Правовой природе актов Европейского Суда в юридической литературе уделяется много внимания. Отечественными учеными ведутся дискуссии преимущественно по вопросу признания прецедентного характера решений Европейского Суда[1], в связи с чем существует необходимость определить место решений Европейского Суда в российской правовой системе с учетом ее принадлежности к романо-германской правовой системе.

Необходимо сразу отметить, что постановления Европейского Суда по правам человека являются судебными актами, которые в некоторых странах - участницах Совета Европы официально признаются источником национального права. В частности, в Украине был принят Закон Украины от 23 февраля 2006 г. № 3477-IV «Об исполнении решений и применении практики Европейского Суда по правам человека»[2], согласно статье 17 которого суды обязаны применять при рассмотрении дел практику Европейского Суда по правам человека как источник национального права. Иными словами, украинский законодатель официально признает прецедент источником внутригосударственного права.

Правовой прецедент - один из видов источников права. В российской правовой системе судебный прецедент официально источником права не признается[3]. Однако некоторые ученые- теоретики все же признают наличие судебного прецедента в Российской Федерации. Так, еще в советское время С. Н. Братусем и А. Б. Венгеровым было выдвинуто положение о том, что «судебная практика как итог судебной деятельности есть результат толкования норм права в процессе их применения судом при разрешении конкретных дел. Эти результаты раскрывают и углубляют содержание применяемой нормы, конкретизируют ее в форме определенных положений своеобразного нормативного характера - правоположений»[4] и признаются авторами в качестве источников права. В современной российской юридической доктрине существует позиция, согласно которой в российской правовой системе в той или иной форме прецедент всегда существовал в качестве источника права (например, в случаях применения закона и права по аналогии)[5]. Аналогичную позицию по данному вопросу занимает В. М. Жуйков, который рассматривает судебную практику, закрепленную в некоторых постановлениях Пленума Верховного Суда Российской Федерации, в качестве источника права[6]. Л. Б. Алексеева под судебным прецедентом понимает образец применения закона, выработанный судебной практикой и подтвержденный авторитетом высшего судебного органа страны[7]. Очень точно, как представляется, сформировал содержание юридического понятия «судебный прецедент» один из судей Европейского Суда по правам человека Лех Гарлицкий, который считает, что суть прецедента заключается в том, что он должен применяться в делах, подобных тем, которые уже рассматривались в Европейском Суде по правам человека (т. е. имеющих аналогичный характер). При этом он отмечает, что часто сложно оценить, является дело аналогичным по своему содержанию или же нет[8].

Содержание понятия «прецедент» применительно к деятельности Европейского Суда по правам человека отличается от англосаксонской доктрины прецедента, согласно которой каждый суд обязан применять к обстоятельствам рассматриваемого дела ratio decidendi (правовые позиции) любого решения, принятого вышестоящим судом, а суды апелляционной инстанции (кроме Палаты лордов) связаны своими собственными предыдущими решениями[9].

Правовая позиция Европейского Суда относительно своих прецедентов коренным образом отличается от позиций судов системы общего права[10]. Так, в решении по делу «Чепман против Соединенного Королевства»[11] Европейским Судом заявлено, что он следует принципу прецедента и делает это в интересах законной определенности, прогнозируемости и равенства перед законом. При этом Европейский Суд по правам человека принимает во внимание изменения политических, экономических, социальных и культурных условий в государствах - участниках Конвенции. Это тот самый случай, когда Европейский Суд по правам человека оставляет за собой право менять ранее существовавший прецедент в соответствии с реалиями современного гражданского общества.

В деле «Делкур против Бельгии»[12] Страсбургским Судом была рассмотрена юридическая ситуация, при которой генеральный прокурор Бельгии выступал как государственный обвинитель, а затем принял участие в совещании судей в качестве советника без права голоса. Европейский Суд признал отсутствие нарушения п. 1 ст. 6 Конвенции. Позиция Европейского Суда была изменена спустя двадцать один год решением по делу «Борже против Бельгии»[13]. В своем постановлении Суд аргументировал изменение ранее существовавшего прецедента произошедшей существенной эволюцией в практике Европейского Суда по поводу защиты прав и принципа равенства процессуальных возможностей.

В ходе своей деятельности Европейский Суд по правам человека вырабатывает правовые позиции. Правовая позиция (ratio decidendi) - это часть акта (решения) Европейского Суда, содержащая нормы права, на основе которых разрешается рассматриваемое дело. Другими словами, ratio decidendi содержится в мотивировочной части акта Европейского Суда по правам человека, т. е. правовая позиция представляет собой результат анализа аргументов и выводов Суда, образующих правовое содержание судебного решения.

Значение правовых позиций Европейского Суда по правам человека обусловлено тем, что они представляют собой ключ к пониманию смысла и содержания Конвенции в целом, а также отдельных прав и свобод человека, гарантированных Конвенцией.

Именно в мотивировочной части акта Европейского Суда содержатся результаты его интерпретационной деятельности по выяснению смысла нормы Конвенции и его применению к данному конкретному делу.

В процессе рассмотрения поступивших жалоб Европейский Суд по правам человека всегда руководствуется выработанными им правовыми позициями. В качестве примера можно привести следующее.

Общеизвестно, что в вопросе оснований продления срока содержания под стражей органы правосудия как России, так и многих других стран - участниц Совета Европы ссылаются на тяжесть обвинения как на главенствующий определяющий фактор. Данное правило общепринято и использовалось национальными судами на протяжении длительного периода времени. Однако позиция Европейского Суда по правам человека по данному вопросу несколько иная.

Страсбургский Суд неоднократно отмечал, что, хотя суровость наказания, которое может быть назначено, является, бесспорно, важным элементом при оценке опасности того, что заявитель может скрыться от правосудия или продолжать заниматься преступной деятельностью, необходимость в продлении срока лишения свободы не может оцениваться так абстрактно, когда во внимание принимается лишь тяжесть правонарушения. Продление срока содержания под стражей не может предвосхищать наказание, связанное с ограничением свободы[14].

Продление срока содержания под стражей может быть обоснованным в конкретном случае, если этого требуют интересы общества, которые, несмотря на презумпцию невиновности, перевешивают принцип уважения индивидуальной свободы. Любая система обязательного заключения под стражу сама по себе не соответствует п. 3 ст. 5 Конвенции.

При решении вопроса о том, должно ли какое-либо лицо быть освобождено или заключено под стражу, органы государственной власти, в соответствии с п. 3 ст. 5 Конвенции, должны рассмотреть возможность применения альтернативных мер обеспечения его явки в суд.

Сформировав данную правовую позицию, Европейский Суд признает, что если органы государственной власти, не рассмотрев конкретные факты и возможность применения альтернативных мер пресечения и опираясь главным образом на тяжесть обвинения, продлевают срок содержания под стражей, то данное поведение государства будет считаться нарушением п. 3 ст. 5 Конвенции.

Следует отметить, что сам Европейский Суд по правам человека не использует в своих актах термин «правовая позиция». Однако правовые позиции Европейского Суда можно выделить на основе двух признаков.

Многократность повторения Европейским Судом однажды закрепленной (декларированной) позиции применительно к пониманию и толкованию норм Конвенции. Необходимо отметить, что признак «многократность повторения» не означает неизменность правовых позиций Европейского Суда. Правовые позиции находятся в состоянии постоянной трансформации и адаптации к меняющимся условиям развития и приоритетам современного гражданского общества.

Правовые позиции всегда содержатся в мотивировочной части решения Европейского Суда по правам человека, именуемой «Вопросы права», поскольку составляют основу логического обоснования (аргументации) решения.

Основываясь на вышеизложенном, мы можем считать, что правовыми позициями Европейского Суда по правам человека являются общие правила, сложившиеся в процессе рассмотрения жалоб Европейским Судом и подтвердившиеся многократным применением.

Европейский Суд по правам человека ссылается на вынесенные им ранее решения для аргументации своей позиции по конкретному вопросу и следует правилу прецедента. При этом, в отличие от правовых позиций, правило прецедента было заимствовано Европейским Судом из англосаксонской системы права, в то время как правовые позиции являются либо результатом толкования Европейским Судом по правам человека норм Конвенции применительно к обстоятельствам конкретного дела, либо результатом создания нового правоположения.

Целесообразно разделять правовые позиции на правовые позиции толкования и правовые позиции прецедента. Выработанные правовые позиции Европейского Суда по правам человека образуют систему его правовых позиций. В. А. Сивицкий и Е. Ю. Терюкова квалифицируют правовые позиции как квазинормы и как постоянные и общие основания принятия судом всех последующих решений по аналогичным делам, т. е. имеющих для него значение правового прецедента[15].

Наряду с правовыми позициями Европейский Суд применяет так называемые автономные правовые понятия. Автономные понятия - это результат многолетней практики толкования Европейским Судом дефиниций, содержащихся в Конвенции. Первоначально, оценивая обстоятельства каждого конкретного дела, Европейский Суд стремился понять и учесть позицию государства - ответчика по жалобе при определении содержания и объема соответствующих правовых понятий. Это оказалось непросто, т. к. в государствах - участниках Совета Европы действуют разные правовые системы, а законодательство и правоприменительная практика каждого из них имеют многочисленные особенности, применить которые при разрешении каждого дела не представляется возможным, поскольку требует подробного анализа национального права. Более того, Европейский Суд по правам человека также должен учитывать особенности юридической терминологии государств, поскольку одно и то же правовое понятие может иметь различное содержание в различных государствах.

Как следствие, объем гарантий, который государства - участники Конвенции должны обеспечить лицам, находящимся под их юрисдикцией, различен в зависимости от того, насколько широко в национальном законодательстве понимается тот или иной правовой термин. Следствием такого положения вещей является следующая ситуация: государства, стремясь избежать ответственности за нарушения прав и свобод человека, гарантированных Конвенцией, фактически могут прибегнуть к ограничительному толкованию некоторых правовых терминов.

Совокупность перечисленных факторов привела к тому, что Европейский Суд по правам человека постепенно выработал собственное представление о том, что должно включать то или иное правовое понятие. Позиция Европейского Суда относительно объема и содержания терминов, закрепленных в Конвенции, постепенно приобрела независимый, автономный характер. Анализ автономных правовых понятий Европейского Суда по правам человека имеет существенное значение по ряду причин. Прежде всего, содержание и объем автономных правовых понятий, как правило, существенно отличается от содержания и объема аналогичных правовых понятий в национальном законодательстве государств - участников Конвенции. Например, с точки зрения российского законодательства понятие «суд» охватывает суды общей юрисдикции, арбитражные суды и Конституционный Суд Российской Федерации. Автономное же значение понятия «суд» с точки зрения Конвенции значительно шире. В соответствии с прецедентным правом Европейского Суда дефиниция «суд» применяется к органу, который соответствует следующим требованиям:

независимость как по отношению к исполнительной власти, так и к сторонам в процессе;

продолжительность мандата членов;

процессуальные гарантии, обычно предъявляемые к органам правосудия.

Руководствуясь этими критериями, Европейский Суд по правам человека приравнял к суду в деле «Готрен и другие против Франции»[16] региональные и национальные советы орденов врачей этой страны, в делах «Касадо Кока против Испании»[17] и «Шофер против Швейцарии»[18] - советы адвокатских сообществ и т. д.

Различия в содержании и объеме автономных правовых понятий в национальных правовых системах государств - участников Конвенции порождают необходимость четкого установления этих различий и анализа особенностей подходов Европейского Суда к их толкованию. Причем автономные понятия могут вырабатываться как в прецедентах толкования, так и в прецедентах Европейского Суда по правам человека.

Правовые позиции прецедента и автономные правовые понятия - это составные элементы системы прецедентного права Европейского Суда по правам человека. Место автономных правовых понятий в системе прецедентного права Европейского Суда обусловлено следующими общими чертами:

правовые позиции, прецеденты и автономные понятия призваны восполнить пробелы Конвенции;

Европейский Суд формулирует правовые позиции и автономные понятия по собственному усмотрению.

В то же время между правовыми позициями и автономными понятиями есть существенные различия, которые позволяют их дифференцировать. В отличие от автономных понятий для правовых позиций многократность применения является обязательным признаком.

Правовые позиции вырабатываются Европейским Судом применительно к определенному праву, гарантированному Конвенцией (например, к праву на жизнь, личную неприкосновенность и др.), в то время как автономное понятие используется для конкретного термина, закрепленного в определенной статье Конвенции (например, автономные значения понятий «гражданские права и обязанности», «суд», «имущество», «государственная служба» и др.).

Для того чтобы правовой термин стал автономным понятием, многократность его применения Европейским Судом в процессе рассмотрения жалоб о нарушениях прав и свобод человека, гарантируемых Конвенцией, не требуется. В решении по делу «Пе- лигрен против Франции»[19] Европейский Суд указал, что в связи с неопределенностью, которая сопутствовала применению гарантий п. 1 ст. 6 Конвенции к спорам, связанным с государственной службой, вводится новое автономное понятие «государственная служба», по которому из сферы применения п. 1 ст. 6 Конвенции выпадают споры государственных служащих, особенность деятельности которых заключается в осуществлении государственных управленческих функций в той мере, в которой эти служащие выступают как представители публичной власти, уполномоченные охранять общие интересы.

Возвращаясь к вопросу прецедентности решений Европейского Суда, необходимо отметить, что законодательно признание прецедентов как источников права в Российской Федерации не урегулировано, однако фактически прецеденты Европейского Суда существуют и, безусловно, являются источниками права независимо от признания их каким-либо государством - участником Конвенции. Самостоятельно выработанная Европейским Судом новая правовая позиция является прецедентом, источником права для любого государства - участника Конвенции.

Например, по вопросу правовой природы актов Европейского Суда П. А. Лаптев высказывается так: «В настоящее время некорректно даже говорить о том, что судебный прецедент не является источником права для Российской Федерации, поскольку в законе о ратификации Конвенции прямо сказано, что Российская Федерация признает компетенцию Европейского Суда по вопросам толкования и применения Конвенции»[20]. Хотелось бы в то же время отметить, что обязательность решений Европейского Суда не является единственным критерием для признания его решений прецедентами. Следовательно, нельзя утверждать, что решения Европейского Суда являются прецедентами, только потому, что они носят обязательный для какой-либо страны характер.

Некоторые ученые ставят под сомнение прецедентный характер решений Европейского Суда по правам человека. Например, Г. В. Мальцев считает[21], что в деятельности Европейского Суда нет импровизированного нормотворчества, его решения основаны на Конвенции, он связан с другими нормативными актами Совета Европы. Европейский Суд может свободно интерпретировать материальные и процессуальные нормы Конвенции и вытекающие из них обстоятельства сторон, однако отступать от них либо изменять их он не вправе. Свобода интерпретации никак не равнозначна свободе создания новой нормы, поэтому в решениях Европейского Суда отсутствует основополагающий признак судебного прецедента как самостоятельной формы права. О каком судебном прецеденте можно говорить, если в основе решения по первичному делу лежит не созданная в порядке судебного правотворчества, а широко опубликованная, заранее известная писаная норма, хотя бы и специфически истолкованная Европейским Судом.

К такому же выводу приходит В. А. Туманов, который считает, что «Страсбургский Суд, в том числе и по тем делам, где в качестве ответчика выступало данное государство, не носит характера обязательного прецедента для законодателя и судебной системы государства - участника»[22]. Решения Европейского Суда не являются источниками российского права, так как Суд не составляет звено национальной судебной системы и не вправе давать суверенному государству какие-либо указания, тем более обязательные, касающиеся его судебной, административной, правотворческой практики.

Однако, по мнению автора настоящей работы, с такой позицией трудно согласиться. Например, для ряда стран характерно применение прецедентов иностранного государства, не говоря уже о прецедентах межгосударственных органов правосудия. В юридической литературе отмечается даже наднациональный характер судебных прецедентов как признак источника права[23]. Что же касается аргумента об отсутствии эффективного механизма обеспечения исполнения решений Европейского Суда, то сказанное можно отнести ко всем международным нормам. Государства добровольно ограничивают свои суверенные права, признают их источниками своего внутреннего права и обязуются следовать им во внутригосударственной практике. Более того, в соответствии с нормами jus cogens (высшего порядка) в отношении всех субъектов международного публичного права действует принцип добровольного исполнения межгосударственных обязательств, по которому правовое регулирование по соблюдению и исполнению международных норм осуществляется диспозитивным методом.

Конвенция содержит не только материальные нормы права. Необходимо учитывать, что она была принята в 1950 г. и, несмотря на то что в нее вносились незначительные изменения в виде 14 Протоколов (дополнительных соглашений), Конвенция не может регулировать все общественные отношения, возникающие в современном обществе. По этой причине Европейский Суд с помощью эволютивного толкования формирует правовую позицию, которая соответствует основным принципам, заложенным в Конвенции, ее духу, а решение, в котором заложена такая новая правовая позиция, считается прецедентом. Это дает основание утверждать, что решения Европейского Суда содержат импровизированное нормотворчество.

Решения Европейского Суда по правам человека не нужно рассматривать только лишь как правоприменительный акт, констатирующий факт нарушения Конвенции и определяющий санкции в виде компенсации потерпевшему от правонарушителя. Решения Европейского Суда необходимо рассматривать как документы, содержащие в себе правовые позиции Европейского Суда, на основе которых были вынесены соответствующие решения. Акты, принимаемые Европейским Судом по правам человека в результате рассмотрения конкретных дел, обладают определенными особенностями, отличающими их как от обычных актов правоприменения, принимаемых судами при рассмотрении дел и применении действующего закона, так и от актов нормативного характера, принимаемых органами государственной власти, наделенными правотворческими полномочиями в установленном порядке.

Прежде всего, акты Европейского Суда:

создают, формулируют новое юридическое положение, новый подход к разрешению правовой ситуации для конкретного случая, т. е. носят условно казуальный характер для разрешения возникшего конфликта между частным лицом и государством;

реализуют полномочия Европейского Суда, закрепленные ст. 32 Конвенции, по принятию решений по всем вопросам, касающимся интерпретации и применения положений Конвенции, тем самым формируя автономные правовые понятия в системе нормативного регулирования Конвенцией прав человека;

приобретают характер повторяемого и неоднократно действующего правила в последующем, но не в силу особого предписания, а будучи признанными судебными органами государств - участников Конвенции, которые при принятии решений обращаются к правовым позициям, сформулированным в принятых решениях Европейского Суда по отдельным правам;

принимаются не по инициативе Европейского Суда, а на основании заявления (жалобы) заинтересованного, как правило, частного лица;

направлены на выработку единого правового подхода к разрешению определенных категорий дел, т. е. реализуют принцип определенности права, стабильности правового регулирования.

Эти особенности актов Европейского Суда по правам человека позволяют сделать вывод, что данные акты представляют собой источник праворегулирования, носящий ярко выраженный обязательный (одновременно и казуальный, и нормативный) характер, и несут в себе правовое начало, направленное на защиту прав и свобод, гарантируемых Конвенцией.

Таким образом, прецедентный характер решений Европейского Суда позволяет сделать следующий вывод: практика Суда показывает, что, вырабатывая свои правовые позиции прецедентов, Европейский Суд устанавливает единые стандарты правопорядка для государств - участников Конвенции и тем самым выходит в своих решениях за рамки толкования и конкретизации права, создавая прецеденты в качестве полноценных источников права.

На международной арене Совет Европы является авторитетным межгосударственным образованием, участие государств - членов в котором свидетельствует о наличии высоких стандартов демократии и соблюдения основных признаков правового государства.

В этой связи уже в последнее десятилетие существования СССР отечественные юристы начали процесс разработки новых подходов конституционного строя страны, где эпицентром правовой системы выступал бы человек вместо государства[24]. Данный процесс завершился 5 сентября 1991 г. принятием Декларации прав и свобод человека[25] - последнего акта советской супердержавы, послужившего импульсным толчком для развития правового статуса человека и гражданина в постсоветской России. С учетом международного опыта стали преодолеваться серьезные нарушения в области прав человека.

Вышеуказанный акт содержал множество правовых норм общезакрепительного и декларативного характера, наиболее важными из которых являлись преамбула Декларации («Высшая ценность нашего общества - свобода человека, его честь и достоинство») и статья 1 («Каждый человек обладает естественными, неотъемлемыми, ненарушимыми правами и свободами»).

Новосозданное Российское государство сразу приступило к процессу поиска эффективных путей демократизации национальной правовой системы, формирования легитимного правового государства. Было очевидно, что законодательство о правах человека значительно отставало от развитых в этом отношении европейских государств, и потому назрела потребность приведения его в соответствие с положениями международного права. Было принято решение о включении России в интеграционную систему европейской конвенционной и судебной защиты прав человека. Первым шагом России в данном направлении стало представление заявки о вступлении в членство Совета Европы 7 мая 1992 г.

Начиная с 1992 г. до получения положительного результата Совета Европы относительно членства России в названной организации (28 февраля 1996 г.) была проделана колоссальная научнореформаторская работа по выявлению всевозможных форм внедрения в отечественную теорию и практику европейских способов и приемов юридической техники, руководствовались при этом основным международным актом Совета Европы в области правового статуса личности - Конвенцией о защите прав человека и основных свобод 1950 г.

Первым и основным продуктом широкомасштабной правовой реформы стало принятие Конституции Российской Федерации 1993 г., в которой впервые в истории государственности России был утвержден принцип «человек - высшая ценность государства», получивший свое формальное закрепление как в первой главе, так и во второй.

В отличие от конституций стран мирового сообщества Конституция Российской Федерации явилась не столько продуктом социального и политико-правового развития, сколько юридической моделью организации и функционирования социума, воспринявшего традиционные принципы демократии. Россия взяла за образец социально-инструментальную модель конституции современного демократического, информационного, открытого общества, опирающуюся на общечеловеческие ценности. Либеральное моделирование конституционной практики России усиливается ее участием в реализации либеральных европейских стандартов в области прав человека[26].

Глава II Конституции Российской Федерации, которая посвящена правам и свободам человека и гражданина, во многом была сформулирована путем трансформации положений первого раздела Европейской конвенции, что может быть подтверждено посредством сравнительно-правового анализа текстов данных документов.

Конституция также установила правовую норму, которая гласит, что общепризнанные принципы международного права являются составной частью правовой системы Российской Федерации (ч. 4 ст. 15), и также гарантирует основные права и свободы человека в соответствии с общепризнанными нормами международного права (ч. 1 ст. 17) - положениями Устава Совета Европы и Европейской конвенции.

Немаловажной также является статья 46 Конституции, обеспечивающая право человека, находящегося на территории Российской Федерации, на обращение в международные судебные органы для восстановления социальной справедливости при условии исчерпания всех внутригосударственных правовых средств защиты законных интересов (ч. 3 ст. 46). Следует отметить, что данная демократическая норма является бесспорным аналогом ст. 34 Конвенции.

Помимо утверждения новых конституционных положений на основе европейского опыта были также коренным образом отменены советские принципы правового статуса личности, в частности, утвержден идеологический плюрализм (ч. 2 ст. 13), отменена необходимость иметь определенную политическую принадлежность (ч. 2 ст. 30) и пр. Подобная радикальная форма выражения и закрепления декларативных норм в Конституции Российской Федерации по сравнению с основными нормативно-правовыми актами стран Европы охарактеризовала намерение отечественного законодателя преодолеть следы «классового права» советской эпохи.

Таким образом, можно сказать, что период с 1992 по 1996 г. характеризовался невероятным объемом законотворческой деятельности демократического характера, что сопровождалось логической и оперативной кодификацией отечественного законодательства с использованием в качестве ориентира опыта западноевропейских государств.

Вместе с тем нетрудно понять, что применение этих законов в конкретных жизненных ситуациях оказалось нелегким делом. Несмотря на колоссальные реформы в области прав человека в постсоветские годы, актуальной стала задача приведения национального законодательства и отечественной правоприменительной практики в соответствие с европейскими стандартами. Здесь и отражается важность единственного наднационального судебного органа регионального характера - Европейского Суда по правам человека. Именно решения данного Суда выступают в качестве ориентиров для российского законодателя при правотворческой деятельности. Так, за 2007 г. Россия проиграла в Европейском Суде 140 дел, сумма выплат по которым составила 4,3 млн евро, а за период с 1 января 2008 г. по 31 марта 2009 г. сумма выплат по компенсациям составила 9 млн 317 тыс. евро[27]. Приведенные статистические данные демонстрируют, в какой сфере национального законодательства и правоприменительной деятельности присутствуют пробелы, коллизии и другие недостатки, которые государство должно устранить для соответствия европейским стандартам.

Вступление Российской Федерации в Совет Европы, бесспорно, является важнейшим этапом в эволюционном процессе ее либерально-демократических преобразований и позволяет постоянно поддерживать контакты с европейским сообществом в рабочих органах данной европейской организации.

На саммитах Совета Европы государства - члены организации обсуждают наиболее острые вопросы внутригосударственного характера и обмениваются опытом в конституционно-правовой сфере. Зачастую результатом подобных конференций выступают международные договоры, разработанные и заключенные государствами - членами Совета Европы.

В настоящее время Россия присоединилась к 54 важнейшим договорно-правовым актам Совета Европы, что позволяет ей на равных условиях участвовать в создании общего европейского правового пространства. Последние два десятилетия свидетельствуют о конструктивном развитии сотрудничества России с другими странами Европы, что обусловлено пониманием широких возможностей устранения общих европейских проблем только на основе взаимного сотрудничества в форме углубленных транснациональных интеграционных процессов.

Объективные потребности сегодняшнего мирового сообщества - глобализация и коллективный метод разрешения крупномасштабных проблем - генерируют интеграции различных национальных правовых систем отдельных государств, правовых семей[28]. Вместе с тем традиционно в теории права и государства принято классифицировать все существующие национальные правовые системы на следующие правовые семьи: романогерманскую, англо-американскую и религиозную.

Российская правовая система, по мнению большинства современных исследователей, относится к романо-германской правовой семье. В пользу этой точки зрения, которой придерживался и основатель компаративистики Р. Давид, говорит совпадение таких значимых признаков, как деление права на частное и публичное, разграничение материального и процессуального права, функционирование закона как основного источника права, широкое распространение кодификации и т. д. Для романо-германской правовой семьи также характерно неопределенное, довольно противоречивое положение прецедента.

Прежде чем анализировать акты Европейского Суда по правам человека как источника российского права, необходимо определить место судебного прецедента в отечественной правовой системе.

Судебный прецедент в современной научной литературе определяется как решение суда высшей инстанции по конкретному делу, вынесенное по первой, апелляционной или кассационной инстанции, а также в процессе нормативного или казуального толкования правовых норм, опубликованное в периодическом издании, не только являющееся актом применения права, но и содержащее норму права, обязательную для применения как этим же судом, так и судом равной юрисдикции и нижестоящим су- дом[29].

Известный русский дореволюционный правовед Н. М. Корку- нов признавал судебную практику в качестве самостоятельного источника права[30]. М. П. Авдеенкова и Ю. А. Дмитриев считают, что нельзя признать формой права судебную практику в целом[31]. По их мнению, формой права в России являются только решения высших органов правосудия: Верховного Суда Российской Федерации (далее - Верховный Суд, ВС РФ) и Высшего Арбитражного Суда Российской Федерации (далее - Высший Арбитражный Суд, ВАС РФ). Данный краткий перечень следует дополнить еще одним не менее важным судом - Конституционным Судом Российской Федерации (далее - Конституционный Суд, КС РФ).

Как известно, Пленум Верховного Суда дает толкование судам по вопросам применения норм как гражданского, так и уголовного законодательства. С помощью интерпретационной деятельности Верховным Судом, с одной стороны, восполняются пробелы в действующих нормативно-правовых актах (что, бесспорно, является правотворческой деятельностью), с другой стороны, достигается определенное единообразие в применении действующего законодательства судами общей юрисдикции.

По мнению В. Н. Синюкова, такое положение вещей позволяет сказать, что постановления Пленума Верховного Суда служат ориентиром для судов, порой не менее императивным, чем формальные установления законодательства[32]. Так, в п. 4 постановления Пленума Верховного Суда «О судебном решении»[33] говорится, что суд наряду с нормативными правовыми актами должен учитывать в процессе отправления правосудия следующие акты:

«а) постановления Конституционного Суда Российской Федерации о толковании положений Конституции Российской Федерации, подлежащих применению в данном деле, и о признании соответствующими либо не соответствующими Конституции Российской Федерации нормативных правовых актов, перечисленных в пунктах «а», «б», «в» в части 2 и в части 4 статьи 125 Конституции Российской Федерации, на которых стороны основывают свои требования или возражения;

б) постановления Пленума Верховного Суда Российской Федерации, принятые на основании статьи 126 Конституции Российской Федерации и содержащие разъяснения вопросов, возникших в судебной практике при применении норм материального или процессуального права, подлежащих применению в данном деле;

в) постановления Европейского Суда по правам человека, в которых дано толкование положений Конвенции о защите прав человека и основных свобод, подлежащих применению в данном деле».

Таким образом, в постановлении четко прописано, что все нижестоящие суды обязаны учесть правовые позиции (и интерпретацию норм) КС РФ, ВС РФ и Европейского Суда.

Необходимо также отметить, что в другом федеральном акте - Федеральном конституционном законе «Об арбитражных судах в Российской Федерации» (п. 2 ст. 13) устанавливается, что по вопросам своей компетенции Пленум Высшего Арбитражного Суда в целях разъяснения действующего законодательства и восполнения обнаружившихся в нем пробелов вправе принимать постановления, являющиеся обязательными для нижестоящих арбитражных судов на территории Российской Федерации[34]. Более того, в соответствии с п. 3. ч. 4 ст. 170 Арбитражного процессуального кодекса Российской Федерации (далее - АПК РФ) на данные постановления арбитражные суды могут делать ссылки в мотивировочной части решения так же, как и на законы и иные нормативные правовые акты.

Прецедентный характер актов ВАС РФ подтверждается и ст. 304 АПК РФ, согласно которой вступивший в законную силу судебный акт арбитражного суда подлежит отмене Президиумом Высшего Арбитражного Суда Российской Федерации только в том случае, если акт нарушает единообразие в толковании и применении арбитражными судами норм права. Следовательно, арбитражным судам при вынесении решения необходимо учитывать также толкование, даваемое высшими судебными инстанциями, чтобы данное решение впоследствии не было отменено как противоречащее единообразному толкованию.

Таким образом, решения высших судов обладают обязательностью и нормативностью для нижестоящих судов. При рассмотрении гражданских дел суды общей юрисдикции и арбитражные суды обязаны ориентироваться на постановления Пленума Верховного Суда и Высшего Арбитражного Суда.

Аналогичным образом обстоит дело и с актами Европейского Суда по правам человека. В настоящее время на прецеденты Европейского Суда регулярно ссылаются органы правосудия стран - участниц Конвенции. Более того, другой наднациональный судебный орган региона - Суд справедливости Европейского союза не только учитывает мнение Европейского Суда по правам человека, но и руководствуется его судебной практикой при рассмотрении как в преюдициальном порядке, так и по существу дел, касающихся нарушений прав граждан Европейского союза.

В Российской Федерации суды также согласовывают свою позицию с решениями Европейского Суда, тем самым закрепляя свои выводы позицией Европейского Суда. Существенное влияние Европейского Суда оказывается, в частности, на решения Конституционного Суда. Довольно часто Конституционной Суд для подтверждения своей позиции ссылается на акты Европейского Суда для обоснования своих решений по принципам и нормам международного права. Как отмечает судья Конституционного Суда Российской Федерации в отставке профессор Н. В. Витрук, КС РФ внимательно изучает практику Европейского Суда по правам человека и использует ее при разрешении конкретных дел в целях дополнительной аргументации своих решений, ее усиления[35].

Представляется целесообразным в этой связи рассмотреть ряд решений Конституционного Суда. Так, в постановлении Конституционного Суда Российской Федерации от 30 октября 2003 г. № 15-П «По делу о проверке конституционности отдельных положений федерального закона «Об основных гарантиях избирательных прав и права на участие в референдуме граждан Российской Федерации» в связи с запросом группы депутатов Государственной Думы и жалобами граждан С. А. Бунтмана, К. А. Катаняна и К. С. Рожкова»[36] Конституционный Суд в подтверждение своей позиции приводит решение Европейского Суда по аналогичному делу «Боуман против Соединенного Королевства»[37]. В этом деле Европейским Судом была высказана позиция о том, что в Конвенции понимается под свободными выборами, свободой слова и свободой политической дискуссии.

В постановлении Конституционного Суда от 5 февраля 2007 г. № 2-П «По делу о проверке конституционности положений статей 16, 20, 112, 336, 376, 377, 380, 381, 382, 383, 387, 388 и 389 Гражданского процессуального кодекса Российской Федерации в связи с запросом Кабинета министров Республики Татарстан, жалобами открытых акционерных обществ «Нижнекамскнефтехим» и «Хакасэнерго», а также жалобами ряда граждан»[38] Конституционный Суд отметил, что Россия, ратифицируя Конвенцию и являясь участницей Совета Европы, признает юрисдикцию Европейского Суда по правам человека обязательной по вопросам толкования и применения положений Конвенции. Таким образом, как и сама Конвенция, акты и правовые позиции Европейского Суда по правам человека в той части, в какой ими, исходя из общепризнанных принципов и норм международного права, дается толкование содержания закрепленных в Конвенции прав и свобод, включая право на доступ к суду и справедливое правосудие, являются составной частью российской правовой системы, а потому должны учитываться в правотворческой и в правоприменительной деятельности. Вышеуказанные примеры являются показательным восприятием решений Европейского Суда по правам человека Конституционным Судом Российской Федерации.

КС РФ также устанавливает, что необходимость в соблюдении взглядов Европейского Суда распространяется также и на органы исполнительной власти отечественного законодателя. Так, п. 2.1 постановления Конституционного Суда Российской Федерации от 5 февраля 2007 г. № 2-П гласит, что прецедентное право Европейского Суда по правам человека параллельно с нормами и ратифицированными протоколами Конвенции является составной частью российской правовой системы[39]. В этой связи названные источники должны учитываться федеральным законодателем при регулировании общественных отношений и правоприменительными органами при применении соответствующих норм права.

Решения Европейского Суда по правам человека, безусловно, оказывают влияние и на деятельность Верховного Суда Российской Федерации.

Так, согласно п. 10 постановления Пленума Верховного Суда от 10 октября 2003 г. № 5 «О применении судами общей юрисдикции общепризнанных принципов и норм международного права и международных договоров Российской Федерации» пра-

воприменительная деятельность российских судов должна осуществляться в соответствии с практикой Страсбургского Суда во избежание нарушения Конвенции[40]. В указанном постановлении Верховный Суд рекомендовал Судебному департаменту при Верховном Суде Российской Федерации обеспечивать информирование судей о практике Европейского Суда по правам человека, в особенности по поводу решений, касающихся Российской Федерации, путем направления аутентичных текстов и их переводов на русский язык. Он также рекомендовал Российской академии правосудия при организации учебного процесса подготовки, переподготовки и повышения квалификации судей и работников аппаратов судов обращать особое внимание на изучение общепризнанных принципов и норм международного права и международных договоров Российской Федерации, регулярно анализировать источники международного и европейского права, издавать необходимые практические пособия, комментарии, монографии и другую учебную, методическую и научную литературу.

Обобщая вышесказанное, можно прийти к выводу, что сегодня окончательно сформировалось общепризнанное правило, в соответствии с которым государства, вступая в Совет Европы, должны привести свое законодательство и правоприменительную практику в соответствие с прецедентным правом и интерпретационными актами Европейского Суда по правам человека. Это обусловлено тем, что продукт деятельности Страсбургского Суда представляет собой самую развитую систему стандартов прав и свобод человека в современном международном праве.

[1] Подробнее о позициях различных ученых по вопросу прецедентности решений Европейского Суда по правам человека говорится далее в настоящем параграфе.

[2] Ведомости Верхов. Рады Украины. 2006. № 30, ст. 260.

[3] Справедливости ради следует отметить, что официально прецедент и не отрицается в качестве источника права.

[4] Братусь C. H., Венгеров А. Б. Понятие, содержание и форма судебной деятельности. М., 1975. С. 16-17.

[5] Нешатаева Т. Н. Международный гражданский процесс. М., 2001. С. 65.

[6] Жуйков В. М. Судебная защита прав граждан и юридических лиц. М., 1997. С. 189.

[7] Алексеева Л. Б. Судебный прецедент: произвол или источник права? // Сов. юстиция. 1991. № 14. С. 2-3.

[8] Гарлицкий Л. Сотрудничество и конфликт (несколько наблюдений из практики взаимодействия Европейского Суда по правам человека и национальных органов конституционного правосудия) // Сравн. конституц. обозрение. 2006. № 1. С. 43-53.

[9] Вильдхабер Л. Роль и значение прецедентов в деятельности Европейского Суда по правам человека // Право и политика. 2001. № 8.

[10] Во избежание терминологической путаницы термины «общее» и «англосаксонское» право употребляются как синонимы.

[11] Чепман (Chapman) против Соединенного Королевства (жалоба № 27238/95) : постановление Европ. Суда по правам человека от 18 янв. 2001 г. Доступ из СПС «КонсультантПлюс».

[12] Делкур (Delcourt) против Бельгии (жалоба № 2689/65) : постановление Европ. Суда по правам человека от 17 янв. 1970 г. URL: http://europeancourt. ru/resheniya-evropejskogo-suda-na-russkom-yazyke/delkur-protiv-belgii- postanovlenie-evropejskogo-suda/

[13] Борже (Borger) против Бельгии (жалоба № 12005/86) : постановление Европ. Суда по правам человека от 30 окт. 1991 г. URL: http://hudoc.echr.coe.int

[14] См., напр.: Летелье (Letellier) против Франции (жалоба № 12369/86) : постановление Европ. суда по правам человека от 26 июня 1991 г. // Европ. Суд по правам человека. Избр. решения : в 2 т. М. : Норма, 2000 ; Панченко (Panchenko) против Российской Федерации (жалоба № 45100/98) : постановление Европ. Суда по правам человека от 8 февр. 2005 г. // Бюл. Европ. Суда по правам человека. Рос. изд. 2005. № 9. С. 43-66 ; Горал (Goral) против Польши (жалоба № 38654/97) : постановление Европ. Суда по правам человека от 30 окт. 2003 г. URL: http://hudoc.echr.coe.int

[15] Сивицкий В. А., Терюкова Е. Ю. Решения Конституционного Суда Российской Федерации как источники конституционного права Российской Федерации // Вестн. Конституц. Суда Рос. Федерации. 1997. № 3. С. 78-79.

[16] Готрен и другие (Gautrin and others) против Франции (жалоба № 25405/94) : постановление Европ. Суда по правам человека от 20 мая 1998 г. URL: http://hudoc.echr.coe.int

[17] Касадо Кока (Casado Coca) против Испании (жалоба № 15450/89) : постановление Европ. Суда по правам человека от 24 февр. 1994 г. URL: http://hudoc. echr.coe.int

[18] Шофер (Schopper) против Швейцарии (жалоба № 25405/94) : постановление Европ. Суда по правам человека от 20 мая 1998 г. URL: http://hudoc.echr. coe.int

[19] Пелигрен (Pellegrin) против Франции (жалоба № 28541/95) : постановление Европ. Суда по правам человека от 8 дек. 1999 г. URL: http://hudoc.echr. coe.int

[20] Лаптев П. А. Российское правосудие и Европейский Суд по правам человека // Общепризн. принципы и нормы междунар. права, междунар. договоры в практике конституц. правосудия : материалы всерос. совещания. М. : Междунар. отношения, 2004. С. 33.

[21] Мальцев Г В. Социальные основы права. М., 2007. С. 642.

[22] Туманов В. Л. Европейский Суд по правам человека. Очерк организации и деятельности. М. : Норма, 2001. С. 47.

[23] Давид Р. Основные правовые системы современности. М., 1967. С. 441.

[24] В соответствии с советской теорией конституционного права государство находилось на вершине общественного мироздания. Главные ценности государственной власти определялись по следующей схеме: «государство - общество - личность». Основным фактом, свидетельствующим об этом, является один из разделов Конституции СССР 1977 г. - «Государство и личность».

[25] Ведомости Съезда нар. депутатов СССР и Верховного Совета СССР 1991. № 37, ст. 1083.

[26] Лучин В. О., Пряхина Т. М. Правовые основы регулирования взаимоотношений России и Совета Европы // Рос. правосудие. 2010. № 4. С. 5.

[27] Евросчетчик // Нов. газ. 2009. 15 апр.

[28] Караманукян Д. Т. Интегрирование правовых систем современности (на примере американского права) // Вестн. Ом. юрид. ин-та. 2011. № 3. С. 4-7.

[29] См., напр.: Богдановская И. Ю. Судебный прецедент в странах «общего права»: особенности развития // Рос. правосудие. 2012. № 5. С. 16-29 ; Лазарев В. В. Нормативная природа судебного прецедента // Журн. рос. права. 2012. № 4. С. 92-99 ; Ляшков С. В. Судебный прецедент в гражданском процессе России: формы проявления, их правовая природа и юридический характер // Право и политика. 2011. № 10. С. 1693-1700 и т. д.

[30] Коркунов Н. М. Лекции по общей теории права (по изд. 1914 г.). СПб., 2004. С. 361.

[31] Авдеенкова М. П., Дмитриев Ю. А. Основы теории конституционного права. М., 2005. С. 175.

[32] Синюков В. Н. Российская правовая система. Введение в общую теорию. Саратов, 1994. С. 419.

[33] О судебном решении : постановление Пленума Верхов. Суда Рос. Федерации от 19 дек. 2003 г. № 23 // Рос. газ. 2003. 26 дек.

[34] Об арбитражных судах в Российской Федерации : федер. конституц. закон от 28 апр. 1995 г. № 1-ФКЗ (ред. от 6 дек. 2011 г.) // Собр. законодательства Рос. Федерации. 1995. № 18, ст. 1589.

[35] ВитрукH. B. Конституционное правосудие в России (1991-2001 гг.): очерки теории и практики. М. : Городец-издат, 2001. С. 151.

[36] Рос. газ. 2003. 31 окт.

[37] Боуман (Bowman) против Соединенного Королевства (жалоба № 24839/94) : постановление Европ. Суда по правам человека от 19 февр. 1998 г. // Европ. Суд по правам человека. Избр. решения : в 2 т. М. : НОРМА, 2000. Т. 2. С. 461-474.

[38] Рос. газ. 2007. 14 февр.

[39] Рос. газ. 2007. 14 февр.

[40] Рос. газ. 2003. 2 дек.