Закрепленное в уголовно-процессуальном законе основание пересмотра вступившего в законную силу приговора, определения или постановления суда является одним из важных процессуальных условий, обеспечивающих баланс принципов правовой определенности и права на судебную защиту. Однако это условие - не рядовое. Его особое значение обусловлено тем, что именно с его наличием в п. 2 ст. 4 Протокола № 7 к Конвенции о защите прав человека и основных свобод связывается возможность преодоления окончательной силы судебного решения и повторного рассмотрения уголовного дела.

Принцип правовой определенности, выступающий важной гарантией обеспечения в уголовном судопроизводстве публичных и личных интересов, предполагает в качестве общего правила неопровержимость вступивших в законную силу судебных решений. Соответственно, далеко не каждое нарушение закона может служить достаточным основанием для пересмотра вступившего в законную силу приговора, определения или постановления суда. Недопустимо, чтобы в рамках процедур, предназначенных для пересмотра таких судебных решений, исправлялись те же судебные ошибки, которые подлежат устранению в рамках ординарных судебных процедур (апелляция). Из этого следует, что основания пересмотра вступивших в законную силу приговоров, определений и постановлений суда должны быть четко отграничены в уголовно-процессуальном законе от оснований отмены и изменения судебных решений, еще не вступивших в законную силу.

Между тем в советском уголовно-процессуальном законодательстве такого разграничения не было. Норма ч. 1 ст. 379 УПК РСФСР 1960 г., регламентировавшая основания к отмене или изменению вступивших в законную силу приговора, определения и постановления суда, отсылала правоприменителя к ст. 342 УПК РСФСР, закреплявшей основания к отмене и изменению приговора в кассационном порядке. В Основах уголовного судопроизводства Союза ССР и союзных республик 1958 г.[1] основания к отмене или изменению приговора в кассационном порядке и в порядке судебного надзора были изложены в одной статье.

Та же регламентация сохранилась и в УПК РФ, принятом в 2001 г. В ч. 1 ст. 409 УПК РФ говорилось, что основаниями отмены или изменения приговора, определения либо постановления суда при рассмотрении уголовного дела в порядке надзора являются основания, предусмотренные ст. 379 УПК РФ, носившей название «Основания отмены или изменения судебного решения в кассационном порядке».

Единство кассационных и надзорных оснований было предопределено сформировавшимся в советской уголовно-процессуальной науке взглядом на производство в надзорной инстанции как на ординарный способ исправления судебных ошибок, отличающийся от кассационного порядка лишь тем, что оно служило средством исправления ошибок и нарушений закона в судебных решениях, которые уже вступили в законную силу (только по этой причине его и именовали исключительным). Такой взгляд на назначение надзорного производства возобладал практически сразу после установления в России советской власти и возникновения этой формы пересмотра судебных решений, о чем свидетельствует, например, тот факт, что уже в 1920-х гг. предлагалось передать полномочия по отмене вступивших в законную силу судебных решений кассационной инстанции. Об этом, в частности, писал В. Бабичев: «Что же касается приговоров нарсудов, вступивших в законную силу, то право отмены их следует предоставить не пленуму губсуда, не обладающему судебными функциями, а угол.-кассац. коллегии губсуда... Для рассмотрения этой категории дел вовсе нет оснований создавать какой-либо особый порядок, отличный от общего кассационного порядка»[2]. И хотя данное предложение не нашло поддержки у законодателя, отделившего кассационный порядок от надзорного, идея об отсутствии коренных различий между двумя этими порядками на десятилетия предопределила парадигму развития уголовно-процессуального права и судебной практики.

Противопоставление надзорного пересмотра судебных решений кассационному порядку признавалось в теории советского уголовного процесса неправильным[3]. Ученые-процессуалисты сходились во мнении, что в порядке надзора должны устраняться любые судебные ошибки, не исправленные в силу каких-либо причин в кассационном порядке[4].

Перед производством в надзорной инстанции ставились те же задачи, что и перед кассационным производством[5]. В свою очередь, из общности задач выводилось единство кассационных и надзорных оснований отмены и изменения приговоров, определений и постановления суда. А.Л. Ривлин писал по этому поводу следующее: «Задачи пересмотра в порядке надзора такие же, как

и задачи пересмотра в кассационном порядке. Отсюда неизбежен вывод, что основания для пересмотра приговоров в порядке надзора те же, что и для пересмотра в кассационном порядке, то есть кассационные основания»[6]. Т.В. Альшевский отмечал, что установление различных оснований для отмены и изменения приговоров в кассационном и надзорном порядке ничем не может быть оправдано[7]. По мнению же О.П. Темушкина, сужение оснований пересмотра приговоров в надзорном порядке по сравнению с кассационным производством привело бы к такому положению, когда за внешним благополучием скрывались бы недостатки судебной практики[8].

Противоположные суждения были в юридической литературе большой редкостью. В частности, К.С. Банченко-Любимова подчеркивала, что ввиду исключительного характера института пересмотра решений в порядке надзора основаниями для отмены вступивших в законную силу судебных решений могут быть лишь особенно существенные нарушения[9].

По понятным причинам идея придания надзорным основаниям особого характера встречала в советской уголовно-процессуальной теории возражения. Ведь если какое-либо нарушение закона не может служить основанием для надзорного пересмотра уголовного дела, то такое нарушение оказывается невозможным устранить после вступления судебного акта в законную силу. А это уже прямое посягательство на принцип законности. В связи с этим, например, А.Л. Цыпкин писал: «Ненормальным было бы такое положение, что чем выше судебная инстанция, призванная решить вопрос о законности и обоснованности приговора, тем меньше требовательности проявляется ею в отношении строгого и неуклонного соблюдения законов»[10].

Надзорный пересмотр вступивших в законную силу судебных решений, таким образом, рассматривался как своего рода «запасной вариант», который задействовался в ситуациях, когда судебную ошибку по каким-либо причинам не удавалось исправить до вступления приговора в законную силу.

В некоторых случаях пересмотр уголовных дел в порядке надзора фактически подменял собой кассационное производство. Так, в соответствии со ст. 44 Основ уголовного судопроизводства Союза ССР и союзных республик 1958 г. приговоры Верховного Суда СССР и верховных судов союзных республик не подлежали обжалованию и опротестованию в кассационном порядке. Как следствие, проверка законности и обоснованности вынесенных этими судебными органами приговоров осуществлялась исключительно в рамках производства в суде надзорной инстанции.

Теоретической основой практики исправления в порядке надзора любых допущенных в ходе производства по уголовному делу нарушений закона служила концепция объективной истины. Н.Н. Полянский по этому поводу писал: «Еще решительнее начало объективной истины, как определяющее структуру советского уголовного процесса, проявляется в институте пересмотра в порядке надзора решений и приговоров, вошедших в законную силу. Необходимость такого пересмотра вытекает из самой природы советского уголовного процесса, который не может примириться с формальным признанием начала истины как направляющего начала, без обеспечения всех средств к достижению объективной истины»[11].

Фактически же отсутствие в советском уголовном процессе гарантий стабильности вступивших в законную силу судебных решений объяснялось возведением в абсолют социалистической законности, требовавшей устранения любых нарушений закона независимо от того, когда - до или после вступления судебного решения в законную силу - их удавалось обнаружить. Социалистическая законность рассматривалась одновременно как средство укрепления советского строя и как необходимое условие строительства социализма и коммунизма. В контексте советской идеологии это придавало законности значение наивысшей ценности, которой должны приноситься в жертву любые иные ценности, в том числе права личности и интересы общества, страдающие в результате посягательства на стабильность приговора и установленных им правовых отношений.

Ратификация Россией в 1998 г. Конвенции о защите прав человека и основных свобод стала импульсом к ревизии предусмотренных уголовно-процессуальным законодательством процедур (в том числе проверки и пересмотра судебных решений) на предмет их соответствия европейским стандартам.

Ключевую роль в этом процессе сыграл Конституционный Суд РФ, чьи правовые позиции, сформулированные на основе оценки конституционности проверяемых норм с учетом положений Конвенции и прецедентов Европейского Суда по правам человека, оказали существенное влияние на уголовно-процессуальное законодательство. Ряд значимых правовых позиций был сформулирован Конституционным Судом РФ и по вопросу об основаниях пересмотра вступивших в законную силу судебных актов (Постановления от 17 июля 2002 г. N° 13-П[12] и от 5 февраля 2007 г. № 2-П[13], Определение от 16 декабря 2008 г. № 1065-О-0[14] и др.).

Прежде всего, Конституционный Суд РФ подверг критике характерную для уголовно-процессуального закона общность оснований отмены вступивших и не вступивших в законную силу судебных решений, как не учитывающую коренных отличий пересмотра судебного решения, вступившего в законную силу, от осуществляемой судом второй инстанции проверки судебного решения, которое законную силу еще не приобрело.

В Постановлении от 17 июля 2002 г. № 13-П отмечается, что установление общих оснований к отмене или изменению приговора в судах надзорной и кассационной инстанций ведет к искажению конституционно-правовой природы надзорного производства и обусловленных ею критериев допустимости пересмотра и отмены окончательных приговоров. Не сформулировав «безусловные» основания к их отмене с достаточной определенностью, точностью и ясностью, с тем чтобы исключить произвольное применение закона судом, законодатель тем самым исказил критерии допустимости отмены окончательных приговоров, вытекающие из положений Конституции РФ и Конвенции о защите прав человека и основных свобод[15].

Европейский Суд по правам человека также обращал внимание на то, что единство оснований для надзорного и кассационного пересмотра дела «само по себе мало способствовало обеспечению правовой определенности» и в некоторых делах приводило к ситуациям, когда суды надзорной инстанции не оценивали последствия своего решения для принципа правовой определенности, возобновляя окончательно завершенные производством дела со ссылками «на чрезвычайно неясно сформулированные и зыбкие основания»[16].

Пересмотр судебных актов, вступивших в законную силу, возможен лишь как дополнительная гарантия обеспечения законности и предполагает установление применительно к стадиям уголовного процесса, в которых осуществляется такой пересмотр, особых оснований и процедур производства, соответствующих правовой природе и предназначению этих стадий.

В Постановлении от 5 февраля 2007 г. № 2-П Конституционный Суд РФ, развивая свою позицию по вопросу об основаниях надзорного пересмотра дела, указал, что поскольку проверка вступивших в законную силу судебных актов означает, по существу, возможность преодоления окончательности этих судебных актов, законодатель должен устанавливать такие институциональные и процедурные условия их пересмотра в порядке надзора, которые исключали бы возможность затягивания или необоснованного возобновления судебного разбирательства и тем самым обеспечивали бы справедливость судебного решения и вместе с тем - правовую определенность[17].

В юридической литературе также обращается внимание на необходимость сообразовать основания для отмены или изменения судебных актов, вступивших в законную силу, с требованием res judicata, что предполагает запрет на дублирование оснований для отмены судебных актов, вступивших в законную силу, с теми, что установлены для их пересмотра в ординарном - апелляционном - порядке[18].

Основания для отмены или изменения вступивших в законную силу судебных актов должны быть сформулированы таким образом, чтобы соответствовать конституционно значимым целям и выступать гарантией принципа правовой определенности, обеспечивая баланс справедливости судебного решения, с одной стороны, и его стабильности - с другой.

Ратификация Конвенции о защите прав человека и основных свобод потребовала обеспечения соответствия процедуры пересмотра вступивших в законную силу судебных решений положению п. 2 ст. 4 Протокола № 7 к Конвенции, согласно которому повторное рассмотрение дела в соответствии с законом и уголовно-процессуальным нормами соответствующего государства допустимо, если имеются сведения о новых или вновь открывшихся обстоятельствах или если в ходе предыдущего разбирательства были допущены существенные нарушения, повлиявшие на исход дела.

Эффективное применение на практике данного положения невозможно без определенности в вопросе о том, что следует понимать под существенным нарушением, повлиявшим на исход дела. Связывая допустимость повторного рассмотрения дела с наличием такого рода нарушения, законодатель тем самым признает его основанием пересмотра вступившего в законную силу судебного акта. Отсутствие четких законодательных предписаний и единой доктринальной концепции на этот счет влечет нестабильность правовых отношений, открывает возможность произвольного изменения установленного судебными решениями правового статуса их участников и тем самым ведет к нарушению общепризнанного принципа правовой определенности.

Еще в Постановлении от 17 июля 2002 г. N° 13-П[19] Конституционный Суд РФ указал, что федеральный законодатель, предусматривая возможность отмены вступившего в законную силу приговора и пересмотра уголовного дела, обязан сформулировать точные и четкие критерии и основания подобной отмены, с учетом того, что речь идет о таком решении судебной власти, которое уже вступило в законную силу и которым, следовательно, окончательно решены вопросы о виновности лица и мере наказания. Однако законодатель к позиции Конституционного Суда РФ долго не прислушивался и не вносил в закон изменений и дополнений, направленных на конкретизацию оснований пересмотра вступивших в законную силу судебных решений.

Импульсом к законодательному определению и теоретической разработке понятия фундаментального нарушения стало вынесенное Конституционным Судом РФ 11 мая 2005 г. Постановление № 5-П[20], в котором уже содержалось прямое указание федеральному законодателю внести в уголовно-процессуальный закон соответствующие изменения и дополнения, с тем чтобы не допустить произвольный, не ограниченный по времени и основаниям пересмотр вступивших в законную силу судебных решений, влекущий ухудшение положения осужденного или оправданного.

Текст соответствующего законопроекта был внесен в Государственную Думу Федерального Собрания РФ 19 января 2008 г. и принят в трех чтениях соответственно 11 апреля 2008 г., 18 февраля 2009 г. и 25 февраля 2009 года. Федеральный закон № 39-ФЗ был подписан Президентом РФ 14 марта 2009 года[21]. Введенная этим Федеральным законом новая редакция ч. 3 ст. 405 УПК РФ впервые закрепила нормативное определение фундаментального нарушения.

Конституционный Суд РФ, хотя и не давал в своих решениях четкого определения понятия «фундаментальное нарушение, которое повлияло на исход дела», тем не менее наметил его общие, ключевые черты. В частности, в Постановлении от 17 июля 2002 г. № 13-П было сказано, что исключения из общего правила о запрете поворота к худшему допустимы лишь в качестве крайней меры, когда неисправление судебной ошибки искажало бы саму суть правосудия, смысл приговора как акта правосудия, разрушая необходимый баланс конституционно защищаемых ценностей, в том числе прав и законных интересов осужденных и по- терпевших[22].

Еще до внесения изменений в ст. 405 УПК РФ в юридической литературе высказывались самые разные суждения по вопросу о том, что необходимо понимать под фундаментальным (существенным) нарушением закона, могущим служить основанием для пересмотра уголовных дел в порядке надзора. При этом предлагаемые варианты решения указанной проблемы, как правило, представляли собой интерпретации правовых позиций Конституционного Суда РФ.

Так, по мнению Р.В. Ярцева и Н.А. Гордеевой, существенные (фундаментальные) нарушения характеризуются тем, что могут: 1) повлиять на исход дела; 2) стать причиной судебной ошибки; 3) исказить суть правосудия, смысл приговора как акта правосудия; 4) разрушить необходимый баланс конституционнозначимых ценностей, в том числе прав и законных интересов осужденных и оправданных[23].

Д.П. Чекулаев пришел к выводу, что Конституционный Суд РФ сформулировал следующие общие признаки существенного нарушения, которое может повлечь за собой отмену вступившего в законную силу судебного решения: «1) нарушение не могло повлиять, а непосредственно повлияло на исход дела; 2) неисправление такого нарушения искажало бы саму суть правосудия и смысл приговора как акта правосудия; 3) перечень этих нарушений должен быть ограничен по сравнению с предусмотренными для отмены не вступившего в законную силу судебного решения»[24].

По мнению А.В. Смирнова, «фундаментальными следует считать лишь такие нарушения закона, которые: 1) неправомерно приносят в жертву интересам государства права и свободы личности, вытекающие из общепризнанных принципов и норм международного права и Конституции РФ; 2) неправомерно ущемляют права, свободы и законные интересы лица в пользу других лиц»[25].

Высказывались в юридической литературе и конкретные предложения относительно того, как должна быть сформулирована новая редакция ст. 405 УПК РФ[26].

В Федеральном законе от 14 марта 2009 г. № 39-ФЗ законодатель указал, что «к фундаментальным нарушениям относятся нарушения уголовно-процессуального закона, которые повлекли за собой постановление приговора незаконным составом суда или вынесение вердикта незаконным составом коллегии присяжных заседателей, а равно лишили участников уголовного судопроизводства возможности осуществления прав, гарантированных настоящим Кодексом, на справедливое судебное разбирательство на основе принципа состязательности и равноправия сторон либо существенно ограничили эти права, если такие лишения или ограничения повлияли на законность приговора, определения или постановления суда» (ч. 3 ст. 405 УПК РФ).

Предложенное законодателем определение имело ряд недостатков.

Следуя буквальному смыслу приведенной нормы, в порядке надзора судебные решения следовало пересматривать всякий раз, если в ходе производства по уголовному делу были допущены и не устранены нарушения уголовно-процессуального закона (ведь все они неизбежно влияют на законность судебного решения и обязательно затрагивают права участников процесса). Понятно, что при таком подходе стирались различия между основаниями для пересмотра судебных решений, вступивших в законную силу, и основаниями отмены или изменения не вступивших в законную силу судебных решений. В этом отношении законодательное определение фундаментального нарушения по своему смыслу оказалось чрезмерно широким.

В иных аспектах рассматриваемое определение было слишком узким: в ч. 3 ст. 405 УПК РФ речь шла лишь о нарушениях уголовно-процессуального закона, тогда как к искажению самой сути правосудия и смысла приговора как акта правосудия, несомненно, может приводить и неправильное применение норм материального права.

Впрочем, относительно возможности отмены вступивших в законную силу судебных решений в связи с нарушениями, выразившимися в неправильном применении уголовного закона, в юридической литературе высказывались различные суждения.

Так, М.Л. Поздняков выступил за сужение перечня оснований к возбуждению надзорного производства путем исключения тех, что связаны с вопросами о вине, мере наказания и квалификации. Такие основания, по убеждению автора, должны ограничиваться лишь процессуальными нарушениями, но вместе с этим быть эже, чем ст. 381 УПК РФ: возможность отмены приговора должна быть связана только с фактически установленными правовыми последствиями процессуального нарушения[27].

Против данной позиции возражали П.А. Колмаков и И.И. Обухов, по мнению которых основания отмены вступивших в законную силу судебных решений не должны ограничиваться лишь процессуальными нарушениями. Существенными (фундаментальными), влияющими на исход дела, являются нарушения не только уголовно-процессуального, но и уголовного закона[28].

На необходимость исправления судебных ошибок, связанных с неправильным применением уголовного закона, в том числе в тех случаях, когда приговор уже вступил в законную силу, указал и Конституционный Суд РФ в Постановлении от 17 июля 2002 г. № 13-П[29].

Как представляется, нарушения, связанные с неправильным применением норм уголовного права, допущенные при рассмотрении судом уголовного дела, могут иметь фундаментальный характер и в этом случае должны влечь за собой пересмотр вступившего в законную силу приговора, определения или постановления суда. Отсутствие соответствующих указаний в ч. 3 ст. 405 УПК РФ, несомненно, являлось очевидным недостатком действовавшей в тот период законодательной регламентации.

Далее, по смыслу ч. 1 ст. 405 УПК РФ, пересмотр вступившего в законную силу судебного акта по основаниям, влекущим за собой ухудшение положения стороны защиты, допускался лишь в тех случаях, когда фундаментальные нарушения имели место в ходе судебного разбирательства. Однако очевидно, что такого рода нарушения возможны и в досудебном производстве, и в стадии назначения судебного разбирательства[30]. Данный аспект также не был учтен законодателем при регламентации оснований пересмотра вступивших в законную силу судебных решений.

Накопленные судебная практика и опыт доктринальной разработки оснований пересмотра вступивших в законную силу судебных решений были отчасти учтены законодателем в ходе реформы проверочных стадий в уголовном процессе, связанной с принятием Федерального закона от 29 декабря 2010 г. N° 433-ФЗ[31].

Характерной чертой новой законодательной регламентации стала четко выраженная в законе дифференциация оснований отмены и изменения вступивших в законную силу приговоров, определений и постановлений суда в зависимости от того, влечет ли за собой пересмотр судебного решения ухудшение положения стороны защиты.

Своими корнями эта дифференциация восходит к первоначальной редакции УПК РФ 2001 г.[32], который, как известно, ввел абсолютный запрет поворота к худшему после вступления в законную силу приговоров, определений и постановлений суда. Соответственно, основания отмены и изменения судебных решений, предусмотренные ст. 379 УПК РФ, применялись только в тех случаях, когда пересмотр приговора, определения или постановления суда не был связан с ухудшением положения стороны защиты. Оснований, по которым допускался бы пересмотр вступивших в законную силу судебных решений, сопряженный с поворотом к худшему, уголовно-процессуальное законодательство вообще не предусматривало.

Следующий этап развития идеи дифференциации оснований пересмотра вступивших в законную силу судебных решений в уголовном процессе начался в 2009 г., когда Федеральным законом от 14 марта 2009 г. № 39-ФЗ была изменена редакция ст. 405 УПК РФ и предусмотрено, что пересмотр вступивших в законную силу судебных решений по основаниям, влекущим за собой ухудшение положения осужденного, оправданного или лица, в отношении которого уголовное дело прекращено, допускается, «если в ходе судебного разбирательства были допущены фундаментальные нарушения уголовно-процессуального закона, повлиявшие на законность приговора, определения или постановления суда».

Действующее уголовно-процессуальное законодательство также предусматривает два вида оснований пересмотра вступивших в законную силу приговоров, определений и постановлений суда в кассационном и надзорном порядках. Законодатель выделяет «существенные нарушения уголовного и (или) уголовно-процессуального закона, повлиявшие на исход дела» (ч. 1 ст. 401.15 УПК РФ), с одной стороны, и «повлиявшие на исход дела нарушения закона, искажающие саму суть правосудия и смысл судебного решения как акта правосудия» (ст. 401.6 УПК РФ), с другой стороны. Поскольку искажение сути правосудия и смысла приговора как акта правосудия составляет тот признак, который, по мнению Конституционного Суда РФ, присущ фундаментальному нарушению закона, в дальнейшем изложении нарушения закона, предусмотренные ст. 401.6 УПК РФ, будут именоваться фундаментальными.

Критерием разграничения указанных нарушений закона является их тяжесть. Так, последствия нарушений второй группы (ст. 401.6 УПК РФ) - искажение самой сути правосудия и смысла судебного решения как акта правосудия - настолько значительны, что ради их устранения законодатель допускает отмену вступившего в законную силу судебного акта даже тогда, когда это сопряжено с ухудшением положения осужденного, оправданного или лица, в отношении которого уголовное дело прекращено.

Если же пересмотр судебного акта не сопряжен с поворотом к худшему, то основаниями для отмены или изменения вступивших в законную силу приговора, определения или постановления суда могут выступать и не влекущие столь серьезных последствий существенные нарушения закона, повлиявшие на исход дела (ст. 401.15 УПК РФ).

Именно так трактуется закон в комментариях уголовно-процессуального законодательства. Например, А.В. Смирнов полагает, что понятие «существенное нарушение» шире понятия «фундаментальное нарушение»: всякое фундаментальное нарушение - существенное, но не всякое существенное является фундаментальным. Критерием существенных нарушений служит то, что они реально способны воздействовать на исход дела, то есть причинить ему вред. Фундаментальными же являются только такие существенные нарушения, которые искажают саму суть правосудия и смысл судебного решения как акта правосудия. Это нарушения, которые имеют особо тяжкие последствия для осуществления правосудия, то есть «существеннейшие из существенных»[33]. На необходимость различать основания отмены, изменения актов суда в исключительных процессуальных порядках в сторону, улучшающую положение осужденных, и в сторону, ухудшающую их положение, обращают внимание и другие исследователи[34].

В Постановлении от 2 июля 2013 г. N° 16-П[35] Конституционный Суд РФ со ссылкой на уголовно-процессуальный закон прямо поддержал дифференциацию оснований кассационного и надзорного пересмотра судебных решений, указав, что существенное нарушение уголовного закона, повлиявшее на исход дела, является основанием для отмены или изменения вступивших в законную силу судебных решений; если же в ходе судебного разбирательства были допущены повлиявшие на исход дела нарушения закона, искажающие саму суть правосудия и смысл судебного решения как акта правосудия, то при пересмотре приговора, определения, постановления суда в кассационной и надзорной инстанциях допускается поворот к худшему.

Таким образом, идея дифференциации оснований пересмотра вступивших в законную силу судебных решений получила признание и в уголовно-процессуальном законодательстве, и в теории уголовного судопроизводства, и в правовых позициях Конституционного Суда РФ. И все же такая дифференциация представляется не соответствующей принципу правовой определенности и прямо противоречащей общепризнанным принципам и нормам международного права.

Ключевое значение для регламентации в национальном законодательстве процедур пересмотра вступивших в законную силу судебных решений имеет положение п. 2 ст. 4 Протокола № 7 к Конвенции о защите прав человека и основных свобод, поскольку, как указал Европейский Суд по правам человека, надзорное (а в настоящее время - и кассационное) производство в целях non bis in idem подпадает под действие данного положения как отдельный вид возобновления судебного разбирательства[36]. Согласно этой норме, условием повторного рассмотрения дела, а значит, и отмены ранее вынесенного окончательного судебного решения, является допущенное в ходе предыдущего разбирательства существенное (а точнее - фундаментальное[37]) нарушение, повлиявшее на исход дела. Тем самым формулируется универсальная для всех случаев отмены окончательных судебных решений гарантия принципа правовой определенности - наличие специального основания их пересмотра (фундаментального нарушения)[38].

Никакой градации оснований пересмотра в зависимости от его правовых последствий в п. 2 ст. 4 Протокола № 7 к Конвенции не предусматривается. В связи с этим и в национальном законодательстве недопустимо вкладывать в используемое в данной норме понятие «существенное нарушение, повлиявшее на исход дела», являющееся единым и общим основанием отмены любых окончательных судебных актов, различный смысл в зависимости от того, связан пересмотр судебного решения с поворотом к худшему или нет.

Неопровержимость окончательного судебного акта, будучи условием реализации принципа правовой определенности, должна обеспечиваться независимо от того, какие последствия влечет для стороны защиты отмена судебного решения. Гарантии неопровержимости (res judicata) окончательных судебных решений должны быть универсальными, общими для всех окончательных приговоров, определений и постановлений суда.

Если же исходить из того, что существенные нарушения закона (ч. 1 ст. 401.15 УПК РФ) характеризуются иными, нежели фундаментальные нарушения закона (ст. 401.6 УПК РФ), признаками, в частности, менее значимыми последствиями, то придется признать, что существенные нарушения закона, служащие основанием пересмотра вступивших в законную силу судебных решений, являются эквивалентом существенных нарушений уголовно-процессуального закона, с которыми закон связывает отмену или изменение судебных решений в апелляционном порядке (п. 2 ст. 389.15 УПК РФ).

В настоящее время действительно наблюдается совпадение ключевых признаков оснований отмены судебных решений в апелляционном и в кассационном (надзорном) порядках. Так, ч. 1 ст. 389.17 УПК РФ предусматривает, что основаниями отмены или изменения судебного решения судом апелляционной инстанции являются «существенные нарушения уголовно-процессуального закона, которые... повлияли или могли повлиять на вынесение законного и обоснованного судебного решения». В ч. 1 ст. 401.15 УПК РФ речь идет о «существенных нарушениях уголовного и (или) уголовно-процессуального закона, повлиявших на исход дела». Поскольку исход дела определяется вынесенным по данному делу решением, значит, нарушение закона, влияя на вынесение законного и обоснованного судебного решения, одновременно влияет и на исход дела. Следовательно, существенные нарушения закона, повлиявшие на исход дела, в настоящее время являются одновременно основаниями пересмотра приговоров, определений и постановлений суда как в апелляционном, так и в кассационном (надзорном) порядках.

Такое положение вещей коренным образом противоречит выраженным в решениях Европейского Суда по правам человека и Конституционного Суда РФ правовым позициям о недопустимости совпадения оснований пересмотра вступивших и не вступивших в законную силу судебных решений[39]. На необходимость разграничения оснований пересмотра вступивших и не вступивших в законную силу судебных решений обращается внимание и в юридической литературе[40]. Совпадение же оснований пересмотра судебных решений в апелляционном и кассационном (надзорном) порядках нарушает принцип правовой определенности, поскольку гарантии неопровержимости таких решений, учитывая глубокое различие их юридического значения, не могут и не должны обеспечиваться на одинаковом уровне.

Даже само использование законодателем для обозначения оснований кассационного и надзорного пересмотра судебных решений термина «существенное нарушение» (ч. 1 ст. 401.15 УПК РФ) вместо «фундаментальное нарушение» представляется серьезной ошибкой. В условиях применения общей терминологии для обозначения оснований отмены и изменения судебных решений в апелляционном, кассационном и надзорном порядках у практических работников может сложиться неверное и опасное по своим последствиям убеждение в том, что вступившие в законную силу приговор, определение и постановление суда подлежат отмене или изменению по тем же самым основаниям, что и не вступившие в законную силу судебные решения.

В целях обеспечения необходимых гарантий принципа правовой определенности необходимо отказаться от принятой в настоящее время дифференциации оснований пересмотра вступивших в законную силу судебных актов и закрепить в уголовно-процессуальном законе, что основанием пересмотра вступивших в законную силу приговоров, определений и постановлений суда, независимо от того, связан такой пересмотр с поворотом к худшему или нет, является фундаментальное нарушение закона.

Фундаментальное нарушение закона - это нарушение уголовно-процессуального закона или неправильное применение уголовного закона, которое повлияло на исход дела и искажает саму суть правосудия и смысл судебного решения как акта правосудия. Данное определение целесообразно закрепить в ст. 5 УПК РФ, дополнив ее пунктом 58.1.

Важно заметить, что реализация предлагаемой идеи закрепления в законе единого основания отмены или изменения судебных решений в кассационном и надзорном порядке не приведет к изменению судебной практики и снижению уровня стабильности судебных решений. Как будет показано в следующем параграфе, и в настоящее время основаниями для пересмотра судебных решений в кассационном и надзорном порядке de facto выступают лишь такие нарушения закона, которые отвечают критерию фундаментальности. В таких условиях сама идея дифференциации надзорно-кассационных оснований утрачивает всякий смысл.

По общему правилу, нарушения закона, искажающие саму суть правосудия и смысл судебного решения как акта правосудия, «носят оценочный характер, то есть являются они таковыми или нет, решает суд, исходя из конкретных обстоятельств дела и характера нарушения»[41]. Однако некоторым нарушениям закона в УПК РФ придается значение «безусловных» оснований отмены вступивших в законную силу судебных решений. К их числу, в частности, относятся допущенные в ходе досудебного производства по уголовному делу нарушения, служащие основанием для возвращения уголовного дела прокурору. Согласно ч. 3 ст. 401.15, п. 6 ч. 1 ст. 412.11 УПК РФ приговор, определение, постановление суда и все последующие судебные решения отменяются с возвращением уголовного дела прокурору, если при рассмотрении уголовного дела в кассационном или надзорном порядке будут выявлены обстоятельства, указанные в ч. 1 ст. 237 УПК РФ. Тем самым закон презюмирует, что данные обстоятельства во всяком случае являются фундаментальными нарушениями, то есть отвечают критериям, предусмотренным в п. 2 ст. 4 Протокола № 7 к Конвенции о защите прав человека и основных свобод.

Такое законодательное решение, видимо, предопределено тем, что основаниями возвращения уголовного дела прокурору признаются лишь такие нарушения уголовно-процессуального закона, в силу которых исключается сама возможность постановления судом приговора или иного решения. Как указал Конституционный Суд РФ в Постановлении от 8 декабря 2003 г. № 18-П, подобные нарушения требований УПК РФ, допущенные в досудебном производстве, исключают принятие по делу судебного решения, отвечающего требованиям справедливости[42]. Препятствуя постановлению справедливого приговора, такие нарушения искажают суть правосудия, а значит, являются фундаментальными.

В то же время вызывает сомнения правильность решения законодателя (ч. 3 ст. 401.15, п. 6 ч. 1 ст. 412.11 УПК РФ) возложить на суды кассационной и надзорной инстанций обязанность возвращать уголовные дела прокурору по основанию, предусмотренному п. 1 ч. 1.2 ст. 237 УПК РФ, то есть когда после направления уголовного дела в суд наступили новые общественно опасные последствия инкриминируемого обвиняемому деяния, являющиеся основанием для предъявления ему обвинения в совершении более тяжкого преступления. Данная обязанность не только выходит за пределы установленного законом предмета разбирательства в судах кассационной и надзорной инстанций, проверяющих законность вступивших в законную силу приговоров, определений и постановлений суда, но и практически не может быть реализована в силу отсутствия у данных судебных инстанций средств установления или признания доказанными новых обстоятельств, ранее не установленных или отвергнутых нижестоящими судами.

При разрешении уголовного дела суд не ограничивается применением норм лишь уголовного и уголовно-процессуального законодательства.

В российском законодательстве, как и в законодательствах многих других европейских государств, издавна стало традицией совместное рассмотрение и разрешение уголовным судом требования обвинителя об осуждении и наказании лица, виновного в совершении преступления, с одной стороны, и требования потерпевшего об имущественном возмещении ему ущерба, причиненного преступным посягательством - с другой («соединенный» процесс).

Требование правовой определенности предполагает стабильность и неизменность судебных актов независимо от того, какие вопросы - об уголовной или гражданско-правовой ответственности - ими разрешаются. В силу принципа res judicata ни одна из сторон не может требовать пересмотра окончательного и вступившего в законную силу постановления только в целях проведения повторного слушания и получения нового постановления.

Действующее уголовно-процессуальное законодательство не содержит оснований пересмотра вступивших в законную силу судебных решений в части гражданского иска. Однако на практике судам кассационной инстанции регулярно приходится сталкиваться с необходимостью отмены и изменения судебных решений в связи с неправильным применением нижестоящими судами норм гражданского права. В настоящее время суды вынуждены ссылаться в обоснование своего решения на ст. 401.15 УПК РФ и положение п. 10 ч. 1 ст. 299 УПК РФ, согласно которым при постановлении приговора в совещательной комнате суд разрешает вопросы по заявленному гражданскому иску: подлежит ли он удовлетворению, в чью пользу и в каком размере[43]. Другими словами, неправильное применение норм гражданского права расценивается как существенное нарушение уголовно-процессуального закона, что вряд ли правильно.

В Постановлении от 5 февраля 2007 г. № 2-П[44] Конституционный Суд РФ указал, что пересмотр вступивших в законную силу судебных постановлений по гражданским делам допустим в случае, если по делу допущена фундаментальная ошибка. Опираясь на данную правовую позицию, законодатель сформулировал основания отмены или изменения судебных постановлений по гражданским делам в кассационном порядке (ст. 387 ГПК) и в порядке надзора (ст. 391.9 ГПК РФ). Как представляется, именно эти основания должны применяться судами кассационной и надзорной инстанций в уголовном процессе в тех случаях, когда допущенные нарушения повлияли на правильность разрешения судом гражданского иска. При этом мы исходим из того, что применение различных оснований пересмотра судебных решений в части гражданского иска в уголовном и гражданском судопроизводствах нарушало бы конституционный принцип равенства всех перед законом и судом (ст. 19 Конституции РФ).

На основании изложенного представляется целесообразным внести изменения в уголовно-процессуальное законодательство, изложив ч. 1 ст. 401.15/ ч. 1 ст. 412.9 УПК РФ в следующей редакции: «1. Основанием отмены или изменения приговора, определения или постановления суда при рассмотрении уголовного дела в кассационном порядке / в порядке надзора является фундаментальное нарушение закона, а в части гражданского иска - основания, предусмотренные гражданским процессуальным законодательством для отмены или изменения судебных постановлений в кассационном порядке / в порядке надзора».

См.: Ведомости ВС СССР. 1959. № 1. Ст. 15.

[2] Бабичев В. Об изменении кассационного производства // Еженедельник советской юстиции. 1924. № 3-4. С. 67.

[3] Алексеев В. Б. Оценка доказательств в надзорной инстанции в советском уголовном процессе : автореф. дис. ... канд. юрид. наук. М., 1965. С. 3.

[4] См.: Грун А. Я. Пересмотр приговоров в порядке судебного надзора. М., 1969. С. 5 ; Алексеев В. Б. Оценка доказательств в стадии надзорного производства. М., 1971. С. 5, 7 ; Смоленцев Е. Повышать уровень работы судов надзорной инстанции // Социалистическая законность. 1985. № 11. С. 4 ; и др.

[5] См.: Гродзинский М. М. Кассационное и надзорное производство в советском уголовном процессе. Изд. 2-е, доп. М., 1953. С. 20 ; Цыпкин А. Л. Право на защиту в кассационном и надзорном производстве и при исполнении приговора. Саратов, 1965. С. 70-71.

[6] Ривлин А. Л. Пересмотр приговоров в СССР. М., 1958. С. 244.

[7] Альшевский Т. В. Пересмотр приговоров в порядке судебного надзора в советском уголовном процессе : автореф. дис. ... канд. юрид. наук. М., 1955. С. 14.

[8] Темушкин О. П. Организационно-правовые формы проверки законности и обоснованности приговоров : автореф. дис. ... д-ра юрид. наук. М., 1980. С. 20-21.

[9] Банченко-Любимова К. С. Пересмотр судебных решений, вошедших в законную силу, в порядке надзора. М., 1959. С. 53.

[10] Цыпкин А. Л. Право на защиту в кассационном и надзорном производстве и при исполнении приговора. С. 77.

[11] Полянский Н. Н. Вопросы теории советского уголовного процесса / под ред. Д. С. Карева. М., 1956. С. 139.

[12] См.: Собрание законодательства РФ. 2002. № 31. Ст. 3160.

[13] См.: Там же. 2007. № 7. Ст. 932.

[14] См.: Вестник Конституционного Суда РФ. 2009. № 3. С. 28-31.

[15] См.: Собрание законодательства РФ. 2002. № 31. Ст. 3160.

[16] См., например: Постановление Европейского Суда по правам человека от 24 мая 2007 г. Дело «Радчиков (Radchikov) против Российской Федерации» // Бюллетень Европейского Суда по правам человека. 2007. № 10. С. 119-132.

[17] См.: Собрание законодательства РФ. 2007. № 7. Ст. 932.

[18] См.: Вишневский Г. А. Действие принципа res judicata как необходимое условие обеспечения справедливости // Современное право. 2013. № 11. С. 76-83.

[19] См.: Собрание законодательства РФ. 2002. № 31. Ст. 3160.

[20] См.: Российская газета. 2005. 20 мая.

[21] Федеральный закон от 14 марта 2009 г. № 39-ФЗ «О внесении изменений в статьи 404 и 405 Уголовно-процессуального кодекса Российской Федерации» // Российская газета. 2009. 18 марта.

[22] См.: Собрание законодательства РФ. 2002. № 31. Ст. 3160.

[23] Ярцев Р. В., Гордеева Н. А. Надзорное производство в контексте принципа правовой определенности // Уголовный процесс. 2008. № 4. С. 47-48.

[24] Чекулаев Д. П. Потерпевший: доступ к правосудию и компенсация причиненного ущерба. М., 2006. С. 133.

[25] Смирнов А. В. О понятии фундаментальных нарушений закона в практике Конституционного Суда Российской Федерации // Российская юстиция. 2008. № 5. С. 5.

[26] См., например: Волощенко А. В. Основания отмены или изменения судебных решений по уголовным делам в порядке надзора : автореф. дис. ... канд. юрид. наук. Саранск, 2008. С. 13 ; и др.

[27] См.: Поздняков М. Л. Эволюция надзорной стадии в уголовном судопроизводстве. Доступ из справ.-правовой системы «КонсультантПлюс».

[28] Колмаков П., Обухов И. Что понимать под существенными (фундаментальными) нарушениями, повлиявшими на исход дела? // Уголовное право. 2007. № 6. С. 90.

[29] См.: Собрание законодательства РФ. 2002. № 31. Ст. 3160.

[30] См.: Ковтун Н. Н. Правило недопустимости поворота к худшему в суде надзорной инстанции (в контексте законодательных новелл от 14.03.2009) // Уголовный процесс. 2009. № 5. С. 10.

[31] См.: Собрание законодательства РФ. 2011. № 1. Ст. 45.

[32] См.: Российская газета. 2001.22 дек.

[33] Смирнов А. В., Калиновский К. Б. Уголовный процесс : учебник / под общ. ред. А. В. Смирнова. 5-е изд., перераб. М., 2012. С. 697-698.

[34] См., например: Потапов В. Д. Категории «существенное нарушение закона» и «фундаментальное нарушение закона» в контексте оснований для отмены окончательных судебных решений в суде надзорной инстанции // Вестник СГАП. 2011. № 2. С. 181-182 ; Ковтун Н. Н. Кассационное производство: насколько оправданы лапидарные разъяснения пленума // Уголовное судопроизводство. 2014. № 2. С. 29-30.

[35] См.: Собрание законодательства РФ. 2013. № 28. Ст. 3881.

[36] См.: Постановление Европейского Суда по правам человека от 20 июля 2004 г. Дело «Никитин (Nikitin) против Российской Федерации» (жалоба № 50178/ 99). Доступ из справ.-правовой системы «КонсультантПлюс».

[37] Напомним, что в тексте упомянутого Протокола на английском и французском языках (а именно на этих языках данный протокол был совершен в Страсбурге 22 ноябре 1984 г.) используются термины a fundamental defect и un vice fondamental, буквально переводимые на русский язык именно как «фундаментальный изъян / дефект».

[38] В этой связи вполне закономерно, что и с точки зрения Европейского Суда по правам человека понятия «существенное нарушение» и «фундаментальное нарушение» являются тождественными (см.: Алексеева Т. М. Правовая определенность судебных решений в уголовном судопроизводстве: понятие, значение и пределы : дис. ... канд. юрид. наук. М., 2015. С. 111, 131).

[39] См.: Постановление Европейского Суда по правам человека от 24 мая 2007 г. Дело «Радчиков (Radchikov) против Российской Федерации». С. 119-132 ; Постановление Конституционного Суда РФ от 17 июля 2002 г. № 13-П // Собрание законодательства РФ. 2002. № 31. Ст. 3160.

[40] См., например: Аширбекова М. Т. Некоторые вопросы реформы судебного производства по пересмотру приговора // Вестник СГАП. 2010. № 6. С. 32.

[41] Апелляция, кассация, надзор: новеллы ГПК РФ, УПК РФ. Первые результаты применения : монография. В 2 ч. Ч. I / под общ. ред. д-ра юрид. наук, проф. Н. А. Колоколова. М., 2015. С. 536 (автор гл. 9 разд. 3 - В. А. Давыдов).

[42] См.: Собрание законодательства РФ. 2003. № 51. Ст. 5026.

[43] См., например: Архив Саратовского областного суда за 2015 г. Кассационное производство № 44у-57/2015.

[44] См.: Собрание законодательства РФ. 2007. № 7. Ст. 932.