30 марта 1998 г. Российская Федерация Федеральным законом «О ратификации Конвенции о защите прав человека и основных свобод и Протоколов к ней» (далее — Закон о ратификации Конвенции) ратифицировала Европейскую конвенцию о защите прав человека и основных свобод от 4 ноября 1950 г. с изменениями, внесенными Протоколами к ней № 3, 5, 8 и дополнениями, содержащимися в Протоколе № 2, и Протоколы к ней № 1, 4, 7, 9, 10, 11 (далее — Конвенция). С 5 мая 1998 г., с момента передачи ратификационных грамот Генеральному секретарю Совета Европы, указанная Конвенция и соответствующие Протоколы к ней стали обязательными для Российской Федерации.

Закон о ратификации Конвенции имеет не только международноправовое значение — с помощью данного нормативного акта Россия выразила согласие на обязательность данной Конвенции и Протоколов к ней, но и национально-правовое: Россия признала обязательными в сфере внутригосударственных отношений постановления, принятые Европейским судом по правам человека против Российской Федерации. Согласно ст. 1 Закона «Российская Федерация в соответствии со ст. 46 Конвенции признает ipso facto и без специального соглашения юрисдикцию Европейского суда по правам человека обязательной по вопросам толкования и применения Конвенции и Протоколов к ней в случаях предполагаемого нарушения Российской Федерацией положений этих договорных актов, когда предполагаемое нарушение имело место после их вступления в действие в отношении Российской Федерации». Поэтому за постановлениями Европейского cуда по правам человека, принятыми против Российской Федерации, была признана юридическая сила в сфере внутригосударственных отношений.

Одна из особенностей данного международного договора о правах и свободах человека заключается в том, что для обеспечения соблюдения международно-правовых обязательств, принятых на себя Высокими Договаривающимися Сторонами, был учрежден Европейский суд по правам человека (далее — Суд). В ходе своей деятельности при рассмотрении межгосударственных дел и дел, основанных на индивидуальных жалобах, Суд принимает решения о приемлемости (decision) и постановления по существу (judgment).

Конвенция наделила Европейский суд по правам человека компетенцией не только применять Конвенцию, но и осуществлять ее толкование (ст. 32 Конвенции). Поэтому в рамках Совета Европы, под эгидой которого и была принята Конвенция, право толковать и применять положения, содержащиеся в Конвенции, принадлежит исключительно Суду.

Важно отметить, что, как следует из содержания ст. 1 Закона о ратификации Конвенции, в правовую систему России были инкорпорированы (включены) не любые судебные акты, принятые Европейским судом по правам человека, а только такие, которые отвечают определенным критериям.

Во-первых, судебный акт должен быть принят в отношении Российской Федерации, т.е. ответчиком по делу должна являться Российская Федерация. Если по рассматриваемому делу Российская Федерация выступает в качестве третьей стороны (ст. 36 Конвенции), то судебный акт, принятый в данном случае, не должен становиться частью правовой системы России. Во-вторых, судебный акт должен устанавливать факт нарушения Российской Федерацией Конвенции и (или) Протоколов к ней. Данный критерий достаточно важен. Констатация Судом факта нарушения государством — участником Конвенции и (или) Протоколов к ней отражается исключительно в постановлениях. Поэтому решения о приемлемости, принятые Судом, будучи в процессуальном смысле промежуточным актом, не могут являться частью ее правовой системы. В-третьих, постановление Европейского суда, вынесенное против Российской Федерации, где констатирован факт нарушения Россией Конвенции и (или) Протоколов к ней, должно вступить в законную силу, т.е. стать обязательным для государства. Указанный критерий не предусматривается в Законе, однако данное положение непосредственно следует из содержания Конвенции, согласно ст. 44 которой «постановление любой из Палат становится окончательным, если: а) стороны не заявляют, что они будут просить о передаче дела в Большую палату; или б) по истечении трех месяцев с даты вынесения постановления не поступило обращения о передаче дела в Большую палату; или с) Коллегия Большой палаты отклоняет обращение о передаче дела в Большую палату».

Постановления Европейского суда по правам человека, одновременно отвечающие вышеупомянутым критериям, являются обязательными для Российской Федерации. Причем данная обязательность имеет как международное, так и национально-правовое значение. Международно-правовой аспект обязательности постановлений Европейского суда по правам человека закреплен в нормах международного права, а именно в ст. 46 Конвенции. Кроме того, постановления Европейского суда имеют свойство постановлений erga omnes, когда позиции Суда должны учитываться и другими государствами — участниками Конвенции при разрешении схожих конфликтов. Не случайно поэтому в постановлении против какого-либо государства Суд напоминает ему о своей прецедентной практике и правовых позициях в аналогичных делах против других государств.

Национально-правовой аспект обязательности постановлений Суда закрепляется в источниках внутригосударственного права государств — участников Конвенции и Протоколов к ней. Применительно к Российской Федерации основным документом является вышеупомянутый Закон о ратификации Конвенции. Как следует из содержания Закона, постановления Европейского суда по правам человека, содержащие нарушения Россией Конвенции и (или) Протоколов, обязательны в рамках правовой системы России по вопросам толкования и применения соответствующих международно-правовых актов. Вопросы толкования охватывают те правовые позиции (прецеденты толкования), которые излагаются Судом в соответствующем постановлении. Вопросы применения Конвенции затрагивают, в частности, вопросы исполнения постановлений, выносимых Судом против Российской Федерации, включая, если необходимо, возобновление арбитражного, гражданского или уголовного судопроизводства. Соответствующие нормы в последние годы внесены в российское процессуальное законодательство.

Важно отметить, что постановления Европейского суда по правам человека в сфере внутригосударственных отношений выполняют две основные функции. Первая функция связана с закреплением в тексте постановления соответствующей правовой позиции, вторая — с рассмотрением постановления Европейского суда по правам человека в качестве юридического факта, являющегося основанием для возникновения, изменения или прекращения внутригосударственных отношений.

Анализируя содержание первой функции, важно иметь в виду, что она обязывает государственные органы при применении положений, содержащихся в Конвенции и (или) Протоколах, в ходе своей деятельности принимать во внимание те правовые позиции, которые нашли закрепление в постановлениях Европейского суда по правам человека, одновременно отвечающих вышеупомянутым критериям. Так, в постановлении Пленума Верховного Суда РФ от 24 февраля 2005 г. № 3 «О судебной практике по делам о защите чести и достоинства граждан, а также деловой репутации граждан и юридических лиц» было обращено внимание на то, что «при разрешении споров о защите чести и достоинства и деловой репутации судам следует не только руководствоваться нормами российского законодательства (ст. 152 ГК РФ), но и в силу ст. 1 Федерального закона от 30 марта 1998 г. № 54-ФЗ «О ратификации Конвенции о защите прав человека и основных свобод и Протоколов к ней» учитывать правовую позицию Европейского суда по правам человека, выраженную в его постановлениях и касающуюся вопросов толкования и применения данной Конвенции (прежде всего ст. 10), имея при этом в виду, что используемое Европейским судом по правам человека в его постановлениях понятие диффамации тождественно понятию распространения не соответствующих действительности порочащих сведений, содержащемуся в ст. 152 Гражданского кодекса Российской Федерации».

Рассматривая вторую функцию постановлений Европейского суда по правам человека в рамках правовой системы России, нельзя не отметить, что указанная функция реализуется в сфере как материальных, так и процессуальных национально-правовых отношений. Так, если постановление Суда предусматривает взыскание в пользу заявителя справедливой компенсации (определенной денежной суммы), то, включив соответствующее постановление в национальную правовую систему, в сфере внутригосударственных отношений между государством в лице его финансовых органов и частным лицом образуются правовые отношения, содержанием которых будет обязанность государства выплатить частному лицу денежные средства в сумме, определенной в постановлении Суда (здесь подразумеваются материальные правоотношения). Соответственно, частное лицо в сфере внутригосударственных отношений имеет субъективное право требовать получения определенной денежной суммы.

Примерами процессуальных правоотношений, возникающих вследствие принятия постановления Европейским судом по правам человека, являются отношения, регулируемые ст. 413 УПК РФ, а также ст. 311 АПК РФ и с недавнего времени ст. 392 ГПК РФ. В силу ст. 413 УПК РФ основанием для возобновления производства по уголовному делу являются установленные Европейским судом по правам человека нарушения положений Конвенции о защите прав человека и основных свобод при рассмотрении судом Российской Федерации уголовного дела, связанные с: а) применением федерального закона, не соответствующего положениям Конвенции о защите прав человека и основных свобод; б) иными нарушениями положений Конвенции о защите прав человека и основных свобод. Согласно п. 4 ч. 3 ст. 392 ГПК РФ установление Европейским судом по правам человека нарушения положений Конвенции о защите прав человека и основных свобод при рассмотрении судом конкретного дела, в связи с принятием решения по которому заявитель обращался в Европейский суд по правам человека, также является основанием для пересмотра судебных актов по вновь открывшимся обстоятельствам. Таким образом, постановления Европейского суда по правам человека, вынесенные против Российской Федерации, содержащие нарушения Россией Конвенции и (или) Протоколов к ней, являются основанием для пересмотра судебного решения по вновь открывшимся обстоятельствам.

Как свидетельствует практика Верховного Суда РФ, в случае принятия Европейским судом по правам человека постановления, в котором содержатся обстоятельства, свидетельствующие, скажем, о нарушении процессуальных прав заявителя, повлиявшие на исход дела, уголовное судопроизводство возобновляется. В результате были пересмотрены десятки уголовных дел.

Конституционный Суд РФ неоднократно формулировал свои правовые позиции по вопросу о соотношении норм конвенционного (в частности, европейского) и национального (российского) права. В своем Постановлении от 26 февраля 2010 г. Конституционный Суд напомнил: «Поскольку права и свободы человека и гражданина, признанные Конвенцией о защите прав человека и основных свобод, — это те же по своему существу права и свободы, что закреплены в Конституции Российской Федерации, подтверждение их нарушения соответственно Европейским Судом по правам человека и Конституционным Судом

Российской Федерации — в силу общей природы правового статуса этих органов и их предназначения — предполагает возможность использования в целях полного восстановления нарушенных прав единого институционального механизма исполнения принимаемых ими решений».

Активную позицию как орган правоприменения занял и Верховный Суд РФ. В ставшем «классическим» постановлении от 10 октября 2003 г. «О применении судами общей юрисдикции общепризнанных принципов и норм международного права и международных договоров Российской Федерации» он указал судам общей юрисдикции: «Международные договоры, которые имеют прямое и непосредственное действие в правовой системе Российской Федерации, применимы судами, в том числе военными, при разрешении гражданских, уголовных и административных дел... если международным договором Российской Федерации установлены иные правила, чем законом Российской Федерации, который регулирует отношения, ставшие предметом судебного рассмотрения.», а также «если международным договором Российской Федерации установлены иные правила судопроизводства, чем гражданским процессуальным или уголовно-процессуальным законом Российской Федерации».

В другом постановлении Пленума Верховного Суда РФ от 27 июня 2013 г. «О применении судами общей юрисдикции Конвенции о защите прав и основных свобод от 4 ноября 1950 года и Протоколов к ней» помимо подтверждения положений указанного выше Постановления от 10 октября 2003 г. содержалось новое принципиальное положение: «С целью эффективной защиты прав и свобод человека судами учитываются правовые позиции Европейского Суда, изложенные в ставших окончательными постановлениях, которые приняты в отношении других государств — участников Конвенции. При этом правовая позиция учитывается судом, если обстоятельства рассматриваемого им дела являются аналогичными обстоятельствам, ставшим предметом анализа и выводов Европейского Суда». Тем самым была подтверждена природа erga omnes постановлений ЕСПЧ. Вместе с тем Верховный Суд обратил внимание судов на то, что в случаях, когда российское законодательство предусматривает более высокий уровень защиты того или иного права, судам необходимо применять положения национального законодательства.

К настоящему времени в отношении Российской Федерации было принято около 2 тыс. постановлений, где излагались правовые позиции, несоблюдение которых привело к констатации Европейским судом по правам человека нарушения Российской Федерацией Конвенции о защите прав человека и основных свобод и (или) Протоколов к ней. Ниже приводятся некоторые из правовых позиций Европейского суда по правам человека.

О соблюдении ст. 2 Конвенции «Право на жизнь»

Европейский Суд впервые детально изложил свои позиции по этому вопросу в деле «Исаева против Российской Федерации»: «Статья 2, защищающая право на жизнь и предусматривающая обстоятельства, при которых лишение жизни может быть оправдано, содержит одно из основополагающих положений Конвенции, защищающих одно из так называемых «абсолютных прав человека», составляющихjus cogens современного международного права и не допускающих, согласно ст. 15 Конвенции, возможности отступлений (деро- гация). Совместно со ст. 3 Конвенции, запрещающей пытки и бесчеловечное или унижающее достоинство обращение или наказание, ст. 2 защищает одну из основных ценностей демократических государств, входящих в Совет Европы. Обстоятельства, при которых оправдывается лишение жизни, должны толковаться ограниченно. Объект и цели Конвенции, представляющей собой договор, направленный на защиту человеческого существования, также требуют толкования и применения ст. 2 таким образом, чтобы конвенционные гарантии прав и свобод человека были реальными и эффективными. Статья 2 охватывает не только случаи умышленного лишения жизни гражданина со стороны агентов государства, например полицейских, но и ситуации, когда законное применение силы может привести к неумышленному (непреднамеренному) лишению жизни. Однако преднамеренность в использовании силы, способной причинить смерть человеку, является только одним фактором, который должен приниматься во внимание при оценке необходимости применения такой силы. Любое использование силы должно быть не просто необходимым, а «абсолютно необходимым» для достижения одной или нескольких целей, указанных в подп. а—с п. 2 ст. 2. Указанное словосочетание свидетельствует, что в рассматриваемом случае требуется более строгая и тщательная оценка необходимости, нежели оценка, осуществляемая в ходе применения ст. 8—11 Конвенции. Следовательно, используемая сила должна быть строго пропорциональна достижению целей, указанных в ст. 2 Конвенции.

В свете особого значения гарантий, предусматриваемых в ст. 2 Конвенции, Суд должен подвергнуть случаи лишения жизни тщательному анализу (исследованию), принимая во внимание не только действия государственных должностных лиц, но и все обстоятельства дела. В частности, необходимо оценивать, планировалось и контролировалось ли осуществление операции таким образом, чтобы минимизировать, насколько возможно, обращение к силе (вооружению), способной привести к летальному исходу. Органы государства должны проявлять соответствующую осторожность, чтобы минимизировать риск для жизни людей. Суд обязан также исследовать, не проявили ли органы государства халатность в выборе действий, направленных на достижение целей, содержащихся в п. 2 ст. 2

Конвенции. С учетом вышеупомянутых подходов Суд должен оценивать не только ситуацию, когда использование силы привело к гибели человека (людей), но и ситуацию, когда вследствие использования летальной силы человек остался жив (случаи покушения на убийство). Соответственно, ответственность государства не ограничивается только ситуацией, когда неправомерное применение силы со стороны должностных лиц государства привело к гибели человека. Ответственность государства может наступить и в случае, когда органы государства не проявили должную предосторожность в выборе средств и методов с целью минимизации жертв среди мирного населения при осуществлении операции против оппозиционных (антиправительственных) групп» (п. 172—176 Постановления от 24 февраля 2005 г. по делу «Исаева против Российской Федерации»).

Особое значение имеют процессуальные гарантии, т.е. проведение тщательного расследования:

«Обязанность защищать право на жизнь по ст. 2 Конвенции, толкуемой совместно с общей обязанностью государств по ст. 1 Конвенции, — «обеспечивать каждому человеку, находящемуся под их юрисдикцией, права и свободы, определенные в Конвенции» — требует проведения эффективного официального расследования случаев, когда человек погиб в результате применения силы (оружия). Основная цель такого расследования — обеспечить эффективную реализацию национальных законов, которые защищают право на жизнь, и в случае если в деле фигурируют должностные лица, обеспечить, чтобы эти лица понесли ответственность за гибель человека (людей). Формы (методы) расследования могут различаться в зависимости от конкретных обстоятельств дела. Однако какая бы форма ни использовалась, власти должны действовать, если соответствующий вопрос стал объектом их внимания. Расследование будет эффективным в том случае, если лица, отвечающие за такое расследование, являются независимыми от лиц, которые так или иначе были вовлечены в расследуемые события. Это означает отсутствие не только иерархической или институциональной, но и практической зависимости. Расследование будет эффективным и в том случае, если оно способно определить, оправдано ли было применение силы в конкретных обстоятельствах, а также обнаружить и наказать лиц, которые несут ответственность за неоправданное применение силы. Но это не обязанность достигнуть любой ценой определенного результата расследования, а обязанность использовать (применять) соответствующие средства и методы (так называемая «обязательность результата»). Любой недостаток следствия, который затрудняет возможность установить причину смерти либо лиц, ответственных за смерть человека, нарушает принцип «эффективного расследования». Требование незамедлительности и разумной оперативности (быстроты) является неотъемлемым аспектом, обусловливающим наличие эффективного расследования. Когда возникают препятствия или сложности, которые мешают расследованию, оперативное реагирование властей в расследовании случаев применения оружия, способного причинить смерть человеку, должно рассматриваться как важный фактор в поддержке доверия со стороны общества к господству права и предотвращении любого проявления толерантности к незаконным актам. По этим причинам должен присутствовать общественный контроль над следствием, его результатами, обеспечивающий ответственность органов государства не только в теории, но и на практике. Уровень и формы контроля со стороны общества могут зависеть от конкретных обстоятельств дела. Однако во всех случаях родственники жертвы должны быть вовлечены в уголовный процесс для защиты их законных интересов» (п. 209—214 Постановления от 24 февраля 2005 г. по делу «Исаева против Российской Федерации»).

О соблюдении ст. 3 Конвенции «Запрет пыток»

«Статья 3 защищает одну из основополагающих ценностей демократического общества. Она запрещает пытки, бесчеловечное или унижающее человеческое достоинство обращение или наказание, независимо от обстоятельств и поведения жертвы. Недопустимое обращение должно достигать минимальной степени жестокости для того, чтобы оно попадало под запрет ст. 3. Оценка данного «минимума» является относительной: она зависит от обстоятельств дела, таких как продолжительность обращения, физические и психологические последствия, в некоторых случаях пол, возраст, состояние здоровья жертвы» (п. 34—35 Постановления от 20 января 2005 г. по делу «Майзит против Российской Федерации»).

Отметим правовые позиции Суда по первым «знаковым» российским делам.

«Если частное лицо заявляет, что к нему со стороны полиции в нарушение ст. 3 Конвенции было допущено бесчеловечное обращение, то ст. 3 совместно со ст. 1 Конвенции обязывает государство провести эффективное официальное расследование. Это расследование должно быть способным идентифицировать и наказать лиц, виновных в совершении недопустимых действий. Эффективность расследования также включает требование, что расследование должно быть независимым, беспристрастным и контролироваться со стороны общества, а также — компетентные власти должны действовать усердно и оперативно» (п. 64 Постановления от 9 марта 2006 г. по делу «Менешева против Российской Федерации»).

В другом деле о применении пыток для получения принудительных показаний о несовершенном преступлении Суд отметил:

«Расследование фактов, связанных с совершением недопустимого обращения, должно быть тщательным. Это означает, что государство обязано совершать действия, направленные на выяснение того, что случилось, не полагаться на опрометчивые, необоснованные выводы как на основание закрытия расследования. Государство в лице своих органов обязано предпринять все находящиеся в их распоряжении разумные меры для сохранения доказательств, касающихся происшедшего инцидента, включая свидетельские показания, данные медицинского обследования и т.д. Любой недостаток в расследовании, который может свести на нет возможность установления причин повреждений или идентифицировать виновных лиц, нарушает принцип «эффективного расследования» (п. 108 Постановления от 26 января 2006 г. по делу «Михеев против Российской Федерации»).

Статья 3 Конвенции применяется также и в отношении условий содержания в следственных изоляторах или исправительных учреждениях.

Примечательно в этом плане «пилотное постановление» (касающееся констатации системных проблем, приведших к нарушению прав заявителя), по делу «Ананьев и другие против России» (10 января 2012 г.), в котором Суд рассмотрел жалобу на условия содержания в следственных изоляторах СИЗО страны, сославшись на более чем 90 аналогичных постановлений по этой проблеме. Суд, в частности, указал на то, что перенаселенность следственных изоляторов имеет одной из основных причин применение в отношении подозреваемых или обвиняемых такой меры пресечения, как содержание под стражей (в 90% случаев уголовного преследования), хотя национальное законодательство предусматривает и иные меры пресечения, такие как освобождение под залог, подписка о невыезде, домашний арест. Суд предложил властям государства-ответчика разработать и начать осуществлять комплекс мер, способных существенно улучшить положение заключенных (так называемые меры общего характера). В декабре 2012 г. Россия представила Комитету министров Совета Европы план действий на ближайшие годы.

О соблюдении ст. 5 Конвенции «Право на свободу и личную неприкосновенность»

Статья 5 Конвенции предусматривает еще одно абсолютное право — право человека на свободу:

«Заключение человека под стражу является исключением из права человека на свободу, и основания лишения свободы должны носить исчерпывающий характер» (п. 79 Постановления от 2 марта 2006 г. по делу «Нахманович против Российской Федерации»).

«Словосочетания «законный», «в соответствии с процедурой, предписанной законом», закрепленные в ч. 1 ст. 5 Конвенции, прежде всего

обращают внимание на законодательство государства и предусматривают обязанность государства действовать согласно своему материальному и процессуальному праву. Однако законность заключения человека под стражу с точки зрения национального законодательства не всегда является решающим моментом. Суд должен быть уверен, что содержание лица под стражей было совместимо и с ч. 1 ст. 5 Конвенции, которая не допускает произвольного лишения свободы» (п. 74 Постановления от 25 октября 2005 г. по делу «Федотов против Российской Федерации»).

«Законность» заключения лица под стражу фактически означает соответствие национальному закону. В первую очередь внутригосударственные органы, особенно суды, обязаны толковать и применять национальное право. Однако, поскольку согласно п. 1 ст. 5 Конвенции нарушение национального закона влечет за собой нарушение конвенционных положений, Европейский суд по правам человека может и должен использовать свою компетенцию в части анализа, было ли соблюдено национальное законодательство при заключении лица под стражу (п. 66 Постановления от 19 мая 2004 г. по делу «Гусинский против Российской Федерации»).

Суд призывает государства тщательно взвешивать аргументы в пользу лишения свободы, не ограничиваться шаблонным подходом, обязательно учитывать индивидуальные обстоятельства:

«Наличие обоснованного подозрения на то, что заявительница убила своего супруга, могло послужить основанием для ее заключения под стражу на первоначальном этапе. Убежденность в таком подозрении является необходимым условием законности заключения лица под стражу, однако после определенного этапа данного условия уже недостаточно. В таких случаях Суд должен убедиться, существовали ли иные основания, представленные национальными властями и оправдывающие заключение лица под стражу. Если данные основания являлись достаточными и относящимися к делу, Суд должен быть уверен, что компетентные национальные органы проявили особое усердие (прилежание) в осуществлении уголовных процедур» (п. 63 Постановления от 7 апреля 2005 г. по делу «Рохлина против Российской Федерации»).

Каждое новое судебное решение о продлении сроков содержания под стражей должно быть обоснованным с учетом конкретных обстоятельств, поэтому

«отсутствие каких-либо оснований в судебном решении, санкционирующем заключение лица под стражу, несовместимо с принципом защиты от произвола, закрепленным в п. 1 ст. 5 Конвенции» (п. 70 Постановления от 2 марта 2006 г. по делу «Нахманович против Российской Федерации»).

Стандартным аргументом в пользу ареста нередко является «тяжесть предъявленного обвинения»:

«Тяжесть обвинения сама по себе не может оправдывать продолжительное заключение лица под стражей на стадии предварительного и/или судебного следствий. Неупоминание в судебном решении, санкционирующем заключение лица под стражу, относящихся к делу обстоятельств и оправдывающих такое заключение, за исключением обстоятельства, связанного с тяжестью предъявленного обвинения, несовместимо с положениями п. 3 ст. 5 Конвенции» (п. 78, 80 Постановления от 2 марта 2006 г. по делу «Нахманович против Российской Федерации»).

В своем Постановлении от 29 октября 2009 г. № 22 Пленум Верховного Суда РФ со ссылкой на правовые позиции Европейского суда настоятельно потребовал от судов общей юрисдикции учитывать при избрании меры пресечения конкретные обстоятельства и индивидуальные особенности подозреваемых или обвиняемых. Со своей стороны Европейский суд отмечал:

«Непринятие во внимание конкретных, относящихся к делу фактов и обоснование решений (о продлении заключения под стражей) исключительно тяжестью совершенного правонарушения, а также перекладывание на заключенное под стражу лицо бремени доказательств отсутствия даже гипотетической возможности скрыться от следствия, совершения вновь преступления, не могут рассматриваться в качестве достаточных оснований. Власти, таким образом, не смогли оправдать длительное нахождение лица под стражей. При этих обстоятельствах у Суда нет необходимости рассматривать вопрос, проявили ли национальные власти особое усердие (прилежание) при расследовании уголовного дела» (п. 69 Постановления от 7 апреля 2005 г. по делу «Рохлина против Российской Федерации»).

Особую остроту приобретает вопрос о сроках предварительного заключения, нередко превышающих максимальные сроки, предусмотренные УПК:

«Вопрос о том, насколько сроки заключения лица под стражей являлись разумными, не может оцениваться абстрактно. Такая оценка должна происходить с учетом конкретных обстоятельств дела. Продолжительное заключение лица под стражей может быть оправдано только в том случае, когда имеется действительный общественный интерес, который, несмотря на презумпцию невиновности, перевешивает право на уважение индивидуальной свободы» (п. 61 Постановления от 24 июля 2003 г. по делу «Смирновы против Российской Федерации»).

Учитывая особенности российского уголовного процесса, Суд различает сроки содержания под стражей «за следствием» (pending investigation) и «за судом» (pending trial):

«При оценке сроков заключения лица на стадиях предварительного и судебного следствий согласно п. 3 ст. 5 Конвенции период, принимаемый во внимание, начинается с момента, когда оно лишено свободы, и заканчивается в день, когда обвинение подтвердилось, даже судом первой инстанции» (п. 91 Постановления от 8 февраля 2005 г. по делу «Панченко против Российской Федерации»). «В первую очередь национальные судебные власти обязаны гарантировать, чтобы предварительное заключение лица под стражей не превышало разумные сроки. В этом отношении они обязаны изучить все обстоятельства, свидетельствующие «в пользу» или «против» существования действительного публичного интереса, оправдывающего, с учетом принципа невиновности, исключение из правила уважения индивидуальной свободы, и отразить эти обстоятельства в решениях на жалобы об освобождении. С учетом этих обстоятельств, а также обстоятельств, представляемых заявителем, Европейский суд по правам человека должен решить вопрос, имелось ли нарушение п. 3 ст. 5 Конвенции. Причем аргументы «за» или «против» освобождения не должны носить общего и абстрактного характера. Важно иметь в виду, что если человек находится под стражей, то дело в отношении такого человека должно рассматриваться в приоритетном порядке и с «особым прилежанием» (п. 62—64 Постановления от 24 июля 2003 г. по делу «Смирновы против Российской Федерации»).

О соблюдении ст. 6 Конвенции «Право на справедливое судебное разбирательство»

На предполагаемые нарушения ст. 6 приходит, без преувеличения, более половины всех жалоб.

Часть 1 ст. 6 предусматривает право каждого на справедливое разбирательство дела судом, на независимый и беспристрастный суд, созданный на основании закона; в этом отношении статья гарантирует право на обращение в суд, одним из аспектов которого является право на доступ к суду, т.е. право инициировать судебное разбирательство в суде по гражданским вопросам. Однако указанное право (на суд) было бы иллюзорным, если бы национальная правовая система государства — участника Конвенции позволяла не исполнять окончательное, имеющее юридическую силу судебное решение в ущерб одной из сторон. Непостижимо, чтобы ч. 1 ст. 6, в деталях описывая процессуальные гарантии спорящих сторон — справедливость, публичность, оперативность, не предусматривала исполнение судебных решений. Толкование ст. 6 как предусматривающей исключительно право на обращение в суд и проведение судебного разбирательства, вероятно, привело бы к ситуации, несовместимой с принципом верховенства права, который государства-участники обязались соблюдать, ратифицируя Конвенцию. Поэтому исполнение судебного решения должно рассматриваться в качестве неотъемлемой части «судебного разбирательства по смыслу ст. 6 Конвенции» (п. 23 Постановления от 24 февраля 2005 г. по делу «Петрушко против Российской Федерации»).

Суд неоднократно подтверждал свою позицию, в соответствии с которой «финансовые проблемы» государств не являются достаточным основанием для нарушения сроков исполнения судебных решений национальных инстанций по обязательствам государств:

«У государства отсутствует неограниченная свобода ссылаться на недостаток денежных средств как на оправдание неисполнения судебного решения» (п. 27 Постановления от 24 февраля 2005 г. по делу «Макарова и другие против Российской Федерации»). Эту позицию он подтвердил и в «пилотном постановлении» по делу «Бурдов против Российской Федерации» (№ 2) от 4 мая 2009 г.

В «пилотном» Постановлении от 1 июля 2014 г. по делу «Герасимов и другие против Российской Федерации» Суд отметил, что

оперативно принятый по следам постановления по делу Бурдова (2) Закон от 30 апреля 2010 г. № 68-ФЗ «О компенсации за нарушение права на судопроизводство в разумный срок или права на исполнение судебного акта в разумный срок» не до конца разрешил проблему неисполнения судебных решений, ибо касался только денежных обязательств государства, в то время как неисполнение «обязательств в натуре» (от выделения социального жилья до предоставления инвалидных колясок) осталось без эффективных средств зашиты прав граждан, чьи интересы нарушены государственными органами. Соответствующий законопроект был внесен на рассмотрение законодателя.

Особое значение имеют процессуальные гарантии при рассмотрении дел судами:

«Начало судебного разбирательства само по себе не означает, что все требования п. 1 ст. 6 соблюдаются. Конвенция предназначена для обеспечения не теоретических, иллюзорных, а реальных, эффективных прав и свобод. Право на доступ к суду включает не только право инициировать судебное разбирательство, но также и право на разрешение спора судом. Было бы иллюзией, если бы правовая система государства — участника Конвенции позволила частному лицу подавать гражданские иски в суд и одновременно не гарантировала вынесение окончательного решения в связи с возникшим спором. Непостижимо, если п. 1 ст. 6, детально описывая процессуальные гарантии сторон — справедливость, публичность судебного разбирательства, рассмотрение дела в разумные сроки, не гарантирует сторонам разрешение их гражданского спора по существу. Право истца на доступ к суду было бы иллюзорным, если истца держат в неведении относительно развития событий в судебном процессе, а также судебных решений, касаемых исковых требований, особенно когда такие решения по существу прекращают дальнейшее судебное разбирательство» (п. 41 Постановления от 13 июля 2006 г. по делу «Дубинская против Российской Федерации»).

Разумность сроков судебного разбирательства должна оцениваться с учетом конкретных обстоятельств дела, принимая во внимание критерии, выработанные практикой Европейского суда, в частности сложность дела, поведение заявителей и поведение органов государства и должностных лиц:

«Пункт 1 ст. 6 Конвенции обязывает государства — участники Конвенции так организовать свои судебные системы, чтобы суды могли рассматривать дела в разумные сроки» (п. 48 Постановления от 15 июня 2006 г. по делу «Бакиеветц против Российской Федерации»).

Важно подчеркнуть, что, исходя из принципа субсидиарности, Суд не берет на себя роль некоей «четвертой инстанции» и отклоняет любые попытки заявителей побудить его высказаться о справедливости приговора или обоснованности судебного решения, оценки доказательств:

«Согласно ст. 19 Конвенции обязанностью Европейского Суда по правам человека является обеспечение соблюдения государствами-участни- ками их конвенционных обязательств. Суд не обладает компетенцией рассматривать допущенные национальными судебными властями правовые и фактические ошибки, если последние не касаются нарушения конвенционных прав и свобод. Хотя ст. 6 Конвенции гарантирует право на справедливое судебное разбирательство, указанная статья не содержит правил приемлемости доказательств, которые устанавливаются в первую очередь национальным законодательством. Задача Европейского Суда по правам человека состоит в оценке того, насколько судебные процедуры в целом являлись справедливыми, включая то, как собирались доказательства» (п. 45 Постановления от 15 декабря 2005 г. по делу «Ванян против Российской Федерации». Постановление вступило в силу 15 марта 2006 г.).

Справедливость обвинения имеет особое значение, когда речь идет о получении доказательств с помощью так называемых «агентов-прово- каторов» и об использовании такого доказательства как единственного доказательства виновности обвиняемого:

«Конвенция не запрещает следствию основывать свои доказательства на анонимных источниках, если это обусловливается существом совершенного преступления. Однако иная ситуация складывается, когда указанные доказательства используются судом. Использование материалов, основанных на информации, полученной агентами под прикрытием (undercover agents), должно быть ограничено, как и должны существовать соответствующие гарантии в делах, касающихся распространения наркотиков. Если деятельность агентов под прикрытием привела к совершению преступления и отсутствуют какие-либо факты, из которых следовало бы, что без такой деятельности преступление не было бы совершено, то такая деятельность выходит за пределы агентов под прикрытием и может рассматриваться как подстрекательство. Такая деятельность и использование ее результатов в уголовном деле могут привести к тому, что принцип справедливости судебного разбирательства несомненно будет нарушен» (п. 46—47 Постановления от 15 декабря 2005 г. по делу «Ванян против Российской Федерации»). В одном из недавних постановлений Суд указал на качество закона — Федерального закона от 12 августа 1995 г. № 144-ФЗ «Об оперативно-розыскной деятельности», отдельные положения которого позволяют злоупотреблять подстрекательством (Постановление от 2 октября 2012 г. по делу «Веселов и другие против Российской Федерации»).

О соблюдении Протокола № 1 к Конвенции «Защита собственности»

Статья 1 Протокола № 1 в последние годы — годы экономических трудностей во многих странах — приобрела особое значение.

Суд дает довольно широкое толкование понятия собственности, прежде всего сквозь призму юридической терминологии, в частности, поясняет значение понятия «требование» (asset): «требование» может охватываться понятием «имущество», предусматриваемым ст. 1 Протокола № 1 к Конвенции о защите прав человека и основных свобод, если оно достаточно определено, чтобы быть исполнено в принудительном порядке (п. 27 Постановления от 24 февраля 2005 г. по делу «Петрушко против Российской Федерации» и многие последующие постановления по праву собственности).

Эта общая позиция Суда конкретизирована в отдельных постановлениях:

«Требование по пенсиям может охватываться понятием «имущество» по смыслу ст. 1 Протокола № 1 к Конвенции, если это требование установлено решением суда, вступившим в силу и подлежащим принудительному испол-

нению» (п. 26 Постановления от 12 июля 2005 г. по делу «Солодык против Российской Федерации». Постановление вступило в силу 30 ноября 2005 г.).

«По смыслу ст. 1 Протокола № 1 денежный вклад заявителя в инвестиционной компании представлял собой «имущество». Право заявителя на денежные средства никогда не оспаривалось, но заявитель не смог вернуть деньги, потому что инвестиционная компания исчезла без каких-либо следов. По общему правилу государство не должно нести ответственности за действия и упущения частной компании. Соответственно, для обоснования своей жалобы заявитель должен доказать, что он утерял шанс вернуть свои денежные средства или их часть и что такой шанс может быть вменен государству» (п. 64 Постановления от 10 февраля 2005 г. по делу «Сухоруб- ченко против Российской Федерации»).

Особую остроту приобрела проблема компенсации падения ценности вкладов в коммерческие банки. Суд был вынужден разъяснить:

«Статья 1 Протокола № 1 не обязывает государство поддерживать покупательную способность денежных средств, депонированных в финансовые учреждения» (п. 65 Постановления от 10 февраля 2005 г. по делу «Сухоруб- ченко против Российской Федерации»).

Тем самым Суд дает понять, что государство не несет ответственности за финансовые риски вкладов в коммерческие банки. Вместе с тем Суд считает недопустимым, когда государство не выполняет своих денежных обязательств по выплате пенсий, пособий, компенсаций гражданам:

«Просрочка в выплате заявителям пенсии является вмешательством в права заявителей на беспрепятственное пользование своей собственностью» (п. 29 Постановления от 12 июля 2005 г. по делу «Солодык против Российской Федерации»).

Суд также подчеркивает, что право собственности не является абсолютным правом и может при определенных условиях быть ограничено, как это предусмотрено ч. 2 ст. 1 Протокола № 1. Но вмешательство государства в право собственности имеет определенные пределы:

«Для того чтобы вмешательство в право беспрепятственного пользования имуществом было совместимо с основным правилом, предусмотренным в первом предложении параграфа 1 ст. 1, такое вмешательство должно осуществляться в соответствии с законом, преследовать публичный интерес и быть пропорциональным преследуемой цели (соблюдение справедливого баланса). Справедливый баланс между интересами общества и защитой фундаментального права частного лица не будет соблюден, если такое частное лицо вынуждено нести чрезмерное бремя (несопоставимый с преследуемой общественной целью уровень обязательств)» (п. 30 Постановления от 12 июля 2005 г. по делу «Солодык против Российской Федерации»).

За годы участия России в Конвенции в правовой системе государства произошли очевидные изменения. Например, как отмечалось выше, под воздействием более чем 200 постановлений Суда по неисполнению судебных решений в отношении социальных прав россиян и после принятия упомянутого «пилотного» Постановления по делу Бурдова (№ 2) был принят Федеральный закон от 30 апреля 2010 г. № 68-ФЗ «О компенсации за нарушение права на судопроизводство в разумный срок или права на исполнение судебного акта в разумный срок».

Другим примером корректировки национального законодательства может служить принятие ныне действующих процессуальных кодексов, в которых принцип правовой определенности защищен более эффективно и в случае нарушения процессуальных прав граждан возможен пересмотр судебных решений, нарушивших эти права.

Это в полной мере относится к начатой, но пока не завершенной реформе надзорного производства, когда уменьшается число отмененных в надзоре судебных актов, вступивших в законную силу: существенно реформирован надзор в арбитражном и уголовном судопроизводстве, начата реформа надзора в гражданском процессе.

На очереди серьезные структурные изменения в пенитенциарной системе, необходимость которых зафиксирована в постановлениях Европейского суда и в резолюциях Комитета министров Совета Европы. Не снята с повестки дня и проблема эффективности расследования насильственных действий в отношении граждан со стороны представителей государства (полиции, военнослужащих, сотрудников следственных органов) — они находятся в центре внимания Суда и Комитета министров.

Таким образом, участие в европейской системе обеспечения прав человека дает гражданам России, как и гражданам других государств, действенное средство их защиты, а государствам-участникам позволяет эффективнее совершенствовать свою правовую систему.