На протяжении последних двух десятилетий Северный Кавказ выступает как наиболее конфликтный и сложный регион в стране с точки зрения социально-экономической ситуации, осуществления государственного управления, а также обеспечения национальной безопасности России. Для этой территории характерны нестабильность и наличие множества конфликтных факторов в исторических традициях, сильное влияние геополитических тенденций, полиэтнич- ность и многоконфессиональность.

В числе важнейших внутри российских криминогенных факторов и факторов развития нестабильности в регионе является образование фактического эксклава на территории Чечни. Здесь после разгона сторонниками Джохара Дудаева при явном попустительстве кремлевской администрации законных органов власти Чечни на территории самопровозглашенной «Республики Ичкерии» было прекращено действие российских законов и права, а все население республики было де-факто отдано в заложники «новой власти» криминальноэкстремистского толка.

События в Чечне в августе-ноябре 1991 гг. кардинальным образом изменили перестроечные представления о свободе, демократии, законности, праве на самоопределение и применение силы, государственной целостности и ее защите. Чеченский кризис разрушил «комунистическо- антикоммунистический» дискурс, в рамках которого единственными угрозами свободе, демократии, либеральным ценностям рассматривалось коммунистическое государство, а шире говоря государство как таковое.

Конфликты на Северном Кавказе начали приобретать характер тотальный и почти иррациональный. Сейчас их можно сравнить с метастазами рака в больном организме: почти невозможно предугадать, где, когда и на какой почве разразится следующий кризис. Своеобразным эпицентром стала Чечня. В первый «мирный период» территория Чечни стала землей обетованной для уголовников и экстремистов, принадлежащих к разным этническим общностям и подданных различных государств. По оценкам МВД РФ на территории «мятежной республики» нашли убежище более 1200 рецеди- вистов. «В вооруженные формирования «Ичкерии» было завербовано более 6 тысяч наемников из стран СНГ и дальнего зарубежья».

С начала 90-х годов в северокавказском регионе обостряется террористическая активность, выразившаяся в захвате автобусов с выдвижением требований различного характера. Ниже представлена хроника террористических актов начала последнего десятилетия ХХ века. Захват автобуса с 18 пассажирами в 1992 году в Минеральных Водах. 26 мая 1994 года был захвачен рейсовый автобус Владикавказ- Ставрополь, в котором находилось 33 пассажира. 28 июня 1994 года трое террористов захватили рейсовый автобус с 40 пассажирами. 28 июля 1994 года взяты в заложники 41 пассажир рейсового автобуса, следовавшего по маршруту Пятигорск - Ставрополь - Красногвардейск. Эти акты были названы «автобусной войной».

При совершении террористической акции существует разрыв между непосредственной жертвой насилия и группой, являющейся объектом воздействия, целью насилия. В террористической акции, как правило, жертвами преступления становятся совершенно случайные люди. Важен эффект воздействия данной акции на власти, от которых зависит принятие того или иного решения, а также на определенные слои населения, которые своей реакцией могут способствовать принятию нужного террористам решения.

Первым терактом, «проиллюстрировавшим» дефиницию такового, стал «буденновский рейд» Шамиля Басаева 14 июня 1995 года. Это была атака чеченских террористов на город Будённовск (Ставропольский край) с последующим захватом больницы и заложников 14-19 июня 1995 г.

Группа террористов численностью 195 человек, возглавляемая Шамилем Басаевым, ворвавшись в город, захватила более 1600 заложников из числа жителей города.

В ходе неудачного штурма ведущих спецподразделений РФ и переговоров российские власти согласились дать террористам возможность беспрепятственно уйти, если они отпустят захваченных заложников. Террористическая группа Басаева вернулась в Чечню. В результате теракта погибли 129 человек, 415 ранены.

Мотив оправдания чеченского экстремизма присутствовал в научных исследованиях западных авторов. Любые действия чеченских сепаратистов рассматривались как ответ на жестокую «колониальную политику» Москвы. Шамиль Басаев был «амнистирован» общественным мнением за то, что в его действиях увидели мотив мести за гибель одиннадцати родственников. А сам рейд - ответ на бомбежки Грозного, Самашек и других населенных пунктов республики.

Но, давая пояснения перед телекамерой, Ш. Басаев замолчал факты своего участия в 1991-1994 гг. в захвате пассажирского самолета в Минводах, участия в грузино-абхазской войне, в захвате заложников пассажирского автобуса в Кабарде. Резкий всплеск криминальной напряженности произошел до 1994 года: убийства и похищения людей, угон скота, техники и пр. По своей сути эти акции очень напоминали набеги XIX в.

На территории соседних с Чечнёй Дагестана и Ингушетии периодически с определенной систематичностью совершаются вылазки, в ходе которых захватываются заложники: милиционеры и гражданские лица. Теракты приобретают всё более отчётливо выраженный политический характер: на территорию России забрасываются мелкие группы диверсантов, производящих взрывы. С 1997 по 2003 годы Ставрополье становится объектом особого внимания террористов. Города Невинномысск, Пятигорск, Ессентуки, Буденновск и Предгорный район стали центрами трагических событий в регионе.

Но Ставропольский край не был единственной административной территорией широкой эскалации терроризма. Разрушающие, губительные теракты стали реальностью и для Северной Осетии. Прогремевшие взрывы в период с марта 1999 года по август 2003 года унесли многие жизни.

Одним из самых мощных стал захват СОШ № 1 г.Беслана Республики Северная Осетия-Алания 1 сентября 2004 года во время проведения праздничной линейки по поводу «Дня знаний». Террористами были взяты в заложники практически все находившиеся на праздничной линейке люди. Всего в результате террористического акта в заложники было взято 1127 человек, погибли 331 человек ,из них 318 заложников. Ранения различной степени тяжести получили 783 человека, из них 728 заложников и жителей Беслана, а также 55 сотрудников ЦСН, МВД и военнослужащих. В качестве потерпевших признано 1343 человека. Ущерб, причиненный в результате теракта школе и близлежащим зданиям, составил более 20 млн.рублей. Размер же морального и материального ущерба, причиненного в целом, и в первую очередь людям, вряд ли поддается подсчету.

В 90-х годах XIX века в мятежной республике произошло «второе издание рабовладельчества». Количество рабов в независимой Ичкерии не смогли точно определить. По данным депутата Госдумы РФ от Чечни Асламбека Аслаханова число рабов в «мятежной республике» равняется 70 тыс. человек. Обозреватель Общественного Российского телевидения (ОРТ) Александр Любимов в одной из ТВ - передач отметил, что в его поименную картотеку занесено более 3800 освобожденных рабов. О масштабах рабства в Чечне, по мнению А.Е.Криштопы, позволяет судить такая деталь: «множество жилищ, построенных или оборудованных... в мирные 19961999 г.г. имеют в подвальном пространстве специальные помещения для содержания рабов. Между тем, социальноэкономическая «эффективность» рабства была продемонстрирована как раз в «мирные годы». В 1996-1999 гг. руками рабов возводилась стратегически важная для мятежной республики дорога в Грузию.

По мнению некоторых аналитиков и представителей спецслужб уже после «буденовского» рейда «диверсионного отряда» Ш.Басаева в июне 1995 года Россия столкнулась с массовым появлением «чеченского» терроризма. Впервые термин «чеченский терроризм» прозвучал на Координационном совещании руководителей правоохранительных органов России 7 августа 1996 г. Он представляет собой именно такую подвидовую категорию современного терроризма, которая обладает рядом отличительных характеристик, касающихся как особенностей его субъекта, так и организационных и тактико-стратегических особенностей. Специфика того или иного вида терроризма определяется содержанием вдохновляющей его идейно-политической доктрины, целями, тактикой, а также особенностями его субъекта, как на личностно-персонифицированном уровне исполнителей, так и на более высоком социально-обобщающем уровне. В этой связи, учитывая наличие подобной специфичности и мотивированности террористических актов 1995-1996, и 1999-2005 годов, некоторые из аналитиков и представители спецслужб представляют выделение подвидовой категории «чеченского» терроризма в настоящее время достаточно обоснованным.

Появившись в период дезинтеграции СССР в 1991-1994 «чеченский» терроризм носил уголовный характер: банды, состоящие из чеченцев полностью или включающие жителей Чечни, предприняли несколько захватов заложников на Северном Кавказе. Нападениям подвергались пассажирские автобусы и самолёты. Операции не сопровождались выдвижением политических требований, бандиты требовали валюту, оружие, наркотики. В 1994-1996 гг. при сохранении уголовного терроризма типа 1991-1994гг., появляются новые явления: массовые похищения людей с целью выкупа (похищение нескольких десятков строителей в Грозном и т.п.), террор в виде крупномасштабных воинских операций (Будённовск, лето 1995г., Кизляр - Первомайское, декабрь 1995г., Беслан - сентябрь, 2004г.).

С чеченским терроризмом тесно связан и сепаратизм. В современном мире крупнейшие очаги сепаратизма имеют региональную специфику, которая сходна у географически близких конфликтов. Это сходство определяется следующими критериями: географической близостью; этнокультурной общностью; единым цивилизационным фундаментом (христианским, исламским, буддистско-индуистским и др.); сходством особенностей исторического развития; сходством факторов развития сепаратизма; уровнем политической стабильности; интенсивностью конфликтов.

По утверждению аналитиков сепаратизм Чечни относится к восточноевропейской разновидности. Такого характера сепаратизм охватывает бывшие социалистические страны Восточной и Центральной Европы - Приднестровье, Абхазия, Южная Осетия, Республика Сербская в Боснии, албанцы в Косове и Македонии, Трансильвания и др. Эта модель отличается от западноевропейской недавней актуализацией основных очагов сепаратизма (конец 80-х годов) и стремлением сепаратистских движений к полной независимости, а не к автономии. В Восточной Европе существует ряд непризнанных государств, которые имеют регулярные вооруженные формирования, конституции, органы исполнительной и судебной власти (Абхазия, Приднестровская Молдавская Республика, Республика Сербская в Боснии). Для восточноевропейских очагов сепаратизма характерна повышенная активность, которая приводит к значительным жертвам особенно на Северном Кавказе и Югославии.

«Классический» сепаратизм в Чечне, в общем, давно ушел в прошлое. В ходе первой чеченской войны сепаратистские и националистические лозунги действительно были главным инструментом мобилизации противостоящей федеральному центру стороны. Целью войны дудаевцы ставили создание независимого и светского - что надо подчеркнуть особо - государства.

Вторжение боевиков Шамиля Басаева в Дагестан летом 1999 года задало принципиально иные «правила игры», если так можно выразиться применительно к данному случаю. Конфликт в сущности утратил этническую локализацию. Сопротивление федеральному центру оказывалось уже не под националистическими, а под исламистскими лозунгами. И если раньше у сепаратистов ислам выступал в качестве одного из элементов национальной идентичности чеченцев, то сейчас, наоборот, сепаратизм стал составным (и подчиненным) элементом исламистской идеологии.

Но главным идейным и политическим полем, на котором ныне действуют лидеры террористов, является поле исламистское. Их обращение к иным «идеологическим пространствам» всегда носит инструментальный, функциональный характер.

Идеология радикального исламизма стала тем стержнем, на который «нанизываются» многие другие северокавказские конфликты — экономические, политические, идеологические. В ее «силовом поле» они внутренне организуются и многократно усиливаются, в последующем распространяясь по всему региону.

Тенденцией последнего десятилетия является «расползание» политизированного ислама за пределы его традиционного бытования. Радикальный исламизм пустил прочные корни в Дагестане и Чечне еще в начале 1990-х годов. В какой-то мере это можно объяснить тем обстоятельством, что эти республики всегда были наиболее исламизирован- ными на Северном Кавказе и традиции политических движений под зеленым знаменем имеют там давнюю историю. Распространение аналогичной идеологии среди карачаевцев, черкесов, балкарцев, кабардинцев, ингушей представляет собой принципиально новое явление. Степень исламизации этих народов традиционно была ниже, и ислам здесь никогда не оказывал существенного влияния на политику.

Особенность Северного Кавказа заключается в том, что здесь представлена только одна из вариаций исламизма, самая радикальная, которая практически полностью сводится к идее джихада против «неверных» и лишена даже намека на рациональную политическую программу.

Анализ событий убеждает в том, что террористические акции в регионе проводятся, в основном, в провокационных целях - вынудить власти к ответным мерам, с последующим обвинением в недемократичности; а также как детонатор для дестабилизации обстановки, позволяющий способствовать росту недовольства. Подтверждением тому является отсутствие продуманных политических требований, которые, как правило, выдвигают террористы. Убежденность в корректности этого вывода подкрепляет то обстоятельство, что большинство из свершенных терактов не сопровождались объявлением о принятии на себя ответственности и последующим выдвижением требований политического характера.

Так как в результате происшедших событий нравственноэтическое поле северокавказского общества оказалось разбалансированным, стало возможным сближение политического и криминального терроризма. Эта тенденция обусловлена тем, что прежнее бережное отношение к адатам ослаблено на протяжении многих десятилетий и не сформировано безоговорочное восприятие новых, европейских по своему содержанию.

Ситуация на рубеже веков подтвердила, что Северный Кавказ являет некую специфику: это регион с укорененной традиционалистской культурой (в широком смысле слова). Кавказские социумы никогда не знали и не придерживались в ежедневной социально-политической и социокультурной практике принципов европейской и американской демократии. Правовая регуляция у народов Кавказа прежде осуществлялась на основе исторически сложившихся систем (антилиберальных по своей сути) - адатов, кровнородственной «дипломатии».

Сползание к кризису этнической идентичности неизбежно повлекло за собой и всплеск насилия, стало причиной усиления террористической активности в регионе. Проведенный анализ позволяет выделить следующие этапы эскалации терроризма на Северном Кавказе. Первый этап приходится на 1988 - 1994 гг. Он начался с того, что руководство сепаратистского режима Чечни вовсю поощряло набеги террористических групп на территорию сопредельных субъектов Российской Федерации. Это прежде всего захват пассажирских автобусов и самолётов, а в последние годы этого этапа в 1993-1994 годы - массовые похищения людей с целью выкупа.

Начальная дата второго этапа - 1995-2002 обусловлена тем, что террор проявил себя в виде крупномасштабных воинских операций (Буденновск). Терроризм на территории региона вновь обрел преимущественно криминальный характер, а такая форма как взятие в заложники с целью денежного выкупа стала основным промыслом бандформирований и приняло массовый характер. Этот период характеризует «растущая ваххабизация чеченского сопротивления». На территорию Чечни активно проникали идеи исламского религиозного экстремизма вместе с арабскими и афганскими исламистами, деньгами и оружием из ближневосточных стран. Апогеем этого этапа становится 1999 год, когда произошло вторжение боевиков Басаева и Хоттаба на территорию Дагестана с целью создания исламского государства. Ещё одной формой террористической деятельности в регионе в этот период стал террор самоубийц- шахидов. Шахидизм как форма террористической активности перестал быть локальным явлением, поскольку приобрел глобальный масштаб, акции шахидов распространились во многих странах, в том числе, и на Северном Кавказе.

Начало следующего современного этапа приходится на 2002 год и продолжается поныне. Этот этап подтвердил сращивание терроризма на Северном Кавказе с международным. На этом этапе предпринималось несколько попыток эскалации широкомасштабной войны в регионе под знаменем ваххабизма.

По данным Национального Антитеррористического Комитета в 2015 г. на Северном Кавказе действовало 36 бандформирования (джамаатов) они присегнули на вернос,ть ИГИЛ, представители которого заявляют, что «Кавказ наш».

Одновременно сообщается, что 20 главарей бандформирования уничтожены.

Сегодня, потеряв возможность активного вооружённого сопротивления, террористическое северокавказское подполье вынуждено, получая финансирование из-за рубежа, проводить редкие, но крайне жестокие террористические атаки, в основном, против мирного населения. Дальнейшая эволюция террористических структур в регионе, во многом, зависит от того, сумеет ли Российское государство лишить террористов социальной базы и добиться доминирования на Северном Кавказе российских правовых и политических императивов.