Как было выяснено в предыдущем параграфе, «стандарт» представляет собой комплексную правовую конструкцию, в связи с чем необходимо охарактеризовать каждый из его элементов. Это включает в себя:

а) выяснение значения интерпретационной деятельности для формирования международно-правового стандарта;

б) характеристику субъектов толкования и их вклад в формирование стандартов;

в) анализ обязательных признаков «правового стандарта», которые отличают его от других средств правового регулирования уголовнопроцессуальных отношений.

Исходным будет положение о том, что «международно-правовой стандарт» представляет собой некое самостоятельное средство правового регулирования; это алгоритмизация[1], стандартизация, приводящие к общему правовому состоянию, причем с учетом нюансов, особенностей национальной правовой системы.

Согласно ч. 2 ст. 7 УПК РФ суд в случае установления при производстве по конкретному делу несоответствия какого-либо федерального закона или подзаконного акта требованиям УПК РФ выносит решение, руководствуясь нормами именно данного Кодекса. Таким образом, решающее слово в определении нормы права, а значит и в формировании стандарта, принадлежит суду. Значит, совершенно необходимо признать важную роль ЕСПЧ, Конституционного Суда РФ, Верховного Суда РФ (путем вынесения постановлений Пленума), федеральных судов (в ходе судебной практики) в создании указанных стандартов.

Высказывается мнение о том, что «международно-правовые стандарты в сфере защиты прав и свобод человека» должны в обязательном порядке быть внедрены в национальную правовую систему1. Однако и при этом остается отрытым вопрос о творческом значении судебной интерпретации смысла этих международно-правовых стандартов при применении норм национального законодательства.

Прежде всего, необходимо сказать о механизме принятия уголовнопроцессуальных решений. Основы учения об этом механизме были созданы проф. П.А. Лупинской, которая писала, что принятие решения представляет собой систему взаимодействующих факторов, объективных и субъективных, в том числе социальных, идеологических, правовых, социальнопсихологических, личностных и др. Особое внимание она обращала на необходимость установления фактических обстоятельств дела и правильный выбор нормы, которая предписывает определенное поведение при данных [2] [3] обстоятельствах, признаках. По ее словам в случаях, когда в законе указан точный перечень обстоятельств, при которых решение должно быть принято, установление этих обстоятельств определяет и выбор действия. Правильность решения зависит от того, насколько точно и объективно установлены эти обстоятельства[4].

К этому мы можем добавить следующее. Решение о заключении под стражу принимает суд (по ходатайствам должностных лиц, представляющих сторону обвинения). Другими словами, это - уголовно-процессуальное решение, решение суда, принимаемое по вопросу, который ставит перед судебной властью сторона обвинения. Естественно, что обстоятельства, подтверждающие необходимость заключения под стражу, первоначально предлагает именно она, однако суд должен принимать во внимание и позицию противоположной стороны.

В этой процедуре стороны действуют - «правопритязают», делают утверждения, доказывают их; суд же решает. Суд пассивен в том смысле, что не инициирует спор (дело), его решения отражают результат рассмотрения «дела», к которому его привели стороны - участники судебной процедуры, предусмотренной статьей 108 УПК РФ. Суд создает условия для того, чтобы стороны подготовили фактическое основание для решения дела. Стороны доказывают - убеждают судью, который оценивает и решает «дело» в соответствии с законом.

Согласно принципиальной позиции ЕСПЧ, к которой мы еще не раз будем обращаться, процедура по рассмотрению вопроса о законности ареста и задержания должна отвечать - насколько это возможно в обстоятельствах проводимого расследования - основным требованиям справедливого судебного разбирательства1. При этом под требованиями справедливого судебного разбирательства ЕСПЧ подразумевает, прежде всего, требования, предъявляемые к основному производству по уголовному делу в контексте статьи 6 Конвенции[5] [6] [7].

Суд, по выражению Н.А. Колоколова, «не должен отвечать за все на

3

свете» и ради этого проявлять активность в определении предмета спора, выходя за пределы требований сторон. Но он отвечает за правомерность своих решений, за правильное понимание закона, который он применяет. Судья, его внутренне убеждение - есть мера всех явлений, предметов и процесс в судебном заседании: существующих, что они существуют и несуществующих, что они не существуют. Только судья может ответить на эти вопросы, что есть, чего нет. Закон наделил его этим правом. На этом зиждется уголовно-процессуальный мир. Так что мы всецело поддерживаем тезис о том, что суд причастен к правотворчеству. Право - «правильный» смысл текста закона, познанный судьей ad hoc и воплощенный в акте правосудия[8]. Добавим, что судья выявляет правильный смысл текста национального закона, используя для этого универсальный алгоритм международно-правовых стандартов.

Выражение о том, что «международно-правовые стандарты» определяют алгоритм поведения участников правоотношений[9], на наш взгляд, не совсем точное. «Стандарт» используется в качестве средства истолкования субъектом, уполномоченным на такого рода «правотворческую деятельность». Суд в широком смысле этого слова является субъектом правотворчества: истолковывая смысл нормы международно-правового договора, он делает ее средством реального правового регулирования. По крайней мере, ЕСПЧ мы считаем именно таким институтом.

Но что есть акт толкования норм права? В теории права под толкованием понимается деятельность по установлению содержания правовых норм для их реализации. Однако в случае с анализируемой нами правовой конструкцией необходим иной подход к пониманию данного явления и механизма его действия. Дело в том, что «международно-правовой стандарт» создается не одним «законодателем». К его выработке причастны многие субъекты, как из национальной правовой системы, так и извне, то есть субъекты международно-правовой деятельности.

Не случайно специалисты усматривают специфику «международноправовых стандартов», отличающую их от «общепризнанных принципов и норм международного права», в том, что первые, являясь фактическими сложившимися в течение длительного времени правилами регулирования общественных отношений, представляют собой «предмет правоприменения» (выделено нами - А.З.), не «материализованный», то есть не закрепленный (полностью) в законодательных актах, а истолкованный, вернее истолковываемый, то есть находящийся в состоянии толкования и применения судебными органами1, актуализируемый в актах судопроизводства.

Как уже отмечалось, в отечественной науке получило распространение суждение о том, что действие «международно-правовых стандартов в сфере защиты прав и свобод человека» включает в себя истолкование исходных норм, что приводит к формированию масштаба поведения участников правоотношений в сфере национального судопроизводства[10] [11], где «международноправовые нормы» приобретают силу обычая[12], договорных норм[13], воплощаются в правовых позициях национальных судов[14].

В последнее время среди специалистов отмечалось возрастающее влияние деятельности ЕСПЧ на российское право, в частности, на законодательство, и особенно на судебную практику. Констатировалось, что решения, вынесенные Европейским Судом, влекут за собой характерные изменения в общем подходе судов к толкованию (выделено нами - А.З.) российского права[15].

Мы разделяем точку зрения тех ученых, которые связывают бытие права как реальности правоотношений и правомерного поведения с процессом интерпретации. Так, представители неклассической философии права полагают, что право - это есть правильно понятый смысл текста закона в ходе его истолкования субъектами, наделенными правом участвовать в интерпретационно-правоприменительной деятельности. Таковым является в первую очередь судья, суд. Считаем толкование сущностным качеством права: права (реального) без толкования закона не существует. Право представляет собой коммуникацию - взаимодействие, опосредуемое текстом законодательного акта; в ходе такого взаимодействия коммуникатирующие субъекты извлекают из правового текста с помощью наработок в области доктрины и догмы права, культурных ценностей, собственного правосознания смыслы и действуют в соответствии с ними. Текст закона превращается в источник правовой нормы благодаря интерпретирующей деятельности субъектов[16] [17].

Уголовное судопроизводство - это не только форма применения закона, как это обычно понимают, но форма образования (способ бытия) реального права: оно существует в интерпретациях судов, его применяющих законы. Без процесса интерпретации кодекс, международно-правовой договор, иной нормативный акт оставался бы просто текстом, с потенциально заложенным в нем смыслами. Именно интерпретация актуализирует тот смысл, который соответствует критериям реального права, то есть инструмента, способного эффективно разрешать ситуацию, ставшую предметом суда. Именно таковой всегда является ситуация, когда ставится вопрос о заключении обвиняемого (подозреваемого) под стражу.

«Международно-правовой стандарт» - эта часть той системы норм общего характера, которые выходят за рамки национального законодательства, и выступают своего рода «мостиками» между национальной правовой системой и глобальным правовым пространством. Это те универсалии, которые объединяют в одно целое цивилизованное сообщество все национальные государственно-правовые образования.

Судья должен мыслить и принимать решения как человек, убежденный в том, что права и свободы человека являются высшей ценностью и могут быть ограничены в исключительных случаях и в порядке, прямо предусмотренным национальным законом и «международно-правовой стандартом».

Таким образом, интерпретация - это деятельность компетентного органа (суда) по выявлению актуального смысла нормы права, подлежащей применению в данном деле; этот смысл выявляется путем подключения необходимых источников права, которые «обратным ходом» вписываются в текст УПК РФ, в том числе в содержание норм, регулирующих избрание меры пресечения в виде заключения под стражу.

Судья уполномочен находить такой смысл в УПК РФ, который соответствует «международно-правовой стандарту», то есть опираться на нормы международно-правовых договоров, обязательных для России, использовать постановления ЕСПЧ, принятые в аналогичного рода ситуациях, а также акты иных международных юрисдикционных органов, чье действие распространяется на Россию. Его интерпретации могут обновлять, модифицировать смысл текста национального закона, привносит в него новые смысловые оттенки - сообразно международному уровню правозащиты. Последовательно развивая эту мысль, следует согласиться с тем, что «право есть текст закона,

помноженный на интерпретацию»1. «Право» состоит в актуализированном судебной речью смысле текста закона[18] [19] [20].

Международно-правовой стандарт как некий образец налагается на текст национального закона, высвечивая в нем актуальный смысл. «Право-в- работе», «право-тут» и есть некое видение общего, универсального в тексте Кодекса; это - линия, стратегия, проводимая судебной властью в принятии решений через толкование, применение национального законодательства в контексте международно-правового стандарта.

Затем судья инсталлирует этот «образец» в нормы УПК РФ, тем самым превращая отечественный закон в «реальное право» - правопорядок. В виду принципиально различных ролей в процессе интерпретации закона и в реализации уголовного права мы дифференцируем национальные органы уголовной юстиции и международные органы (ЕСПЧ, Международный трибунал при ООН). Каждый из них вносит свой вклад в сочетание национального и международного элементов в общий стандарт смысла права и регулирования поведения участников судопроизводства. Судебная инстанция - это место, где «международно-правовые стандарты» обретают реальность и силу права в виде принимаемых решений, в том числе о мере пресечения в виде заключения под стражу. Каждое из таких решений является проверкой международно-правового стандарта на актуальность и подтверждением его действительности. Реальность (его действительность и разумность, как сказал бы Г е- гель) национального права получает международную гарантию.

С учетом сказанного о толковании продолжим выяснение сущности международно-правовых стандартов при принятии решений о заключении под стражу. Речь пойдет об их соотношении с принципами уголовного процесса.

Многие ученые трактуют «международно-правовые стандарты в сфере защиты прав и свобод человека» принципы. Так, Н.Я. Лыгина и В.Н. Ткачева полагают, что «международно-правовые стандарты» следует отождествлять с общепризнанными принципами международного права1. Анализируя правовые стандарты Совета Европы, З.Б. Демичева приходит к выводу, что по своей природе они являются совокупностью договорных норм, которые обеспечивают всемерную реализацию принципов международного уровня[21] [22] [23].

Этой позиции придерживается и Пленум Верховного Суда РФ, разъяснивший, что при пересмотре судебного постановления, при несогласии с которым заявитель обратился в ЕСПЧ, суду необходимо учитывать правовые позиции Европейского Суда, изложенные в соответствующем постановлении, и установленные Судом нарушения Конвенции или Протоколов к ней .

С указанным положением перекликается трактовка самих уголовнопроцессуальных принципов, даваемая некоторыми учеными- процессуалистами. Они полагают, что принципы уголовного процесса - это то общее, что должно определять установку законодателя при написании закона и ожидания (идеологические, политические) потребителей смыслов, которые актуализируются при толковании текста закона и которые делают истинным его смысл в данном контексте уголовного дела. Принципы уголовного судопроизводства коренятся в правовом сознании, психологии, культуре, языке народа1. Можно добавить, что принципы справедливого судебного разбирательства, являющегося образцом в широком смысле для всех государств, подписавших и ратифицировавших Конвенцию о правах человека и основных свобод, являются основами правосознания, правовой культуры всего европейского сообщества. Россия как часть Европы вполне закономерно должна считать себя вовлеченной в эту сферу.

Далее по поводу принципов говорится, что они являются руководящими началами для истолкования смысла текста УПК РФ. Они служат исходными посылками при аргументировании в любом правовом споре, при всяком столкновении интерпретаций текста закона и определяют выбор судьи[24] [25] [26].

Система идеологических предпочтений предопределяет истолкование текста закона и реализацию права. Это позволяет творить право при интерпретации текста закона. Ибо у законов не существует иного смысла, кроме того, который в них вкладывают. В принципах - вся суть права, как воплощенного в тексте закона, так и еще подлежащего воплощению в нем. Интерпретатор конструирует и деконструирует смысл текста закона, исходя из об-

3

щих мест, т.е. того, на чем строится смысл .

Из тезиса о важности интерпретационного момента, а также о принципиальной составляющей «международно-правового стандарта» становится очевидным и значение такого элемента, как судебное решение (прецедент).

Как известно, в отечественной юридической науке вопрос о правовой природе «судебного прецедента» решается неоднозначно как в разрезе проблематики источников права, так и применительно к содержанию собственно «международно-правовых стандартов».

Некоторые ученые положительно решают вопрос о правообразующем значении судебных прецедентов, относя к ним решения высших судебных инстанций, включая решения Конституционного Суда РФ, постановления Пленума Верховного Суда РФ1. При всей спорности подобных утверждений нельзя не признать креативную роль в становлении «правовых стандартов» (стандартов толкования, правоприменения) таких «судебных прецедентов», как постановления ЕСПЧ. Очевидно, что хотя правовая природа постановлений Пленума Верховного Суда РФ иная, чем судебный прецедент , тем не менее, сформулированные им позиции, безусловно, делают международноправовые стандарты средством правового регулирования и выступают элементом механизма их реализации.

В российской уголовно-процессуальной науке имеется позиция о непризнании судебной практики в качестве источника современной российского права. Ее сторонники, разумеется, негативно относятся к положению о признании решений ЕСПЧ в качестве (действующего) источника права (уголовно-процессуального) России .

Судебные постановления ЕСПЧ достаточно последовательно внедряются и в практику конституционного судопроизводства, причем техника юридических отсылок Конституционного Суда РФ сходна с практикой меж- [27] [28] [29] дународного судебного органа1. Это - один из путей имплементации международно-правовых стандартов в российское уголовно-процессуальное право. Ввиду возросшей роли Конституционного Суда РФ в механизме правового регулирования с помощью международно-правовых стандартов, содержащихся, в том числе, в решениях ЕСПЧ.

Приведем несколько характерных примеров такого рода. В частности, Конституционный Суд РФ, обосновывая принцип правовой определенности и соразмерности при применении меры пресечения в виде заключения под стражу, прямо ссылается на правовые позиции ЕСПЧ, содержащиеся: в §§ 54-57 решения от 28.03.2000 г. по делу «Барановский против Польши», §§ 62, 63 решения от 30.07.2000 г. по делу «Йечиус против Литвы»[30] [31] [32]. Другие решения Конституционного Суда РФ также свидетельствуют о том, что судебные постановления ЕСПЧ, вынесенные в отношении третьих стран (Франции, Соединенного Королевства, Швейцарии), служат правовым основанием формирования правовой позиции уголовно-процессуального характе-

3

ра при осуществлении конституционного судопроизводства .

Приведенные примеры, а также многие иные решения Конституционного Суда РФ1 свидетельствуют весьма значимых задачах этого судебного органа в механизме взаимодействия (взаимопроникновения) норм международного и национального права, регулирующих уголовное судопроизводство России.

Полагаем, что в «международно-правовые стандарты» при принятии решений о заключении под стражу входят решения международных судебных органов (судебные прецеденты ), и потому нам необходимо дать им характеристику в свете действия механизма реализации этих стандартов. Несомненно, должны быть установлены пределы действия таких стандартов - на общем (мировом) или на региональном (но при этом международном) уровнях. Как указывается в специальной литературе, «международно-правовые стандарты» могут быть, во-первых, универсальными, то есть создаваться в универсальных международных межправительственных организациях и действовать во всем мире, а, во-вторых, региональными, создаваемыми региональными международными межправительственными организациями, отра-

3

жающими традиции, культуру уровень развития группы стран . [33] [34] [35]

К числу органов, вырабатывающих универсальные и региональные международно-правовые стандарты в сфере защиты прав и свобод человека, относится прежде всего ЕСПЧ1. Данный судебный орган, несомненно, принимает активнейшее участие в процессе стандартизации международных стандартов.

ЕСПЧ формирует такие стандарты в своих решениях при рассмотрении жалоб о нарушениях положений Конвенции о защите прав человека и основных свобод от 4 ноября 1950 г.

Международный суд (International Court of Justice), действующий в рамках Организации Объединенных Наций, приводит казуальные аспекты их воплощения . Аналогичные права закреплены в Правилах процедуры и доказывания, применяемых в созданных на основе Статута международных уголовных судах. Примером могут служить ряд правил Специального трибунала по Ливану .

Содержащиеся в вышеуказанных актах нормы имеют (имели) силу в рамках отдельных процессов, проводимых международными уголовными трибуналами. И в качестве общих моделей оказывают воздействие на судебную практику. Однако влияние их несравнимо с действием прецедентов ЕСПЧ.

Обязательным признаком международно-правовых стандартов является их определенная степень обязательности (на грани с «настоятельной реко- мендательностью») для судов и других субъектов правовприменения нацио- [36] [37] [38] нальной правовой системы. Основным средством обеспечения обязательности является ответственность за невыполнение международно-правовых стандартов в сфере защиты прав и свобод человека1.

В.В. Гаврилов указывает, что обязательное выполнение норм обусловлено не только уровнем документов, в которых они содержатся, но и тем, какая ответственность установлена за их нарушение[39] [40] [41]. Другие ученые отмечают, что если нарушение международно-правовых норм предполагает юридическую ответственность, предусмотренную той или иной конвенцией, то можно говорить о наличии механизма действия международно-правовых стандартов. Если решения, действия либо бездействие внутренних правоприменительных органов была обжалованы в ЕСПЧ, то в случае обнаружения несоответствий влечет за собой международно-правовую ответственность, причем не самого такого правоприменительного органа, а государства, которое ратифицировало Конвенцию о защите прав человека и основных свобод .

Таким образом, «международно-правовые стандарты в сфере защиты прав и свобод человека» ввиду наличия ответственности за их игнорирование носят обязательный характер для государства, заключившего международноправовой договор. Наличие у судебного прецедента характера общеобязательного правила позволяет считать его составной частью международноправового стандарта.

Необходимо рассмотреть вопрос о значении постановлений Европейского Суда как части международно-правовых стандартов в сфере защиты прав и свобод человека при принятии решений о заключении под стражу.

Отечественная доктрина до последнего времени исходила из того, что механизм реализации положений Конвенции не требует создания особых правореализационных актов в пределах России, поскольку ее положения ратифицированы и опубликованы на федеральном уровне1.

Некоторые нормы УПК РФ прямо указывают, что нарушение положений Конвенции при рассмотрении судом РФ уголовного дела, установленное ЕСПЧ, служит непосредственным основанием для пересмотра итогового решения по делу ввиду новых обстоятельств (п. 2 ч. 4 ст. 413 Кодекса).

О степени «встроенности» в российскую уголовно-процессуальную систему правоположений Конвенции свидетельствует вывод некоторых авторов о том, что Конвенция и протоколы к ней занимают второе (после Конституции РФ) место среди источников уголовно-процессуального права. Но при этом данный акт выше, чем УПК РФ и иные законы, полностью или в определенной части посвященных уголовному судопроизводству[42] [43] [44].

В.Н. Карташов утверждает, что Конвенция о защите прав человека и основных свобод является выразителем содержания общепризнанных принципов и норм международного публичного права . Вместе с тем в самом тексте Конвенции обнаружить прямое указание на такие принципы нам не удалось. Поэтому можно присоединиться к мнению Н.Н. Ковтуна и А.С, Сима- гина, которые совершенно верно подметили, что Конвенция представляет собой международный договор, который собственно общепризнанных принципов и норм международного публичного права не содержат1. Однако сказанное ни в коей мере не умаляет юридического значения Конвенции, ведь ее место и роль в системе источников российского права весьма весомы[45] [46] [47].

Разумеется, у этой позиции были противники со стороны ряда авторов, которые указывали на декларативный характер решений ЕСПЧ, лишь потенциально обязательных для национального законодателя и правоприменителей . Мы считаем, что любая норма только тогда чего-нибудь стоит, когда за ней стоит механизм принуждения к выполнению. На наш взгляд, сейчас эта принудительность строится на авторитете Конституционного Суда РФ и Пленума Верховного Суда РФ, последний особенно значим в глазах судей, и сложившиеся в настоящее время стандарты правоприменения имеют форму разъяснений Пленума.

В целом до недавнего времени был вполне справедлив и вывод о том, что решения ЕСПЧ, которые касаются Российской Федерации, для отечественных судов обязательны[48].

Пленум Верховного Суда РФ подчеркнул, что правоприменительная практика должна совершенствоваться, в том числе, путем внедрения в уголовное судопроизводство положений Конвенции относительно признания, соблюдения и (приоритетной) защиты прав и свобод личности[49].

Впрочем, высший судебный орган прозорливо обращал внимание судов на то, что российское законодательство может предусматривать и более высокий уровень защиты прав и свобод человека в сравнении с международными стандартами. В таких случаях судам, руководствуясь статьей 53 Конвенции, необходимо применять положения, содержащиеся в законодательстве РФ1. Так ведь и получилось: нормой, содержащейся в части 1.1 статьи 108 УПК РФ, отечественный законодатель поднял уровень защиты прав предпринимателей от заключения под стражу гораздо выше, чем обозначенный в решениях ЕСПЧ[50] [51].

Следует обратить внимание на следующие выводы, к которым пришла А. Денисова в ходе проведенного ею исследования:

а) национальные правовые системы подвержены интернационализации, поэтому роль и значение постановлений Европейского Суда с течением времени будут только усиливаться;

б) те решения, которые вносят значительный вклад в развитие, уточнение или изменение судебной практики ЕСПЧ, содержащие правовые позиции с новыми нормами и (или) предписаниями, следует признавать формальноюридическими источниками права, в том числе и внутригосударственного;

в) на территории нашей страны вменяются в качестве обязательных любому правоприменителю решения Европейского Суда, принятые в отношении РФ;

те из их, которые содержат правовые позиции с новыми нормами и (или) предписаниями, необходимо признавать формально-юридическими источниками российского права;

д) остальные решения Европейского Суда (в том числе принятые без участия нашей страны) подлежат обязательному учету российскими право-

применителями в рамках правового воздействия на общественные отношения, связанные с защитой прав и свобод человека, в силу принципа добровольности исполнения нашим государством своих международных обязательств1.

Как уже отмечалось в первом параграфе настоящей работы, постановлением № 21-П от 14 июля 2015 г. Конституционный Суд РФ по-новому расставил приоритеты в системе источников российского права и в значимости решений (постановлений) ЕСПЧ . Сформулировано правило, согласно которому постановления ЕСПЧ не должны отменять или изменять предшествующих им судебных решений российских судебных органов, но, с другой стороны, они подлежат использованию при формировании «более свежих» решений российских судов по аналогичным вопросам .

Далее, правовая позиция, сформулированная Европейским Судом в результате истолкования норм Конвенции, не должна носить индивидуально - определенный характер , ведь конвенциональные правила не могут применяться к тому либо иному государству по-разному[52] [53] [54] [55] [56].

Вполне сохраняет актуальность и вывод о том, что таким же образом подлежат применению при осуществлении уголовного судопроизводства постановления и иные решения ЕСПЧ, вынесенные в отношении других участников правоотношений, где стороной в процессе Российская Федерация не значится1. По этому поводу была сформулирована официальная позиция Пленума Верховного Суда РФ, согласно которой для обеспечения эффективной защиты прав и свобод личности российские суды должны учитывать решения ЕСПЧ, имеющие окончательный характер, в том числе и те, которые были приняты в отношении иных государств. Условием такой возможности является наличие аналогичных обстоятельств, сложившихся по конкретному уголовному делу[57] [58] [59].

Заключительным моментом нашего анализа будет констатация того, что назначение решений ЕСПЧ - поддержание на европейском пространстве единых минимальных стандартов в области обеспечения основных прав и свобод человека, установленных Конвенцией. В той мере, в какой Россия считает себя частью европейского правового пространства, и нормативные решения ЕСПЧ, и вложенный в них смысл положений Конвенции обязательны для правоприменительной деятельности .

Можно также сделать окончательный вывод о наличии интерпретационной составляющей в содержании международно-правового стандарта. Сама норма, закрепленная в Конвенции, не содержит окончательного алгоритма поведения участников национального процесса правоприменения, таковой нарабатывается в практике судебных органов. Помимо исходного смысла, заложенного в статью Конвенции (иного международно-правового акта) в «правовом стандарте» имеется «результат толкования» этой нормы, призванный актуализировать заложенный в эту норму смысл в контексте национальной правовой системы и потребностей судебной практики.

[1] См.: Тиунов О.И. Международно-правовые стандарты как фактор глобализации правового пространства // Московский юридический форум «Г лобализация, государство, право, XXI век» (по материалам выступлений). М., 2004. С. 156-166.

[2] См., напр.: Оганесян С.М. Понятие международных стандартов прав человека // Международное публичное и частное право. 2008. № 2. С. 23; Тиунов О.И. Указ. соч. С.

159-160.

[3]

См.: Лупинская П.А. Решения в уголовном судопроизводстве. Их виды, содержание и формы. М.: Юрид. лит., 1976. С. 41.

[4] См.: Там же. С. 48.

[5] См., например: Лебедев (Lebedev) против РФ : постановление Европ. суда по правам человека от 25 окт. 2007 г. // Российская хроника Европейского суда. 2008. № 2. С. 99-122.

(Прил. к Бюл. Европ. суда по правам человека. Спец. вып.).

[6]

См.: Волеводз А.Г. Обеспечение права обвиняемого на вызов и допрос свидетеля как гарантия права на справедливое судебное разбирательство: международно-правовое регулирование и практика Европейского Суда по правам человека // Библиотека криминалиста. Научный журнал. 2013. № 3(8). С. 344-361; Волеводз А.Г. Обеспечение явки свидетеля в суд: отечественное правовое регулирование в свете практики Европейского Суда по правам человека // Уголовное право. 2013. № 3. С. 67-75; Волеводз А.Г. Практика Европейского Суда по правам человека по жалобам на необеспечение явки и допроса свидетеля // Вопросы правовой теории и практики: сб. науч. тр. / отв. ред. В. В. Векленко. Омск: Омская академия МВД России, 2013. Вып. 8. C. 101-110.

[7] См.: Теория уголовного процесса: состязательность: монография / Под ред. докт. юрид. наук. Н.А. Колоколова. М., 2015. Ч. 1. С. 109.

[8] См.: Александров А.С., Терехин В.В. Уголовно-процессуальное доказывание как коммуникация // Коммуникативная теория права и современные проблемы юриспруденции: К 60-летию Андрея Васильевича Полякова. Коллективная монография: в 2-х томах. - Т. 2. Актуальные проблемы философии права и юридической науки в связи с коммуникационной теорией права / Под ред. М.В. Антонова, И.Л. Честнова; предисл. Д.И. Луковской, Е.В. Тимошиной. СПб: ООО Издательский Дом «Алеф-Пресс», 2014. С. 458, 459.

[9] См.: Право Совета Европы: Учебно-практическое пособие / Под редакцией А.Ю. Буякова. Саратов, 2008. С. 19.

[10] См.: Переплеснина Е.М. Влияние международного права и решений Европейского суда по правам человека на развитие российского правосудия при осуществлении гражданского судопроизводства / Отв. ред. Л.А. Нудненко Петрозаводск: Изд-во

«VERSO», 2011. С. 36.

[11]

См.: Переплеснина Е.М. Указ. соч. С. 37; Оганесян С.М. Понятие международных стандартов прав человека // Международное публичное и частное право. 2008. № 2. С. 22; Цепелев В.Ф., Амрахов Н.И. К вопросу об уголовно-правовом обеспечении международных стандартов в области прав и свобод человека // Международное публичное и частное право. 2006. № 4. С. 17-18.

[12] См.: Вагизов Р.Г. Международно-правовые стандарты в сфере защиты прав человека: нормативно-правовая основа международной системы защиты прав человека // Российская юстиция. 2008. № 5. С. 31-35.

[13] Демичева З.Б. Правовые стандарты Совета Европы // Дисс. ...канд. юрид. наук. М., 2006. С. 45.

[14] См.: Международные стандарты, касающиеся справедливого судебного разбирательства, и уголовный процесс в Республике Узбекистан. Практическое руководство для юристов. Г. Ишанханова, Т. Шакиров, Р. Пиллей, И. Сайдерман. Издательство Международной комиссии юристов. Женева, 2011. С. 11-12. - URL: http: // documents.icj.org / Uzbek_Manual.pdf.; Международное право: учебник / Под общ. Ред. А.Я. Капустина. М.: Гардарики, 2008. - С. 34-36.

[15] См.: Муратова Н. Г. Решения Европейского суда по правам человека и их значение для судебного надзора по уголовным делам в РФ // Материалы Всерос. научно-практич. конф. «Применение международных договоров в области прав человека в правовой системе РФ». Екатеринбург, 2003. С. 64; Осман-заде С. Ш. Деятельность Европейского суда по

правам человека и его влияние на национальное законодательство государств-членов Совета Европы // Дисс. ...канд. юрид. наук. М., 2002. С. 170; Чернышева О. Жалобы против России в Европейском суде по правам человека // Российская юстиция. 2002. № 4. С. 14.

[17] См.: Общая теория права: Феноменолого-коммуникативный подход: курс лекций // А.В. Поляков. 2-е изд. СПб.: Юридический центр Пресс, 2003. С. 46-47.

[18] См.: Александров А.С., Терехин В.В. Уголовно-процессуальное доказывание как коммуникация // Коммуникативная теория права и современные проблемы юриспруденции: К 60-летию Андрея Васильевича Полякова. Коллективная монография: в

[19] т. Т. 2. Актуальные проблемы философии права и юридической науки в связи с коммуникационной теорией права / Под ред. М.В. Антонова, И.Л. Честнова; предисл. Д.И. Луковской, Е.В. Тимошиной. СПб: ООО Издательский Дом «Алеф-Пресс». С.445-565.

См.: Там же. С. 458.

[20] См.: Там же. С. 464, 465.

[21] См.: Лыгин Н.Я., Ткачев В.Н. Международно-правовые стандарты и конституционная законность в российской судебной практике: научно-практическое пособие. М.: Статут,

2012. С. 13.

[22]

Демичева З.Б. Правовые стандарты Совета Европы. Дисс. ...канд. юрид. наук. М., 2006. С. 45.

[23]

См.: Пункт 20 постановления Пленума Верховного Суда РФ от 27 июня 2013 г. № 21.

[24] См.: Александров А.С. Принципы уголовного судопроизводства // Правоведение. - 2003. № 5. С. 162-175; Воскобитова Л.А. Состязательность и равноправие сторон как процессуальная основа познавательной деятельности в судебном разбирательстве // Lex

Russica. 2015. Т. LXIV. № 4. С. 742-752.

[25]

См.: Александров А.С. Указ.соч. С. 168-169.

[26] См.: Александров А.С. Указ.соч. С. 169-170.

[27] См., например: Александров А.С., Терехин В.В. Текст-Закон-Право-Судие // Российский журнал правовых исследований. 2014. № 4. С. 149-161.

[28] См.: Нерсесянц В.С. Суд не законодательствует и не управляет, а применяет право // О правоприменительной природе судебных актов. Судебная практика как источник права. М., 1997. С. 34; Безлепкин Б.Т. Уголовный процесс России. Общая часть и досудебные стадии (курс лекций). М., 1998. С. 21; Божьев В. Пленум Верховного Суда РФ о производстве в суде с участием присяжных заседателей // Законность. 2006. № 4. С. 2; Рыжаков А.П. Уголовный процесс: Учебник для вузов. М., 2003. С. 25; Якупов Р.Х. Уголовный процесс: Учебник для вузов / Под ред. В.Н. Галузо. М., 1998. С. 40.

[29]

См.: Марченко М.Н. Источники права. М., 2005. С. 386-392; Обыденков А.Н. Правоположения судебной практики // Журнал российского права. 2002. № 1. С. 115; Нерсесянц В.С. Судебная практика как источник права. М., 2000. С. 107-112.

[30] См.: Ковтун Н.Н. Иерархия источников российского уголовно-процессуального права // Уголовное судопроизводство: теория и практика / Под ред. Н.А. Колоколова. М.: Юрайт,

2011. С. 164-186.

[31]

См.: Постановление Конституционного Суда РФ от 22 марта 2005 г. № 4-П «По делу о проверке конституционности ряда положений Уголовно-процессуального кодекса РФ, регламентирующих порядок и сроки применения в качестве меры пресечения заключения под стражу на стадиях уголовного судопроизводства, следующих за окончанием предварительного расследования и направлении уголовного дела в суд, в связи с жалобами граждан» // Собрание законодательства РФ. 2005. № 14. Ст. 1271.

[32]

См, например: Постановление Конституционного Суда РФ от 27 июня 2000 г. № 11-П «По делу о проверке конституционности положений части первой статьи 47 и части второй статьи 51 Уголовно-процессуального кодекса РСФСР в связи с жалобой гражданина В.И. Маслова» // Вестник Конституционного Суда РФ. 2000. № 5; Определение Конституционного Суда РФ от 15 мая 2002 г. № 164-О «По жалобам граждан Москалева И.А., Соловьева В.В. и Стоякина В.В. на нарушение их конституционных прав частью 7 статьи 239.1 УПК РСФСР» // Вестник Конституционного Суда РФ. 2003. № 1; Определение Конституционного Суда РФ от 30 сентября 2004 г. № 300-0 «Об отказе в принятии к рассмотрению жалобы гражданина Абубарирова Х.Ш. на нарушение его конституционных прав частями 2 и 3 ст. 255 УПК РСФСР» // Вестник Конституционного Суда РФ. 2005. № 1; Определение Конституционного Суда РФ от 21.12.04 № 468-0 «Об отказе в принятии к

рассмотрению жалобы гражданина Ховалыча В.С. на нарушение его конституционных прав частью 3 ст. 255 УПК РФ» // Вестник Конституционного Суда РФ. 2005. № 3.

[34] См., например: Постановление Конституционного Суда РФ от 14 февраля 2000 г. № 2-П «По делу о проверке конституционности чч. 2, 4, 5 ст. 377 УПК РСФСР в связи с жалобами граждан А.Б. Аулова, А.Б. Дубровской, А.Я. Карпинченко, А.И. Меркулова, Р.Р. Мустафина и А.А. Стубайло» // Вестник Конституционного Суда РФ. 2000. № 3; Постановление от 14 марта 2002 г. № 6-П «По делу о проверке конституционности ст. 90, 96, 122, 216 УПК РСФСР в связи с жалобами ряда граждан» // Вестник Конституционного Суда РФ. 2002. № 3; Постановление от 8 декабря 2003 г. № 18-П «По делу о проверке конституционности положений ст. 125, 219, 227, 229, 236, 237, 239 УПК РФ...» // Вестник Конституционного Суда РФ. 2004. № 1.

[35] Вопрос о значении судебных прецедентов, создаваемых органами национальной судебной системы, пока оставим открытым. Вернемся к нему при изложении материала в последующих частях нашей работы.

См.: Право Совета Европы: Учебно-практическое пособие / Под ред. А.Ю. Буякова. Саратов, 2008. С. 81.

[36] См.: Гриненко А.В. Практика международного сотрудничества РФ в сфере уголовного судопроизводства // Международное уголовное право и международная юстиция. 2013.

№ 2. С. 3-4.

[37]

См.: Ковтун Н.Н. Иерархия источников российского уголовно-процессуального права / Уголовное судопроизводство: теория и практика / Под ред. Н.А. Колоколова. М.: Юрайт, 2011. С. 164-186.

[38]

of Procedure and Evidence, adopted pursuant to Article 28 of the Statute of the Special Tribunal for Lebanon (amended on 8 February 2012) - URL:http://www.stl-

tsl.org/en/documents/rules-of-procedure-and-evidence/rules-of-procedure-and-evidence

[39] Правовой нормы как общеобязательной нормы поведения без механизма контроля за ее выполнением и ответственности за невыполнение, не бывает. В противном случае имеет место не правовой, а иной, «более мягкий» механизм регулирования поведения людей.

[40] См.: Гаврилов В.В. Международное право в эпоху глобализации: Некоторые понятийные и содержательные характеристики // Московский журнал международного права. 2002. № 3. С. 179-196.

[41]

См.: Григорян А.С. Понятие «международно-правовой стандарт в сфере защиты прав и свобод человека» - URL:http://www.joumal-

nio.com/mdex.php?option=com_content&view=artide&id=1321 &Itemid= 110

[42] Собрание законодательства РФ. 2001. № 2. Ст. 163.

[43]

См.: Ковтун Н.Н. Иерархия источников российского уголовно-процессуального права // Уголовное судопроизводство: теория и практика / Под ред. Н.А. Колоколова. М.: Юрайт, 2011. С. 164-186.

[44]

См.: Карташов В.Н. Принципы права. В учебнике: Теория государства и права / Под. ред. В.К. Бабаева. М., 1999. С. 222.

[45] См.: Ковтун Н.Н., Симагин А.С. Иерархическое место Конвенции о защите прав человека и основных свобод в системе источников уголовно-процессуального права России // Мировой судья. 2006. № 7. С. 7-9; Ковтун Н.Н. Иерархия источников российского уголовно-процессуального права // Уголовное судопроизводство: теория и практика / Под ред. Н.А. Колоколова. М.: Юрайт, 2011. С. 174-175.

[46] См.: Ковтун Н.Н., Симагин А.С. Иерархическое место Конвенции о защите прав человека и основных свобод в системе источников уголовно-процессуального права России // Мировой судья. 2006. № 7. С. 7-9.

См., например: Чуркина Л. Юридическая природа постановлений Европейского суда по правам человека и обязательства государств по их исполнению. В кн.: Обязательства государств-участников Европейской конвенции о защите прав человека по исполнению постановлений Европейского суда (Международная защита прав человека. Вып. 5) / Чуркина Л.М., Беляев С.И. Екатеринбург: Изд-во Урал. ун-та, 2005. С. 8.

[48] Пункт 2 постановления Пленума Верховного Суда РФ от 27 июня 2013 г. № 21.

[49] Пункт 3 постановления Пленума Верховного Суда РФ № 21.

[50] Пункт 3 постановления Пленума Верховного Суда РФ № 21.

[51] Об этом будет идти речь в следующем параграфе.

[52] См.: Денисова А. Постановления Европейского Суда по правам человека в системе источников российского уголовного права // Уголовное право. 2014. № 1. С. 116-122.

[53] Имеет смысл согласиться с мнением, что для удобства исследования вполне приемлемым будет обобщить понятием «судебные постановления» процессуальные документы, выносимые и принимаемые ЕСПЧ: соответственно «постановления» и «решения». См.: Ковтун Н.Н. Иерархия источников российского уголовнопроцессуального права // Уголовное судопроизводство: теория и практика / Под ред. Н.А. Колоколова. М.: Юрайт, 2011. С. 170.

[54] См.: Ковтун Н.Н. Иерархия источников российского уголовно-процессуального права /Уголовное судопроизводство: теория и практика / Под ред. Н.А. Колоколова. М.: Юрайт, 2011. С. 164-186.

[55] См. об этом, напр.: Кучин М.В. Прецедентное право Европейского суда по правам человека. Монография. Екатеринбург: Издательство УрГЮА, 2004. С. 39-41.

[56] См.: Ковтун Н.Н. Иерархия источников российского уголовно-процессуального права // Уголовное судопроизводство: теория и практика / Под ред. Н.А. Колоколова. М.: Юрайт, 2011. С. 170.

[57] См.: Ковтун Н.Н. Иерархия источников российского уголовно-процессуального права // Уголовное судопроизводство: теория и практика / Под ред. Н.А. Колоколова. М.: Юрайт,

2011. С. 182, 183.

[58]

Пункт 2 постановления Пленума Верховного Суда РФ от № 21.

[59] См.: Выступление В.Д. Зорькина на VIII Международном форуме по конституционному правосудию “Имплементация решений Европейского Суда по правам человека в практике конституционных судов стран Европы» - URL:

http://www.ksif.m/m/news/speech/pages/viewltem.aspx?paramld=16