«Право вообще есть процесс придания человеческой жизни целенаправленности и определенности. По существу право - это согласованное решение жить по определенным правилам, поэтому и существо права - в придании общественной жизни заданно- сти, скоординированности и порядка»[1]. Эти слова профессора Н.А. Власенко весьма точно характеризуют определенность, с одной стороны, как одно из ключевых, сущностных свойств права, а с другой - как цель, в которой выражается социальное предназначение права.

Чтобы свойство определенности реально присутствовало в праве и было надлежащим образом обеспечено, ему придается характер нормативного требования, выраженного в совокупности правовых норм как международного, так и внутригосударственного права.

Советская теория процессуального права не рассматривала правовую определенность как идею, которая должна лежать в основе системы процессуальных норм. Лишь с признанием юрисдикции Европейского Суда по правам человека данное понятие прочно вошло в лексикон российской процессуальной науки. Как отмечает В.С. Синенко, выделение данного принципа является веянием практики Европейского Суда по правам человека в отношении Российской Федерации[2].

Примечательно, что в тексте Европейской Конвенции о защите прав человека и основных свобод и в Протоколах к ней термин «правовая определенность» не употребляется[3]. Признание данного принципа, равно как и раскрытие его содержания явились результатом системного толкования положений Конвенции Европейским Судом по правам человека.

Этот принцип фиксируется в целом ряде положений Конвенции о защите прав человека и основных свобод: в требованиях наличия правовых оснований для любых допустимых ограничений (вмешательств в осуществление) гарантируемых ею прав (ст. 2, 5, 8-12 Конвенции, ст. 1 Протокола № 1 к Конвенции и др.); создания судов на основании закона (п. 1 ст. 6 Конвенции); правовой регламентации процедуры установления виновности обвиняемого (п. 2 ст. 6 Конвенции); правовой определенности преступления и налагаемого за него наказания (ст. 7 Конвенции); правового регулирования процедуры обжалования приговоров по уголовным делам (ст. 2 Протокола № 7 к Конвенции) и выплаты компенсации в случае судебной ошибки (ст. 3 Протокола № 7 к Конвенции); недопустимости повторного осуждения или наказания в уголовном порядке (ст. 4 Протокола № 7 к Конвенции)[4].

Европейский Суд по правам человека, отметивший, что принцип правовой определенности является одним из основных аспектов верховенства права[5], весьма часто обращается к этому принципу и конкретизирует заложенные в нем требования, в том числе в тех своих решениях, которые приняты в отношении Российской Федерации[6]. Данные правовые позиции имеют для российской правовой системы нормативное значение, поскольку, ратифицируя Европейскую Конвенцию, Российская Федерация приняла на себя обязательство признавать ipso facto и без специального соглашения юрисдикцию Европейского Суда по правам человека обязательной по вопросам толкования и применения Конвенции и Протоколов к ней в случаях предполагаемого нарушения Российской Федерацией положений этих договорных актов[7]. Как отметил Конституционный Суд РФ, решения Европейского Суда по правам человека - в той части, в какой ими дается толкование содержания закрепленных в Конвенции прав и свобод, являются составной частью российской правовой системы, а потому должны учитываться федеральным законодателем при регулировании общественных отношений и правоприменительными органами при применении соответствующих норм права[8].

Положения, в которых раскрывается содержание принципа правовой определенности, закреплены как в Конституции РФ, так и в отраслевом законодательстве.

В связи с этим на правовую определенность как объективно выраженный в законодательстве принцип, соблюдение которого является обязательным, ссылаются и Конституционный Суд РФ в своих решениях[9], и Пленум Верховного Суда РФ, давая разъяснения по вопросам, возникающим в судебной практике[10]. Статус правовой определенности как принципа права не оспаривается и в российской юридической науке. Его признают как специалисты в

области конституционного права[11], так и представители других отраслевых юридических наук, в частности, теории уголовного процесса[12].

Значимость принципа правовой определенности обусловлена тем, что его соблюдение есть гарантия качества и эффективности законодательной, а впоследствии и правоприменительной деятельности[13]. Принцип правовой определенности играет роль одного из ключевых элементов механизма реализации государством принятой на себя обязанности признавать, соблюдать и защищать права и свободы человека и гражданина (ст. 2 Конституции РФ). Цель его реализации состоит в обеспечении нормальных условий жизни личности, включенной в сферу общественных отношений и взаимодействующей с органами власти (на всех ее уровнях), когда гражданин имеет реальную возможность сообразовывать свои действия с требованиями закона и прогнозировать правовые последствия своих действий (бездействия). Причем правовая определенность становится частью действительности только в том случае, когда прогнозируемые последствия действий (бездействия) гражданина не просто предусмотрены законом, но и реально наступают (например, ответственность действительно неотвратима, судебные решения исполнимы и т. п.).

Очевидно, что ни содержание, ни сфера реализации принципа правовой определенности не могут быть ограничены рамками какой-то одной или даже нескольких отраслей права. Данный принцип призван обеспечивать присутствие в праве того свойства, без которого оно перестало бы быть правом, - определенности[14]. В связи с этим, по нашему мнению, есть все основания для отнесения принципа правовой определенности к числу общих (общеправовых) принципов права. Как писал М.И. Байтин, общие принципы права характеризуются тем, что относятся к праву в целом, распространяются на все его отрасли, объединяют и как бы цементируют их, способствуют единству и стабильности действующей системы права[15].

Обладая общеправовым значением, принцип правовой определенности имеет в то же время и отраслевой аспект, отражающий, во-первых, конкретные задачи, решение которых обеспечивает правовую определенность в сфере правоотношений, регулируемых соответствующей отраслью права, а во-вторых, отраслевые гарантии его реализации. Эффективность этих гарантий и достижимость поставленных задач на уровне каждой отрасли права являются непременными условиями реализации правовой определенности в масштабах всей правовой системы.

В сфере уголовного судопроизводства вообще и в контексте проводимого исследования в частности особое значение имеют такие элементы принципа правовой определенности, как единообразное применение закона (единство судебной практики) и стабильность правоприменительных решений[16], поскольку именно они оказывают наиболее заметное влияние на построение системы и форму пересмотра вступивших в законную силу приговоров, определений и постановлений суда.

Выше уже говорилось, что обеспечение единства судебной практики на всей территории страны составляет одну из задач, стоящих перед судами кассационной и надзорной инстанций[17]. Как элемент принципа правовой определенности единообразное применение закона (в том числе единство судебной практики) имеет исключительно важное правовое и политическое значение.

Во-первых, без достижения единообразия в применении закона на всей территории страны не может идти речи о реализации принципа равенства всех перед законом и судом (ч. 1 ст. 19 Конституции РФ), который, в свою очередь, составляет одну из характерных черт (элементов) справедливости[18]. Так, различная квалификация одного и того же правонарушения, совершенного разными гражданами, как и назначение им не совпадающего по степени тяжести наказания ставят граждан в вопиюще неравное положение, нарушая тем самым принцип справедливости. Во-вторых, единообразное применение закона является непременным условием реализации принципа законности, ведь неверное истолкование или применение закона в правоприменительной практике приводит к нереализованное™ нормативной правовой воли, невозможности достичь той цели, которую ставил перед собой законодатель, регламентируя те или иные общественные отношения. Без единства судебной практики невозможно достичь назначения уголовного судопроизводства, нельзя обеспечить полноценную реализацию принципов уголовного процесса. В-третьих, только в условиях единообразного применения закона возможно эффективное проведение на территории страны правовой политики[19]. Правовые акты, к числу которых относятся правоприменительные акты, выступают в качестве важнейшего средства правовой политики, то есть инструмента, используемого для достижения ее целей и задач, для реального осуществления стратегических правовых идей[20]. Отсутствие единообразного применения закона на территории всей страны, свидетельствующее о неправильном толковании и применении закона отдельными правоприменительными органами, наносит существенный вред правовой политике, снижает значение правоприменительных актов как ее средств. В этом аспекте обеспечение единообразного применения закона приобретает, без преувеличения, значение залога успешного государственного управления.

Будучи элементом единообразного применения закона, единство судебной практики представляет собой такое состояние правоприменительной практики, которое характеризуется едиными подходами к толкованию и применению судами норм права.

Механизм обеспечения единства судебной практики включает в себя обеспечение ясности, недвусмысленности и согласованности правовых норм; систему проверки судебных решений вышестоящими судебными инстанциями (прежде всего судами кассационной инстанции и Президиумом Верховного Суда РФ); дачу Пленумом Верховного Суда РФ разъяснений по вопросам судебной практики; а также информирование нижестоящих судов и иных лиц, участвующих в правоприменительной деятельности, о складывающейся судебной практике путем публикации решений высших судебных инстанций[21].

Стабильность актов применения права, в том числе стабильность окончательных судебных решений, является выражением динамического (темпорального) аспекта правовой определенности. Его содержание сводится прежде всего к обеспечению неизменности правового статуса субъекта права[22].

Необходимость обеспечения стабильности судебного решения возникает тогда, когда это решение приобретает значение регулятора общественных отношений, то есть после того, как активизируется весь комплекс заложенных в него законом свойств - неопровержимости, общеобязательности и исключительности. Этот момент именуется в законе вступлением приговора, определения или постановления суда в законную силу[23].

Здесь следует обратить внимание на то, что в современном юридическом обороте используются два термина, соотношение которых является принципиально важным как для уяснения содержания принципа правовой определенности (в аспекте обеспечения стабильности судебных решений), так и для определения процессуальной формы пересмотра судебных решений в уголовном процессе. Речь идет о терминах «окончательное судебное решение», или «окончательный приговор» (ст. 3, 35 Конвенции о защите прав человека и основных свобод) и «вступившее в законную силу судебное решение» (например, ч. 1 ст. 401.2 УПК РФ).

В уголовно-процессуальном законодательстве ряда стран континентальной Европы эти понятия не совпадают: окончательным признается решение суда второй (апелляционной) инстанции, тогда как в законную силу решение вступает только после его проверки в кассационном порядке либо по истечении срока кассационного обжалования, если стороны не обратятся в кассационный суд. Весьма обстоятельно и лаконично данный порядок раскрыл Л.В. Головко: «После рассмотрения дела в двух инстанциях (первой и апелляционной), одной из которых является суд достаточно высокого (апелляционного) уровня, приговор становится окончательным с точки зрения установления фактических обстоятельств дела... Более споры по фактическим обстоятельствам... не допускаются. Именно поэтому судебное следствие и существует только в первой и апелляционной инстанциях. Но после того, как приговор стал окончательным с точки зрения установления фактических обстоятельств дела, он еще не вступает в законную силу, поскольку у сторон есть право обратиться в высший судебный орган страны с претензиями на неправильное применение судами первой и апелляционной инстанций материально-правовых или процессуальных норм, превышение ими компетенции, незаконный состав вынесшего решение суда, то есть у них возникает право на кассацию»[24].

Применительно к российскому судопроизводству Конституционный Суд РФ исходит из того, что окончательным является такое судебное решение, которое не может быть изменено в обычной процедуре[25]. Аналогичной позиции придерживается и Европейский Суд по правам человека, который, ссылаясь на Пояснительный доклад к Протоколу № 7 к Конвенции о защите прав человека и основных свобод, указывает, что «судебное решение является окончательным, если в соответствии с традиционным выражением оно приобрело силу res judicata»98.

Таким образом, в уголовном процессе России окончательными являются приговоры, определения и постановления суда, вступившие в законную силу99.

Вступая в законную силу, судебное решение приобретает свойство res judicata, рассматриваемое как определенный статус окончательного судебного акта100 и вполне справедливо отождествляемое с законной силой судебного решения101.

Европейский Суд говорит о res judicata как о силе, которую приобретает судебное решение, когда оно становится окончательным, то есть отсутствуют обычные средства по его отмене или изменению или стороны их исчерпали или пропустили установленные сроки для того, чтобы ими воспользоваться102.

Конституционный Суд РФ также использует в своих решениях термин res judicata, когда речь идет об окончательности, неопровержимости, исключительности и общеобязательности вступившего в законную силу приговора103, либо только о неопро- [26] [27] [28] [29] [30] [31] вержимости104 или об обязательности исполнения судебного решения105, стабильности и окончательности судебных решений и сложившихся на их основе правоотношений106.

Термин res judicata пришел в современный юридический оборот из римского права, где в соответствии с дословным переводом с латинского языка он обозначал «решенное дело», «дело, по которому вынесено решение»107.

Для правильного понимания сущности res judicata следует принять во внимание его трактовку в римском праве, где данное понятие охватывало целый ряд аспектов: во-первых, спорная ситуация урегулирована - вынесено судебное решение, определяющее права и обязанности сторон, во-вторых, решение вступило в законную силу. Res judicata порождало определенные последствия: сторонам вменялось руководствоваться решением как законом (jus facit inter partes), в случае повторного обращения с тождественным иском становилось возможным применение возражения о решенном деле (exceptio rei judicata)108. Наличие судебного решения по делу исключало повторение процесса как в негативном плане, поскольку оно становилось основанием для exeptio rei judicata (преклюзивного эффекта), так и в позитивном, ибо отпадала [32] [33] [34] [35] [36] необходимость в дальнейших судебных разбирательствах по вопросам, которые получили в нем решение (преюдициальный эффект)[37].

Очевидно, что все перечисленные аспекты res judicata сохраняют свое значение и в современном процессуальном праве, воплощаясь в присущие судебному акту свойства - неопровержимости, общеобязательности и исключительности.

На этом основании можно сделать вывод, что res judicata - это сила, которую приобретает судебное решение в тот момент, когда активизируется весь комплекс заложенных в нем, как акте правосудия, свойств - неопровержимости, общеобязательности и исключительности (то есть в момент вступления судебного решения в законную силу).

Однако термином res judicata в современном юридическом обороте обозначается не только сила судебного решения, но и обеспечивающий ее процессуальный принцип.

Европейский Суд по правам человека в одних случаях определяет res judicata как принцип недопустимости повторного рассмотрения однажды решенного дела[38], в других - как принцип окончательного характера судебных решений[39].

Содержание данного принципа раскрыто в решении Европейского Суда по правам человека по делу «Рябых (Ryabykh) против Российской Федерации»:

- ни одна из сторон не может требовать пересмотра окончательного и вступившего в законную силу постановления только в целях проведения повторного слушания и получения нового постановления;

- полномочие вышестоящего суда по пересмотру дела должно осуществляться в целях исправления судебных ошибок, неправильного отправления правосудия, а не пересмотра по существу;

- пересмотр не может считаться скрытой формой обжалования, в то время как лишь возможное наличие двух точек зрения по одному вопросу не может являться основанием для пересмотра;

- отступления от этого принципа оправданны, только когда являются обязательными в силу обстоятельств существенного и непреодолимого характера112.

Как видно, принцип res judicata призван гарантировать прежде всего неопровержимость окончательного судебного решения. Тем самым обеспечивается недопустимость повторного рассмотрения однажды окончательно разрешенного судом дела, составляющая квинтэссенцию принципа res judicata.

Вступление решения в законную силу должно окончательно поставить точку в деле, исключив в последующем возможность пересмотра приговора и изменения установленных судом правовых отношений. Оправданный, осужденный, потерпевший и иные участники правового спора должны быть ограждены от неопределенности, связанной не только с продолжающимся судебным разбирательством, но и длительной возможностью отмены или изменения вынесенного по делу судебного решения.

Среди участников разрешенного судом дела, чьи права и интересы защищает принцип недопустимости повторного рассмотрения однажды решенного дела, особую группу составляют осужденный; оправданный; лицо, уголовное дело в отношении которого прекращено; несовершеннолетний, к которому применена принудительная мера воспитательного воздействия, и лицо, подвергнутое принудительной мере медицинского характера.

Европейский Суд по правам человека неоднократно отмечал, что ст. 6 Конвенции применительно к уголовным делам призвана [40] [41] предотвратить чрезмерно длительное пребывание обвиняемого в состоянии неопределенности относительно своей судьбы113.

По отношению к указанной категории участников судопроизводства принцип res judicata имеет своим основанием правило

non bis in idem114.

Логическая основа принципа res judicata выражена в двух латинских максимах: «Interest reipublicae ut sit finis litium» («В общественных интересах, чтобы судебный процесс имел окончание») и «Nemo debet bis vexari pro una et eadem causa» («Никто не должен представать перед судом дважды по одному и тому же делу»)115. Ж. Пикерез, исследуя основные проблемы уголовно-процессуального права Швейцарии, отмечает, что следствием действия принципа res judicata в уголовном судопроизводстве выступает недопустимость повторного возбуждения публичного иска в отношении тех же преступных фактов, что соответствует правилу non bis in idem116. По сути, недопустимость повторного привлечения к уголовной ответственности обеспечивается за счет сохранения силы ранее вынесенным судебным решением, исключительность которого препятствует возбуждению и рассмотрению дела по тому же предмету.

В международном праве формула принципа non bis in idem излагается по-разному:

Так, в п. 7 ст. 14 Международного пакта о гражданских и политических правах от 16 декабря 1966 г.117 говорится: «Никто [42] [43] [44] [45] [46] не должен быть вторично судим или наказан за преступление, за которое он уже был окончательно осужден или оправдан в соответствии с законом и уголовно-процессуальным правом каждой страны».

Пунктом 1 ст. 4 Протокола № 7 к Конвенции о защите прав человека и основных свобод от 4 ноября 1950 г.[47] этот принцип сформулирован следующим образом: «Никакое лицо не должно быть повторно судимо или наказано в уголовном порядке в рамках юрисдикции одного и того же государства за преступление, за которое это лицо уже было окончательно оправдано или осуждено в соответствии с законом и уголовно-процессуальным законодательством этого государства».

В пункте 2 ст. 7 Конвенции СНГ о правах и основных свободах человека от 26 мая 1995 г.[48] записано: «Никто не должен быть осужден или наказан вторично за преступление, за которое он уже был осужден или понес наказание на основе национального законодательства».

Российское национальное законодательство закрепляет рассматриваемый принцип как на конституционном, так и на отраслевом уровне законодательства: «Никто не может быть повторно осужден за одно и то же преступление» - сказано в ч. 1 ст. 50 Конституции РФ и «Никто не может нести уголовную ответственность дважды за одно и то же преступление» - говорится в ч. 2 ст. 6 УК РФ.

При всех текстуальных расхождениях в формулировках рассматриваемого принципа его суть заключается в запрете осуществления уголовного преследования, а также осуждения и наказания лица за преступление (запрещенное уголовным законом деяние), за которое это лицо уже было окончательно осуждено или оправдано. Данное требование составляет одну из важных гарантий, связанных с общей гарантией справедливого судебного разбирательства в уголовном судопроизводстве.

В отечественном уголовном процессе содержание принципа non bis in idem традиционно сводится к недопустимости осуществления в отношении лица уголовного преследования, а также осуждения и наказания в тех случаях, когда оно уже осуждено или оправдано по обвинению в совершении данного преступления либо когда уголовное дело, возбужденное по данному факту, прекращено.

В соответствии с п. 4 и 5 ч. 1 ст. 27 УПК РФ наличие в отношении подозреваемого или обвиняемого вступившего в законную силу приговора по тому же обвинению либо решения о прекращении уголовного дела по тому же обвинению либо об отказе в возбуждении уголовного дела является основанием для прекращения уголовного преследования. Таким образом, перечисленные процессуальные решения обладают свойством исключительности (то есть исключают возможность осуществления процессуальной деятельности в отношении того же лица и по тому же обвинению). В равной мере данным свойством обладают решения суда о прекращении уголовного дела в отношении несовершеннолетнего и применении к нему принудительной меры воспитательного воздействия, а также постановление об освобождении лица от уголовной ответственности или от наказания и о применении к нему принудительных мер медицинского характера.

Само существование неотмененного процессуального решения, которым разрешен вопрос о причастности лица к деянию, запрещенному уголовным законом, исключает возможность постановки вопроса о привлечении данного лица вновь к уголовной ответственности за совершение этого же преступления или применении к нему иных мер уголовно-правового характера. Пока соответствующее процессуальное решение не отменено, оно сохраняет свойство исключительности, а значит, и запрет non bis in idem остается в силе.

В юридической литературе неоднократно высказывалось мнение о необходимости полностью исключить возможность осуществления нового уголовного преследования в отношении лица, однажды осужденного или оправданного по обвинению в совершении данного преступления.

«Лицо, - писал И.Л. Петрухин, - считается осужденным после вынесения и вступления в силу окончательного приговора... Если после окончательного приговора проводятся какие-либо действия и лицо признается виновным в совершении того же преступления или подвергается более тяжкому наказанию, это означает повторное осуждение за одно и то же деяние»[49].

А.В. Смирнов и К.Б. Калиновский, исходя из того, что вступление решения суда в законную силу означает «конец состязания сторон», пришли к выводу о недопустимости любых требований обвинителя вернуться к вопросу об усилении уголовной ответственности лица, в отношении которого состоялось данное судебное решение, за то же самое деяние[50]. После вступления приговора суда в законную силу его пересмотр возможен лишь в сторону, благоприятную для осужденного (если нет вновь открывшихся обстоятельств, направленных против интересов последнего)[51].

Следует заметить, что у приведенной позиции глубокие исторические корни. Еще Устав уголовного судопроизводства 1864 г. в ст. 22 закреплял: «Присужденный вошедшим в законную силу приговором к наказанию или взысканию не может быть вновь судим по тому же делу, хотя бы в последствии были обнаружены обстоятельства, увеличивающие его вину». Целью законодателя, писал А. Жемчужников, было установить незыблемость судебных приговоров, вошедших в законную силу. Установлением этой незыблемости охранялось, с одной стороны, спокойствие тех лиц, которые имели несчастие попасть под уголовное следствие и затем судом были оправданы или приговорены. Опасение нового преследования по тому же делу не будет угрожать им, «опасение», как справедливо замечается в рассуждениях, на которых основаны судебные уставы, «безвыходное, часто несравненно более тяжкое, нежели то наказание, которому они могут подвергнуться». С другой стороны, незыблемость судебного приговора вселяет доверие и уважение к суду[52].

Провести законодательно данный подход в жизнь возможно лишь одним способом - посредством полного запрета пересмотра вступивших в законную силу судебных решений по основаниям, ухудшающим положение стороны защиты. Только так можно добиться того, чтобы судебное решение стало абсолютно незыблемым, а присущее ему свойство исключительности - постоянно действующим.

Именно по такому пути и пошел российский законодатель, приняв в 2001 г. УПК РФ, ст. 405 которого гласила: «Пересмотр в порядке надзора обвинительного приговора, а также определения и постановления суда в связи с необходимостью применения уголовного закона о более тяжком преступлении, ввиду мягкости наказания или по иным основаниям, влекущим за собой ухудшение положения осужденного, а также пересмотр оправдательного приговора либо определения или постановления суда о прекращении уголовного дела не допускаются».

Как отмечали разработчики УПК РФ, вместе с правилом о запрете поворота к худшему «навсегда упраздняется возможность повторного осуждения лица за одно и то же преступление»[53].

Однако уже в августе 2002 г., то есть спустя всего месяц после вступления в действие нового УПК РФ, в Президиум Верховного Суда РФ в порядке надзора поступил протест заместителя Генерального прокурора РФ на приговор Калининградского областного суда от 9 июня 2001 г. по делу А.В. Юрченко. Суть возникшей процессуальной проблемы состояла в следующем. Юрченко вместе со своими соучастниками совершил ряд преступлений, связанных с проникновением в жилище, избиением хозяев из хулиганских побуждений, незаконным завладением их имуществом. Один из эпизодов обвинения был связан с нанесением ножевых ранений супругам Ш. и поджогом находившегося в их квартире имущества.

Суд признал Юрченко виновным по всем предъявленным ему обвинениям, включая обвинение в умышленном уничтожении чужого имущества путем поджога, повлекшем причинение потерпевшим значительного ущерба (ч. 2 ст. 167 УК РФ). Однако при этом судом была допущена существенная ошибка: в резолютивной части приговора в нарушение требования ч. 1 ст. 69 УК РФ наказание за это преступление отдельно указано не было. Для потерпевших создалась ситуация, ставящая под сомнение правовые основания последующего предъявления иска к Юрченко о возмещении материального ущерба: обвиняемый вроде бы виновным в поджоге признан, но не осужден. В протесте в порядке надзора ставился вопрос об отмене приговора в отношении Юрченко с направлением дела на новое судебное рассмотрение. Очевидно, Президиум Верховного Суда РФ так бы и поступил, однако возникло серьезное препятствие в виде изменившегося процессуального законодательства. Статья 405 УПК РФ исключила возможность поворота к худшему, хотя общая мера наказания осужденного по совокупности преступлений - 8 лет лишения свободы с принудительным лечением от наркомании - могла бы и не измениться. Поиски выхода из правового тупика заставили Верховный Суд РФ вынести вопрос на обсуждение Научно-консультативного совета. Были отвергнуты такие способы исправления судебной ошибки, как отмена приговора с направлением дела на новое рассмотрение или изменение приговора путем исключения из него эпизода обвинения, связанного с поджогом. А.Д. Бойковым, как членом Научно-консультативного совета при Верховном Суде РФ, было подготовлено заключение с рекомендацией направить запрос в Конституционный Суд РФ[54].

Сложившаяся в правоприменении ситуация вызвала шквал критики, обрушившейся на положение ст. 405 УПК РФ[55].

Даже в Рекомендации, принятой 12 мая 2003 г. участниками Всероссийской научно-практической конференции «Права человека в России и правозащитная деятельность государства», содержалось обращение к Федеральному Собранию привести УПК РФ в соответствие с положениями ст. 4 Протокола № 7 к Европейской Конвенции о защите прав человека и основных свобод, в том числе внести изменения в ст. 405 УПК РФ, урегулировав возможность пересмотра в порядке надзора вступивших в законную силу обвинительных приговоров, определений и постановлений суда, если в ходе судебного разбирательства были допущены нарушения закона, подпадающие под критерий, установленный п. 2 ст. 4 указанного Протокола[56].

Высказывались претензии к ст. 405 УПК РФ и с позиций защиты интересов оправданных и лиц, в отношении которых уголовные дела прекращались, поскольку по буквальному смыслу закона эти граждане также лишались права обжаловать мотивы оправдания и основания прекращения уголовного дела[57].

Сторонники первоначальной редакции ст. 405 УПК РФ придерживались мнения, что оспаривание окончательного судебного решения с целью ухудшения положения стороны защиты несовместимо с принципом non bis in idem. Так, по словам В.И. Радченко, само выдвижение требования об отмене судебных постановлений с целью усиления их репрессивного содержания означало бы возобновление процедуры уголовного преследования и, по существу, повторное осуждение обвиняемого за одно и то же преступление, что противоречит требованиям ч. 1 ст. 50 Конституции РФ[58].

В Определении от 3 июля 1997 г. № 87-О Конституционный Суд РФ указал, что исключения из запрета повторно осуждать за то же деяние и, следовательно, пересматривать окончательные приговоры судов допускаются, лишь если это необходимо в силу новых или вновь обнаруженных обстоятельств, в том числе указывающих на судебную ошибку, приведшую к незаконному осуждению. В других случаях окончательные приговоры судов пересмотру не подлежат[59].

Думается, именно эта правовая позиция легла в основу регламентации в УПК РФ 2001 г. порядка пересмотра вступивших в законную силу судебных решений, включая положение ст. 405 УПК РФ в его первоначальной редакции. Однако позднее Постановлением от 11 мая 2005 г. № 5-П[60] Конституционный Суд РФ признал ст. 405 УПК РФ не соответствующей Конституции РФ в той мере, в какой она, не допуская поворот к худшему при пересмотре судебного решения в порядке надзора по жалобе потерпевшего (его представителя) или по представлению прокурора, не позволяет тем самым устранить допущенные в предшествующем разбирательстве существенные нарушения, ведущие к неправильному разрешению дела.

Явное противоречие между приведенными правовыми позициями Конституционного Суда РФ вполне объяснимо. Дело в том, что, формулируя свою первоначальную позицию, Конституционный Суд РФ опирался на ст. 14 Международного пакта о гражданских и политических правах от 16 декабря 1966 г.[61], допускающую исключения из запрета повторно осуждать за то же деяние лишь в случаях, если это необходимо в силу новых или вновь обнаруженных обстоятельств. К моменту же вынесения Постановления от 11 мая 2005 г. № 5-П Российская Федерация уже ратифицировала Конвенцию о защите прав человека и основных свобод и Протокол № 7 к ней[62], существенно расширивший, в сравнении с Пактом, возможности пересмотра окончательных судебных решений. Согласно п. 2 ст. 4 Протокола принцип non bis in idem «не препятствует повторному рассмотрению дела в соответствии с законом и уголовно-процессуальными нормами соответствующего государства, если имеются сведения о новых или вновь открывшихся обстоятельствах или если в ходе предыдущего разбирательства были допущены существенные нарушения, повлиявшие на исход дела».

С учетом сказанного следует прийти к выводу, что принцип res judicata не предполагает абсолютного запрета на пересмотр окончательных судебных решений. Такой запрет составляет лишь общее правило, которое, однако, не действует в том случае, если имеются указанные в п. 2 ст. 4 Протокола № 7 к Конвенции основания для повторного рассмотрения дела.

Не случайно Н.Н. Ковтун и Д.М. Шунаев включают основания преодоления окончательности судебного решения в формулу принципа res judicata, который, по их мнению, представляет собой правило о недопустимости пересмотра окончательных судебных решений в отсутствие исключительных (экстраординарных) на то оснований[63].

Учитывая изложенное, следует прийти к выводу, что правило res judicata, с одной стороны, является элементом и гарантией принципа правовой определенности, а с другой - ограничивает пределы его действия соразмерно интересам общества и личности, требующим исправления судебной ошибки, приводящей к несправедливости судебного акта. Причем ограничение действия принципа правовой определенности происходит в сфере уголовного судопроизводства, что подтверждает идею о том, что процедура пересмотра вступивших в законную силу судебных решений является той специфической формой, в которой разрешается противоречие между принципами правовой определенности и правом на судебную защиту.

Поскольку применительно к фигурам осужденного, оправданного и лица, уголовное дело в отношении которого прекращено, принцип res judicata имеет своим основанием правило non bis in idem, возникает вопрос: как с этим последним соотносится отмена окончательного судебного решения и повторное рассмотрение уголовного дела?

По мнению Конституционного Суда РФ, отмена вступившего в законную силу судебного решения по основаниям, ухудшающим положение стороны защиты, с последующим проведением по делу нового разбирательства является исключением из принципа non bis in idem. В Постановлении от 16 мая 2007 г. № 6-П сказано, что «...исключения из общего правила о запрете поворота к худшему допустимы лишь в качестве крайней меры, когда неисправление судебной ошибки искажало бы саму суть правосудия, смысл приговора как акта правосудия, разрушая необходимый баланс конституционно защищаемых ценностей, в том числе прав и законных интересов осужденных и потерпевших»[64]. Такая позиция представляется дискуссионной.

Принцип non bis in idem устанавливает запрет осуществления повторного уголовного преследования, осуждения и наказания лица, то есть когда лицо ранее уже подвергалось уголовному преследованию, осуждению и наказанию за совершение того же преступления. Однако о повторности уголовного преследования можно говорить только при условии, что первоначальное судебное решение, которым был разрешен вопрос о причастности лица к совершенному преступлению, сохраняет свою силу. Само существование такого судебного решения, как было сказано выше, исключает возможность уголовного преследования того же лица за совершение того же преступления, поскольку в противном случае один и тот же правовой вопрос был бы разрешен одновременно несколькими правоприменительными решениями, что несовместимо с принципом правовой определенности.

Отмена судебного решения означает его аннулирование, в том числе утрату им свойства исключительности, а значит, последующее уголовное преследование и возможное привлечение лица к уголовной ответственности, применение к нему иных мер уголовно-правового характера уже не могут рассматриваться как повторные. Другими словами, преодоление res judicata устраняет само основание применения принципа non bis in idem.

Подтверждением данному выводу служит позиция Комитета по правам человека ООН, который в п. 56 Замечаний общего порядка № 32 (81) «Равенство перед судами и трибуналами и право каждого на справедливое судебное разбирательство»[65] отметил, что предусматриваемый в п. 7 ст. 14 Международного пакта о гражданских и политических правах запрет «не имеет значения, если вышестоящий суд отменяет приговор и распоряжается о проведении нового судебного разбирательства».

Аналогичную позицию занял и Европейский Суд по правам человека, который в Постановлении по делу «Никитин (Nikitin) против Российской Федерации» указал, что при отсутствии иного сохраняющего юридическую силу решения, то есть в случае отмены первоначального судебного решения, последующее будет единственным решением по уголовному делу[66].

Таким образом, правовую ситуацию, складывающуюся при отмене вступившего в законную силу приговора, определения или постановления суда, правильнее характеризовать не как исключение из общего запрета поворота к худшему, а как устранение правовой и фактической основы для применения правила non bis in idem.

Правильность данного вывода подтверждается и высказанной в юридической литературе точкой зрения о том, что пересмотр вступивших в законную силу приговоров (в том числе оправдательных) полностью совместим с принципом non bis in idem[67].

Выше мы не случайно обратили внимание на то, что принцип res judicata имеет своим основанием правило non bis in idem лишь применительно к фигурам осужденного, оправданного и лица, уголовное дело в отношении которого прекращено. Понятно, что запрет повторного осуждения за одно и то же преступление не имеет никакого отношения к иным участникам окончательно разрешенного судом правового дела, например, потерпевшему, гражданскому истцу, гражданскому ответчику (когда в этом качестве выступает не сам обвиняемый).

Вместе с тем очевидно, что принцип res judicata должен гарантировать права и законные интересы этих лиц в той же мере, что и интересы осужденного или оправданного. Следовательно, основания res judicata не исчерпываются правилом non bis in idem, они значительно шире - в принципе правовой определенности, призванном обеспечить стабильность правовых отношений и установленного окончательным решением суда статуса всех участвовавших в деле лиц.

Думается, именно поэтому законодатель, моделируя процедуру пересмотра вступивших в законную силу судебных решений, не должен ограничиваться установлением лишь тех условий, которые закреплены в ч. 2 ст. 4 Протокола № 7 к Конвенции о защите прав человека и основных свобод, но обязан предусмотреть и иные процессуальные гарантии, которые в своей совокупности способны обеспечить баланс ключевых для данной процедуры ценностей - права на судебную защиту и принципа правовой определенности.

[1] Власенко Н. А. Разумность и определенность в правовом регулировании : монография. М., 2015. С. 12.

[2] Синенко В. С. Некоторые аспекты принципа правовой определенности в гражданском процессуальном праве // Новая правовая мысль. 2013. № 1. С. 114.

[3] См.: Конвенция о защите прав человека и основных свобод (Рим, 4 ноября 1950 г.) и Протоколы к ней // Собрание законодательства РФ. 2001. № 2. Ст. 163.

[4] См.: Анишина В. И., Назаренко Т. Н. Реализация принципа правовой определенности в российской судебной системе // Наука и образование: хозяйство и экономика; предпринимательство; право и управление. 2013. № 2. C. 40-47.

[5] См.: Постановление Европейского Суда по правам человека от 28 октября 1999 г. Дело «Брумареску (Brumarescu) против Румынии» (жалоба № 28342/95). Доступ из справ.-правовой системы «ГАРАНТ».

[6] См., например: Постановление Европейского Суда по правам человека от 24 июля 2003 г. Дело «Рябых (Ryabykh) против Российской Федерации» (жалоба № 52854/99) // Журнал российского права. 2004. № 5. С. 110-119 ; Постановление Европейского Суда по правам человека от 20 июля 2004 г. Дело «Никитин (Nikitin) против Российской Федерации» (жалоба № 50178/99). Доступ из справ.-правовой системы «КонсультантПлюс» ; и др.

[7] См.: Федеральный закон от 30 марта 1998 г. № 54-ФЗ «О ратификации Конвенции о защите прав человека и основных свобод и Протоколов к ней» // Собрание законодательства РФ. 1998. № 14. Ст. 1514.

[8] См.: Постановление Конституционного Суда РФ от 5 февраля 2007 г. № 2-П // Собрание законодательства РФ. 2007. № 7. Ст. 932.

[9] См., например: Постановление Конституционного Суда РФ от 11 мая 2005 г. № 5-П // Российская газета. 2005. 20 мая ; Определение Конституционного Суда РФ от 3 апреля 2012 г. № 662-О-Р // Вестник Конституционного Суда РФ. 2012. № 6. С. 104-106.

[10] См., например: Постановление Пленума Верховного Суда РФ от 11 декабря 2012 г. № 31 «О применении норм Гражданского процессуального кодекса Российской Федерации при рассмотрении судами заявлений, представлений о пересмотре по вновь открывшимся или новым обстоятельствам вступивших в законную силу судебных постановлений» // Российская газета. 2012. 21 дек.

[11] См., например: Бондарь Н. С. Судебный конституционализм в России в свете конституционного правосудия. М., 2011. С. 251 ; Гаджиев Г. А. Принцип правовой определенности и роль судов в его обеспечении. Качество законов с российской точки зрения // Сравнительное конституционное обозрение. 2012. №4. С. 16-28 ; и др.

[12] См.: Давыдов В. А. Возобновление уголовного судопроизводства ввиду новых или вновь открывшихся обстоятельств : автореф. дис. ... д-ра юрид. наук. М., 2011. С. 22 ; Омарова А. С. Инстанционность в суде кассационной инстанции // Российский судья. 2013. № 7. С. 11 ; Аширбекова М. Т. Влияние принципа правовой определенности на построение систем судебно-проверочного производства УУС и УПК РФ // Уголовное судопроизводство. 2014. № 3. С. 6-10 ; Ковтун Н. Н., Шунаев Д. М. Правовая определенность и res judicata в решениях Европейского Суда по правам человека // Российский судья. 2014. № 9. С. 3842 ; Ярцев Р В., Гордеева Н. А. Надзорное производство в контексте принципа правовой определенности // Уголовный процесс. 2008. № 4. С. 43-55 ; Алексеева Т. М. Правовая определенность судебных решений в уголовном судопроизводстве: понятие, значение и пределы : дис. ... канд. юрид. наук. М., 2015. С. 10, 86 и др.

[13] Плашевская А. А. Понимание категории «правовая определенность» применительно к уголовному судопроизводству в решениях Европейского Суда по правам человека и Конституционного Суда Российской Федерации // Взаимосвязь конституционного и уголовного судопроизводств : сб. ст. по материалам Всерос. науч.-практ. конф. 22 марта 2013 г. / сост. К. Б. Калиновский, Т. В. Соколов. СПб., 2013. С. 133.

[14] «Два великих начала, - пишет Н. А. Власенко, - рождают, сопровождают и совершенствуют право и его механизм в обществе - разумность и определенность. Они выполняют уникальную роль, являясь началом права, его целью, принципом и свойством» (Власенко Н. А. Разумность и определенность в правовом регулировании. С. 11).

[15] Байтин М. И. Сущность права (Современное нормативное правопонимание на грани двух веков). Изд. 2-е, доп. М., 2005. С. 149.

[16] По мнению Н. Н. Ковтуна и А. А. Зорина, принцип стабильности судебных решений, вступивших в законную силу, необходимо рассматривать как составляющую содержание (элемент) более общего принципа правовой определенности (Ковтун Н. Н., Зорин А. А. Принцип правовой определенности в системе правовых позиций и итоговых выводов Конституционного Суда РФ // Вестник Волгоградского государственного университета. Серия 5, Юриспруденция. 2015. № 3 (28). С. 145).

[17] См. подробнее парагр. 1 гл. 1 настоящей работы.

[18] См.: Байтин М. И. Сущность права (Современное нормативное правопонимание на грани двух веков). С. 152 ; Аширова Л. М. Проблемы реализации принципа справедливости в уголовном процессе : автореф. дис. ... канд. юрид. наук. Уфа, 2006. С. 9 ; Принципы российского права: общетеоретический и отраслевой аспекты / под ред. Н. И. Матузова, А. В. Малько. Саратов, 2010. С. 188 (автор гл. 7 - О. И. Цыбулевская) ; и др.

[19] В. А. Рудковский определяет правовую политику как обусловленную общим политическим курсом стратегию (тактику) деятельности государства в правовой сфере, выражающую его официальную позицию по ключевым вопросам правового регулирования и направленную на совершенствование и развитие действующего права в соответствии с определенной иерархией социальных ценностей (Рудковский В. А. Правовая политика и осуществление права : монография / под ред. Н. Н. Вопленко. Волгоград, 2009. С. 153).

[20] Малько А. В. Теория правовой политики : монография. М., 2012. С. 107, 131.

[21] См. подробнее: Дикарев И. С. Принцип правовой определенности и законная сила судебного решения в уголовном процессе : монография. Волгоград, 2015. С. 30-33.

[22] Пресняков М. В. Конституционный принцип справедливости: юридическая природа и нормативное содержание : автореф. дис. ... д-ра юрид. наук. Саратов, 2010. С. 38.

[23] Уголовно-процессуальный закон предусматривает случаи, когда приговор исполняется до вступления в законную силу (ст. 311 УПК РФ), однако они настолько немногочисленны, что не меняют указанного общего правила.

[24] Апелляция, кассация, надзор: новеллы ГПК РФ, УПК РФ. Первый опыт критического осмысления. С. 47 (автор парагр. 3.1 - Л. В. Головко).

[25] Постановление Конституционного Суда РФ от 11 мая 2005 г. № 5-П.

[26] Постановление Европейского Суда по правам человека от 20 июля 2004 г. Дело «Никитин (Nikitin) против Российской Федерации» (жалоба № 50178/99). Доступ из справ.-правовой системы «КонсультантПлюс».

[27] По мнению Л. В. Головко, наблюдаемое в российском уголовном процессе смешение понятий окончательных и вступивших в законную силу судебных решений является ошибкой, которую можно было бы исправить в ходе реформы проверочных стадий, с тем чтобы «восстановить логику, которая была известна стране в дореволюционный период по судебной реформе 1864 года» (см.: Головко Л. В. «В ходе реформы судебных инстанций можно исправить ошибки в построении проверочных стадий» // Уголовный процесс. 2013. № 12. С. 33, 34).

[28] Ковтун Н. Н., Шунаев Д. М. Правовая определенность и res judicata в решениях Европейского Суда по правам человека. С. 40.

[29] Ковтун Н. Н., Зорин А. А. Принцип правовой определенности в системе правовых позиций и итоговых выводов Конституционного Суда РФ. С. 147.

[30] См., например: Постановление Европейского Суда по правам человека от 20 июля 2004 г. Дело «Никитин (Nikitin) против Российской Федерации» (жалоба № 50178/99).

[31] Постановление Конституционного Суда РФ от 18 марта 2014 г. № 5-П // Собрание законодательства РФ. 2014. № 13. Ст. 1526.

[32] Определение Конституционного Суда РФ от 28 июня 2012 г. № 1248-О // Вестник Конституционного Суда РФ. 2013. № 1. С. 71-80.

[33] Постановление Конституционного Суда РФ от 21 декабря 2011 г. № 30-П // Собрание законодательства РФ. 2012. № 2. Ст. 398.

[34] Определение Конституционного Суда РФ от 8 декабря 2011 г. № 1616-О-О. Доступ из справ.-правовой системы «КонсультантПлюс». Документ опубликован не был.

[35] Приговор в Риме не подлежал обжалованию и обладал авторитетом вынесенного судебного решения, то есть выступал в качестве образца, в соответствии с которым могли рассматриваться аналогичные правовые ситуации. Данное положение нашло выражение в сформулированном Ульпианом правиле: Res judicata pro veritate habetur - «Решенное дело принимается за истину» (Словарь латинских юридических афоризмов / сост. Ю. А. Кузнецова. Саратов, 2009. С. 18).

[36] См.: Цепкова Т. М., Борисов М. С. Соотношение законной силы судебного решения и принципа res judicata в свете постановлений Европейского Суда по правам человека // Российская юстиция. 2010. № 8. С. 52-55.

[37] См.: Рехтина И. В. Правовая определенность (res judicata) в истории права Древнего Рима // История государства и права. 2011. № 22. С. 43-47.

[38] См.: Постановление Европейского Суда по правам человека от 24 июля 2003 г. Дело «Рябых (Ryabykh) против Российской Федерации» (жалоба № 52854/99) // Журнал российского права. 2004. № 5. С. 110-119.

[39] См.: Постановление Европейского Суда по правам человека от 23 июля 2009 г. Дело «Сутяжник» (Sutyazhnik) против Российской Федерации» (жалоба № 8269/02) // Бюллетень Европейского Суда по правам человека. 2010. № 3. С. 114-131.

112 См.: Постановление Европейского Суда по правам человека от 24 июля 2003 г. Дело «Рябых (Ryabykh) против Российской Федерации» (жалоба № 52854/

[41] // Журнал российского права. 2004. № 5. С. 110-119.

[42] См., например: Постановление Европейского Суда по правам человека от 17 декабря 2009 г. Дело «Колчинаев (Kolchinayev) против Российской Федерации» // Бюллетень Европейского Суда по правам человека. 2010. № 12. С. 8, 57-61 ; Постановление Европейского Суда по правам человека от 2 марта 2006 г. Дело «Нахманович (Nakhmanovich) против Российской Федерации» // Бюллетень Европейского Суда по правам человека. 2006. № 9. С. 55, 81-99.

[43] Non bis in idem - «Нельзя [наказывать] дважды за одно» (Словарь латинских юридических афоризмов. С. 45).

[44] Смбатян А. С. Принцип res judicata в международном публичном праве: современное прочтение // Международное публичное и частное право. 2012. № 1. С. 2-5.

[45] Цит. по: Жидкова Е. И. Формирование пределов производства по делу в досудебных стадиях уголовного процесса. М., 2014. С. 23-24.

[46] См.: Бюллетень Верховного Суда РФ. 1994. № 12. С. 5-11.

[47] См.: Собрание законодательства РФ. 2001. № 2. Ст. 163.

[48] См.: Там же. 1999. № 13. Ст. 1489.

[49] Петрухин И. Л. Оправдательный приговор и право на реабилитацию : монография. М., 2009. С. 165-166.

[50] Смирнов А. В., Калиновский К. Б. Уголовный процесс. СПб., 2005. С. 228.

[51] Смирнов А. Принцип non bis in idem и формы пересмотра судебных решений по уголовным делам // Уголовное право. 2001. № 2. С. 74.

[52] Жемчужников А. Незыблемость судебных решений перед кассационной практикой Сената // Юридический вестник. 1872. Кн. 6-7. С. 2.

[53] См.: Крашенинников П. А., Мизулина Е. Б. Новое уголовное судопроизводство - надежная система гарантий прав граждан // Уголовно-процессуальный кодекс Российской Федерации со всеми приложениями : (офиц. текст от 18 дек. 2001 г.). М., 2002. С. 3-13. Профессиональный комментарий Кодекса по главам авторского коллектива ученых под руководством В. И. Радченко, В. П. Кашепо- ва, А. С. Михлина.

[54] Бойков А. Д. Жертвы преступности // Мировой судья. 2006. № 10. С. 23. (Окончание).

[55] См.: Вырастайкин В. Восстановить право потерпевшего на надзорную жалобу // Российская юстиция. 2002. № 7. С. 50 ; Бобылев М. В чью пользу состязательность в уголовном процессе? // Законность. 2003. № 11. С. 28-29 ; Демидов В. Обеспечить положение потерпевшего реальными правами // Российская юстиция. 2003. № 11. С. 20-21 ; Багаутдинов Ф. Н. Обеспечение публичных и

личных интересов при расследовании преступлений. М., 2004. С. 308-309 ; Че- буренков А. А. Полномочия суда надзорной инстанции в российском уголовном процессе : автореф. дис. ... канд. юрид. наук. Саранск, 2004. С. 9-10, 18 ; Терехин В. Судебные процедуры в уголовном процессе: некоторые проблемы правового регулирования // Уголовное право. 2004. № 4. С. 71 ; Шинелева Т. Безусловный запрет поворота к худшему ущемляет права потерпевших // Законность. 2004. № 7. С. 42-44 ; Митин Н. Недопустимость поворота к худшему // Законность. 2004. № 11. С. 51-52 ; Егоров А. Ю. Пересмотр вступившего в законную силу приговора в свете международно-правовых и конституционных принципов // Пятьдесят лет кафедре уголовного процесса УрГЮА (СЮИ) : материалы Междунар. науч.-практ. конф., г. Екатеринбург, 27-28 янв. 2005 г. В 2 ч. Ч. 1. Екатеринбург, 2005. С. 275-276 ; Кехлеров С. Судебный надзор: за и против // Законность. 2005. № 5. С. 2-7 ; Яковлев Н. М. Ограничение прав потерпевших на свободный доступ к правосудию // Журнал российского права. 2005. № 5. С. 79 ; Мачинский В. Конституция и УПК: коллизии законов // Законность. 2005. № 6. С. 5-7 ; и др.

127 См.: Законность. 2003. № 7. С. 61.

128 См.: Ковтун Н. Н., Подшибякин А. С. Производство в суде надзорной инстанции: вопросов больше, чем ответов // Российский судья. 2002. № 9. С. 18 ; Ковтун Н. Н. Нужен ли возврат к ревизионному началу в кассационном и надзорном производстве? // Журнал российского права. 2002. № 12. С. 74 ; и др.

[58] Научно-практическое пособие по применению УПК РФ / под ред. В. М. Лебедева. М., 2004. С. 307 (автор гл. 18 - В. И. Радченко).

[59] Определение Конституционного Суда РФ от 3 июля 1997 г. № 87-О. Доступ из справ.-правовой системы «ГАРАНТ».

[60] Российская газета. 2005. 20 мая.

[61] См.: Бюллетень Верховного Суда РФ. 1994. № 12. С. 5-11.

[62] См.: Федеральный закон от 30 марта 1998 г. № 54-ФЗ «О ратификации Конвенции о защите прав человека и основных свобод и Протоколов к ней». Ст. 1514.

[63] Ковтун Н. Н., Шунаев Д. М. Правовая определенность и res judicata в решениях Европейского Суда по правам человека. С. 40, 41.

[64] См.: Российская газета. 2007. 2 июня.

[65] См.: Библиотека криминалиста. 2013. № 3. С. 384.

[66] Постановление Европейского Суда по правам человека от 20 июля 2004 г. Дело «Никитин (Nikitin) против Российской Федерации» (жалоба № 50178/99).

[67] Чумаков А. В. Европейские стандарты в области прав человека в российском уголовном процессе : автореф. дис. ... канд. юрид. наук. СПб., 2005. С. 20.