Проблемы доказывания обстоятельств уголовного дела традиционно порождали и продолжают продолжать множество научных дискуссий. И в этом нет ничего удивительного. Ведь процессуальное доказывание неразрывно связано с познавательной деятельностью суда, прокуратуры, органов дознания и предварительного следствия. Ведущие отечественные ученые-процессуалисты неоднократно отмечали, что доказывание составляет сердцевину уголовного судопроизводства, пронизывает деятельность всех его участников и осуществляется на всем его протяжении1. Поэтому наряду с правовой сущностью оно имеет весьма глубокие философские (гносеологические) корни, которые подчас достаточно сложно перевести в созданную человеческим разумом и, кстати, далеко не всегда безупречную процессуальную форму. Как справедливо отмечал С. В. Бородин, природа доказательственного права, его сущность обусловлены формой уголовного процесса, присущей той или иной исторической эпохе[1] [2]. В то же время законы гносеологии существуют сами по себе и не связаны с установленными правилами человеческого общежития. Следовательно, теория уголовно-процессуального доказывания представляет собой совокупность научных положений, уже изначально наполненных целым спектром внутренних противоречий. Причем в условиях нестабильности существующей в нашем государстве процессуальной формы, достаточно частых, в том числе и кардинальных реформ Уголовно-процессуального кодекса[3] обозначенные противоречия приобретают еще более острый характер. Существующие здесь проблемы, считает А. А. Дав- летов, исчисляются несколькими десятками. И их количество постоянно возрастает, так как научное исследование различных аспектов уголовно-процессуального познания продолжает расширяться и углубляться1. Причем вплоть до настоящего времени ученые даже не выработали единой позиции по поводу соотношения наиболее базовых категорий «познание» и «доказывание», хотя факт их тесной взаимосвязи уже ни у кого не вызывает сомнений. В литературе по этому поводу существует несколько наиболее известных позиций. Так, некоторые процессуалисты советского периода отождествляли указанные категории, полагая, что доказывание и есть познание обстоятельств, имеющих значение для уголовного дела[4] [5]. Другие специалисты понимали и продолжают понимать под доказыванием более узкий правовой инструмент (разновидность познания), характеризующийся, например, наличием строгой процессуальной формы[6], возможностью опосредованного восприятия обстоятельств уголовного дела[7] или направленностью на строго определенный круг обстоятельств[8]. Кстати, примерно такие же подходы к соотношению познания и доказывания присущи и другим отраслям юридической науки, в частности гражданского процесса и административного права[9].

Существует и еще одна достаточно интересная научная позиция, в определенной степени разводящая познание с доказыванием. Ее представители указывают, что доказыванием следует считать процесс формирования и изложения различных доводов и аргументов, позволяющих обосновать правильность своей позиции перед субъектом правоприменения. Так, еще М.С. Строгович толковал понятие доказывания в двух различных смыслах:

как исследование, познание истины органами дознания, следователем, прокурором, судом с участием потерпевшего, подозреваемого, обвиняемого, защитника и других лиц;

как обоснование определенного тезиса участников, выдвинувших этот тезис1.

Позднее С. А. Шейфер писал об этом как о доказывании в широком и узком смыслах[10] [11]. А. Р. Ратинов говорил о доказывании как об удостоверении, подтверждении, обосновании правильности каких-либо мыслей или решений при помощи доводов, аргументов и фактов перед определенным адресатом. Он утверждал, что доказывание имеет как познавательную, так и удостоверительную стороны[12]. Аналогичные взгляды высказывалась Э. С. Зеликсоном[13], В. Д. Арсеньевым (в более поздних работах)[14], Р. Г. Домбровским[15], А. А. Леви[16] и некоторыми другими специалистами.

Вместе с тем наибольшее развитие данная концепция приобрела в связи с переходом отечественного уголовного судопроизводства к состязательным механизмам, сопровождающимся отказом от целого ряда постулатов советской процессуальной науки. Как отмечает Л. А. Воскобитова, сама Конституция РФ определила правовые параметры реформы судебной власти и заложила основы для пересмотра сложившихся методологических представлений о судебном познании[17]. В свою очередь, В. А. Лазарева пишет, что сложившиеся в советский период представления о доказывании как о процессе, тождественном познанию, мешают развитию состязательной формы уголовного судопроизводства[18]. Придерживаясь данной точки зрения, Л. М. Володина считает, что доказать что-либо означает не только познать, но и убедиться в достоверности полученного результата, убедить в правильности своих выводов и иных лиц[19]. Несколько противоречивой точки зрения по данному вопросу придерживается Е. А. Карякин. Автор, с одной стороны, указывает, что процессуальное познание и доказывание являются самостоятельными структурными элементами. Одна

ко при этом процессуальное познание он считает более широкой категорией, включающей в свой состав в том числе и доказывание1.

Развивая идею о разграничении юридического познания и доказывания в контексте принципа состязательности, Ю. П. Боруленков полагает, что при определении сущности этих категорий следует исходить прежде всего из функций субъектов и наличия их специфического интереса. Он говорит о доказывании как о деятельности, обуславливающей функции сторон, в противовес функции суда, выраженной в познании. Таким образом, под доказыванием ученый понимает деятельность по обоснованию сторонами утверждений, которая, по его мнению, должна быть разграничена с процессуальным познанием[20] [21]. Иными словами, фактически под процессуальным доказыванием он подразумевает сугубо логические операции, в ходе которых обосновывается истинность определенных суждений[22]. Несколько ранее данная точка зрения выдвигалась Л. А. Татаровым[23]. Кстати, в этой связи весьма примечательно, что в науке гражданского процесса позиции, связанные с полным разграничением познания и доказывания, появилась значительно раньше и укоренились значительно глубже. В частности, Л. А. Ванеева еще в 1972 г. писала, что доказывание в гражданском процессе — это деятельность сторон и иных участников процесса по обоснованию истинности предъявленных требований или возражений. А познание — всего лишь форма восприятия обстоятельств, имеющих значение для дела[24]. Аналогичные взгляды также высказывались О. П. Чистяковой[25] и некоторыми другими учеными. Авторы современного курса доказательственного права в гражданском и арбитражном процессе вообще считают познание и доказывание исконно гетерогенными категориями[26].

В целом разделяя научные взгляды, предполагающие рассмотрение процессуального познания и доказывания в контексте принципа состязательности, позволим себе не согласиться с доводами Ю. П. Боруленкова, Л. А. Татарова и наших коллег — специалистов в области гражданского судопроизводства о жестком разграничении этих двух категорий. Представляется, что доказывание нельзя рассматривать исключительно как некий логический процесс, направленный на убеждение сторонами суда в правильности своих позиций. Безусловно, он имеет и познавательную составляющую. Особо наглядно это прослеживается в досудебном производстве по уголовному делу, где органы дознания или предварительного следствия для обоснования своей позиции осуществляют полноценное познание всех обстоятельств уголовного дела посредством производства следственных и иных процессуальных действий. В частности, проверяя различные версии в период между возбуждением уголовного дела и моментом привлечения лица в качестве обвиняемого, следователь в различных формах осуществляет познание, но свои выводы относительно обвинения он должен основывать лишь на достаточных доказательствах (ст. 171 УПК РФ). В свою очередь, наделяя суд познавательной функцией, нельзя забывать об его обязанностях давать надлежащую оценку всем имеющимся доказательствам, на основании чего логически обосновывать и мотивировать любой приговор или иное решение ( ч. 4 ст. 7, ч. 1 ст. 88 УПК РФ). Как разъяснил Пленум Верховного Суда РФ, при вынесении приговора должны получить оценку все рассмотренные в судебном заседании доказательства, как подтверждающие выводы суда по вопросам, разрешаемым при вынесении приговора, так и противоречащие этим выводам. Суд в соответствии с требованиями закона должен указать в приговоре, почему одни доказательства признаны им достоверными, а другие отвергнуты1.

Таким образом, для определения сущности доказывания в уголовном судопроизводстве необходим компромиссный подход, предполагающий сочетание познавательных и аргументационных приемов в деятельности как суда, так и сторон. Безусловно, уголовно-процессуальное доказывание полностью не вписывается в более широкую категорию «познание», и конечно, эти категории не тождественны. Вместе с тем доказывание нельзя категорично развести с познавательной деятельностью, т. е. лишить его гносеологического фундамента, на котором и сроятся все доводы и аргументы как суда, так и сторон. Мы не можем солидаризироваться с Ю.П. Боруленковым, считающим, что в содержательном плане понятия «процессуальное познание» и «доказывание» не только не совпадают, но и вообще могут не пересекаться[27] [28]. Скорее следует согласиться с Л. М. Володиной, отмечающей совпадение уголовно-процессуального познания и доказывания лишь в определенной части — когда речь идет о способах собирания доказательственной информации[29]. Доказывание в уголовном судопроизводстве целесообразно рассматривать как двухэтапный процесс, состоявший в процессуальном познании обстоятельств уголовного дела и в логическом обосновании данными обстоятельствами правоприменительных решений[30]. Ю. К. Орлов в своих работах, также полагая, что доказывание не сводится только лишь к познанию, идет еще дальше и пишет о нем как о трехэтапном процессе:

доказывание-познание;

доказывание-удостоверение;

доказывание-обоснование[31].

Примерно такие же взгляды высказываются и в некоторых современных работах по гражданскому процессуальному праву1.

Следовательно, в части осуществления своего первого этапа доказывание действительно является разновидностью процессуального познания в целом и имеет с ним общую внутреннюю гносеологическую сущность, общие механизмы постижения человеком обстоятельств, имеющих значение для уголовного дела. С этих позиций и уголовно-процессуальное познание, и доказывание являются всего лишь частными случаями познания в целом; им присущи все основные законы и закономерности познавательной деятельности. Законы эти, как писал А. И. Трусов, едины для всякого познания. Они действуют как при познании больших процессов и явлений (например, при установлении закономерностей природы, общества, человеческого мышления), так и при восстановлении картины единичных фактов, явлений, событий (например, факта преступления и виновности определенного лица). Без использования этих закономерностей не может протекать никакой процесс познания, не может быть установлена истина[32] [33]. Л. Д. Кокорев и Н. П. Кузнецов, рассматривая уголовно-процессуальное доказывание в контексте его гносеологической сущности, отмечали, что оно представляет собой разновидность познания человеком реальной действительности. Оно осуществляется в соответствии с общими закономерностями, присущими познавательной деятельности во всех областях теории и практики[34].

Эти закономерности во многом обусловлены концептуальным философскометодологическим подходом к сущности познания. Причем в отечественной науке таковым традиционно являлся диалектический материализм (в советский период — марксистско-ленинская диалектика); на нем вплоть до настоящего времени зиждется вся национальная теория доказательств; на него опирались и продолжают опираться фундаментальные процессуальные и криминалистические исследования[35]. Более того, диалектический материализм расценивался не просто как основной методологический подход к сущности познания. В контексте проводимой советским государством радикальной политики воззрения и идеи этой философской школы приобрели официальный государственный статус и фактически превратились в неоспоримую научную догму. Иные мировоззренческие позиции гносеологического характера, пусть даже выдвинутые в духе диалектического материализма, но, тем не менее, не соответствующие господствующей марксистско-ленинской идеологии, изначально были обречены на провал.

В последнее время советские философы, пытаясь «наверстать упущенное», прикладывают немало усилий для изучения ведущих мировоззренческих концепций XX в.; основываясь на положениях неореализма, неопозитивизма, прагматизма, феноменологии, герменевтики и других школ ученые ищут новые концептуальные подходы к наиболее базовым категориям гносеологии. Очевидно, такое стремительное развитие философской мысли рано или поздно приведет к переориентированию методологии юридического, в частности уголовнопроцессуального, познания, объективно потребует пересмотра большинства существующих научных положений и создания новых, альтернативных теорий. Готова ли сегодняшняя юридическая наука к такому переосмыслению своих методологических основ? Данный вопрос представляются крайне сложными и неоднозначными, поскольку связь уголовно-процессуальной науки с современной философией существенно ослаблена. Как справедливо полагает В. И. Пржиленский, расхождение между современным уровнем развития философского знания и теми философскими положениями, которые применяются в правовых теориях, становится все более вопиющим1. Многие разработки по вопросам познания философской науки XX в. просто неизвестны или мало известны современным процессуалистам, и их еще предстоит освоить, осмыслить и соотнести с имеющимися процессуальными представлениями.

Диалектический материализм позволил сформировать некую упрощенную схему представлений о познании, которая и легла в основу теории уголовно-процессуального доказывания. Тем более что в работах советских ученых унаследованы многие мировоззренческие идеи других философских школ и направлений, история которых насчитывает не одну сотню лет. Как отмечается в философской литературе, диалектико-материалистическое учение об истине является приемником классической концепции истины и вместе с тем представляет собой качественно новый этап в ее развитии. А истоки самой классической концепции восходят к античной философии; первые попытки ее теоретического осмысления были предприняты еще Платоном и Аристотелем[36] [37].

Представляется, что в настоящее время резкий отход теории уголовно-процессуального познания и доказывания от постулатов диалектического материализма пока реально невозможен; он, несомненно, повлечет за собой достаточно серьезные негативные последствия как в науке уголовного процесса, так и в правоприменительной практике. Тем более что для юриспруденции вообще наиболее разумным является умеренный консерватизм, не революционный, а именно эволюционный путь развития. Поэтому современные подходы к сущности познания и доказывания в уголовном судопроизводстве должны носить в некотором роде компромиссный характер. Так, с одной стороны, следует согласиться с теми учеными, которые считают, что методология процессуального познания не может быть оторвана от диалектической теории[38]. Вместе с тем

с другой стороны, диалектико-материалистический подход не должен расцениваться как неоспоримая научная догма. Полагаем, что существующие в теории доказывания постулаты вполне могут получить новый виток своего развития в контексте заимствования ряда положений и взглядов из области других, в том числе современных, философских школ и течений. Именно в таком направлении нам видятся дальнейшие шаги в этом сегменте процессуальной науки.

Итак, для диалектического метода познания характерно несколько базовых положений: а) о первичности материи и вторичности сознания; б) о возможности познания человеком объективного мира; в) об объективной, относительной и абсолютной истине; г) о ступенях познания; д) о роли общественно-исторической практики в познании ит.д1. Существует и еще одна весьма важная закономерность диалектического материализма — способность материи к отражению, которая, по мнению советских ученных, основывающихся на работах В. И. Ленина, «существует в фундаменте самого здания материи»[39] [40]. В философской литературе под отражением понимается свойство материи (материальных систем) в процессе взаимодействия посредством своих особенностей воспроизводить особенности других систем. В ходе отражения осуществляется в некотором смысле перевод некоторого содержания (отражаемого) в такую форму, в которой это содержание становиться внутренним достоянием отражающего. Тем самым вещи в некотором смысле оставляют свой след друг в друге, существуют не только «в себе», но и «в другом»[41]. Некоторые представители марксистско-ленинской философии писали об отражении в широком смысле как относящемся к любым проявлениям объективной действительности и узком смысле как относящемся исключительно к человеческому сознанию. Причем узкий смысл отражения ими отождествлялся с познанием[42]. Как отмечал известный болгарский философ Т. Павлов, теория отражения позволяет объяснить сущность процесса познания и доказывания в различных сферах человеческой деятельности[43].

Очевидно, что подобное свойство материи играет первостепенную роль и применительно к расследованию и судебному разбирательству уголовных дел. Его особая ценность обусловлена преимущественно ретроспективным характером процессуального познания. Ведь обстоятельства, подлежащие доказыванию (ст. 73 УПК РФ), как правило, находятся в прошлом. Так, обстоятельства подготовки или совершения преступления всегда опережают по времени деятельность органов дознания, следователя или суда по их установлению и исследованию. Они не могут быть изучены непосредственно или воспроизведены повторно. Это же касается и многих других обстоятельств, постигаемых субъектами познания в ходе уголовного судопроизводства. Следовательно, в большинстве случаев они могут быть установлены лишь посредством оставшихся следов — отражений прошлого. Именно такие следы — отражения прошлого события в памяти людей, на предметах, в документах — несут сведения, которые являются тем объективным материалом, на котором основывается ретросказательное исследование и формируются его выводы[44] [45]. Вместе с тем ретроспективность процессуального познания, на наш взгляд, не носит исключительного характера. При расследовании в судебном разбирательстве уголовного дела встречаются некоторые обстоятельства, которые существуют в настоящем времени. Например, это могут быть обстоятельства, влияющие на вид и размер уголовного наказания: прежняя судимость виновного, наличие у него на иждивении малолетних детей и т.д. С. В. Курылев характеризовал подобные обстоятельства как факты, которые, возникнув до процесса, вне процесса, продолжают существовать и во время процесса. Более того, именно с их наличием во время разбирательства дела, а не только в прошлом, закон в ряде случаев и связывает юридические последствия2. Кстати, к подобным обстоятельствам можно отнести и основания для избрания в отношении обвиняемого (подозреваемого) меры пресечения в виде заключения под стражу или домашнего ареста. Как известно, в настоящее время они могут быть установлены лишь посредством надлежащей проверки представленных сведений в ходе судебного заседания (ч. 1 ст. 108 УПК РФ). Однако все вышеприведенные исключения не имеют концептуального значения; они не связаны с главным фактом (событием преступления, виновностью и т.д.), а скорее влияют на решения частных вопросов: о виде наказания, его размере, об избрании меры пресечения и т. п. И к тому же, несмотря на их действительность во время производства по уголовному делу, органы предварительного расследования и суд зачастую познают их также по следам-отображениям (справкам, характеристикам, копиям приговоров и т.п.). Таким образом, подобные обстоятельства можно расценить как исключения, которые лишь подтверждают правило о ретроспективности уголовно-процессуального познания.

Советская юридическая наука изобиловала различными исследованиями, направленными на «имплантацию» указанных постулатов марксистско-ленинской философии в теорию уголовно-процессуального познания и доказывания. Причем дальше всех в этих вопросах, безусловно, продвинулись представители так называемой информационной теории доказательств, возникшей в 1960-е гг. По справедливому высказыванию Ю. К. Орлова, она зародилась в самый разгар кибернетического бума и была обусловлена передовыми кибернетическими идеями и теориями того времени; она явилась мощным толчком для интенсивной разработки информационного аспекта теории доказывания, максимального использования достижений кибернетики в теории доказательств1. Ими была выдвинута идея о доказательственной информации как о сигнале, поступающем из объективной действительности в сознание субъекта доказывания и формирующем там некий «отпечаток»[46] [47]. Данная концепция на первое место в понимании доказательств ставит сведения (информацию), имеющие значения для уголовного дела, которые в процессе расследования и судебного разбирательства получают органы дознания, следователь, суд. Однако при этом подобные сведения должны восприниматься в единстве с их источником — лицом или материальным носителем, без которого их существование и восприятие просто невозможно[48].

Информационная теория доказательств не утратила своего влияния и в постсоветский период развития уголовно-процессуальной науки, приобретая все новых сторонников. В частности, Л. Д. Кокорев и Н. П. Кузнецов в своей монографии, посвященной доказательственному праву и вышедшей в свет в 1995 г., отмечали, что единственным средством доказывания в уголовном процессе являются доказательства, которые представляют собой фактические данные (сведения о фактах), полученные из перечисленных в законе источников определенными законом способами, на основании которых устанавливаются обстоятельства, имеющие значение для правильного разрешения дела[49]. Близкими по существу подходами характеризуются работы Р. С. Белкина[50], С. А. Шейфера[51], В. С. Балакшина[52] и рядя других современных ученых. Итогом развития информационной концепции доказательств явилось фактическое введение ее основных положений в текст нового Уголовно-процессуального кодекса РФ. Так, в соответствии с ч. 1 ст. 74 УПК РФ, доказательствами по уголовному делу являются любые сведения, на основе которых суд, прокурор, следователь, дознаватель устанавливает наличие или отсутствие обстоятельств, подлежащих доказыванию при производстве по уголовному делу, а также иных обстоятельств, имеющих значение для уголовного дела. При этом, согласно ч. 2 ст. 74 УПК РФ, в качестве доказательств допускаются различные показания, заключения и иные информационные ресурсы, содержащие сведения, имеющие значение для уголовного дела.

В целом поддерживая информационную теорию доказательств, мы вместе с тем считаем, что в современных условиях она не должна «застаиваться на месте», особенно в своем первозданном виде, обусловленном жесткой связью с постулатами марксизма-ленинизма. На сегодняшний день она нуждается в дальнейшем развитии. Тем более что в науке и практике уже выявились определенные недостатки информационной теории, например полное игнорирование логической стороны доказывания и отрицание роли доказательственных фактов1. Представляется, что в настоящее время нет никаких причин, создающих препятствия для гармоничного наполнения этой разработанной советскими процессуалистами концепции современными идеями и представлениями о закономерностях восприятия обстоятельств объективной реальности, о состязательных началах уголовного судопроизводства и т. д. В подобном контексте обновленная информационная теория доказательств вполне может выступить в качестве методологической основы для современных подходов к механизмам установления обстоятельств уголовного познания и сущности отдельных средств процессуального познания, в частности предусмотренных ст. 83 УПК РФ протоколов (результатов) «невербальных» следственных и судебных действий.

' См., напр.: Рахунов Р.Д. Участники уголовно-процессуальной деятельности. М.: Госюр- издат, 1961. С. 41; Лупинская П. А. Доказывание в советском уголовном процессе: учеб, пособие. М.: ВЮЗИ, 1966. С. 4.

[2] См.: Бородин С. В. Гносеологические основы доказывания по уголовному делу // Курс советского уголовного процесса. Общая часть / под ред. А.Д. Бойкова, И. И. Карпеца. М.: Юрид. лит. 1989. С. 521.

[3] См.: Уголовно-процессуальный кодекс Российской Федерации от 18 декабря 2001 г. № 174-ФЗ с последующими изменениями и дополнениями.

[4] См.: Давлетов А. А. Основы уголовно-процессуального познания. Екатеринбург: Гуманитарный университет, 1997. С. 13-14.

[5] См., напр.: Арсеньев В. Д. Вопросы обшей теории судебных доказательств. М.: Юрид. лит., 1964. С. 10; Фатку.ыин Ф. Н. Общие проблемы процессуального доказывания. 2-е изд. Казань: Казанский госуниверситет, 1976. С. 16идр.

[6] См., напр.: Божьев В. П. Основные вопросы советского уголовного процесса: учеб, пособие. М.: Академия МВД СССР, 1978. С. 81; Хмыров А. А. Проблемы теории доказывания: учеб, пособие. Краснодар: Кубанский госуниверситет, 1996. С. 6; Победкин А. В. Теория и методология использования вербальной информации в уголовно-процессуальном доказывании: дисс.... д-ра юрид. наук. М.: Московский университет МВД России, 2005. С. 113; Костенко Р.В. Доказательства в уголовном процессе: концептуальные подходы и перспективы правового регулирования: автореф. дис. ... д-ра юрид. наук. Краснодар: Кубанский государственный аграрный университет, 2006. С. 8; Пвтузовский А. А. Проблемы доказывания в уголовном процессе (совершенствование законодательства и правоприменительной практики). М.: Академия управления МВД России, 2009. С. 5; Зажицкий В. И. Доказательства и доказывание по УПК РФ. СПб.: Юридический центр Пресс, 2015. С. 19-20 и др.

[7] См.: Лупинская П.А. Доказывание в советском уголовном процессе: учеб, пособие. М.: ВЮЗИ. 1966. С. 21-22.

[8] См., напр.: Джатиев В. С. Доказывание и оценка обстоятельств преступления / отв. ред. Н. С. Алексеев. Ростов н/Д: Ростовский госуниверситет, 1991. С. 122—123; Астафьев Ю. В.. Изотова Н. В. Доказывание и оперативно-розыскная деятельность: проблемы соотношения и взаимодействия. Курск: ФГУИПП, 2002. С. 86.

[9] См., напр.: Треушников М. К. Судебные доказательства. М.: Городец, 1997. С. 33; Гражданский процесс России: учебник / под ред. М.А. Викут. М.: Юристъ, 2004. С. 167; Васильев Ф. П. Доказывание по делу об административном правонарушении. М.: Юнити-Дана, 2005. С. 26 и др.

[10] См.: Строгович М. С. Курс советского уголовного процесса. Т. 1 . М.: Наука, 1968. С. 299.

[11] См.: Шейвер С.И. Доказательства и доказывание по уголовным делам: проблемы теории и правового регулирования. М.: Норма, 2008. С. 17.

[12] См.: Ратинов А. Р. Понятие и содержание процесса доказывания // Теория доказательств в советском уголовном процессе / отв. ред. Н. В. Жогин. М.: Юрид. лит., 1973. С. 288—289.

[13] См.: Зеликсон Э. С. Доказывание как деятельность субъектов уголовного судопроизводства: автореф. дис. ...д-ра юрид. наук.Алма-Ата, Казахский госуниверситетим. С.М. Кирова, 1973. С. 12.

■ См.: Арсеньев В.Л. О соотношении гносеологических и юридических аспектов в судебном доказывании по уголовным делам // Актуальные проблемы доказывания в советском уголовном процессе: тезисы выступлений на теоретическом семинаре, проведенном ВНИИ МВД СССР 27 марта 1981 г. М.: ВНИИ МВД СССР, 1981. С. 38-39.

[15] См.: Домбровский Р. Г. Познание и доказывание в расследовании преступлений: автореф. дис.... д-ра юрид. наук. Киев: Киевский госуниверситет им. Т.Г. Шевченко, 1990. С. 21.

[16] См.: Леви А. А. Избранные научные труды. М.: РУДН, 2012. С. 259—260.

[17] См.: Воскобитова Л. А. Механизм реализации судебной власти посредством уголовного судопроизводства: дис.... д-ра юрид. наук. М.: МГЮА, 2004. С. 279.

[18] См.: Лазарева В. А. Состязательность и доказывание в уголовном процессе // Уголовное право. 2007. № 3. С. 98.

[19] См.: Володина Л. М. Проблемы уголовного процесса: закон, теория, практика. М.: Издательская группа «Юрист», 2006. С. 219.

[20] См.: Карякин Е.Л. Теоретические и практические проблемы формирования истины по уголовному делу в суде первой инстанции. М.: Юрлитинформ, 2009. С. 62, 104.

[21] См.: Боруленков Ю.П. Юридическое познание. М.: Юрлитинформ, 2014. С. 220—221.

[22] В формальной логике такой процесс принято называть не доказыванием, а доказательством чего-либо. См., напр.: Афанасьева О. В. Логика: учеб, пособие. М.: Проспект, 2008. С. 161.

[23] См.: Татаров Л.А. Методические и методологические проблемы доказывания обстоятельств преступления: автореф. дис. ... канд. юрид. наук. Ростов н/Д: Ростовский юридический институт МВД России, 2007. С. 14-15.

[24] См.: Ванеева Л. А. Судебное познание в советском гражданском процессе. Владивосток: Дальневосточный госуниверситет, 1972. С. 43.

[25] См.: Чистякова О.П. Проблема активности суда в гражданском процессе: автореф. дис.... канд. юрид. наук. М.: МГЮА, 1997. С. 22.

[26] См.: Курс доказательственного права: Гражданский процесс. Арбитражный процесс / под ред. М. А. Фокиной. М.: Статут, 2014. С. 107.

' См.: Постановление Пленума Верховного Суда РФ от 29 апреля 1996 г. N° 1 «О судебном приговоре» с последующими изменениями и дополнениями.

[28] См.: Боруленков Ю. П. Юридическое познание. С. 221.

[29] См.: Володина Л. М. Проблемы уголовного процесса: закон, теория, практика. С. 219.

[30] Близкая по смыслу позиция о двухэтапном характере доказывания ранее высказывалась А. А. Давлетовым. Вместе с тем автор считает доказывание лишь вторым этапом познавательной детальности. См.: Давлетов А.А. Основы уголовно-процессуального познания. С. 178.

[31] См.: Орлов Ю. К. Проблемы теории доказательств в уголовном процессе. М.: Юристъ, 2009. С. 32-33.

[32] См., напр.: Сахнова ТВ. Курс гражданского процесса. Теоретические начала и основные институты. М.: Волтере Клувер, 2008. С. 344, 350; Боннер А. Т Традиционные и нетрадиционные средства доказывания в гражданском и арбитражном процессе. М.: Проспект, 2013. С. 15—18; Решетникова И. В. Доказывание в гражданском процессе: учеб.-практ. пособие для магистров. 4-е изд. М.: Юрайт, 2014. С. 24; Молчанов В. В. Основы теории доказательств в гражданском процессуальном праве. М.: Зерцало, 2015. С. 68.

[33] См.: Трусов А. И. Основы теории судебных доказательств. М.: Госюриздат, 1960. С. 10.

[34] См.: Кокорев Л. Д., Кузнецов Н. П. Уголовный процесс: доказательства и доказывание. Воронеж: Воронежский госуниверситет, 1995. С. 5.

[35] В учебной литературе по уголовному процессу советского периода прямо рекомендовалось при изучении теории судебных доказательств использовать свои знания из курса марксистсколенинской философии. См.: Божьев В.П., Гаврилов А. К. Чугунов В. Е. Советский уголовный процесс. Общая часть: пособие для слушателей заочных отделений высших учебных заведений МВД СССР. Волгоград: ВСШ МВД СССР, 1973. С. 57.

[36] См.: Пржиленский В. И. Юриспруденция, философия и поиски объективной истины: проблемы институционализации одного философского понятия // Lex Russica (Научные труды МГЮА им. О. Е. Кутафина). 2013. № 4. С. 353—354.

[37] См.: Чудинов Э.М. Природа научной истины. М.: Книжный дом «Либроком», 2010. С. 13, 35.

[38] См:. Да влетов А. А. Основы уголовно-процессуального познания. С. 20.

[39] См.: Дорохов В. Я. Марксистско-ленинская гносеология — основа теории доказательств//Теория доказательств в советском уголовном процессе/отв. ред. Н. В. Жошн. М.: Юрид. лит., 1973. С. 36. При этом следует отметить, что в названной работе выделялась и еще одна закономерность — партийность гносеологии. Однако очевидно, что она имела явно политический уклон и являлась следствием глубокой привязанности советского уголовно-процессуального права к марксизму-ленинизму.

[40] См., напр.: Гановский С. Ц. Ленинская теория отражения и ее развитие (введение) // Ленинская теория отражения в свете развития науки и практики / главн. ред. Т. Павлов. Т. 1. София: Наука и искусство, 1981. С. 15; Белкин Р. С. Ленинская теория отражения и методологические проблемы советской криминалистики. М.: ВШ МВД СССР, 1970. С. 8; Он же. Курс криминалистики. Т. 1 . М.: Юристъ, 1997. С. 118-119 и др.

[41] См., напр.: Смирнов Н. С. Эволюция форм отражения материи // Ленинская теория отражения в свете развития науки и практики / главн. ред. Т. Павлов. Т. 1 . София: Наука и искусство, 1981. С. 27; Коршунов А. М. Сущность отражения // Диалектика процесса познания / под ред. М. Н. Алексеева, А. М. Коршунова. М.: Московский университет, 1985. С. 25.

[42] См., напр.: Рубинштейн С.Л. Бытие и сознание. М.: АН СССР, 1957. С. 12—14; Нарс- кий И. С. Актуальные проблемы марксистско-ленинской теории познания. М.: Знание, 1966. С. 34.

[43] См.: Павлов Т. Информация, отражение, творчество. М.: Прогресс, 1967. С. 3.

См.: Уголовно-процессуальное право Российской Федерации: учебник / отв. ред. П.А. Лупинская, Л.А. Воскобитова. 3-е изд. М.: Норма, 2013. С. 250.

[45] См.: Курылев С. В. Основы теории доказывания в советском правосудии. Минск: Белорусский госуниверситет им. В. И. Ленина, 1969. С. 15.

[46] См.: Орлов Ю.К. Проблемы теории доказательств в уголовном процессе. С. 61.

[47] См.: Арсеньев В.Д. Вопросы общей теории судебных доказательств. С. 83—86; Дорохов В. Я. Марксистско-ленинская гносеология — основа теории доказательств. С. 215—217; Лузгин И.М. Методологические проблемы расследования. М.: Юрид. лит., 1973. С. 72—73.

[48] См., напр.: Дорохов В. Я. Понятие источников доказательств // Актуальные проблемы доказывания в советском уголовном процессе: тезисы выступлений на теоретическом семинаре, проведенном ВНИИ МВД СССР 27 марта 1981 г. М.: ВНИИ МВД СССР, 1981. С. 8; Корнеева Л. М. Доказательства и доказывание при производстве расследования. Горький: ГВШ МВД СССР, 1977. С. 6-7; Трусов А. И. Предмет доказывания и доказательства по уголовному делу // Курс советского уголовного процесса. Общая часть / под ред. А. Д. Бойкова, И. И. Карпеца. М.: Юрид. лит., 1989. С. 551 и др.

[49] См.: Кокорев Л. Д., Кузнецов Н.П. Уголовный процесс: доказательства и доказывание. С. 121.

[50] См.: Белкин Р. С. Курс криминалистики. Т. 1. М.: Юристь, 1997. С. 136-137.

[51] См.: Шейфер С.А. Доказательства и доказывание по уголовным делам: проблемы теории и правового регулирования. С. 54—72.

[52] См.: Балакшин В. С. Доказательства в теории и практике уголовно-процессуального доказывания. Екатеринбург: ООО «Изд-во УМЦ УПИ», 2004. С. 10-15.