В зарубежной доктрине принято классифицировать императивные нормы на две группы в зависимости от интересов, на защиту которых они направлены : 1) предписания, направленные на защиту экономических, социальных и иных публичных интересов государства; и 2) положения, основной целью которых является защита «слабой» стороны договора[1] [2].

Общепризнанно, что нормы, относящиеся к первой категории, могут быть отнесены к сверхимперативным. В том же, что касается второй группы (предписаний, защищающих «слабую» сторону договора), то вопрос о возможности квалификации таких норм в качестве сверхимперативных является дискуссионным. В доктрине и практике разных стран сложилось два основных подхода к его решению.

Согласно первому подходу, нормы, направленные на защиту «слабой» стороны договора, могут быть квалифицированы в качестве сверхимперативных. Аргументы его сторонников заключаются в следующем. Во-первых, в большинстве случаев достаточно сложно определить, на защиту каких интересов (частных или публичных) направлена норма. С таким утверждением можно согласиться. Действительно, практически любое предписание, защищающее «слабую» сторону, в той или иной мере также реализует социально-экономические, то есть публичные интересы государства. Например, норма, направленная на обеспечение прав работников, защищает их как «слабую» сторону трудового договора, в то же время, реализуя интересы защиты рынка труда. Как следствие, данный критерий не может быть положен в основу определения сверхимперативных норм.

Во-вторых, в Отчете разработчиков Римской конвенции 1980 г., действовавшей до принятия Регламента Рим I, в качестве примера сверхимперативных норм прямо упоминались положения, защищающие потребителей . Из этого многие ученые делают вывод о возможности

отнесения к числу таковых и иных предписаний, защищающих «слабую»

253

сторону договора (например, работников, агентов, арендаторов) .

В настоящее время именно данный подход является преобладающим в доктрине и практике большинства стран, входящих в состав ЕС. Так, в Великобритании сверхимперативными считаются положения Закона о профсоюзах и трудовых отношениях 1992 г. (ст. 288), Закона о трудовых правах 1996 г. (п. 1 ст. 204) , а также Закона о потребительском кредитовании 1974 г.

В Бельгии в качестве таковых рассматривают нормы Закона о временной работе агентов 1987 г.[3] [4] [5] [6] [7] [8] [9]; предписания, защищающие

251

работников , а также потребителей, в том числе заключивших договор об

258

оказании туристических услуг . Например, в деле Easy-Jet v. Test-Achats

259

ASBL бельгийский суд, рассматривавший спор между бельгийской организацией потребителей и английской авиакомпанией, признал сверхимперативными положения Закона Бельгии о защите потребителей и рыночной практике, и, как следствие, применил их, несмотря на то, что договор регулировался английским правом.

Аналогичным образом данный вопрос решается в Греции[10], Люксембурге[11], Португалии, Словакии, Испании, Италии и Нидерландах[12], где сверхимперативными считаются нормы, направленные на защиту
работников (об участии работников в управлении предприятием; о сроке расторжения трудового договора; о несправедливом увольнении); предписания об обеспечении прав арендаторов, потребителей, пассажиров[13], а также иные положения, защищающие «слабую» сторону договора. Например, в Италии к таковым относят предписание п. 2 ст. 143 Потребительского кодекса, согласно которому «выбор применимого права не может устранить действия предусмотренных Кодексом норм, устанавливающих минимальные условия защиты прав потребителей»[14]; в Испании - положение ст. 10 Закона о правах потребителей и пользователей 2007 г.

Наибольшее же распространение данный подход получил во Франции, где доктрина и судебная практика традиционно исходит из «широкого» понимания категории сверхимперативных норм, включая в их число не только предписания, направленные на обеспечение интересов государства, но и положения, защищающие «слабую» сторону договора.

Например, в деле SAB v. Agintis[15] Кассационный суд Франции признал сверхимперативным положение французского Закона о субподряде 1975 г., позволяющее субподрядчику предъявить требование об оплате напрямую заказчику (в случае неоплаты произведенных им работ подрядчиком). В обоснование такой квалификации указанной нормы, суд указал следующее: «Ввиду того, что в качестве субподрядчиков, как правило, выступают небольшие компании или самозанятые лица, неоплата произведенных ими работ может привести к их банкротству...А учитывая тот факт, что строительная отрасль занимает важное место в развитии французской
экономики, защита, предоставляемая субподрядчикам данным Законом (как «слабой» стороне договора), также обеспечивает экономический порядок Франции...». Как следствие, суд применил данное положение, несмотря на подчинение договора немецкому праву.

По этой же причине французские суды относят к сверхимперативным и иные нормы законодательства Франции, защищающие «слабую» сторону договора: 1) об утверждении субподрядчика; 2) о банковской гарантии и делегировании платежа[16]; 3) о потребительском кредитовании[17]; 4) о сверхзадолженности (ст. L 333-3-1 Потребительского кодекса); 5) о запрете принуждения «слабой» стороны к заключению договора на существенно невыгодных для нее условиях (п. 2 ст. 442-6-I Торгового кодекса)[18] и др.

Во многих странах в качестве сверхимперативных рассматривают также нормы о несправедливых условиях договоров (например, в Великобритании (п. 2 ст. 27 Закона о несправедливых условиях договоров 1977 г.), Италии (ст. 1341 и ст. 1342 ГК Италии), Словакии (п. 1 § 53 и п. 1 § 54 ГК Словакии)[19] и Нидерландах (ст. 6: 247 ГК)[20]).

При этом основным критерием для отнесения норм, направленных на защиту «слабой» стороны договора, к числу сверхимперативных, во всех вышеперечисленных странах является «желание» принявшего их государства применять такие предписания к отношениям, осложненным иностранным элементом, независимо от компетентного правопорядка. Вопрос же о том, на защиту каких интересов (частных или публичных) они направлены, а также какой из интересов является преобладающим, судами и доктриной, как правило, не исследуется.

Вместе с тем, в странах германской правовой семьи (Германии и Австрии), преобладающим является противоположный (ограничительный) подход к решению вопроса о возможности квалификации в качестве сверхимперативных норм предписаний, защищающих «слабую» сторону.

Наиболее ярко он проявляется в немецкой доктрине и судебной практике, где традиционно проводится разграничение между двумя категориями императивных предписаний : 1) нормами, направленными на защиту публичных интересов государства (Eingriffsnormen) (например, экспортные и импортные ограничения, предписания антимонопольного, валютного права, а также положения об охране окружающей среды и защите культурного наследия); и 2) положениями, защищающими отдельные категории лиц (Parteischutzvorschriften) (например, работников).

При этом согласно преобладающей в доктрине позиции, лишь нормы, относящиеся к первой группе, то есть положения, выражающие публичные интересы, могут быть признаны сверхимперативными . Предписания же, защищающие интересы отдельных категорий лиц, являются «обычными» императивными, и подлежат применению исключительно в составе компетентного правопорядка.

Аналогичным образом данный вопрос решается и в судебной практике.

Так, в одном из дел немецкий суд отказался признавать сверхимперативными положения Закона Германии о потребительском кредитовании. В обоснование суд указал, что «к числу таковых могут быть отнесены лишь предписания, направленные на защиту публичных интересов государства. Основной же целью данных норм является защита прав должников, как «слабой» стороны договора» . Как следствие, суд отказался [21] [22] [23] [24] применять указанные положения к договору, регулируемому правом Швейцарии.

По этой же причине не являются сверхимперативными, по мнению немецких судов, предписания об отмене потребительских договоров о продаже, заключенных на «пороге дома», то есть вне помещения предпринимателя; положения, защищающие работников (§ 3 Закона об оплате больничного листа[25]; § 623 и § 626 ГГУ[26] [27]; § 2 и § 3 Закона Германии о выплате пособий при долговременной нетрудоспособности (об оплате в нерабочие праздничные дни) ; а также положения о праве на отпуск и отпускные[28] [29]). Таким образом, указанные нормы не будут применяться к договорам, регулируемым иностранным правом.

Схожий подход к решению данного вопроса используется и польскими судами. Например, в одном из дел Апелляционный суд Польши отказался квалифицировать в качестве сверхимперативных положения ст. 142 и ст. 147 Закона Польши о несостоятельности и возмещении 2003 г., в обоснование указав, что данные предписания направлены на защиту прав и интересов отдельной категории лиц (кредиторов), и, таким образом, не соответствуют критерию «публичного интереса», являющемуся одним из признаков сверхимперативных норм.

Как видно из вышеуказанных решений, для обоснования своего подхода, его сторонники во многом опираются на дефиницию, закрепленную в Регламенте Рим I (п. 1 ст. 9), согласно которой одним из основных признаков таких предписаний является их цель, заключающаяся в защите

«публичных» (public) интересов государства. Из этого ученые делают вывод об изменении подхода к решению данного вопроса (по сравнению с Римской конвенцией 1980 г.), и об ограничении понятия сверхимперативных норм (в значении п. 1 ст. 9 Регламента) исключительно положениями, основной целью которых является защита указанных публичных интересов (социальных, экономических, политических). Как следствие, из числа

таковых ими исключаются все нормы, направленные на защиту «слабой»

280

стороны договора .

Вместе с тем, в пределах данного подхода есть определенные различия. Например, Г.Ю. Сонненбергер и К. Андерегг допускают возможность квалификации предписаний, защищающих «слабую» сторону договора, в качестве сверхимперативных, при условии, что они также выражают публичные интересы государства .

отличие от этого, М. Шуберт, П. Хаузер и А. Коллье a priori исключают из числа таковых все нормы, направленные на защиту «слабой» стороны (потребителей, работников и т.д.) . Схожей позиции

придерживается К. Шиффер, по мнению которого для защиты таких лиц достаточно оговорки о публичном порядке и «специальных» коллизионных норм. Аналогичный подход к решению данного вопроса является преобладающим и в австрийской доктрине .

Однако было бы неверно утверждать, что в Германии и Австрии все [30] [31] [32] [33] нормы, направленные на защиту «слабой» стороны, a priori исключаются из числа сверхимперативных. В частности, в некоторых случаях немецкий законодатель прямо указывает, что предписания, защищающие права и интересы отдельных категорий лиц, являются сверхимперативными. Таковыми, ввиду прямого указания закона, являются, например, нормы, направленные на защиту арендаторов жилого помещения[34] [35] [36] [37], вкладчиков на кредитном рынке, а также отдельные положения, защищающие потребителей и работников (например, § 1 Закона об откомандированных работниках (о минимальном размере заработной платы)) .

Аналогичный подход характерен и для Австрии, где в силу прямого указания, сверхимперативными считаются отдельные предписания Закона о защите прав потребителей (например, § 5 (об обязанности предпринимателя выплатить потребителю выигрыш), § 6 и п. 2 § 13а), ГК Австрии (§ 864а и п. 3 § 879), а также нормы об ответственности в трудовых отношениях .

Вместе с тем, в доктрине отмечается, что такая квалификация указанных предписаний - скорее исключение, нежели правило . Поэтому при отсутствии прямого указания в законе, такие нормы не могут рассматриваться в качестве сверхимперативных.

Чем же объяснить данное противоречие? Как уже отмечалось ранее, по мнению немецких и австрийских ученых, сверхимперативным может быть признано лишь положение, защищающее публичные интересы государства. Но практически любое предписание, направленное на защиту «слабой» стороны, одновременно реализует важные социально-экономические, то есть публичные интересы[38]. Поэтому для разграничения сверхимперативных норм и «обычных» императивных положений, защищающих «слабую» сторону договора, в доктрине было предложено использовать метод, получивший название «двойной квалификации».

Его суть заключается в том, что для признания нормы сверхимперативной необходимо установить, что она выполняет «двойную функцию», то есть не только защищает «слабую» сторону, но и выражает определенный публичный интерес. При этом необходимо установить непосредственную, основную цель нормы: так, если целью предписания является реализация публичного интереса, то оно признается сверхимперативным. Если же его главная цель - защита «слабой» стороны, то мы имеем дело с «обычным» императивным положением. Важно учитывать, что публичный интерес должен иметь самостоятельное, главное значение. Таким образом, простого указания на то, что норма затрагивает публичные интересы, недостаточно для признания ее сверхимперативной.

Данный метод получил широкое распространение на практике. Так, в деле, рассмотренном в 2012 г., Федеральный суд Германии по трудовым спорам отказался признавать сверхимперативным предписание немецкого Закона о защите от увольнения (§§ 1 - 14), в обоснование указав следующее: «Для признания нормы сверхимперативной необходимо, чтобы она была направлена не только на защиту и выравнивание противоречивых интересов сторон (то есть обеспечивала частные интересы), но и реализовала публичные интересы государства (Оетет,^Ыт1еге88еп)...При этом норма не должна выполнять роль «лазейки», позволяющей устранить действие предписаний иностранного права.Поэтому в случае сомнений, она не должна признаваться сверхимперативной.» . Как следствие, суд применил к отношению выбранное сторонами иностранное право. [39]

К аналогичному выводу пришел в другом деле Верховный суд Г ермании, рассматривавший спор, возникший из договора между немецким фотографом и французской компанией[40]: «Пункт 5 § 31 Закона Германии об авторском праве не является сверхимперативным, поскольку его основной целью является защита прав автора, как «слабой» стороны договора.. .Защита же публичных интересов является не более чем «побочным» эффектом, присущим практически всем нормам, направленным на защиту определенной группы населения. Но такой «рефлексивной» охраны общественных интересов недостаточно для признания нормы сверхимперативной.Об отсутствии сверхимперативного характера указанной нормы также свидетельствует тот факт, что отдельные предписания данного Закона (§ 32 и § 32а - о вознаграждении) содержат прямое указание на свой особый характер». Таким образом, отсутствие соответствующего указания также может рассматриваться как свидетельство против квалификации норм в качестве сверхимперативных. Как следствие, суд применил к отношению французское право, имеющее тесную связь с отношением.

В то же время, в деле № III ZR 191/03 Верховный суд Германии признал сверхимперативным положение § 661a немецкого Торгового кодекса, предусматривающее обязанность выплатить потребителю обещанный выигрыш[41]. В обоснование такой квалификации данной нормы суд указал, что она не только защищает потребителей, как «слабую» сторону договора, но и реализует важные публичные интересы Германии, заключающиеся в запрете недобросовестной конкуренции. Аналогичные положения (§ 5 Закона Австрии о защите прав потребителей) считаются сверхимперативными и в Австрии[42].

Недостатки метода «двойной квалификации» очевидны. Отказываясь рассматривать в качестве сверхимперативных положения потребительского и трудового законодательства, а также иные предписания, направленные на защиту «слабой» стороны договора, немецкая доктрина и судебная практика, тем не менее, признает тот факт, что отдельные нормы, защищающие права и интересы указанных категорий лиц, все же являются таковыми (ввиду прямого указания закона) (например, нормы об обязанности выплаты потребителю обещанного ему выигрыша) .

В обоснование данного противоречия, ученые указывают, что основной целью таких предписаний является защита публичного интереса, заключающегося, например, в запрете недобросовестной конкуренции и т.д.[43] [44] [45] Однако такая позиция небесспорна, поскольку и иные положения, направленные на защиту «слабой» стороны, можно рассматривать как выражающие важные публичные интересы государства. В частности, вызывает вопросы, почему наличие «преобладающего публичного интереса» (overriding public interest) признается в отношении норм, защищающих арендаторов и вкладчиков на кредитном рынке, но отрицается применительно к большинству предписаний, обеспечивающих права работников и потребителей. Кроме того, как справедливо отмечает А.В. Асосков, «с увеличением числа положений, подпадающих под «двойную квалификацию», все более бессмысленным будет становиться деление норм на предписания, выражающие частные и публичные

295

интересы» .

Несмотря на указанные недостатки, в последние годы метод «двойной квалификации» получает все большее распространение, в том числе и в тех странах, которые традиционно придерживались противоположного подхода к решению данного вопроса (например, во Франции, Бельгии[46] [47] и Великобритании ).

Так, в одном из дел[48] французский Кассационный суд пришел к выводу о том, что положение ст. L 132-8 Торгового кодекса Франции (о гарантии платежа перевозчикам) не может быть квалифицировано в качестве сверхимперативного, поскольку его основной целью является защита интересов отдельной категории лиц (перевозчиков), а не реализация публичных интересов Франции.

По этой же причине французские суды отказываются рассматривать в качестве сверхимперативных положения трудового законодательства (о недопустимости: отказа от пособия по сокращению и установления в договоре более короткого периода уведомления об увольнении)[49]; а также ст. 1326 ГК Франции и ст. L 341-3 Потребительского кодекса[50].

Отчасти это обусловлено тем фактом, что в Регламенте Рим I содержатся «специальные» коллизионные нормы, устанавливающие особенности определения права, применимого к договорам с участием потребителей и работников (ст. 6 и ст. 8). Так, согласно п. 2 ст. 6 Регламента, «выбор компетентного правопорядка не может лишать потребителя защиты, предоставляемой ему императивными предписаниями права, которое подлежало бы применению к договору при отсутствии такого выбора». Аналогичное правило предусмотрено и в отношении работников (п. 1 ст. 8 Регламента Рим I). Как следствие, возникает вопрос о соотношении предписаний, применимых в силу таких «специальных» коллизионных

норм», и сверхимперативных положении .

В доктрине данный вопрос является дискуссионным. При этом необходимо различать две ситуации: 1) когда отношение подпадает под сферу действия «специальных» коллизионных норм; и 2) когда оно не охватывается такими предписаниями.

1. Отношение подпадает под сферу действия «специальных» коллизионных норм. Согласно первому подходу, наличие в Регламенте Рим I «специальных» коллизионных норм, направленных на защиту потребителей и работников (ст. 6 и ст. 8), не препятствует признанию материально - правовых предписаний, защищающих указанные категории лиц, сверхимперативными . В обоснование его сторонники приводят следующие аргументы. Во-первых, как следует из п. 1 ст. 9 Регламента Рим I, «ничто в Регламенте не препятствует применению сверхимперативных норм страны суда (lex fori)». Не затрагивают их применения и «специальные» коллизионные нормы, предусмотренные в ст. 6 и ст. 8[51] [52] [53].

Во-вторых, данные предписания имеют разную природу: так, нормы, подлежащие применению в силу ст. 9 Регламента - сверхимперативные, в то время как положения, применимые согласно ст. 6 и ст. 8 - «обычные» императивные[54] [55]. Поэтому если обе статьи претендуют на применение, то они могут использоваться одновременно, что позволит «обеспечить наиболее

305

полную защиту прав и интересов указанных категории лиц» .

В качестве иллюстрации данного подхода, рассмотрим пример из судебной практики. Так, в деле Brousse v. Banque de Vasconia[56] французский суд указал, что применение к отношению «специальных» коллизионных норм не препятствует использованию сверхимперативных предписаний, поскольку защита, предоставляемая такими «специальными» положениями, недостаточна. Как следствие, суд признал сверхимперативными нормы Закона Франции о потребительском кредитовании, несмотря на то, что отношение не подпадало под сферу действия ст. 5 Римской конвенции 1980 г. (ст. 6 Регламента Рим I - О.З.). Схожим образом данный вопрос решается в Италии[57] и Японии[58] [59] [60].

В отличие от этого, сторонники второго подхода выражают сомнения относительно целесообразности применения сверхимперативных норм для защиты прав и интересов лиц, в отношении которых Регламент Рим I

309

содержит «специальные» коллизионные нормы .

В этой связи заслуживает внимания позиция П. Лагарда, являющегося одним из разработчиков Римской конвенции 1980 г. Рассуждая о соотношении «специальных» коллизионных норм, направленных на защиту потребителей (ст. 5 Конвенции), и сверхимперативных норм (ст. 7), ученый отмечает, что «использование последних невозможно без того, чтобы такие «специальные» нормы не утратили своего значения» . Аналогичной позиции придерживается Н. Норд[61].

С таким подходом можно согласиться. «Специальные» коллизионные нормы, устанавливающие особенности определения права, применимого к договорам с участием потребителей и работников (ст. 6 и ст. 8 Регламента Рим I), обеспечивают им максимальный уровень защиты, поскольку даже «обычные» императивные положения будут применяться при условии, что они более выгодны для потребителей и работников. Как следствие, в использовании сверхимперативных норм нет необходимости.

2. Отношение не подпадает под сферу действия «специальных» коллизионных норм. Несмотря на то, что число случаев, в которых защита потребителям не предоставляется, уменьшено по сравнению с Римской конвенцией 1980 г., некоторые потребительские договоры по-прежнему не подпадают под сферу действия ст. 6 Регламента Рим I. Не охватываются данной нормой, например, потребители, заключившие за границей договор с предпринимателем, который не осуществляет свою деятельность и не направляет ее в страну места жительства потребителя. Не будет применяться данная норма и в случае, связанном с недвижимостью, находящейся на территории иностранного государства. Таким образом, в указанных случаях применимое право будет определяться на основе общих коллизионных норм в соответствии со ст. 4 Регламента Рим I, в силу которой «при отсутствии выбора, к отношениям сторон будет применяться право страны, на территории которой предприниматель осуществляет свою деятельность».

В доктрине вопрос о возможности применения сверхимперативных норм для защиты лиц, не подпадающих под действие «специальных» коллизионных норм, является дискуссионным.

Согласно первому подходу, потребитель в любом случае может воспользоваться защитой, предоставляемой ему сверхимперативными

312

нормами .

Сторонники второго подхода, напротив, указывают, что «специальные» коллизионные нормы (ст. 6 и ст. 8 Регламента Рим I) исчерпывающим образом регулируют все вопросы защиты прав потребителей и работников, и не предполагают необходимости обращения к сверхимперативным нормам в случае, когда требования указанных статей не соблюдены . [62] [63]

Данный подход находит свое подтверждение в немецкой судебной практике. Так, в одном из дел Верховный суд Германии отказался рассматривать в качестве сверхимперативных предписания, направленные на защиту потребителей, в обоснование указав, что «потребительские договоры, не подпадающие под сферу действия «специальной» коллизионной нормы (ст. 5 Римской конвенции 1980 г.), также не входят в сферу действия статьи,

314

посвященной сверхимперативным нормам» .

Однако наиболее обоснованным, на наш взгляд, является первый подход, согласно которому при несоблюдении условий применения «специальных» коллизионных норм, потребители и работники могут получить защиту посредством сверхимперативных предписаний, что позволит обеспечить реализацию их прав и интересов независимо от того, какое право будет регулировать договор.

Вместе с тем, необходимо учитывать, что существующие расхождения в решении данного вопроса не ограничиваются различным пониманием сверхимперативных норм, и затрагивают соотношение между положениями Регламента Рим I («специальными» коллизионными нормами (ст. 6 и ст. 8) и сверхимперативными предписаниями (ст. 9)). А данный вопрос уже не может быть оставлен на усмотрение судов государств-членов ЕС. Поэтому необходимо, чтобы суд ЕС принял разъяснение по данному вопросу, что позволит поставить точку в указанной дискуссии.

Отметим также, что с принятием Регламента Рим I дискуссия по вопросу о возможности признания сверхимперативными норм, направленных на защиту «слабой» стороны договора, возобновилась с новой силой. Закрепляя указание на «публичный» (public) интерес, в качестве одного из признаков таких предписаний, Регламент не раскрывает его содержание, лишь в качестве примера называя экономические, политические и [64]

социальные интересы государства . Как следствие, на первый взгляд может показаться, что Регламент Рим I воспринял подход, которого традиционно придерживается немецкая доктрина и судебная практика. Однако это не так.

Во-первых, в Регламенте нет прямого запрета на квалификацию в качестве сверхимперативных норм предписаний, защищающих «слабую» сторону договора. Более того, в одном из Проектов Регламента Рим I прямо отмечалось, что сверхимперативными являются как нормы, регулирующие определенные виды договоров, так и предписания, обеспечивающие права и интересы отдельных категорий лиц[65] [66] [67] [68] [69]. Аналогичным образом данный вопрос решен в Заключении Комитета ЕС по социальным вопросам, где указано, что «понятие сверхимперативных норм (в значении п. 1 ст. 9 Регламента Рим I) должно охватывать, по крайней мере, положения, направленные на защиту интересов работников» .

Во-вторых, дефиниция, закрепленная в п. 1 ст. 9 Регламента, во многом опирается на определение, сформулированное в решении по делу Arblade . В данном деле суд ЕС признал, что «социальная защита работников и их права на минимальный размер заработной платы является выражением «преобладающего публичного интереса» (overriding public interest)». Поэтому было бы не совсем понятно, если бы определение, взятое из данного дела, предполагало исключение таких норм из числа сверхимперативных.

В-третьих, в доктрине неоднократно отмечалось, что понятие «публичный интерес» (public interest) не тождественно государственному интересу . Так, по мнению эстонского ученого А. Кангур, «под публичными следует понимать не только интересы государства и общества, но и интересы «слабой» стороны договора, а также права и интересы третьих лиц» . Данный вывод находит свое подтверждение на практике. В частности, суд ЕС в своих решениях неоднократно указывал, что защита прав потребителей, работников, агентов, а также иных лиц, рассматриваемых в качестве «слабой» стороны договора, затрагивает публичные интересы ЕС . Поэтому было бы неверно ограничивать понятие сверхимперативных норм исключительно предписаниями, единственной целью которых является защита интересов государства.

В-четвертых, в литературе неоднократно отмечалась сложность разграничения норм, основной целью которых является защита частных интересов и предписаний, реализующих публичные интересы. В частности, как справедливо отмечает М. Хеллнер, «в конечном счете, все публичные интересы основаны на интересах частных лиц, поскольку лишь они

322

существуют в реальном мире...» .

В-пятых, закрепляя лишь наиболее общие признаки сверхимперативных норм, Регламент оставляет решение вопроса об их определении на усмотрение принявшего их государства. При этом в современных условиях все больше государств придает важное значение социальной политике, что проявляется в провозглашении приоритета защиты отдельных категорий лиц (потребителей, работников и т.д.). Как следствие, едва ли возможно ограничить понятие сверхимперативных норм исключительно предписаниями, направленными на обеспечение интересов государства. На это обстоятельство обращается внимание в Особом мнении [70] [71] [72]

323

Г енерального адвоката по делу Unamar .

В-шестых, положения о защите прав потребителей содержатся в Хартии фундаментальных прав ЕС , что также свидетельствует о том, что данные интересы имеют основополагающее значение для ЕС.

В-седьмых, исключение из числа сверхимперативных всех без исключения предписаний, защищающих «слабую» сторону договора, противоречило бы и подходу, сложившемуся в немецкой доктрине и судебной практике. Признавая сверхимперативными лишь нормы, основной целью которых является обеспечение публичных интересов, немецкие ученые, тем не менее, относят к таковым некоторые предписания, направленные на защиту интересов отдельных категорий лиц (при наличии в их тексте прямого указания на это) .

В-восьмых, важную роль в решении указанного вопроса играет суд ЕС, наделенный правом толкования Регламента Рим I, который неоднократно признавал сверхимперативными предписания, защищающие «слабую» сторону договора.

Например, в решении по делу Ingmar GB Ltd. v. Eaton Leonard Technologies Inc.[73] [74] [75] [76] суд ЕС признал сверхимперативными положения Директивы ЕС 1986 г., защищающие агента при расторжении договора принципалом (ст.ст. 17, 18). В обоснование суд указал, что данные предписания не только защищают права и интересы агентов, как «слабой» стороны договора, но и реализуют публичные интересы ЕС (такие как устранение ограничений деятельности коммерческих агентов и обеспечение свободной конкуренции на внутреннем рынке ЕС). Как следствие, перечисленные нормы применяются к отношениям, регулируемым иностранным правом, при условии, что агент осуществляет свою деятельность на территории ЕС .

В зарубежной доктрине, однако, высказывается мнение, что в данном деле суд ЕС «ошибочно признал сверхимперативными «обычные» императивные предписания» . В обоснование ученые, как правило, указывают на следующие обстоятельства. Во-первых, едва ли можно утверждать, что защита прав агентов непосредственно связана с обеспечением беспрепятственного осуществления деятельности на внутреннем рынке ЕС. Во-вторых, подобный подход к определению сверхимперативных норм может в конечном итоге привести к необоснованно широкому толкованию данной категории норм, поскольку каждое предписание, так или иначе затрагивающее интересы ЕС, будет истолковано как сверхимперативное. И, в-третьих, до принятия судом ЕС решения по данному делу, суды большинства европейских государств (Г ермании, Дании и даже Франции) отказывались рассматривать указанные нормы в качестве

329

сверхимперативных .

Несмотря на вышеуказанную критику, суд ЕС неоднократно подтверждал, что нормы о защите агентов являются сверхимперативными[77] [78] [79] [80]. А учитывая обязательный характер его решений для государств-членов, соответствующие предписания национального законодательства,

являющиеся результатом имплементации указанных норм Директивы 1986 г., признаются сверхимперативными во всех странах, входящих в состав ЕС.

По аналогии нормы, направленные на защиту агентов,

рассматриваются в качестве сверхимперативных и в странах, не входящих в

'5'51 'X'X'l

состав ЕС (например, в Египте (ст. 189 ГК) , Парагвае и Норвегии).

Другим примером, иллюстрирующим возможность квалификации в качестве сверхимперативных норм положений, защищающих агентов как «слабую» сторону договора, является решение суда ЕС по делу Unamar v. Navigation Maritime Bulgare . В данном деле бельгийская компания Unamar была назначена коммерческим агентом болгарской компании Navigation Maritime. Договор регулировался правом Болгарии. Принципал расторг договор, и Unamar (агент) обратилась в бельгийский суд с иском о выплате компенсации за прекращение контракта. Свои требования компания Unamar основывала на нормах бельгийского права, являющихся результатом имплементации положений ст.ст. 17-19 Директивы ЕС 1986 г., и признанных судом ЕС сверхимперативными.

Проблема заключалась в том, что обе страны (как Болгария, право которой подлежало применению в силу выбора сторон, так и Бельгия) имплементировали указанные положения Директивы в свое национальное законодательство. Однако Бельгия расширила их действие, предоставив агентам дополнительные права.

После разбирательства в Кассационном суде Бельгии, дело стало предметом рассмотрения суда ЕС, который пришел к следующему выводу: «Директива ЕС 1986 г. устанавливает лишь минимальные стандарты защиты прав агентов. Поэтому в случае, если государство придает интересам агентов приоритетное значение, и считает необходимым предоставить им более высокий (по сравнению с предписаниями Директивы) уровень защиты, то такие нормы могут быть признаны сверхимперативными. Как следствие, применение права иного государства-члена ЕС, также имплементировавшего [81] [82] [83] положения Директивы, может быть исключено в пользу таких сверхимперативных норм».

В-девятых, многие положения европейского законодательства, направленные на защиту «слабой» стороны, рассматриваются в качестве сверхимперативных. Таковыми являются, например, нормы национального законодательства стран-членов ЕС, являющиеся результатом имплементации предписаний пп. «а» - «g» п. 1 ст. 3 Директивы ЕС № 96/71/ЕС «Об откомандировании работников, производимом в рамках предоставления услуг» 1996 г. (о минимальном уровне заработной платы, максимальной продолжительности рабочего времени и др.) . Данный вывод следует из п. 35 Преамбулы Регламента Рим I, а также п. 10 Преамбулы самой Директивы, согласно которым «наряду с выбранным сторонами правом применяются сверхимперативные нормы государства-члена ЕС, на территорию которого откомандирован работник».

Сверхимперативными признаются и нормы, являющиеся результатом имплементации положений Директивы ЕС № 2008/122/ЕС об охране потребителей относительно некоторых аспектов таймшера, продуктов длительного отдыха, договоров перепродажи и обмена 2009 г., а также нормы Регламента ЕС № 261/2004 от 11.02.2004 г. об установлении общих правил в области компенсации и содействия пассажирам в случае отказа в посадке, отмены или длительной задержки авиарейса . Несмотря на то, что сверхимперативный характер придается положениям, имеющим наднациональное происхождение, едва ли можно предположить, что данный вопрос должен решаться иным образом, когда речь идет о предписаниях национального законодательства стран-членов ЕС.

В-десятых, в отсутствие «специальных» коллизионных норм, подобных [84] [85] ст. 6 и ст. 8 Регламента Рим I, единственным способом гарантировать защиту прав и интересов указанных категорий лиц (агентов, субподрядчиков, арендаторов и т.д.), является признание соответствующих предписаний непосредственно применимыми (то есть сверхимперативными), что позволит обеспечить их действие независимо от компетентного правопорядка.

Таким образом, несмотря на закрепление в Регламенте Рим I дефиниции сверхимперативных норм, провозгласившей одним из признаков таких предписаний их нацеленность на обеспечение «публичных интересов», нормы, направленные на защиту «слабой» стороны договора, могут быть квалифицированы в качестве сверхимперативных.

Вместе с тем, как следует из Преамбулы Регламента Рим I, полномочиями по нормативному толкованию его положений, а, следовательно, и дефиниции таких норм, обладает суд ЕС. Поэтому при наличии сомнений относительно возможности квалификации предписания в качестве сверхимперативного (в значении ст. 9 Регламента), суд государства- члена вправе обратиться за разъяснениями в суд ЕС. Это, в свою очередь, позволит поставить точку в дискуссии относительно толкования термина «публичный интерес» (public interest), и, как следствие, решить вопрос о том, могут ли к числу сверхимперативных относиться нормы, основной целью которых является защита прав и интересов отдельных категорий лиц, и, в частности, «слабой» стороны договора.

В отличие от этого, в странах, не входящих в состав ЕС, решение вопроса о возможности квалификации таких норм в качестве сверхимперативных, будет целиком зависеть от положений национального законодательства. При этом в большинстве стран не содержится столь «ограничительного» определения сверхимперативных предписаний, как это имеет место в Регламенте Рим I (п. 1 ст. 9). Исключение составляют лишь Доминиканская Республика, Сербия, Черногория и Уругвай, включившие указанную дефиницию в свое национальное законодательство.

Более того, в законодательстве целого ряда стран (например, Армении и Казахстана) прямо указано, что одной из целей сверхимперативных норм является «защита прав и интересов участников гражданского оборота», к числу которых, очевидно, могут быть отнесены и лица, рассматриваемые в качестве «слабой» стороны договора.

Аналогичный подход к решению данного вопроса используется и в

336 зз f

иных странах (Аргентине , Бразилии и др.). Например, в Швеции к числу сверхимперативных относят правила ст. 36 Закона о контрактах (о несправедливых условиях договоров); предписания Закона о продажах потребителям и Закона об услугах потребителям (SFS 1985:716) (о правах потребителей в отношении некачественных товаров и услуг); Закона о потребительском кредитовании (SFS 1992:830); а также нормы Закона о труде, направленные на защиту прав работников[86] [87] [88] [89].

В Австралии в качестве таковых рассматривают положения Закона о защите потребителей и рыночной практике 2010 г. ; в Южной Африке - предписания ст. 55 Закона о кредитовании 2005 г., а также ст. 48 Закона об электронных сообщениях и сделках 2002 г., устанавливающие права потребителей[90].

Аналогичным образом данный вопрос решается в Швейцарии, Норвегии, Японии и Китае, где сверхимперативными признают нормы, защищающие потребителей, пассажиров, арендаторов и работников[91]. Так, в 2012 г. гонконгский суд признал сверхимперативными положения Закона

КНР о труде (о недействительности условий трудового договора, лишающих работников прав, предоставленных им данным Законом), и, как следствие, применил их, несмотря на подчинение трудового договора иностранному

342

праву .

Схожий подход к решению данного вопроса закреплен в Проекте Межамериканской конвенции о праве, применимом к потребительским договорам и сделкам, ст. 11 которого прямо предусматривает возможность квалификации в качестве сверхимперативных норм предписаний, направленных на защиту прав потребителей[92] [93].

Российское право. Позиция о возможности квалификации в качестве сверхимперативных норм положений, направленных на защиту «слабой» стороны договора, является преобладающей и в российской доктрине[94] [95]. Так, В.А. Канашевский относит к таковым «предписания ст. 15 Закона РФ «О защите прав потребителей» (о возмещении морального вреда), а также нормы об ответственности производителя за качество товара» .

С такой позицией можно согласиться. Согласно п. 1 ст. 1192 ГК РФ, одним из квалифицирующих признаков сверхимперативных норм является их «особое значение для обеспечения прав и интересов участников гражданского оборота», к числу которых относятся и потребители.

Вместе с тем, в отечественной доктрине высказывается и иная точка зрения по данному вопросу. Так, по мнению А.В. Асоскова,

сверхимперативными могут быть признаны лишь предписания, основной целью которых является защита публичных интересов государства. Как следствие, ученый предлагает установить презумпцию «невозможности квалификации в качестве сверхимперативных тех положений, которые направлены на защиту «слабой» стороны договора (при отсутствии в тексте соответствующей нормы прямого указания на ее применение к отношениям, регулируемым иностранным правом)»[96] [97] [98].

Однако современное состояние российского законодательства не позволяет прийти к такому категоричному выводу. Во-первых, в отличие от Регламента Рим I (п. 1 ст. 9), в п. 1 ст. 1192 ГК РФ отсутствует указание на то, что основной целью сверхимперативных норм является защита публичных интересов государства. Напротив, данная норма (п. 1 ст. 1192 ГК РФ) прямо называет «защиту прав и интересов участников гражданского оборота» в качестве одной из целей таких норм. Соответственно, сверхимперативными могут быть признаны и положения, защищающие права и интересы отдельных категорий лиц, к числу которых могут быть отнесены потребители, а также иные лица, рассматриваемые в качестве «слабой» стороны договора (например, работники).

Во-вторых, в своих решениях Конституционный Суд РФ неоднократно указывал, что «нормы, направленные на защиту интересов «заведомо более слабой стороны», могут рассматриваться как выражающие публичные интересы РФ» . Аналогичная позиция высказывается и в доктрине. Так, по мнению Т.С. Яценко, «под публичными понимаются не только интересы государства, но и имеющие важное социальное значение права и интересы отдельных категорий лиц...» . Как следствие, даже в случае признания

основным признаком сверхимперативных норм отечественного законодательства их «нацеленности на защиту публичных интересов РФ», нельзя исключить возможности отнесения к числу таковых отдельных предписаний, защищающих «слабую» сторону договора (при условии их соответствия иным признакам сверхимперативных норм).

В-третьих, ст. 1212 ГК РФ, устанавливающая особенности определения применимого права к договорам с участием потребителей, имеет ограниченную сферу действия и распространяется не на все виды договоров с участием данной категории лиц. В частности, в силу п. 3 ст. 1212 ГК РФ, положения данной статьи не применяются к договорам международной перевозки. При этом ввиду того, что в большинстве случаев такие договоры не содержат положений о выборе применимого права, к соответствующим отношениям не могут быть применены и предписания п. 4 ст. 1212 ГК РФ. Как следствие, при отсутствии соглашения о выборе права, к договору будет применяться право страны перевозчика (пп. 6 п. 2 ст. 1211 ГК РФ), то есть иностранное право. Отсутствуют в отечественном законодательстве и «специальные» коллизионные нормы, направленные на защиту работников, аналогичные ст. 8 Регламента Рим I. Таким образом, пассажиры и работники лишены защиты, предоставляемой «специальными» коллизионными нормами, и единственной возможностью обеспечить их права и интересы, независимо от того, какое право регулирует договор, является признание соответствующих норм сверхимперативными.

Вместе с тем, практика показывает, что российские суды отказываются относить такие предписания к числу сверхимперативных.

Так, в одном из дел[99] [100] суд, рассматривавший спор, возникший из

- ~ 350

договора международной воздушной перевозки , отказался квалифицировать в качестве сверхимперативных нормы Закона РФ «О защите прав потребителей» (ст.ст. 8, 10 и 12), ввиду отсутствия в их тексте «специальных оговорок», позволяющих распространить действие указанных положений на отношения, регулируемые правом ФРГ. По этой же причине не являются сверхимперативными, по мнению суда, нормы Воздушного кодекса РФ (ст.ст. 102, 106 и 108) и Федеральных авиационных правил.

К аналогичному выводу пришел в другом деле и Московский городской суд, отказавшийся применить положение ст. 108 ВК РФ к отношению, регулируемому немецким правом. В обоснование своего решения суд указал, что «рассматриваемая норма не содержит прямого указания на свой «особый характер», и, как следствие, не может быть признана сверхимперативной в значении ст. 1192 ГК РФ».

На наш взгляд, в вышеуказанных примерах судами были неправильно интерпретированы предписания п. 1 ст. 1192 ГК РФ. Выделяя наличие «специальной оговорки» в тексте нормы в качестве необходимого условия признания ее сверхимперативной, суды полностью игнорируют тот факт, что в п. 1 ст. 1192 ГК РФ закреплено, что положение может быть признано таковым и при отсутствии в его тексте прямого указания на это, в частности, «ввиду его особого значения для обеспечения прав участников гражданского оборота». Однако разъяснений о том, могут ли положения Закона РФ «О защите прав потребителей» рассматриваться в качестве имеющих такое «особое значение» в решениях не содержится. Вместе с тем, только в случае отрицательного ответа на этот вопрос выводы судов о невозможности квалификации рассматриваемых норм в качестве сверхимперативных, могут быть признаны верными.

В российской судебной практике имеются также примеры, когда суды, вообще не рассматривая вопрос о возможности отнесения норм Закона РФ «О защите прав потребителей» к числу сверхимперативных, приходили к выводу о невозможности их применения к отношениям, регулируемым иностранным правом.

-5 ГЛ

Так, в деле № 2-4594/2014 по иску пассажира к авиакомпании [101] [102] «British Airways» суд пришел к выводу о том, что к договору международной воздушной перевозки подлежит применению право страны перевозчика, то есть право Соединенного Королевства Великобритании и Северной Ирландии. Указав на то, что отношение не подпадает под сферу действия «специальной» коллизионной нормы, устанавливающей особенности определения компетентного правопорядка к договорам с участием потребителей (ст. 1212 ГК РФ), суд признал необоснованными ссылки истца на положения Закона РФ «О защите прав потребителей».

Несмотря на в целом правильные выводы суда о применении к договору иностранного права, неверным является решение об отказе использовать нормы потребительского законодательства. В частности, справедливо указав на то, что отношения сторон не могут регулироваться положениями ст. 1212 ГК РФ, суд не учел того, что предписания Закона РФ «О защите прав потребителей» могут применяться не только в силу ст. 1212 ГК РФ, но и на основании ст. 1192 ГК РФ, то есть как сверхимперативные нормы. Однако вопрос о том, соответствуют ли предписания данного Закона установленным в п. 1 ст. 1192 ГК РФ критериям, необходимым для признания нормы сверхимперативной, судом рассмотрен не был. При этом, также как и в приведенных выше примерах, только при отрицательном ответе на этот вопрос, выводы суда о невозможности применения положений Закона РФ «О защите прав потребителей» к договорам международной воздушной перевозки, регулируемым иностранным правом, могут быть признаны правильными.

Вместе с тем, в отечественной судебной практике существует и иной подход к решению данного вопроса. Например, в одном из дел Судебная коллегия по гражданским делам Московского городского округа пришла к выводу о применении к отношениям по договору международной воздушной перевозки ст. 15 Закона РФ «О защите прав потребителей» (о возмещении морального вреда), несмотря на регулирование договора французским

353

правом и нормами соответствующего международного договора . К

354

аналогичному выводу суд пришел и в другом деле .

Показательно, что в вышеуказанных решениях ссылка на ст. 1192 ГК РФ отсутствует. Признав нормы Закона РФ «О защите прав потребителей» применимыми, суды никак не обосновали их применение к отношениям, регулируемым иностранным правом.

Таким образом, анализ судебной практики свидетельствует о том, что суды приходят к диаметрально противоположным выводам в фактически тождественных ситуациях и неоднозначно решают вопрос об отнесении норм Закона РФ «О защите прав потребителей» к числу сверхимперативных.

Представляется, что нормы данного Закона могут быть признаны сверхимперативными ввиду их соответствия признакам таких предписаний, и, прежде всего, критерию «особого значения» для защиты прав и интересов потребителей. Как следствие, во всех вышеуказанных решениях судам необходимо было руководствоваться правилами п. 1 ст. 1192 ГК РФ, предусматривающими применение сверхимперативных норм страны суда.

Вместе с тем, не все, а лишь наиболее важные предписания Закона РФ «О защите прав потребителей» могут быть признаны сверхимперативными. К числу таковых относятся, в частности, положения: ст. 8 и ст. 10 (об обязанности предоставления потребителю информации о товаре и его изготовителе (продавце)); ст. 15 (о компенсации морального вреда); а также ст. 16 (о недействительности условий договора, ущемляющих права потребителей), и, в частности, п. 2 (о запрете обуславливать приобретение [103] [104] одних товаров (выполнение одних работ и услуг) приобретением других товаров (выполнением других работ и услуг)) и п. 3 данной статьи (о запрете выполнения продавцом (исполнителем) дополнительных работ и услуг за плату без согласия потребителя). Такая квалификация указанных предписаний обусловлена их целью, заключающейся в защите прав и интересов потребителей (на приобретение товаров надлежащего качества, безопасных для жизни и здоровья), важным значением для реализации данных интересов, а также их соответствием иным признакам сверхимперативных норм, указанным в § 1 главы I.

К числу сверхимперативных некоторые ученые относят также положения п. 2 ст. 416 КТМ РФ, согласно которому «выбор права, применимого к трудовому договору членов экипажа, не может ухудшать условия труда по сравнению с условиями, предусмотренными нормами права, которое применялось бы к договору при отсутствии такого выбора» .

Однако с такой квалификацией указанной нормы нельзя согласиться. Это обусловлено тем фактом, что обращение к предписаниям, применимым в силу п. 2 ст. 416 КТМ РФ, возможно лишь в том случае, если это более выгодно для работника (члена экипажа) по сравнению с нормами выбранного сторонами права. Но, как справедливо отмечается в доктрине, «подобная зависимость не характерна для сверхимперативных норм, которые подлежат применению к отношению, подпадающему под сферу их действия, в любом случае, независимо от содержания иностранного права»[105] [106]. Таким образом, в рассматриваемой статье речь идет не о сверхимперативных нормах, а об «обычных» императивных предписаниях, аналогичных тем, которые предусмотрены в отношении защиты интересов потребителей (п. 4 ст. 1212 ГК РФ). А сама рассматриваемая норма (п. 2 ст. 416 КТМ РФ) представляет собой «специальное» коллизионное предписание, устанавливающее особенности определения права, применимого к договору с участием работников (членов экипажа).

Подводя итог всему вышеизложенному, отметим следующее:

1. Нормы, направленные на защиту прав и интересов «слабой» стороны договора (работников, потребителей, агентов, нанимателей по договору жилищного найма), могут быть квалифицированы в качестве сверхимперативных. Необходимыми условиями для этого являются: 1) отсутствие или невозможность применения «специальных» коллизионных норм, направленных на защиту данной категории лиц; 2) нацеленность нормы на защиту не только частных, но и публичных интересов. Данные критерии могут быть использованы и российскими судами при установлении сверхимперативных норм отечественного законодательства в соответствии с п. 1 ст. 1192 ГК РФ.

Указанные обстоятельства не должны приводить к выводу о

возможности признания сверхимперативными всех без исключения предписаний, направленных на защиту «слабой» стороны договора. В качестве таковых следует квалифицировать лишь нормы, выражающие наиболее важные интересы указанных категорий лиц (потребителей, работников, агентов), и соответствующие иным признакам

сверхимперативных норм, указанным в § 1 главы I.

Принимая во внимание неверное толкование отечественными судами

п. 1 ст. 1192 ГК РФ, представляется необходимым принять разъяснение Верховного Суда РФ по вопросу применения данной статьи. В указанном разъяснении следует прямо закрепить возможность признания

сверхимперативными предписаний, направленных на защиту «слабой» стороны договора (потребителей, работников и т.д.), в том числе при отсутствии прямого указания на это в тексте самой нормы. Таковыми, в частности, следует признать вышеуказанные предписания Закона РФ «О защите прав потребителей» (ст.ст. 8, 10, 15, а также п. 2 и п. 3 ст. 16).