В настоящее время в науке уголовного процесса достаточно пристальное внимание уделяется проблемам судебного контроля за производством следственных действий, ограничивающих конституционные права личности и иные охраняемые государством социальные ценности. Причем этот институт уголовно-процессуального права является предметом постоянных научных дискуссий. Некоторые ученые вообще являются противниками судебно-контрольных механизмов в уголовном процессе как гарантий законности производства следственных действий. Например, М. К. Свиридов высказывает мнение, что у суда должна быть одна функция — разрешение уголовного дела по существу, и с учетом конституционно-правового характера предмета судебного контроля предлагает отнести его к ведению конституционного судопроизводства1. В своих более поздних работах автор даже выдвигает идею передать судебный контроль в ведение конституционных (уставных) судов субъектов РФ или создать в структуре федеральных судов специальные коллегии по конституционным делам[1] [2]. В. В. Кальницкий, опираясь на результаты эмпирических исследований практики применения УПК РФ, пишет о полной несостоятельности требований закона о судебном порядке получения разрешения на производство следственных действий и проверки законности следственных действий, проведенных в исключительных случаях без решения суда. И на основании целого ряда аргументов он делает выводы о том, что судья — лишнее звено в механизме принятия решения о производстве следственного действия[3].

Другие специалисты, наоборот, считали и продолжают считать судебный контроль весьма важным процессуальным механизмом обеспечения прав и законных интересов личности при производстве следственных действий. В частности, А. В. Солодилов еще до принятия УПК РФ высказывал точку зрения, что именно судебный контроль за проведением следственных действий призван обеспечить соблюдение тех принципов уголовного процесса, которые подвились в результате принятия ныне действующей Конституции РФ'. Аналогичная позиция прослеживается и в диссертационном исследовании А. П. Фокова, где отмечается, что судебный контроль в стадии предварительного расследования необходим, ибо он уже доказал свою результативность, став действенной гарантией прав и свобод всех без исключения участников уголовного судопроизводства[4] [5]. А. П. Гуськова, давая оценку современному процессуальному закону, отмечает, что судебный контроль предстает как исключительное процессуальное средство судебной защиты прав и свобод человека в уголовном судопроизводстве со стороны судебной власти; судебный контроль есть доступное средство защиты на досудебном производстве, представляя собой реальное, быстрое и эффективное восстановление нарушенных прав личности в ходе расследования[6]. Близких позиций придерживаются и такие известные ученые, как В. А. Азаров и И. Ю. Таричко[7], Л.М. Володина[8], Н.Г. Муратова[9], В. А. Семенцов[10] и еще целый ряд специалистов.

Некоторые авторы даже слишком увлекаются идеей о судебном контроле за производством следственных действий. Они пытаются гиперболизировать эти процессуальные механизмы и распространить их действие на необоснованно широкий круг правоотношений. Такая позиция, например, прослеживается в диссертационном исследовании В. А. Яблокова. Автор предлагает распространить конституционные гарантии неприкосновенности наряду с жилищем также на служебное помещение, транспорт и т.д., аргументируя свое предложение ссылкой на опыт цивилизованных государств[11]. В свою очередь А. А. Акимчев пишет о необходимости получения судебного решения для проведения следственного действия в жилище независимо от согласия проживающих там лиц. Исключения, по его мнению, могут составлять только случаи, не терпящие отлагательства[12]. А такие ученые, как Р.А. Зинец и X. П. Шептунова, в своих диссертациях указывают на необходимость получения судебного решения на производство любых без исключения следственных действий в жилище, в том числе допроса ит.д1.

И наконец, еще некоторые процессуалисты, не отвергая разумность и целесообразность судебного контроля за производством следственных действий в целом, одновременно отмечают и его определенные недостатки, в первую очередь практического характера. Так, Г. П. Химичева заявляет о безусловных преимуществах судебного контроля перед другими формами контроля и надзора (независимость суда, его особый правовой статус и наличие особой судебной процедуры). Однако вместе с тем она считает, что неограниченно широкое установление судебного контроля на досудебном производстве связано с усилением пристрастности суда при последующем рассмотрении дела[13] [14]. В свою очередь,

В. М. Быков пишет, что установление судебного контроля за предварительным следствием имеет не только положительные стороны, но и отрицательные. Прежде всего, само получение решения суда для следователя связано с определенными сложными процедурами и большими затратами служебного времени[15].

Последние достаточно умеренные научные позиции нам представляются наиболее разумными и рациональными. Нельзя полностью отвергать судебный контроль за производством следственных действий. Существование и эффективное функционирование подобных механизмов в целом является существенной правовой гарантией обеспечения прав и свобод личности, а также других охраняемых государством социальных ценностей. В этой связи мы согласны с Е. В. Рябцевой, полагающей, что суд, в отличие от прокурора и руководителя следственного органа, не связан ведомственными интересами со следователем и дознавателем, не несет ответственности за раскрытие преступлений. Следовательно, он является более надежным гарантом обеспечения прав личности в досудебном производстве[16]. Однако нельзя и вставать на позиции тех ученых, которые пытаются абсолютизировать судебный контроль и представить его как идеальную и безукоризненную гарантию обеспечения законности производства следственных действий. В данном случае просто не было бы оснований для таких жарких научных дискуссий. Поэтому очевидно, что данный уголовно-процессуальный институт еще далек от совершенства и сопровождается множеством неразрешенных процессуальных и практических проблем, которые, кстати, вызывают серьезные затруднения в правоприменительной практике.

Предусмотренные ст. 165 УПК РФ судебно-контрольные механизмы в системном единстве с ч. 2 ст. 29 УПК РФ обеспечивают защиту целого комплекса социально-правовых ценностей. Не иначе как на основании судебного решения проводятся такие «невербальные» следственные действия, как осмотр, обыск и выемка в жилище, личный обыск, выемка заложенной или сданной на хранение в ломбард вещи, выемка предметов и документов, содержащих государственную или иную охраняемую федеральным законом тайну, а также предметов и документов, содержащих информацию о вкладах и счетах граждан в банках и иных кредитных организациях, наложение ареста на почтово-телеграфные отправления, их осмотр и выемка, контроль и запись телефонных и иных переговоров, а также получение информации о соединениях между абонентами и (или) абонентскими устройствами. Кроме того, практика работы Конституционного Суда РФ предопределила необходимость получения судебных решений для производства еще некоторых видов обыска и выемки, а именно: обыска в отношении предметов и документов, содержащих информацию о вкладах и счетах в банках и иных кредитных организациях', обыска в служебном помещении адвоката или адвокатского образования[17] [18], выемки предметов и документов, содержащих аудиторскую тайну[19]. Однако при этом наиболее наглядно проблемы судебного контроля за законностью «невербальных» следственных действий, на наш взгляд, прослеживаются именно в части производства осмотра, обыска или выемки в жилище. Остановимся на них подробнее.

Как известно, процессуальный механизм судебного контроля за проведением «невербальных» следственных действий в жилище бывает предварительным и последующим[20]. Это две различные формы обеспечения законности за производством следственных действий, отличающиеся по времени рассмотрения судом соответствующих материалов (до или после проведения соответствующего процессуального действия). При этом действующий закон в качестве основной (приоритетной) формы использует именно предварительный контроль. Так, по общему правилу, установленному ч. 1—4 ст. 165 УПК РФ, следователю (дознавателю) сначала надлежит заручиться соответствующим судебным решением и лишь затем произвести осмотр, обыск, выемку или другое процессуальное действие. И только в исключительных случаях, связанных с безотлагательностью производства следственного действия, законодатель допускает возможность использования механизмов последующего судебного контроля в порядке, предусмотренном ч. 5 ст. 165 УПК РФ.

В этой связи возникает закономерно возникает вопрос: чем же все-таки объясняется приоритет предварительного судебного контроля над последующим? Очевидно, только одним — желанием законодателя установить в уголовном судопроизводстве такой правовой режим обеспечения прав и свобод личности,

который полностью соответствовал бы положениям Конституции РФ и международных стандартов. Вместе с тем анализ основополагающих международно-правовых актов показал, что ни в одном из них не содержится каких-либо прямых предписаний относительно необходимости предварительного судебного контроля в случае ограничения права на неприкосновенность жилища. В частности, ст. 12 Всеобщей декларации прав человека1, ст. 8 Европейской конвенции о защите прав человека и основных свобод[21] [22] или ст. 17 Международного пакта о гражданских и политических правах[23] содержат лишь наиболее общие и концептуальные положения, предопределяющие охрану этих ценностей. Они не касаются конкретных механизмов ограничения данного права, оставляя подобные вопросы во внутреннем ведении соответствующего государства. Кстати, по этому поводу не наблюдается и какой-либо определенности в решениях Европейского суда по правам человека. Например, в одном из наиболее известных решений по делу Функе против Франции Европейский суд отметил, что ст. 8 Европейской конвенции о защите прав человека и основных свобод не требует предварительного судебного разрешения на проведение обысков на дому и изъятий[24]. В решении по делу Смирнов против России Европейский суд обратил внимание на потенциальную возможность обратиться в суд после вынесения постановления о производстве обыска, в определенной степени компенсирующую отсутствие первоначального судебного ордера[25]. При этом Европейский суд определяет некоторые критерии, предполагающие допустимость вмешательства государства в гарантированное конвенцией право личности на неприкосновенность жилища (соответствие законодательству государства, обусловленность законными целями, необходимость для достижения этих целей в демократическом обществе)[26].

Следовательно, приоритет предварительного судебного контроля над последующим в части обеспечения права на неприкосновенность жилища в уголовном судопроизводстве — это внутренний вопрос Российской Федерации, требующий разрешения на уровне национального законодательства. При этом анализ положений Конституции РФ позволяет констатировать, что она прямо устанавливает необходимость получения судебного решения лишь в связи с ограничением права на тайну переписки, телефонных переговоров, почтовых, телеграфных и иных сообщений. А в отношении ограничения права на неприкосновенность жилища ст. 25 Конституции РФ содержит гораздо менее резкое предписание: «Никто не вправе проникать в жилище против воли проживающих в нем лиц иначе как в случаях, установленных федеральным законом, или (!) на основании судебного решения». Таким образом, судебное решение в конституционно-правовом контексте рассматривается не как единственная, а всего лишь как дополнительная гарантия неприкосновенности жилища, применяемая в случаях, прямо не урегулированных соответствующим федеральным законом. В этой связи позволим себе выразить категорическое несогласие со специалистами, указывающими на внутреннее логическое противоречие ст. 25 Конституции РФ, заключающееся в противопоставлении судебного решения и федерального закона как оснований для проникновения в жилище1. Мы также не можем принять доводы других авторов, пытающихся истолковывать названную норму как допускающую возможность законодательного или судебного произвола в вопросах ограничения неприкосновенности жилища[27] [28]. Представляется, что ст. 25 Конституции РФ не содержит никакого логического противоречия и не допускает возможности произвола. Она всего лишь, закрепляя на концептуальном уровне принципиальное положение о неприкосновенности жилища, предоставляет федеральному законодателю право выбора: а) установить конкретный правовой механизм, позволяющий в определенной сфере государственной деятельности (например, в уголовном судопроизводстве) при наличии соответствующих оснований проводить действия, сопряженные с возможностью проникновения в жилище без получения предварительного судебного решения; б) требовать от должностных лиц каждый раз при необходимости совершения подобных действий специально получать предварительное решение суда. В этой связи заслуживает внимания суждение Е. А. Зайцевой и Н. В. Костериной, полагающих, что в ч. 2 ст. 29 УПК РФ имеет место расширенное толкование Конституции. А для соблюдения преемственности конституционных установлений и норм уголовно-процессуального права законодателю следовало бы в УПК РФ распространить судебную защиту принятия решения на ограничение только тех конституционных прав и свобод граждан и только в тех случаях, которые прямо указаны в тексте Конституции РФ[29].

При этом в вопросах правового регулирования следственных действий, посягающих на неприкосновенность жилища, законодатель почему-то пошел по более сложному пути. Очевидно, данное обстоятельство объясняется желанием разработчиков УПК РФ как можно более наглядно продемонстрировать переход Российской Федерации к принципиально новой идеологии уголовного судопроизводства, построенной на безусловном приоритете прав человека. Кстати, об этом свидетельствует и принятая в 1991 г. российская Декларация прав и свобод человека и гражданина[30]. В ч. 2 ст. 11 названного документа прямо указывается, что обыск и иные действия, совершаемые с проникновением в жилище, допускаются на основании судебного решения, за исключением случаев, не терпящих отлагательств, где возможен иной установленный законом порядок, предусматривающий обязательную последующую проверку судом законности этих действий. Таким образом, «процессуальный маятник» в этой части качнулся слишком сильно. По мнению В. М. Быкова, авторы УПК РФ в своем усердии явно перестарались'. Стремясь продемонстрировать демократические начала уголовного судопроизводства, законодатель попытался создать идеальный с точки зрения обеспечения прав и свобод личности принцип неприкосновенности жилища в уголовном процессе. Он, как известно, предполагает обязанность получения предварительного судебного решения в любом случае производства в жилище осмотра без согласия проживающих лиц обыска или выемки, за исключением случаев, не терпящих отлагательства (ст. 12 УПК РФ). На первый взгляд, данная идея является безупречной. Но, как совершенно верно отмечает И. В. Чепур- ная, неприкосновенность жилища нельзя абсолютизировать: во всех странах этот принцип сопровождается ограничительными оговорками. А в отдельных случаях, предусмотренных уголовно-процессуальных законодательством, допускается вторжение в жилище и без согласия проживающих в нем лиц[31] [32]. Поэтому правовые иллюзии законодателя о неприкосновенности жилища, к сожалению, развеиваются, когда речь заходит уже не о самом принципе, а о конкретном механизме его реализации, предусмотренном ст. 165 УПК РФ и выраженном в приоритете предварительного судебного контроля перед последующим. Будучи направленным главным образом на обеспечение прав и свобод личности, т. е. на материальные блага, он оказывается не лишенным целого ряда существенных недостатков уже собственно процессуального характера.

Один из таких недостатков заключается в том, что посредством предварительного судебного контроля на практике создаются дополнительные правовые преграды для быстрого и эффективного производства на первоначальном этапе расследования. Ведь вполне очевидно, что и осмотр, и обыск, и даже выемка зачастую являются первоначальными следственными действиями и нередко осуществляются в условиях процессуального цейтнота, особенно по уголовным делам о групповых преступлениях. Сотрудники органов дознания и предварительного следствия, скованные жесткими процессуальными сроками, в ряде случаев просто физически не успевают выполнить все предусмотренные ч. 1—4 ст. 165 УПК РФ процессуальные условия и получить в установленном порядке судебное решение (иногда несколько судебных решений). Тем более что ходатайство следователя должно быть не голословным, а обоснованным, подтвержденным достаточной совокупностью достоверных сведений. Как отмечает В. В. Бородиной применительно к обыску в жилище, для того чтобы судья выдал такое разрешение, требуется представить информацию, которая убеждала бы его в том, что в данном случае обыск является единственно подходящим способом получения доказательств по уголовному делу[33]. К тому же на практике подобные процедуры

зачастую оказываются слишком забюрократизированными, требующими подготовки целого комплекса различных документов. По этому поводу Д. О. Серебров указывает, что в суд поступает не просто ходатайство, а целый материал о возбуждении ходатайства в прошитом и пронумерованном виде и с описью бумаг'. Попутно следует заметить, что автор приветствует эту идею и предлагает придать ей законодательный характер, с чем мы принципиально не согласны. А Н. А. Колоколов даже формулирует соответствующие практические рекомендации и приводит перечень процессуальных документов, подлежащих представлению в судебное заседание (различные протоколы допросов, очных ставок, предъявлений для опознания, заключения экспертов и т.д.)[34] [35]. Поэтому, как отмечает, опираясь на материалы своего эмпирического исследования, все тот же Д. О. Серебров, следователи порой избегают производства ряда следственных действий, что приводит к собиранию слабой доказательственной базы по уголовным делам[36]. О данных следственных ошибках в своих работах также пишут

В. М. Быков[37], И. В. Жеребятьев[38], Г. 3. Адигамова[39] и некоторые другие авторы.

Сложность получения предварительного судебного решения на производство следственного действия порождает еще одну практическую проблему реализации принципа неприкосновенности жилища — тенденцию к злоупотреблению правом на осуществление таких действий в условиях безотлагательности. Ведь гипотеза ч. 5 ст. 165 УПК РФ имеет оценочный характер. По ее смыслу органы дознания и предварительного следствия самостоятельно, по своему собственному усмотрению должны определять, имеют ли место в той или иной ситуации обстоятельства, не терпящие отлагательства. А в современных условиях, зачастую сопряженных с достаточно низким уровнем профессионализма, правосознания и личной ответственности многих следователей и дознавателей, возможность такого собственного усмотрения нередко явно выходит за допустимые рамки. В частности, Р. А. Зинец, опираясь на статистические данные, отмечает, что в последнее время наблюдается тенденция к активному использованию следователями полномочий по проведению обысков в соответствии с ч. 5 ст. 165 УПК РФ[40]. На это обстоятельство обращает внимание и М. А. Фомин[41]. Иными словами, следователи (дознаватели) в ряде случаев просто «маскируют» следственные действия в жилище под безотлагательные либо искусственно создают соответствующие условия. Вследствие этого осмотр, выемка и особенно обыск производятся без предварительного судебного решения в порядке, предусмотренном ч. 5 ст. 165 УПК РФ. Так, ныне весьма распространенной является практика проведения оперативными сотрудниками по предварительной договоренности с органами расследования различных мероприятий (в частности проверочных закупок наркотиков, оружия, поддельных денег и т.п.), сопровождающихся задержанием лица в вечернее время. Выбор данного времени нередко обуславливается искусственным созданием условий, исключающих возможность получения предварительного судебного решения на проведение осмотра или обыска по месту жительства задержанного. В этой связи разумным представляется мнение Н. А. Колоколова о том, что оценочный характер случаев, не терпящих отлагательства, к сожалению, создает порочную практику производства обысков в порядке, предусмотренном ч. 5 ст. 165 УПК РФ, без крайней на то нужды1. И наоборот, мы категорически не согласны с позицией А. А. Акимчева, полагающего, что следователь совсем не заинтересован в злоупотреблениях по этому поводу, поскольку о каждом таком случае обязательно уведомляется прокурор и судья. Автор ошибочно утверждает, что следователь не будет рисковать в условиях подобной мнимой безотлагательности, так как это чревато последующим признанием соответствующего доказательства недопустимым[42] [43]. Думается, что позиция Акимчева скорее сориентирована на следственных работников, являющихся истинными профессионалами своего дела и обладающими высоким уровнем правосознания и ответственности, тогда как в современных условиях (о чем мы уже отмечали выше) в отечественной правоприменительной практике с этим еще далеко не все благополучно.

Многие специалисты пытаются найти выход из сложившейся ситуации посредством формулирования перечня конкретных обстоятельств, не терпящих отлагательства при производстве следственных действий. Такой позиции, в частности, придерживаются С. А. Шейфер[44], М. А. Фомин[45] и вышеупомянутый А. А. Акинчев. Последний, кстати, полагает, что все многообразие подобных ситуаций нельзя охватить нормой закона, и поэтому считает целесообразным закрепить их на уровне постановления Пленума Верховного Суда РФ[46]. Примерно этой же позиции в настоящее время придерживается руководство Следственного комитета РФ, закрепив перечень обстоятельств, не терпящих отлагательств для производства следственных действий на уровне ведомственного нормативноправового акта[47]. Еще одна группа специалистов предлагает, на наш взгляд, более рациональный подход к проблеме: не формулировать конкретных обстоятельств, не терпящих отлагательства, а выработать и закрепить в законе критерии, по- зволяютцие определить безотлагательность ситуации. Этого мнения придерживаются А. Б. Соловьев, разработавший систему таких критериев1, и В. М. Быков, вносящий предложения по ее оптимизации[48] [49]. Однако представляется, что и подобная конкретизация обстоятельств, не терпящих отлагательства, или даже формулирование специальных правовых критериев для производства неотложных следственных действий если и позволят несколько снизить возможность произвола со стороны органов предварительного расследования (что маловероятно), то никоим образом не уведут правоприменителя от оценочного характера той или иной следственной ситуации. Несмотря на новые правовые гипотезы, основным критерием возможности производства следственного действия в порядке, предусмотренном ч. 5 ст. 165 УПК РФ, все равно останется внутреннее убеждение соответствующего следователя (дознавателя), обусловленное исключительно его собственным профессионализмом, правосознанием и личной ответственностью. С другой стороны, введение исчерпывающего перечня обстоятельств, не терпящих отлагательства, или специальных критериев для производства неотложных следственных действий может привести к правовой беспомощности следователя в какой-то нетипичной ситуации, т. е. не подпадающей под указанную в законе гипотезу, но, тем не менее, объективно требующей безотлагательного реагирования со стороны правоохранительных органов.

Таким образом, подводя краткий итог сказанному, можно заключить, что установленный законодателем механизм предварительного судебного контроля за производством следственных действий в жилище явно не оправдывает возложенных на него надежд, а наоборот, оказывает скорее негативное влияние на правоприменительную практику. С одной стороны, он создает дополнительные организационно-технические сложности и явно затрудняет эффективность работы следственных органов, особенно на первоначальном этапе расследования. С другой же стороны, он обуславливает рост злоупотреблений со стороны отдельных следователей (дознавателей) в части реализации полномочий, предусмотренных ч. 5 ст. 165 УПК РФ. Причем наиболее злостными субъектами такого злоупотребления являются именно те непрофессиональные и безответственные сотрудники органов предварительного расследования, от действий которых и должен в первую очередь защищать механизм судебного контроля. Иными словами (как это ни парадоксально), право на неприкосновенность жилища в уголовно-процессуальной практике зачастую страдает именно из-за того, что, по мнению законодателя, является существенной гарантией его защиты, — из-за механизма предварительного судебного контроля.

На первый взгляд, можно предположить, что рассмотренный недостаток предварительного судебного контроля за производством следственных действий в жилище имеет исключительно организационно-кадровый аспект и вполне мо

жет быть устранен посредством повышения профессионализма, правосознания и личной ответственности сотрудников органов дознания и предварительного следствия. В этой связи мы не можем не согласиться с В. С. Шадриным, полагающим, что возникающие в процессе расследования дополнительные сложности могут компенсироваться за счет роста профессионального мастерства и улучшения организации работы органов расследования, усиления их технической поддержки, внедрения в практику расследования современных криминалистических методик и т. п ‘. Однако данный механизм имеет и еще один недостаток уже сугубо процессуального характера. Дело в том, что ч. 1—4 ст. 165 УПК РФ устанавливают такую форму предварительного судебного контроля за производством осмотра, обыска и выемки в жилище, при применении которой контроль осуществляется в условиях тайны, т. е. посредством двусторонних правоотношений между судом и участниками уголовного процесса со стороны обвинения: дознавателем, следователем, прокурором. Как справедливо полагает Г. П. Химичева, подобное решение законодателя представляется оправданным, поскольку приоритет в данном случае скорее отдается сохранению тайны предварительного следствия, чем обеспечению прав участвующих в уголовном судопроизводстве лиц[50] [51]. С такой постановкой вопроса согласны и другие специалисты. Например, К. И. Сутягин подчеркивает, что иное решение данного вопроса сводит на нет криминалистическую тактику проведения этих следственных действий, существенно снижает степень их результативности[52].

И действительно, как можно не сохранять в тайне решение о производстве обыска или выемки, если эффективность этих следственных действий напрямую зависит от внезапности их проведения. С данной позицией солидарен и Конституционный Суд РФ, отметивший в одном из своих решений, что в противном случае следственные и иные процессуальные действия, достижение позитивных результатов которых в значительной степени обусловлено их внезапным и конфиденциальным характером, при уведомлении о предстоящем их проведении заинтересованных лиц могли бы утратить всякий смысл[53]. При этом становится очевидным, что предусмотренные ч. 1—4 ст. 165 УПК РФ двусторонние правоотношения стороны обвинения с судом полностью исключают механизм состязательности. О какой состязательности может идти речь при необходимости сохранения в тайне подобного судебного решения вплоть до его исполнения? Об отсутствии состязательности при осуществлении предварительного судебного контроля уже неоднократно отмечалось в специальной литературе. Так, В. А. Яблоков указывает, что формы предварительного и последующего судебного контроля отличаются друг от друга присутствием одной или обеих спорящих сторон, т. е. состязательным или лишенным состязательности характером судопроизводства. Предварительный судебный контроль в форме дачи судом разрешения на проведение действий, ограничивающих конституционные права граждан, вполне логично проводить при закрытых дверях, не оповещая при этом лицо, чьи права могут быть затронуты этим действием1. На это обстоятельство также обращали внимание О. В. Рябкова[54] [55], Е. Ю. Лихачева[56] и многие другие исследователи. Иными словами, установленный законом порядок получения предварительного судебного решения на производство следственного действия не соответствует современному представлению о состязательных механизмах реализации судебной власти. Вряд ли можно полностью согласиться с К. В. Андреевым в том, что судебный контроль так же, как и правосудие, связан с разрешением социально-правового спора сторон[57]. Установленная ч. 1—4 ст. 165 УПК РФ процессуальная модель, в частности, взаимоотношения суда с другими участниками уголовного судопроизводства, не укладывается в общепринятые и известные формы судебной деятельности. Как отмечает В. В. Кальницкий, поскольку в подобном судебном заседании нет сторон, то главное преимущество судебной процедуры — правовой спор — сводится к нулю, а судья без выяснения мнения сторон беспомощен и действует в качестве обычного должностного лица, например прокурора[58]. Следовательно, предварительный судебный контроль в этой части скорее напоминает не деятельность суда, а некую административную процедуру, которую отдельные авторы называют судебным санкционированием[59]. Он мало чем отличается от существовавшего ранее (по УПК РСФСР) прокурорского порядка санкционирования обыска; разница, по существу, заключается лишь в том, что роль прокурора теперь выполняет другое должностное лицо — судья, а решение по- прежнему принимается исключительно на основании представленных стороной обвинения материалов[60]. Кстати, подобные материалы, например результаты оперативно-розыскной деятельности, зачастую носят сомнительный характер и не имеют формы доказательств. По поводу последнего обстоятельства многими специалистами не раз высказывалось мнение относительно необходимости принятия решения о производстве следственных действий, затрагивающих конституционные права личности исключительно на основе доказательств1 или иных сведений, полученных процессуальным путем[61] [62]. С одной стороны, данная позиция является абсолютно справедливой. Однако, на наш взгляд, ее авторы в очередной раз идеализируют защиту прав и свобод личности в этой части. Если посмотреть на проблему с другой, сугубо практической стороны, становится очевидной ее несостоятельность. Так, в условиях процессуального цейтнота на первоначальном этапе расследования (что мы уже отмечали выше) органы дознания или предварительного следствия просто не будут иметь реальной возможности надлежащего процессуального оформления оснований для производства осмотра, обыска или выемки. И в результате — опять все те же описанные выше негативные последствия: отказ от производства ряда следственных действий или их необоснованное проведение под видом безотлагательных. В этой связи мы скорее согласны с авторами, допускающими возможность аргументации целесообразности производства следственных действий не только доказательствами, но и наряду с ними иными сведениями, в том числе материалами оперативно-розыскной деятельности[63]. Тем более что и сам Уголовно-процессуальный кодекс РФ не содержит прямого предписания об исключительном доказательственном обосновании судебного решения о производстве следственных действий.

Однако даже если предположить существование подобного предписания и условно допустить возможность получения судебного решения о производстве осмотра, обыска или выемки не иначе как на основе доказательств, то реальная расстановка сил от этого существенно не изменится. Ведь в отсутствие состязательности судебного заседания все равно возникнет целый ряд вопросов. Например, кто и каким образом сможет противостоять стороне обвинения при судебном исследовании представленных доказательств? Кто попытается повлиять на признание этих доказательств недопустимыми, если они получены с нарушением закона? Очевидно, что действующий порядок принятия предварительного судебного решения о производстве следственных действий не дает ответа на эти вопросы. Таким образом, думается, что независимо от формы представленных в суд сведений процедура предварительного судебного контроля за законностью производства следственных действий в большинстве случаев просто теряет всякий смысл.

Кстати, на данный факт указывают и статистические данные, согласно которым суды удовлетворяют ходатайства органов предварительного расследования о проведении следственных действий в жилище практически в 100% случаев. А редкие отказы обусловлены исключительно формальными основаниями (например, несоблюдением срока представления в суд материалов и т. д.). Так, X. П. Шептунова в своем диссертационном исследовании приводит данные, согласно которым за период с 2004 по 2007 г. в Оренбургской области относительный ежегодный показатель количества удовлетворенных судами ходатайств о производстве следственных действий в жилище колебался в пределах от 97,6% до 98,5%К М.С. Ерик и С. В. Маслова сообщают соответствующие сведения за 2011 г. по Новгородской области: всего рассмотрено ходатайств — 1005, из них удовлетворено — 971[64] [65] (т. е. 96,6%). Поданным А. Б. Соловьева и И. Л. Петрухина, ходатайства следователей о производстве осмотров, обысков и выемок в жилище удовлетворяются в 97,8% случаев[66]. А К. В. Степанов указывает, что количество отклоняемых судом ходатайств о производстве следственных действий варьируется в пределах от 0%[67]. Отчеты о работе судов первой инстанции по рассмотрению уголовных дел за 2012 и 2013 гг., опубликованные на официальном сайте судебного департамента при Верховном Суде РФ содержат следующие данные: всего было рассмотрено соответственно 157,2 тыс. и 169,0 тыс. ходатайств органов предварительного расследования о производстве осмотра, обыска или выемки в жилище. Из них было удовлетворено соответственно 154,5 тыс. (98,3%) и 165,2 (97,8%) тыс. ходатайств. Примерно аналогичная ситуация наблюдалась и в предшествующие годы. Проведенный нами собственный опрос судей города Москвы и некоторых других регионов РФ, а также студентов вечернего и заочного отделения Юридического заочного института Университета имени

О. Е. Кутафина (МГЮА), работающих в судебной системе РФ, показал примерно те же результаты. Причем в некоторых районных судах Тульской, Ярославской и Воронежской областей этот показатель достигает абсолютного уровня в 100%.

Хотя справедливости ради следует отметить, что в современной практике все же встречаются случаи неудовлетворения судами ходатайств органов предварительного расследования о производстве следственных действий в жилище не по формальным, а по сугубо фактическим обстоятельствам. Так, Кузьминский

районный суд города Москвы отказал следователю в удовлетворении ходатайства о производстве обыска по месту жительства К., подозреваемого в совершении преступлений, предусмотренных ч. 1 ст. 306, ч. 3 ст. 30, ч. 4 ст. 159 УК РФ, посчитав, что представленных материалов (рапортов оперативных сотрудников, протоколов обыска, протоколов осмотров изъятых предметов и допросов свидетелей) явно недостаточно для того, чтобы полагать о нахождении в жилище К. предметов и документов, которые могут иметь значение для уголовного дела. Однако впоследствии Московским городским судом данное решение было отменено как необоснованное1. То есть данный пример является тем самым исключением, которое только подтверждает общую закономерность.

В этой связи представляется разумным суждение И. Л. Петрухина, который пишет, что если все или почти все ходатайства следственных органов суд удовлетворяет, то зачем в таком случае вообще существует судебный контроль?[68] [69] Близкой позиции придерживается и В. А. Лазарева. Она отмечает, что достигающая практически 100% удовлетворяемость ходатайств органов расследования о производстве следственных действий позволяет говорить о неэффективности судебного контроля, превращенного в выдачу разрешений, что приводит к нарушению или необоснованному ограничению прав личности, формирует в общественном правосознании убеждение в том, что суд заодно со следователем[70]. В этой связи мы никак не можем согласиться с Т. Ю. Вилковой, считающей, что данный механизм является одной из наиболее действенных гарантий от произвольного или чрезмерного вмешательства в личную жизнь[71]. Полагаем, что осуществляемый при отсутствии состязательности предварительный судебный контроль за осмотром, обыском или выемкой — это, наоборот, очень малоэффективный и весьма сомнительный инструмент обеспечения права на неприкосновенность жилища. Мы солидарные Е. А. Зайцевой и Н. В. Косте - риной, указывающими на то, что судья не может априори проверить законность и обоснованность еще не состоявшегося решения органа расследования. Тем более что данное решение будут принимать не этот орган, а сам суд, который и должен обеспечить законный режим ограничения конституционных прав и свобод в стадии предварительного расследования. Следовательно, он сам обязан принять законное и обоснованное правоограничительное решение[72]. Кстати, попутно заметим, что указанные авторы вообще достаточно скептически относятся к предварительным судебным решениям за производством следственных действий как к форме судебного контроля. По их мнению, в данном случае ни о какой контрольной функции суда вообще не может идти речи, поскольку судья самостоятельно принимает соответствующее решение[73]. Мы также не можем не принять во внимание позицию В. М. Быкова, полагающего, что посредством предварительного судебного контроля лишь создаются искусственные правовые преграды для своевременного производства следователем рассматриваемых следственных действий, а это снижает эффективность предварительного расследования в целом и является порой одной из причин того, что некоторые преступления остаются нераскрытыми1.

Более того, механизм получения предварительного судебного решения на производство следственных действий в жилище не только малоэффективен и затруднителен. На наш взгляд, он порождает дальнейшую безнаказанность действий органов дознания и предварительного следствия — ведь, получив в свое распоряжение решение суда о производстве осмотра, обыска или выемки в жилище, они приобретают весьма широкие возможности. Прикрываясь этим решением как своеобразным «процессуальным щитом», дознаватели и следователи могут действовать почти бесконтрольно. При этом законность и обоснованность их поведения практически «неоспоримы», так как они уже предварительно были санкционированы судом и получили его одобрение. Самым парадоксальным в этой ситуации является тот факт, что заинтересованные лица даже не имеют реальной возможности последующего обжалования подобных бесконтрольных действий в суд. Ведь, согласно ч. 1 ст. 125 УПК РФ, жалобы на неправомерное поведение органов дознания и предварительного следствия направляются в районный суд по месту предварительного расследования — т. е. в тот суд, который ранее и выдавал решение на производство обжалуемого следственного действия. Данная проблема приобретает особую актуальность применительно к деятельности небольших районных судов с малой штатной численностью судей.

Таким образом, резюмируя все вышесказанное, мы приходим к выводу, что основной способ обеспечения конституционного права на неприкосновенность жилища при производстве следственных действий — предварительный судебный контроль — представляет собой весьма слабую, малоэффективную и достаточно сомнительную процессуальную гарантию. Более того, его использование оказывает скорее негативное влияние на современную правоприменительную практику. А вместе с тем, как отмечают многие исследователи, актуальнейшей задачей современных ученых является разработка такой модели судебного контроля за предварительным расследованием, которая помимо всего прочего станет реальной преградой на пути нарушения прав личности и злоупотреблений со стороны органов государства[74] [75]. Вместе с тем полный отказ государства от использования механизма судебного контроля в этой части также представляется нецелесообразным. Как уже отмечалось выше, мы полагаем, что идея судебного контроля в целом весьма прогрессивна, а его использование является существенной правовой гарантией и отвечает международным стандартам в сфере обеспечения прав и свобод личности.

Следовательно, выход из сложившейся ситуации может быть только один: судебный контроль за процессуальными действиями, проводимыми в жилище, всегда должен носить исключительно последующий характер. Подобный механизм, с одной стороны, не будет оказывать негативное влияние на быстроту, внезапность и, следовательно, эффективность проведения осмотра, обыска или выемки. С другой стороны, он позволит обеспечить состязательность как необходимое условие реализации судебной власти. Полагаем, что последующий судебный контроль содержит достаточно процессуальных гарантий, чтобы защитить права и законные интересы лиц, вовлеченных в производство следственных действий. Нельзя не согласиться с И. В. Чепурной, полагающей, что при рассмотрении уведомления о проведении следственного действия без разрешения суда могут принимать участие и лица, конституционные права и процессуальные интересы которых данным следственным действием были нарушены, а также их защитники и представители1. В подобной ситуации уже нет необходимости сохранять в тайне следственное действие, поскольку оно рассматривается как свершившийся факт и присутствие сторон здесь необходимо. Посредством последующего контроля суд получает более полную и объективную возможность рассмотреть ситуацию и вынести законное и обоснованное решение. Этот порядок рассмотрения проведенных без решения суда следственных действий в полной мере отвечает принципам состязательности уголовного процесса. А. В. Солодилов отмечает, что пояснения проживающих в жилом помещении лиц по поводу их несогласия с производством следственных действий могут иметь серьезное значение для решения вопроса о законности и обоснованности проведения таковых[76] [77].

Последующий судебный контроль позволит суду совместно со сторонами детально разобраться во всех тонкостях уже свершившегося факта и оценить действия всех участвующих при этом лиц. Этот механизм является единственной возможностью полноценного контроля суда за законностью следственных действий в жилище, осуществляемого как в условиях процессуальной состязательности, так и эффективности самой подконтрольной деятельности. Более того, последующий судебный контроль будет служить гарантией не только законности, но и обоснованности проведенных осмотра, обыска или выемки. Он позволит уже по факту сопоставить изложенные в постановлении следователя или дознавателя основания с реальной картиной следственного действия (с протоколом, с объяснениями заинтересованных лиц и т.д.). О том, что предметом судебного контроля должна являться не только законность, как это предусмотрено в ч. 5 ст. 165 УПК РФ, но и обоснованность следственного действия, отмечается в целом ряде исследований, посвященных данной проблематике[78].

Таким образом, представляется, что именно последующий судебный контроль за производством «невербальных» следственных действий, обусловленных фактором внезапности, в первую очередь проводимых в жилище, должен стать основной формой обеспечения конституционных прав личности в этом сегменте уголовно-процессуальной деятельности и со временем полностью вытеснить предварительный судебный контроль как процедуру, с одной стороны, препятствующую эффективности досудебного производства, с другой — противоречащую современным состязательным принципам реализации судебной власти.

[1] См.: Свиридов М. К. Соотношение функций разрешения уголовных дел и судебного контроля в деятельности суда // Правовые проблемы укрепления российской государственности: сборник статей / под ред. Ю. К. Якимовича. Вып. 7. Томск: Томский госуниверситет, 2001. С. 5—6.

[2] См.: Свиридов М. К. Природа судебного контроля за предварительным расследованием// Вестник Томского госуниверситета, 2008. № 311. С. 121.

[3] См.: Ксыьницкии В. В. «Санкционирование» и проверка судом законности следственных действий в ходе досудебного производства не эффективны // Уголовное право. 2004. № 1. — С. 73.

' См.: Солодилов А. В. Судебный контроль за проведением следственных действий и решениями прокурора и органов расследования, ограничивающими конституционные права и свободы граждан в уголовном процессе России: дис.... канд. юрид. наук. Томск: Томский госуниверситет, 1999. С. 23.

[5] См.: Фоков А. П. Проблемы судебного контроля за исполнением законов на стадии предварительного расследования (сравнительный анализ российского и французского законодательств): автореф. дис.... канд. юрид. наук. М.: НИИ Генпрокуратуры России, 2000. С. 16.

[6] См.: Гуськова А. П. Уголовно-процессуальные средства зашиты прав и свобод человека и гражданина посредством реализации судебного контроля // Обеспечение прав и свобод человека и гражданина: сборник статей по итогам международной науч.-практ. конференции. Ч. 4. Тюмень: Тюменский госуниверситет, 2006. С. 27.

[7] См.: Азаров В. А., Таричко И. Ю. Функция судебного контроля в истории, теории и практике уголовного процесса России. Омск: Омский госуниверситет, 2004. С. 181.

[8] См.: Володина Л.М. Проблемы уголовного процесса: закон, теория, практика. С. 184.

[9] См.: Муратова Н. Г. Система судебного контроля в уголовном судопроизводстве: вопросы теории, законодательного регулирования и практики. Казань: Казанский госуниверситет им. В. И. Ульянова-Ленина, 2004. С. 146.

[10] См.: Семенцов В. А. Следственные действия в досудебном производстве (общие положения теории и практики). С. 215—216.

[11] См.: Яблоков В. А. Реализация судебной власти на досудебных стадиях уголовного процесса России: дис. ... канд. юрид. наук. Самара: Самарский госуниверситет, 2001. С. 117.

[12] См.: Акимчев А. А. Проблемы реализации принципа неприкосновенности жилиша в уголовном судопроизводстве // Проблемы теории и практики уголовного процесса: история и современность/ подред. В. А. Панюшкина. Воронеж: Воронежский госуниверситет, 2006. С. 357.

[13] См.: ЗинецР.А. Судебный контроль в стадии предварительного расследования: процессуальные и организационные аспекты: дис. ... канд. юрид. наук. Волгоград: Волгоградская академия МВД России, 2005 С. 136; Шептунова X. 77. Право личности на неприкосновенность жилиша в уголовном судопроизводстве: отечественный опыт и международные стандарты: дис. ... канд. юрид. наук. Оренбург: Оренбургский госуниверситет, 2008. С. 99-102.

[14] См.: Химичева Г. 77. Досудебное производство по уголовным делам: концепция совершенствования уголовно-процессуальной деятельности. М.: Экзамен, 2003. С. 302.

[15] См.: Быков В. М. Актуальные проблемы уголовного судопроизводства. С. 208; Он же. Следователь как участник уголовного процесса со стороны обвинения // Законность. 2012. № 7. С. 45.

[16] См.: Рябцева Е. В. Судебное санкционирование в уголовном процессе России. М.: Юрлит- информ, 2010. С. 25.

[17] См.: Определение Конституционного Суда РФ от 19 января 2005 г. № 10-0.

[18] См.: Определение Конституционного Суда РФ от 8 ноября 2005 г. N? 439-0.

[19] См.: Определение Конституционного Суда РФ от 2 марта 2006 г. № 54-0.

[20] Название форм судебного контроля, осуществляемого до и после подконтрольного действия, соответственно предварительным и последующим в теории уголовного процесса является наиболее распространенным. По крайней мере, анализ специальной литературы показывает, что большинство авторов придерживается именно данной терминологии. Однако некоторые специалисты используют и другие наименования. Например, Д. О. Серебров дает свою терминологию предварительного и последующего судебного контроля, называя его соответственно превентивным и статутным. См.: Серебров Д. О. Судебный контроль за законностью и обоснованностью производства следственных действий, ограничивающих конституционные права и свободы личности: дис.... канд. юрид. наук. Н. Новгород: Нижегородская академия МВД России, 2004. С. 77.

[21] См.: Всеобщая декларация прав человека (принята Генеральной Ассамблеей ООН 10 декабря 1948 г.).

[22] См.: Конвенция «О защите прав человека и основных свобод» (заключена в г. Риме 4 ноября 1950 г.) с последующими изменениями и дополнительными протоколами к ней.

[23] См.: Международный пакт от 16 декабря 1966 г. «О гражданских и политических правах».

[24] См.: Постановление Европейского суда по правам человека от 25 февраля 1993 г. по делу Функе против Франции (жалоба № 10828/84).

[25] См.: Постановление Европейского суда по правам человека от 7 июня 2007 г. по делу Смирнов против Российской Федерации (жалоба № 71362/01).

[26] См., напр.: Постановление Европейского суда по правам человека от 6 сентября 1978 г. по делу Класс и другие против Германии (жалоба № 5029/71); Постановление Европейского суда по правам человека от 28 октября 1994 г. по делу Мюррей против Соединенного Королевства (жалоба № 14310/88); Постановление Европейского суда по правам человека от 22 декабря 2011 г. по делу Алексанян против Российской Федерации (жалоба № 46468/06) и др.

[27] См.: Орлов А. В. Конституционные нормы, обеспечивающие обвиняемому право на защиту в российском уголовном процессе: автореф. дис.... канд. юрид. наук. Саратов: СЮИ МВД России, 2004. С. 19.

[28] См.: УтарбаевА. К Принцип неприкосновенности жилища, его содержание и гарантии // Актуальные проблемы современного уголовного процесса России: межвузовский сборник научных статей / под ред. В. А. Лазаревой. Самара: Самарский госунивереитет, 2008. С. 179.

[29] См.: Зайцева Е.А., Костерина Н. В. Полномочия суда на стадии предварительного расследования. Волгоград: ВА МВД России, 2007, С. 73.

[30] См.: Постановление Верховного Совета РСФСР «О Декларации прав и свобод человека и гражданина» от 22 ноября 1991 г. № 1920— 1.

[31] См.: Быков В. М. Актуальные проблемы уголовного судопроизводства. С. 209.

[32] См.: Чепурная И. В. Судебный контроль в досудебном уголовном производстве: дис. ... канд. юрид. наук. М.: Российская таможенная академия, 2005. С. 125.

[33] См.: Бородинов В. В. Судебный контроль как способ предупреждения беспредметного обыска // Актуальные проблемы уголовного судопроизводства: вопросы теории, законодательства и практики применения (к 5-летию УПК РФ): материалы международной науч.-практ. конференции. М.: МГЮА, 2007. С. 314.

[34] См.: СеребровД. О. Судебный контроль за законностью и обоснованностью производства следственных действий, ограничивающих конституционные права и свободы личности. С. 84.

[35] См.: Колоколов Н. А. Оперативный судебный контроль в уголовном пронессе. М.: ИГ «Юрист», 2008. С. 214.

См.: Серебров Д. О. Судебный контроль за законностью и обоснованностью производства следственных действий, ограничивающих конституционные права и свободы личности. С. 5—6.

[37] См.: Быков В. М. Следователь в уголовном процессе России. М. Юрлитинформ, 2014. С. 58.

’ См.: Жеребятьев И. В. Предмет судебного контроля на досудебных стадиях уголовного судопроизводства //Уголовный процесс. 2005. № 10. С. 36.

[39] См.: Агидамова Г. 3. Следственные действия, проводимые по судебному решению и с санкции прокурора: автореф. дис. ... канд. юрид. наук. Челябинск: Южно-Уральский госуниверситет, 2004. С. 21.

[40] См.: Зинец Р.А. Судебный контроль в стадии предварительного расследования: процессуальные и организационные аспекты. С. 124.

[41] См.: Фомин М. А. Обыск в современном уголовном процессе России: учеб.-практ. пособие. М.: Юрлитинформ, 2006. С. 43.

[42] См.: Колоколов Н.А. Судебный контроль в стадии предварительного расследования: учеб, пособие для студентов вузов. М.: Юнити-Дана, Закон и право, 2004. С. 164.

[43] См.: Акимчев А.А. Проблемы реализации принципа неприкосновенности жилиша в уголовном судопроизводстве. С. 357.

[44] См.: Шейфер С. А. Следственные действия. Основания, процессуальный порядок и доказательственное значение. С. 57, 71.

[45] См.: Фомин М.А. Обыск в современном уголовном процессе России. С. 44.

[46] См.: Акимчев А.А. Проблемы реализации принципа неприкосновенности жилища в уголовном судопроизводстве. С. 357.

[47] См.: Приказ председателя Следственного комитета РФ от 15 января 2011 г. № 2 «Об организации предварительного расследования в Следственном комитете Российской Федерации».

[48] См.: Соловьев А. Б. Обеспечение обоснованности проведения осмотра в жилище, обыска и выемки в жилище в исключительных случаях, не терпящих отлагательства // Уголовное право. 2004. № 2. С. 103—104; Он же. Обеспечение следователем законности и обоснованности производства осмотра жилища, обыска и выемки в жилище в порядке ч. 5 ст. 165 УПК РФ // Конституционная защита граждан от преступных посягательств, реализуемая нормами уголовного и уголовно-процессуального законодательства: материалы всероссийской межведомственной науч.-практ. конференции / под ред. В.Я. Кикотя. М: Московский университет МВД России, 2004. С. 221.

[49] См.: Быков В. М. Актуальные проблемы уголовного судопроизводства. С. 219—220, 224.

[50] См.: Шадрин Б. С. Обеспечение прав личности при расследовании преступлений: дис.... д-ра

юрид. наук. Волгоград: Волгоградский юридический институт МВД России, 1997. С. 128.

[52] См.: Химичева Г. П. Досудебное производство по уголовным делам: концепция совершенствования уголовно-процессуальной деятельности. С. 306.

См.: Сутягин К. И. Основания и процессуальный порядок исключения недопустимых доказательств в ходе досудебного производства по уголовному делу. М.: Юрлитинформ, 2008. С. 109.

[53] См.: Определение Конституционного Суда РФ от 25 марта 2004 г. № 124-0.

[54] См.: Яблоков В. А. Реализация судебной власти на досудебных стадиях уголовного процесса России: дис.... канд. юрид. наук. Самара: Самарский госуниверситет, 2001. С. 97.

[55] См.: Рябкова О. В. Судебный контроль на стадиях возбуждения уголовного дела и предварительного расследования: дис.... канд. юрид. наук. Екатеринбург: Уральский юридический институт МВД России, 2003. С. 150.

[56] См.: Лихачева Е. Ю. Правообеспечительная роль правосудия в досудебном производстве по уголовным делам: автореф. дис. ... канд. юрид. наук. Саратов: СГАП, 2005. С. 20.

[57] См.: Андреев К. В. Судебно-контрольные производства, реализуемые на досудебном этапе уголовного судопроизводства // Правовое положение следователя и прокурора в досудебном производстве (в рамках судебно-контрольных производств) / отв. ред. А. В. Сухинин. М.: Юрлитинформ, 2014. С. 41.

[58] См.: KajibHunKuu В. В. УПК РФ не обеспечивает процессуальную независимость суда//Новый уголовно-процессуальный закон: теория и практика применения: материалы межведомственного круглого стола / под ред. О. А. Галустьяна, О. И. Цоколовой. М.: ВНИИ МВД России, 2003. С. 44; Он же. Судебное заседание в досудебном производстве по уголовным делам: учеб, пособие. Омск: Омская академия МВД России, 2009. С. 89.

[59] См., напр.: Татьянина Л. Г. Судебное санкционирование как форма реализации судебной власти в уголовном судопроизводстве // Материалы международной науч.-практ. конференции, посвященной 15-летию Конституции Российской Федерации. Т. 2 . М.: МГЮА им. О.Е. Кутафина, 2009. С. 331; Рябцева £. В. Судебное санкционирование в уголовном процессе России. С. 20; Адильшаев Э.А., Жеребятьев И. В.. Шамардин А. А. Судебное санкционирование как форма реализации правосудия в уголовном судопроизводстве России. Оренбург: ООО ИПК «Университет», 2013. С. 23.

[60] В этой связи совершенно справедливым представляется суждение, высказанное А. В. Солодиловым о том, что судебный контроль не может и не должен заменять собой прокурорский надзор в уголовном процессе. См.: Солодилов А. В. Судебный контроль за проведением следственных действий и решениями прокурора и органов расследования, ограничивающими конституционные права и свободы граждан в уголовном процессе России. С. 73.

[61] См., напр.: Корнуков В. М. Конституционные основы положения личности в уголовном судопроизводстве. Саратов: Саратовский университет, 1987. С. 168—169; Муратова Н. Г. Система судебного контроля в уголовном судопроизводстве: вопросы теории, законодательного регулирования и практики. С. 150; Смирнов А. В.. Калиновский К. Б. Уголовный процесс: учебник / под ред. А. В. Смирнова. 3-е изд. М.: Кнорус, 2007. С. 379; Баранова М. А. Гарантирует ли ч. 5 ст. 165 УПК РФ конституционное право на неприкосновенность жилища? // Материалы международной науч.-практ. конференции, посвященной 15-летию Конституции РФ / под ред. И. М. Мацкевича, Е.С. Шугриной. Т. 2 . М.: МГЮА им. О. Е. Кутафина, 2009. С. 332; Трухин С.Н. Надлежащие доказательства как основание для разрешения судом следственных действий, ограничивающих конституционные права граждан // Уголовное право. 2012. № 6. С. 94—102 и др.

[62] См.: Семенцов В. А. Следственные действия в досудебном производстве (общие положения теории и практики). С. 229.

[63] См., напр.: Фомин М.А. Обыск в современном уголовном процессе России. С. 36; Литвинова И. Ф. Обеспечение неприкосновенности жилища при проведении обыска // Актуальные проблемы уголовного судопроизводства: вопросы теории, законодательства и практики применения (к 5-летию УПК РФ): материалы международной науч.-практ. конференции. М.: МГЮА, 2007. С. 364.

[64] См.: ШептуноваX.П. Право личности на неприкосновенность жилища в уголовном судопроизводстве: отечественный опыт и международные стандарты. С. 99—102, 110—111.

[65] См.: Ерик М.С., Маслова С. В. Судебный контроль при производстве следственных действий // Уголовный процесс. 2012. № 10. С. 50.

[66] См.: Буланова Н. В., Соловьев А. Б., Токарев М. Е. Прокурор в досудебных стадиях уголовного процесса России. М.: Юрлитинформ, 2006. С. 52—53; Петрухин И.Л. Об эффективности судебного контроля за следствием и оперативно-розыскной деятельностью/И. Петрухин // Уголовное право. 2007. № 2. С. 92.