстоятельствах установить, вела ли обвиняемая А. телефонные переговоры с абонентом З., возможно путем анализа детализации телефонных соединений номера, которым пользовалась А. Получение по уголовному делу, возбужденному в отношении А., сведений обо всех телефонных соединениях абонентского номера, использовавшегося З., по мнению прокурора, фактически означает, что следствие выходит за рамки исследуемых событий, нарушая при этом без достаточных на то оснований право З. на тайну телефонных переговоров. Судебная коллегия по уголовным делам Верховного Суда КБР не согласилась с доводами прокурора, оставив апелляционное представление без удовлетворения, отметив следующее. Необходимость получения данных биллинга в отношении З. в рамках уголовного дела, возбужденного 4 марта 2013 г. в отношении А. по признакам преступлений, предусмотренных чч. 3, 4 ст. 159 УК РФ, в ходатайстве следователя достаточно мотивирована и вытекает из представленных материалов уголовного дела[49].

Несмотря на ясное содержание ст. 1861 УПК РФ, а также направление складывающейся практики ее применения в отношении того, кем может быть абонент, чтобы в рамках предварительного расследования могла быть получена информация о соединениях между абонентами и (или) абонентскими устройствами, Ю.В. Стельмах сам ставит вопрос, необходимо ли придание отдельного процессуального статуса абоненту, данные о соединениях которого запрашиваются, и сам же дает очевидный для всех ученых-процессуалистов ответ. «Предоставлять абонентам процессуальный статус нет необходимости, поскольку никакой активной роли в производстве следственного действия они не играют и в целом его участие в процессе расследования ... фрагментарно. Если абонент является субъектом уголовно-процессуальной деятельности (подозреваемым, обвиняемым, потерпевшим, свидетелем), он реализует те процессуальные права, которыми наделен соответствующий субъект. В противном же случае, — отмечает Стельмах, — абонент никаких интересов в деле не имеет, и единственным обстоятельством, затрагивающим его права, является сам по себе факт сбора сведений о такой области его частной жизни, как ведение переговоров. Однако защитить эти права указанным лицам возможно в рамках ст. 125 УПК РФ, которая предоставляет такие возможности всем лицам, полагающим, что соответствующие права нарушены, независимо от наличия у этих лиц уголовно-процессуального статуса. Наделение же абонентов отдельным статусом, — заключает Стельмах, — не приведет к улучшению защиты их прав, а лишь неоправданно усложнит процессуальные конструкции»[50].

Еще одно понятие, используемое в сфере связи, требующее своего единого определения — «соединения между абонентами и (или) абонентскими устройствами». Анализ правил оказания услуг различной связи (подвижной, по передаче данных, проводного радиовещания и др.), проведенный Ю.Н. Соколовым, позволил ему прийти к корректному определению данного понятия. Итак, из обобщения указанных правил, утвержденных Правительством РФ[51], «можно утверждать, что под соединениями между абонентами и (или) абонентскими устройствами следует понимать установленное взаимодействие между средствами связи, позволяющие абоненту и (или) пользователю услугами связи передавать и (или) принимать необходимую информацию»[52].

Другой термин — оператор связи — не вызывает затруднений; он законодательно определен. Это — «юридическое лицо или индивидуальный предприниматель, осуществляющие услуги связи на основании соответствующей лицензии» (п. 12 ст. 2 Федерального закона от 7 июля 2003 г. № 126-ФЗ). Здесь лишь следует, что в уголовно-процессуальном законе говорится только об организациях — юридических лицах (ч.ч. 2— 4 ст. 1861 УПК РФ), без упоминая об индивидуальных предпринимателях, то есть гражданах, занимающихся предпринимательской деятельностью без образования юридического лица (п. 1 ст. 23 ГК РФ). В.Ю. Стельмах поднимает вопрос о выяснении процессуального статуса организаций, осуществляющих услуги связи. Он пишет: «В литературе высказано предположение о необходимости их отнесения к “иным” участникам уголовного судопроизводства. Нам представляется, что в наделении указанных организаций особым процессуальным статусом нет необходимости, поскольку данные организации выполняют сугубо техническую работу по фиксации и систематизации информации, сосредоточенной в их базах данных. Их участие в деле является не сквозным, а эпизодическим»[53]. С этим утверждением следует согласиться, поскольку не под одну из группу иных участников уголовного судопроизводства, названных в ст.ст. 56—60 УПК РФ, нельзя подвести оператора связи, поскольку у него отсутствует какая-либо процессуальная функция, что присуще любому участнику уголовного судопроизводства. Поскольку биллинг (или АСР), определенные данные которого получают как абоненты, операторы связи при обмене этими данными друг с другом, так и следователь в порядке ст. 1861 УПК РФ, является производственной, экономической функцией оператора связи.