Многогранный характер и многообразие общественных отношений отражаются не только на содержании норм права, но и на их дифференциации, которая находит свое выражение в учении о классификации норм права. Поэтому для уточнения идентичности и определения содержания понятия нормы права существенное значение имеет ее классификационная характеристика.

Классификация норм права находится в зависимости от того, какие основания (критерии) берутся за основу их дифференциации и группировки. Современная классификация норм права характеризуется широким диапазоном оснований дифференциации норм права. Общепризнанными основаниями классификации норм права в общей теории права являются отрасль права (гражданско-правовые, гражданско-процессуальные, уголовно-правовые, административно-правовые нормы и т.п.); условность или безусловность норм права (диспозитивные и императивные); место и роль норм права в механизме правового регулирования (материальные и процессуальные); способ правового регулирования (управомочивающие, обязывающие, запрещающие); степень определенности содержания структурных элементов (абсолютно определенные, относительно определенные).

Динамика общественного развития и тенденции правоприменения обусловливают необходимость нового осмысления действующей системы права в порядке выявления и характеристики классификационной идентичности отдельных групп норм права. К ним можно отнести нормы права с абсолютной или относительной степенью неопределенности содержания их предписаний[1]. Их реализация поставлена в зависимость от дискреционных полномочий властных публичных субъектов (от франц. discretionnaire — зависящий от личного усмотрения). Дискреционные полномочия, от которых во многом зависит реализация как объективного, так и субъективного права, широко представлены в российском законодательстве нормами, как предполагающими, так и непосредственно закрепляющими возможность властных субъектов по своему усмотрению выбирать соответствующий вариант юридически значимого решения (действия). Технико-юридическая конструкция данных норм права выражается в использовании законодателем лингвистических средств, таких как наречие «вправе» или глагольная форма «может». Именно в силу таких технико-юридических конструкций свобода усмотрения в принятии юридически значимого решения (действия) органично вплетена в содержание полномочий властных субъектов, осуществление которых зависит от их личного усмотрения. На уровне общего нормативного правового регулирования она находит выражение в правотворческой деятельности уполномоченных субъектов; на уровне поднормативного, индивидуально-правового регулирования — в правоприменительной деятельности субъектов правоприменения. Значительный удельный вес таких норм в системе права актуализирует вопрос о статусе данных норм в механизме правового регулирования.

Традиционное восприятие управомочивающих норм права не позволяет отразить в их рамках специфику юридической дискреции как основы их классификационной идентичности. Управомочивающие нормы права различаются не только технико-юридическими формами закрепления меры самостоятельности их адресатов, но и степенью регламентации условий их возникновения и использования. Кроме того, не все управомочивающие нормы права адресованы властным публичным субъектам, обладающим дискреционной властью, опосредующей процессы правового регулирования и правоприменительной формы реализации права. Не все они имеют дискреционный характер, основное проявление которого находит выражение в статусных дискреционных полномочиях властных субъектов, обусловливающих возможность действий по усмотрению. Дискреционный характер значительного массива управомочивающих норм права свидетельствует об особой идентичности, позволяющей дифференцировать их в рамках такой юридической конструкции, как дискреционные нормы права. Предметное исследование такого рода норм права, адресованных властным субъектам юридической деятельности, позволяет выявить их исключительную роль в правоприменительной деятельности. В пользу актуализации данного вопроса свидетельствует то обстоятельство, что реализация относительно определенных норм права опосредуется правоприменительной дискрецией, т.е. юридически обусловленной свободой усмотрения субъекта правоприменения, предполагающей возможность выбора одного из нескольких вариантов правореализационного решения. Именно от правоприменительной дискреции зависят различные (позитивные и негативные) тенденции реализации как объективного, так и субъективного права.

Исходя из изложенного представляется целесообразным выделять в качестве разновидности управомочивающих норм права дискреционные нормы права как объективно предполагающие либо непосредственно закрепляющие дискреционные полномочия властных субъектов, выражающиеся в возможности свободного, по их усмотрению и в пределах законности, выбора и принятия правотворческого и (или) правореализационного решения. Именно в силу таких норм юридическая дискреция органично вплетена в содержание властной компетенции и составляет основу дискреционных полномочий, выступающих в качестве судьбоносного фактора юридической деятельности властных публичных субъектов.

Дискреционные нормы присутствуют в системе российского публичного и частного права на уровне как материальных, так и процессуальных норм права. Так, например, п. 1 ст. 31 «Права налоговых органов» Налогового кодекса РФ содержит дискреционное полномочие, выражающееся в том, что налоговые органы вправе совершать предусмотренные данной нормой фискальные действия. Согласно п. 2 ст. 39 Семейного кодекса РФ суд вправе отступить от начала равенства долей супругов в их общем имуществе исходя из интересов несовершеннолетних детей и (или) исходя из заслуживающего внимания интереса одного из супругов, в частности, в случаях, если другой супруг не получал доходов по неуважительным причинам или расходовал общее имущество супругов в ущерб интересам семьи. Приведенные примеры свидетельствуют о сегментированности дискреционных норм права на уровне межотраслевых связей в подсистемах как частного и публичного права, так и материального и процессуального права. Эта сегментированность дискреционных норм права свидетельствует об их общеправовом характере, позволяющем рассматривать их совокупность в качестве содержания общеправового института дискреционного права.

Дискреционные нормы права служат институциональной основой правотворческой, правоприменительной и правоинтерпретационной дискреции. И если правотворческая дискреция опосредует процесс «опредмечивания» объективного права в нормативно-правовых актах, то правоприменительная дискреция — процесс «распредмечивания», т.е. трансформацию абстрактного по своему характеру объективного права в конкретное, реальное право на уровне субъективных прав и юридических обязанностей. Эта трансформация осуществляется на основе дискреционных норм права. Выступая важнейшим средством правоприменительной формы реализации права, дискреционные нормы права обеспечивают преодоление неопределенности объективного права и его гибкость с точки зрения обстоятельств места, времени, круга лиц и т.п. На этой основе устраняется объективно существующее противоречие как между общим характером нормы права и индивидуальностью конкретной социальной ситуации, так и между диспозитивным характером дискреционной нормы права и императивностью права.

В рамках системы права институт дискреционных норм права представлен в составе различных отраслей права и регулирует отношения разного рода (имущественные, личные, процессуальные, административные, налоговые и др.) как на уровне отдельных отраслей, так и на их стыке между собой. Соответствующим образом на уровне отдельных отраслей либо на уровне межотраслевых взаимосвязей институционализируются и дискреционные полномочия. При этом на уровне как отдельных институтов дискреционных полномочий, так и их субинститутов имеет место их внутрисистемная корреляция. Так, институт дискреционных полномочий властных публичных субъектов в качестве своих субинститутов имеет дискреционные полномочия субъектов правотворчества и субъектов правоприменения. В свою очередь, например, институт дискреционных полномочий субъектов правоприменения в качестве субинститутов имеет дискреционные полномочия субъектов юрисдикционной правоприменительной деятельности и неюрисдикционной правоприменительной деятельности. В процессуальном праве дискреционные полномочия институционализируются на уровне дискреционных норм гражданско-процессуального, арбитражно-процессуального, уголовно-процессуального и административного процессуального права. В материальном праве дискреционные полномочия институционализируются на уровне дискреционных норм административного, налогового, семейного и прочих отраслей материального права.

Актуализация дискреционных норм права представляется продуктивной для изучения механизма нормативно обусловленной детерминации негативных издержек реализации правоприменительных дискреционных полномочий в виде нарушений гражданских прав и свобод, злоупотреблений властью, бюрократического произвола и коррупции. Как в неюрисдикционном, так и в юрисдикционном юридическом процессе имеется потенциальная возможность дискреционного произвола, имеющего как открытую, так и латентную форму злоупотребления дискреционными полномочиями субъектов правоприменения. В связи с этим представляется необходимым обратиться к вопросу о природе дискреционных норм права.

Статус дискреционных норм права дает основание полагать, что их природа детерминирована потребностями правового регулирования и правореализации. Исходной предпосылкой институционализации дискреционных норм выступает абстрактный и относительно определенный характер норм права, обусловливающий необходимость их адекватного конкретизированного применения с учетом сложившейся правореализационной ситуации. Представляется, что дискреционные нормы и отражают эту предпосылку. Общий и относительно определенный характер норм права юридически обусловливает востребованность дискреционных полномочий субъектов правоприменения в тех пределах, в которых задачи правореализации не могут быть изначально решены в рамках правотворчества. По мнению К.И. Комиссарова, законодатель «предусматривает основное направление регулирования, а точное определение объема и содержания прав поручает суду»1. Как справедливо отмечает И.А. Ильин, если бы законодатель попытался заменить общие нормы единичными императивами, приспособленными к индивидуальному поведению, то он поставил бы перед собой нелепую задачу бесплодной погони за бесконечным разнообразием индивидуального материала, число императивов оказалось бы бесконечным и строй жизни остался бы неурегулированным[2] [3]. Очевидно в связи с этим, что и правоприменение есть следствие невозможности для законодателя охватить исчерпывающей регламентацией все обстоятельства социальной практики как предмета правового регулирования. Поэтому законодатель, ограничиваясь установлением общих правил, предусмотрительно руководствуется целесообразностью предоставления субъекту правоприменения возможности выбирать из предусмотренных нормой права вариантов адекватного правоприменительного решения, например решения о конкретной мере наказания. Таким путем обеспечивается реализация правил общего и относительно определенного характера, содержащихся в нормах права, посредством их подведения под частные случаи. И решающая роль в этом процессе отводится правоприменительному усмотрению. С этой точки зрения дискреционные нормы права отражают потребность в гибком индивидуальном подходе и конкретизирующей деятельности правоприменительных органов. При таких условиях дискреционные нормы выступают важнейшим механизмом, обеспечивающим решение задач правового регулирования и реализации права.

Таким образом, природа дискреционных норм права обусловлена невозможностью для субъекта правотворчества охватить с исчерпывающей полнотой все многообразие жизненных ситуаций и обстоятельств социальной практики в рамках динамично развивающихся общественных отношений.

В массиве рассматриваемых норм права имеются такие нормы, которые предусматривают возможность реализации дискреционных полномочий в зависимости от предусмотренной нормой ситуации. В юридической науке подобные нормы рассматривают в качестве основания выделения ситуационного права[4]. В этих нормах закрепляется право субъекта правоприменения исходя из конкретных обстоятельств дела (ситуации) осуществлять реализацию правовых норм. Другими словами, ситуационные нормы права обусловливают наступление правовых последствий в зависимости от обозначенных в них обстоятельств или своеобразия ситуации. Поэтому ситуационными являются не все нормы права, имеющие относительно определенный характер, а те из них, в которых имеется указание на те или иные конкретные ситуации (обстоятельства), в силу и на основе которых субъект правоприменения может принимать индивидуально-правовые акты. При отсутствии указанной в норме ситуации такая норма не может быть применена. При этом статус таких ситуаций, установление обстоятельств и определение их юридического значения относятся к предмету усмотрения субъекта правоприменения, всецело зависят от его дискреционных полномочий, т.е. ситуационные нормы права обладают дискреционным характером, так как их реализация опосредуется дискреционными полномочиями субъекта правоприменения. Так, например, обстоит дело с реализацией нормы п. 4 ст. 38 Семейного кодекса РФ, в соответствии с которой суд может признать имущество, нажитое каждым из супругов в период их раздельного проживания при прекращении семейных отношений, собственностью каждого из них. Согласно смыслу данной нормы только в случае усмотрения судом факта приобретения имущества одним из супругов в условиях действительно раздельного проживания, свидетельствующего о прекращении брака, описанная в норме ситуация станет юридическим фактом для наступления такого правового последствия, как возникновение права собственности.

Во власти правоприменительного усмотрения будет находиться и квалификация характера обстоятельств раздельного проживания супругов в качестве оснований признания судом факта прекращения брака. Другими словами, восприятие ситуаций в качестве юридически значимых фактов, имеющих отношение к делу, всецело находится в зависимости от власти усмотрения суда, т.е. дискреционной власти1. Именно в силу дискреционного характера норм, т.е. норм, предполагающих дискреционные полномочия субъектов правоприменения, реализуются предусмотренные относительно определенными нормами права ситуации, и возникает так называемое ситуационное или реальное конкретное право, являющееся формой бытия субъективного права. Вне дискреционной власти субъекта правоприменения, выступающей в роли движущей силы, приводящей в действие юридический механизм правоприменения, ситуации в качестве юридически значимых обстоятельств сами по себе выступать не могут. Поэтому представляется логичным данные нормы называть в качестве разновидности дискреционных норм, т.е. дискреционно-ситуационными, поскольку реализация предусмотренных ими ситуаций, равно как и реализация дискреционных полномочий, в конечном счете предполагает их симбиоз. Этот симбиоз выступает условием реализации подобного рода норм и является классификационным основанием их выделения в качестве отдельной разновидности относительно определенных норм права.

Отдельные авторы, исследующие сущность дискреционных полномочий суда, полагают, что дискреция по отношению к деятельности суда представляет собой совокупность полномочий, предоставленных органу правосудия, выраженных в правах, поступать определенным образом в конкретных ситуациях, указанных законодателем[5] [6]. Не возражая против такой позиции, следует отметить, что трактовка дискреционных полномочий исключительно как возможности «поступать определенным образом в конкретных ситуациях, указанных законодателем» не может иметь абсолютный характер, так как не учитывает нормы, технико-юридическая конструкция которых предполагает либо непосредственно закрепляет возможность реализации дискреционных полномочий субъектов правоприменения при отсутствии в нормах указания на какие-либо конкретные ситуации.

Дело в том, что в системе права выделяются отличающиеся своей идентичностью нормы, формально-юридическая конструкция которых содержит только указание на избыточное дискреционное полномочие, которое субъект правоприменения может использовать для принятия решения по делу в порядке осуществления правоприменительной деятельности. В них отсутствует не только привязка дискреционного полномочия к нормативно выраженным вариантам ситуации или возможные варианты решения вопроса реализации нормы, но и содержание условий применения дискреционного полномочия, которое имеет решающее значение для правоприменительного решения. Данная особенность, полагаем, является основанием идентичности таких норм права и их актуализации в качестве абсолютно-дискреционных норм. Примером такой нормы может служить ч. 1 ст. 187 Уголовно-процессуального кодекса РФ, согласно которой следователь вправе, если признает это необходимым, провести допрос в месте нахождения допрашиваемого. В данной норме не приводится каких-либо обстоятельств, от наличия которых должен решаться вопрос о месте допроса. Это может означать, что решение данного вопроса следователем зависит исключительно от его усмотрения. Другими словами, реализация подобных относительно определенных норм в конечном счете находится в зависимости не от конкретных ситуаций, а от произвола дискреционной власти субъекта правоприменения.

Исследование массива относительно определенных норм права позволяет выделять среди них и такие, которые непосредственно не закрепляют, но предполагают дискреционные полномочия субъектов правоприменения в целях реализации предусмотренных нормой вариантов правоприменительного решения. Альтернативные нормы предусматривают возможность применения одного из нескольких точно обозначенных в норме вариантов. Таковыми, например, являются нормы Особенной части Уголовного кодекса РФ и нормы Кодекса РФ об административных правонарушениях. Так, например, ст. 177 Уголовного кодекса РФ за совершение одного и того же преступного деяния в качестве возможных к применению вариантов санкций устанавливает четыре меры наказания. Применение санкций, предусмотренных указанной нормой права, опосредуется правоприменительным усмотрением суда, от которого зависит не только выбор одной из предусмотренных нормой санкций, но и конкретизация выбранной санкции, т.е. определение конкретной меры ответственности виновного лица, включая назначение наряду с основным и дополнительного наказания. Так, согласно ст. 285 Уголовного кодекса РФ наряду с основным наказанием в порядке применения санкции суд может использовать лишение права занимать определенные должности или заниматься определенной деятельностью. Предметом правоприменительного усмотрения при реализации данных норм являются такие обстоятельства, как степень вины правонарушителя, характеристика его личности, последствия совершенного правонарушения, и др. Аналогичные дискреционные нормы имеются и в процессуальном праве. Так, например, согласно ст. 216 Гражданского процессуального кодекса РФ суд может по заявлению лиц, участвующих в деле, или по своей инициативе приостановить производство по делу в случае нахождения стороны в лечебном учреждении, розыска ответчика и т.д.

В рамках системы права имеются и дискреционные нормы права, предусматривающие возможность применения факультативных вариантов правореализации. Данные нормы предусматривают иной порядок урегулирования вопроса, возможность использования наряду с главным вариантом факультативного варианта, который может быть применен правоприменительным органом в порядке замены основного варианта. Так, например, согласно ч. 1 ст. 212 Гражданского процессуального кодекса РФ суд может по просьбе истца обратить к немедленному исполнению решение, если вследствие особых обстоятельств замедление его исполнения может привести к значительному ущербу для взыскателя или исполнение может оказаться невозможным. В данном случае выбор и реализация факультативного варианта зависят от усмотрения судом «особых обстоятельств», с учетом которых возможна реализация права истца на немедленное исполнение решения.

В массиве относительно определенных норм права можно выделять нормы, структурные элементы которых содержат оценочные категории или понятия, обусловливающие необходимость их интерпретации в порядке осуществления правоприменительной деятельности. При этом интерпретация и квалификация содержания самого оценочного понятия находятся во власти дискреционного полномочия правоприменителя. Так, например, согласно п. 2 ст. 10 Гражданского кодекса РФ в случае злоупотребления правом суд, арбитражный суд или третейский суд с учетом характера и последствий допущенного злоупотребления отказывает лицу в защите принадлежащего ему права полностью или частично, а также применяет иные меры, предусмотренные законом. При этом данной нормой приводятся лишь некоторые из многих форм злоупотребления правом — осуществление гражданских прав исключительно с намерением причинить вред другому лицу и действия в обход закона с противоправной целью. Что же касается иных форм злоупотребления, возможные проявления которых законодателем не приводятся, то их квалификация оставлена на усмотрение суда. В силу отсутствия законодательной дефиниции и исчерпывающего перечня форм злоупотребления правом суд может подходить к делу дифференцированно, т.е. в зависимости от усмотрения в действиях одной из сторон наличия или отсутствия признаков злоупотребления правом. В связи с этим справедливость судебного решения находится исключительно во власти судебного усмотрения.

В законодательстве имеются варианты дискреционных норм права, в которых оценочные конструкции закрепляются в качестве условия реализации юридических исключений. Так, согласно п. 1 ст. 11 Семейного кодекса РФ при наличии уважительных причин орган записи актов гражданского состояния по месту государственной регистрации заключения брака может разрешить заключение брака до истечения месяца. В соответствии с ч. 1 ст. 64 Уголовного кодекса РФ при наличии исключительных обстоятельств, связанных с целями и мотивами, ролью виновного и других, суд может назначить более мягкий вид наказания, чем предусмотрено статьей. В данной норме установление и оценка таких обстоятельств, как цель, мотивы, роль виновного, активное содействие раскрытию преступления в качестве условия для назначения в порядке исключения более мягкого наказания, чем предусмотрено за данное преступление, всецело зависят от усмотрения суда.

К рассматриваемой категории дискреционных норм права примыкают и нормы, содержащие принципы права, конструкция которых имеет оценочный характер. Так, согласно п. 2 ст. 6 Гражданского кодекса РФ при невозможности использования аналогии закона права и обязанности сторон определяются исходя из общих начал и смысла гражданского законодательства (аналогия права) и требований добросовестности, разумности и справедливости. Это означает, что интерпретация принципов добросовестности, разумности и справедливости оставлена законодателем на усмотрение субъекта правоприменения.

Наконец, в процессуальном праве можно обнаружить нормы, в которых реализация дискреционных полномочий правоприменителя поставлена в зависимость от согласия участника процесса. Так, согласно ч. 2 ст. 115 Гражданского процессуального кодекса РФ судья может с согласия лица, участвующего в деле, выдать ему на руки судебную повестку или иное судебное извещение для вручения их другому извещаемому или вызываемому в суд лицу. Согласно ч. 1 ст. 77 Уголовно-исполнительного кодекса РФ в исключительных случаях лица, осужденные к лишению свободы, ранее не отбывавшие лишение свободы, которым отбывание наказания назначено в исправительной колонии общего режима, могут быть с их согласия оставлены в следственном изоляторе или тюрьме для выполнения работ по хозяйственному обслуживанию. Данная норма предусматривает для осужденных лиц исключение из установленного порядка отбывания уголовного наказания, реализация которого зависит от усмотрения как субъекта применения данной нормы права (начальник следственного изолятора), так и самого осужденного. Представляется, что данные нормы с учетом их специфики могут быть дифференцированы в качестве консенсуально-дискреционных норм права.

Изложенная классификация дискреционных норм права позволяет сформулировать вывод о том, что различие в объеме правоприменительного усмотрения является критерием их своеобразия. При этом отдельные из рассмотренных видов дискреционных норм права олицетворяют собой институциональную основу пределов правореализационной дискреционности. Так, например, консенсуально-дискреционная норма права ограничивает правоприменительное усмотрение согласием адресата правоприменения.

Динамика общественного развития закономерно обусловливает актуальность новых оснований дифференциации норм права. Представляется, что в числе таких оснований находится нравственная сторона профессиональной юридической деятельности и внеслужебного поведения работников правоохранительной системы, нашедшая свое институциональное выражение в нормах профессиональной морали. Нравственное измерение современной профессиональной юридической деятельности актуализирует значение профессионально ориентированных морально-этических принципов и правил, призванных служить обществу гарантией высоконравственного, добросовестного и, следовательно, ответственного отношения работников суда, прокуратуры, следственных органов, а также адвокатов и нотариусов (далее — юристов-практиков) к своему профессиональному статусу и поведению. Специфика профессиональной юридической деятельности отражается на структуре ее правового регулирования, в содержании которой выделяется особый механизм — профессиональные кодексы юридической этики (далее — КЮЭ) — Кодекс судейской этики, Кодекс этики прокурорского работника РФ, Кодекс этики и служебного поведения федеральных государственных служащих Следственного комитета РФ, а также Кодекс профессиональной этики адвоката и Кодекс профессиональной этики нотариусов в Российской Федерации. Нормы КЮЭ имеют юридическую природу, что дает основание рассматривать их в качестве важнейшего компонента механизма правового регулирования профессиональной юридической деятельности юристов-практиков. Морально-этические принципы и правила, содержащиеся в КЮЭ, являются нормативным основанием правовой институционализации дисциплинарной ответственности юристов-практиков.

Предметный содержательный анализ КЮЭ позволяет убедиться в том, что данные акты состоят из норм, имеют нормативно-правовой характер. В буквально-этимологическом смысле термин «нормативный» означает, что изучаемый предмет имеет свойство социального регулятора, обладает регулятивным характером. Данный тезис в полной мере относится и к содержанию изучаемых КЮЭ. Однако хорошо известно, что социальные нормы характерны для различных видов социального регулирования, составляют содержание различных социальных регуляторов — религии, морали, права. Поэтому возникает вопрос о том, какой нормативностью характеризуются КЮЭ.

Исходя из конструктивных особенностей норм КЮЭ возьмем за методологическую основу исследования обозначенного вопроса модель нормативности как общеправовой конструкции. В этом аспекте нормативность позиционируется как свойство объективного права и имеет методологическое значение для определения идентичности социальных явлений в качестве правовых. Руководствуясь указанным аспектом нормативности, дадим характеристику норм КЮЭ в контексте признаков норм права.

Во-первых, нормы КЮЭ имеют своим основным содержанием правила поведения общего и обязательного характера. Так, в ст. 1 Кодекса судейской этики закреплено, что данный акт устанавливает обязательные для каждого судьи правила поведения при осуществлении профессиональной деятельности по отправлению правосудия и во внесудебной деятельности. Аналогичные правила содержит Кодекс этики и поведения государственных служащих Следственного комитета РФ, согласно которому данный Кодекс представляет собой свод общих принципов профессиональной служебной этики и основных правил служебного поведения, которыми должны руководствоваться федеральные государственные служащие Следственного комитета РФ.

Во-вторых, нормы КЮЭ отвечают признаку формальной определенности норм права. Нормы КЮЭ в присущей нормам права форме фиксируют права и обязанности их адресатов. При этом регламентация нравственной стороны профессиональной деятельности и внеслужебного поведения юристов-практиков основывается на использовании традиционных способов правового регулирования — дозволения, обязывания и запрета. Так, например, согласно ст. 1.4 Кодекса этики прокурорского работника РФ прокурорский работник в служебной и во внеслужебной деятельности обязан избегать личных и финансовых связей, конфликтных ситуаций, способных нанести ущерб его чести и достоинству, репутации прокуратуры Российской Федерации.

Статья 2.1.4 Кодекса этики прокурорского работника РФ содержит бланкетную норму, предписывающую соблюдать запреты, ограничения и обязанности, установленные действующим законодательством для государственных служащих. Норма п. 4 ст. 9 Кодекса судейской этики обязывает судью отказаться от рассмотрения дела, если есть предусмотренные законом основания для отвода судьи либо если может возникнуть конфликт интересов.

В-третьих, нормы КЮЭ отвечают признаку легитимности (санкционированное^ и обязательности. Они создаются и санкционируются уполномоченными органами. Так, например, согласно Федеральному закону от 14 марта 2002 г. № 30-ФЗ «Об органах судейского сообщества в Российской Федерации» Всероссийский съезд судей правомочен утверждать кодекс судейской этики и акты, регулирующие деятельность судейского сообщества. Кодекс этики прокурорского работника РФ утвержден приказом Генерального прокурора РФ. Кодекс этики и служебного поведения федеральных государственных служащих Следственного комитета РФ утвержден председателем Следственного комитета РФ. В связи с этим нормы КЮЭ характеризуются признаком обязательности, они обязательны для их адресатов.

В-четвертых, нормы КЮЭ имеют общий, неперсонифицированный характер и рассчитаны на многократное применение. Так, в соответствии с п. 1 ст. 2 Кодекса судейской этики действие Кодекса распространяется на всех судей Российской Федерации, в том числе на судей, пребывающих в отставке.

Наконец, нормы КЮЭ характеризуются и свойством правовой системности. Они взаимосвязаны с другими нормами права как на уровне самих КЮЭ, так и на уровне отраслей материального и процессуального права. Так, например, норма ст. 1.1 Кодекса этики прокурорского работника РФ находится в системной взаимосвязи с нормами Конституции РФ, Федерального закона от 17 января 1992 г. № 2202-I «О прокуратуре Российской Федерации», федеральных конституционных законов и федеральных законов, а также иных нормативных правовых актов, норм международного права и международных договоров Российской Федерации, которые прокурорский работник обязан неукоснительно соблюдать при осуществлении служебной и внеслужебной деятельности.

Таким образом, профессиональная деятельность юриста-практика реализуется на основе взаимосвязи и взаимообусловленности правовых и нравственных принципов и норм, предполагающих органичное единство правового и нравственного сознания.

[1] Разнообразие общественных отношений не позволяет законодателю регулировать их исключительно путем принятия абсолютно определенных норм права. Поэтому многие из них носят абсолютно неопределенный либо относительно определенный характер.

[2] Комиссаров К.И. Задачи судебного надзора в сфере гражданского судопроизводства. Свердловск, 1971. С. 26.

[3] См.: Ильин И.А. Указ. соч. С. 230.

[4] См.: Погодин А.В. Ситуационное право и общерегулятивное правоотношение в правореализации // Юридический мир. 2013. № 2 (194). С. 64-68; Он же. Ситуационное право и правореализация // История государства и права. 2014. № 5. С. 13-16.

[5] О юридическом значении дискреционной власти более подробно см.: Валиев Р.Г. Дискреционная власть как ресурс правовой деятельности // Вектор науки Тольяттин- ского государственного университета. 2010. № 2 (12). С. 110-113.

[6] См.: Калмыкова Е.А. Виды дискреционных полномочий суда в арбитражном процессе // http://www.justicemaker.ru/view-article.php?id=1&art=2010.