В отечественной правовой науке сложилось относительно единообразное понимание правосубъектности как признаваемой законодательством способности лица иметь юридические права, свободы, обязанности и законные интересы и осуществлять их самостоятельно (лично) либо через законных представителей, а также отвечать за их неправомерную реализацию[1] [2].

Вместе с тем при более детальном рассмотрении указанная позиция выявляет ряд дискуссионных вопросов, решение которых имеет немаловажное теоретическое и практическое значение. Так, в науке отсутствует однозначная точка зрения по вопросу природы указанной способности, характера ее связи с субъектом права. К настоящему времени в решении этой проблемы наметилось два основных направления.

Первое направление представлено позицией авторов, признающих правосубъектность субъективным правом лица. Стержневым доводом сторонников указанной концепции является тождественность природы субъективного права и правосубъектности как гарантированной государством правовой возможности[3]. Ценной в этом определении представляется мысль о том, что правосубъектность является правовой возможностью. Однако ошибочно было бы сводить все юридические возможности только к субъективным правам, поскольку из правовых норм для лица вытекает целый ряд правовых возможностей, различающихся по функциональной роли, социальному назначению и юридическому содержанию.

Сравнительный анализ показывает, что правосубъектность и субъективное право имеют ряд общих черт, дающих основание для вывода о сходной правовой природе указанных явлений и подтверждающих правомерность квалификации правосубъектности как юридической возможности. Во-первых, исходным началом правосубъектности, равно как и субъективного права, является дозволенность со стороны государства тех или иных действий. Во-вторых, формально-юридическим источником, средством закрепления правосубъектности, как и субъективного права, являются нормы объективного права. В-третьих, правосубъектность, как и субъективное право, является ограниченной возможностью, поскольку не только предоставляет определенные возможности субъекту права, но и выполняет функцию своеобразного ограничителя его «правовой сферы». Тот или иной субъект права способен иметь лишь те права и обязанности и соответственно вступать только в те правоотношения, которые предусмотрены его правосубъектностью. В-четвертых, возможность, заложенная в правосубъектности, как и в субъективном праве, служит цели удовлетворения потребностей и интересов отдельных лиц или общества и государства в целом. В-пятых, правосубъектности, как и субъективному праву, присуща социальная детерминация, обусловленность объективными факторами общественного развития.

Однако при всем сходстве правосубъектности и субъективного права нельзя не заметить их существенных различий, свидетельствующих о самостоятельности правосубъектности как особого, несводимого к субъективному праву вида юридической возможности. Это, во-первых, специфическое, отличное от субъективного права юридическое содержание и соответственно организующая данное содержание структура правосубъектности; во-вторых, присущая правосубъектности особая роль в механизме правового регулирования, нетождественная соответствующим функциям субъективного права.

Второе направление в понимании природы правосубъектности связано с ее трактовкой как социально-юридического свойства (качества) лица. Давая оценку такому пониманию правосубъектности, немаловажно уяснить его правомерность с точки зрения философского наполнения категорий качества и свойства, совместимость с трактовкой правосубъектности как юридической возможности и допустимость рассмотрения свойства и качества как синонимичных обозначений правосубъектности1.

Качество трактуется в философии как существенная определенность предмета, в силу которой он является данным, а не иным предметом и отличается от других предметов2.

При этом философский взгляд на соотношение категорий «качество» и «свойство», отличаясь от обыденного и конкретно-научного, расценивает указанные категории как нетождественные, несовместимые3. Так, указывается, что «качество и свойство — это не одно и то же. Качество неотъемлемо от вещи: его изменение означает изменение самой вещи; свойство же, напротив, связано с отношением вещи к другим вещам и процессам природы. Значит, оно — относительно. При изменившихся условиях вещь может потерять свое свойство, но так, что сама останется той же качественно определенной вещью»4.

Хотя каждая из названных категорий является прочно установившейся в философии, в юридической науке нередко допускается их смешение при определении правосубъектности5.

Увидеть неравнозначность правосубъектности как качества и как свойства возможно при условии уточнения понятия «субъект права». Единый субъект права состоит из двух взаимосвязанных слагаемых — обезличенной, неперсонифицированной правовой формы и конкретного социального содержания. Первое представляет собой опреде- [4] [5] [6] [7] [8] ленную правовую конструкцию, которая, обладая законодательно установленными признаками, обеспечивает «вхождение» участников общественных отношений в правовое пространство. Второе слагаемое — это реальный индивид или социальное образование, «принимающие» обезличенную форму субъекта права и наполняющие ее действительным «существованием».

Для субъекта права как формы «правового бытия» индивидов и социальных образований правосубъектность является тем качеством, которым определяется его специфика как правового явления; лишившись правосубъектности, субъект права перестает существовать как явление. В этом смысле будет правомерным отождествление правосубъектности с субъектом права, в то время как для конкретного, единичного человека или социального коллектива как совокупности социальных, психологических и иных свойств правосубъектность предстает лишь как одно из множества свойств, содержанием которого является возможность быть участником правоотношений и носителем субъективных прав и обязанностей. Потеряв такое свойство, конкретный индивид или коллектив не перестает существовать как таковой, не лишается социального бытия, будучи лишь ограниченным в возможностях удовлетворения потребностей и интересов правовыми способами. Таким образом, выделение в субъекте права правовой формы и конкретного социального содержания позволяет преодолеть смешение понятий «качество» и «свойство» при характеристике правосубъектности. Приведенное решение проблемы вполне согласуется с выводами философии, в соответствии с которыми то, что является качеством для одной вещи, может оказаться просто свойством для другой.

Нередко выдвигаемый в юридической литературе тезис о взаимоисключающем характере концепций правосубъектности как свойства и как возможности (права), ставя перед необходимостью выбора одного из двух подходов и не допуская их сочетания, придает дополнительную и не всегда целесообразную дискуссионность проблеме и в то же время обедняет трактовку правосубъектности. Изложенное выше показывает, что возможность быть носителем субъективных прав и юридических обязанностей, выражая содержательный аспект правосубъектности как свойства, позволяет органично сочетать представление об ее атрибутивной природе с пониманием правосубъектности как юридической возможности[9].

Одним из наиболее сложных и дискуссионных аспектов правосубъектности является вопрос ее структуры. Несмотря на активное обсуждение указанной проблемы в учебной и научной литературе, правовая наука не смогла предложить ее единообразное решение.

В представлении ряда авторов (С.Н. Братусь, Н.Г. Александров, Н.И. Матузов, Ю.К. Толстой, В.С. Нерсесянц и др.) содержание правосубъектности исчерпывается правоспособностью, т.е. способностью иметь права и обязанности1. Обоснование такого вывода, первоначально сделанного применительно к сфере гражданского права, усматривалось в том, что в силу особой природы имущественных прав и обязанностей, действия по приобретению и осуществлению которых могут совершаться не только правообладателем, но и иными лицами в интересах последнего, для признания лица субъектом гражданского права достаточно одной правоспособности. В рамках цивилистической доктрины указанные положения едва ли вызовут нарекания, однако попытка перенесения их на почву общей теории права выявила ряд противоречий и вызвала справедливую критику.

Так, О.С. Иоффе, возражая против отождествления правосубъектности и правоспособности, приводил следующие доводы:

одной только правоспособности достаточно лишь для обладания некоторыми, например гражданскими (имущественными), правами. Для того же чтобы быть носителем многих других прав (избирательных, брачных и т.п.), необходимо наличие не только право-, но и дееспособности;

даже в пределах гражданского права рассматриваемый вывод мог бы быть распространен не на всех его субъектов, а лишь на граждан, поскольку правоспособных, но не дееспособных юридических лиц не существует: юридические лица всегда обладают и право-, и дееспособностью;

если даже ограничиться правосубъектностью граждан в области одного лишь гражданского права, то и тогда отождествление правоспособности с правосубъектностью не могло бы быть проведено последовательно и до конца. Обладание субъективным правом означает обладание возможностью совершать определенные действия и возможностью требовать от других лиц определенного поведения. Но для того чтобы такая возможность возникла, недостаточно правоспособности. Нужна также дееспособность как необходимая предпосылка осуществления прав и исполнения обязанностей[10] [11].

В связи с этим большинством авторов правосубъектность рассматривается как неразрывное единство двух элементов — правоспособности и дееспособности (О.С. Иоффе, А.И. Пергамент, Л.Г. Кузнецова, Б.Н. Мезрин, М.Н. Марченко, Н.Н. Вопленко и др.). Аргументируя свою позицию, сторонники указанной концепции традиционно отмечают, что с понятием субъекта права связывается не только способность к обладанию правами и обязанностями (правоспособность), но и способность к их самостоятельному приобретению и осуществлению (дееспособность)1.

В общем плане такой взгляд может быть признан справедливым, так как реальное обладание правами и обязанностями немыслимо без возможности их приобретения и реализации. Исключая динамическую составляющую из правосубъектности, мы тем самым лишаем смысла всю конструкцию субъективных прав и юридических обязанностей. Вместе с тем, как правильно отмечается в научной литературе, буквальное толкование указанных положений может привести к ошибочному представлению, «будто несовмещение их в одном лице лишает гражданина правосубъектности в тех институтах права, где закон допускает восполнение отсутствующей дееспособности гражданина дееспособностью его законных представителей»[12] [13]. В действительности же объединение правоспособности и дееспособности в рамках единой категории — правосубъектности неравнозначно требованию их совпадения в одном лице.

Некоторыми авторами в структуре правосубъектности выделяется три составляющие: правоспособность, дееспособность и деликтоспособность (Т.И. Илларионова, Н.В. Витрук, С.С. Алексеев и др.). Основное отличие анализируемой позиции от изложенной выше состоит в том, что способность самостоятельно нести ответственность за совершенные правонарушения, нередко рассматриваемая как разновидность дееспособности, получает статус самостоятельного элемента правосубъектности. Не отрицая известную научную ценность категории «деликтоспособность», следует тем не менее отметить, что практическое значение ее использование приобретает прежде всего в тех отраслях права, где законодательно установлен особый временной порог или иные специальные условия возникновения у лица способности самостоятельно нести ответственность за правонарушения, по сравнению с дееспособностью (как это имеет место в гражданском и отчасти в административном праве).

Суммируя сказанное, следует заключить, что правосубъектность представляет собой сложное явление, обнимающее различные аспекты.

Во-первых, это условно выделяемый онтологический аспект правосубъектности, охватывающий ее сущность как юридической категории, ее значение для субъекта права и ряд иных сопутствующих вопросов. В этом смысле правосубъектность, определяемую как способность лица быть носителем прав и обязанностей, можно квалифицировать как конституирующее качество субъекта права, без которого указанная правовая форма теряет свою сущностную определенность. В то же время для конкретного индивида или организации, «принимающих» форму субъекта права, правосубъектность является лишь одним из многих социальных свойств, содержанием которого является юридическая возможность иметь и осуществлять субъективные права и обязанности.

Во-вторых, являясь категорией, выражающей качественное своеобразие различных субъектов права, правосубъектность несет определенную гносеологическую нагрузку, поскольку ее исследование — это основной способ познания тех или иных субъектов права. Кроме того, возможно выделение и аксиологического аспекта правосубъектности, отражающего ее индивидуальную и общественную ценность.

[1] Витрук Н.В. Общая теория правового положения личности. С. 49.

[2] Там же. С. 194. Ряд авторов в понятие правосубъектности, кроме способности (возможности) иметь и осуществлять права и обязанности, включает также фактическое обладание определенной совокупностью прав и обязанностей. Так, по мнению А.В. Мицкевича, правосубъектность составляют наличие у лица или организации определенного круга прав и обязанностей и признанной законом возможности иметь другие права и обязанности, возникающие в процессе участия в общественной жизни (т.е. правоспособности). Авторы, придерживающиеся указанного подхода, на наш взгляд, допускают нецелесообразное смешение самостоятельных характеристик субъекта права, соотносимых как категории возможности (способность иметь права и обязанности) и действительности (фактическое обладание правами и обязанностями, вытекающими как непосредственно из закона, так и возникающими на основе юридических фактов), лишая понятие правосубъектности специфического содержания.

[3] Так, С.С. Алексеев пишет: «Способность — это и есть возможность, которая неотъемлемо принадлежит данному лицу и проявляется в его деятельности. Если же вспомнить, что правосубъектность — не естественное, а общественно-юридическое свойство, то, значит, перед нами юридическая возможность. Юридические же возможности суть не что иное, как субъективные права» (Алексеев С.С. Общая теория права: Учебник. М.: Проспект, 2008. С. 381).

[4] Свойство и качество часто рассматриваются как синонимичные обозначения правосубъектности. См., например: Витрук Н.В. Общая теория правового положения личности. С. 193.

[5] Философский словарь / Под ред. И.Т. Фролова. М.: Республика, 2001. С. 240; Новая философская энциклопедия. В 4 т. Т. 2. М.: Мысль, 2001. С. 237; Философия: Учебник для вузов / Под общ. ред. В.В. Миронова. М.: Норма, 2008. С. 486.

[6] Уемов А.И. Вещи, свойства и отношения. М.: Изд-во АН СССР, 1963. С. 34.

[7] Кедров Б.М. О количественных и качественных изменениях в природе. М.: Гос- политиздат, 1946. С. 14.

[8] В то же время нельзя обойти вниманием предпринимаемые попытки разграничения правосубъектности как свойства и как качества субъекта права. По мнению С.И. Архипова, применительно к первичному субъекту права — человеку правосубъектность является одним из его важнейших качеств, неотделимой от лица существенной определенностью, без которой существование и становление личности невозможны. Напротив, в отношении некоторых вторичных субъектов права правосубъектность имеет внешний, случайный характер, является лишь несущественным свойством данного лица. В качестве иллюстрации последнего случая автор приводит крестьянское или фермерское хозяйство, а из практики советского периода — колхозный двор (Архипов С.И. Указ. соч. С. 130).

[9] Шигабутдинова А.Л. Правосубъектность и реализация права: Дис. ... канд. юрид. наук. Казань, 2011. С. 34.

[10] С наибольшей определенностью эта мысль была выражена С.Н. Братусем: «Правоспособность и правосубъектность — равнозначные понятия» (Братусь С.Н. Курс советского гражданского права: Субъекты гражданского права. М.: Госюриздат, 1950. С. 6).

[11] Иоффе О.С. Спорные вопросы учения о правоотношении // Очерки по гражданскому праву: Сборник статей. Л., 1957. С. 54-55.

[12] Пергамент А.И. К вопросу о правовом положении несовершеннолетних // Ученые записки ВИЮН. М., 1955. Вып. 3. С. 4; Красавчиков О.А. Юридические факты в советском гражданском праве. М.: Госюриздат, 1958. С. 38.

[13] Веберс Я.Р. Правосубъектность граждан в советском гражданском и семейном праве. Рига: Зинатне, 1976. С. 22.