История человечества свидетельствует о том, что преступлением признавалось такое поведение человека, которое было не угодно конкретному обществу в тех или иных временных границах. В различных странах и в разное время различен круг деяний, признаваемых преступными. То, что в одной стране - преступление, в другой не признается таковым. То, что было преступным вчера (например, добровольный гомосексуализм - ст. 121 УК РСФСР 1960 г., спекуляция - ст. 154 УК РФ, бродяжничество, попрошайничество, ведение паразитического образа жизни - ст. 209 УК РСФСР), декриминализировано сегодня, и наоборот[1].

Как писал французский ученый, один из крупнейших специалистов в области сравнительного правоведения Р. Давид: «Нормы права могут меняться от росчерка пера законодателя. Но в них немало таких элементов, которые не могут быть произвольно изменены, поскольку они теснейшим образом связаны с нашей цивилизацией и нашим образом жизни»[2], т. е. с современным состоянием общественных отношений и закономерностями их развития. Создавая, дополняя или изменяя юридические нормы, законодатель, по выражению Г.В. Мальцева, должен выступать «...как творец, утверждающий должное, продвигающий социальные идеалы и ценности, поддерживающий стратегические целевые установки общества, которые вследствие своей фундаментальности и долговременности приобретают ценностный характер»[3].

Другими словами, каждая эпоха требует от законодателя расстановки акцентов на актуальных для конкретного периода проблемах, связанных с развитием общественных отношений и их правовым урегулированием[4]. Это относится к любой отрасли права, соответствующим законам и практике их применения, в том числе к уголовному праву, как в части его нормотворчества, так и практического применения. Для этой правовой отрасли, ее законодательного и правоприменительного развития оценка проблемности общественных отношений, как правило, имеет криминологический характер. Ведь, как известно специалистам, только криминология, имея в своем арсенале систему научного знания о закономерностях преступности и ее детерминации, способна всесторонне оценить степень поражен- ности общественных отношений криминальным «вирусом» и предложить адекватные и оптимальные социально-правовые рецепты его нейтрализации.

В связи с этим уголовное законодательство и его реализация на практике должны соответствовать криминологическим реалиям, точнее - научно обоснованным криминологическим оценкам таких реалий, которые характеризуются криминогенной (стимулирующей преступность) и собственно криминальной опасностями для развития личности, общества и государства на определенном этапе их истории[5].

Подобная предварительная криминологическая оценка той или иной социальной ситуации должна сопровождать всякий инновационный процесс и, разумеется, его результат в сфере уголовной политики. В то же время с сожалением приходится констатировать, что часто, когда речь идет о подготовке изменений или дополнений в уголовное законодательство, такие уголовноправовые новации редко подвергаются профессиональной криминологической оценке. В результате от криминологически необоснованной нормы уголовного закона, как неквалифицированно сформулированной законодателем, так и неадекватной криминологическим реалиям, реализуемой в повседневной жизни правоохранительными органами, страдают и общественные отношения, и призванная обеспечивать их охрану правоохранительная система.

Теория криминологического обоснования норм уголовного права была предложена в 70-80-е гг. ХХ в. В.Д. Филимоновым, аргументировавшим эти идеи в монографии «Криминологические основы уголовного права» (1981 г.)[6]. Однако по идеологическим причинам, из-за закрытости данных уголовной статистики, прочих, далеких от науки обстоятельств, монография не привлекла должного внимания специалистов[7].

Необходимо отметить, что к проблеме криминологической обоснованности уголовного законодательства в системе социально-правовых основ законотворческой и правоприменительной деятельности правоведы обращались и ранее. Так, данным вопросом интересовались Ш. Монтескьё, Ч. Беккариа, Ж.-П. Марат, И. Бентам, Ф. фон Лист, Л.С. Белогриц-Котляревский, М.В. Духовской, Н.Д. Сергеевский, И.Я. Фойницкий, Н.С. Таганцев, Э. Ферри, Р. Гарофало, М.П. Чубинский, П. Дорадо и многие другие выдающиеся юристы, политические деятели, публицисты и педагоги второй половины XVIII - начала XX вв. Хотя, разумеется, в тот период слово «криминологическая» не звучало, а если и употреблялось, то далеко не всеми авторами, поскольку криминология как наука еще не была признана (по крайней мере, в России).

М.П. Чубинский еще в 1905 г. отмечал, что И. Бентам (английский социолог, юрист, один из крупнейших теоретиков политического либерализма, родоначальник одного из направлений философии - утилитаризма) первый указал на необходимость для плодотворного развития уголовного права той подкладки, которую называют уголовно-этиологической (по сути, криминологической - Д.Ш.), подкладки, о которой совершенно умалчивали его предшественники, стоявшие на почве чистого умозрения, и которую недостаточно освещели его современники, в том числе знаменитый Л.А. Фейербах: «На науку Бентам возложил важнейшие уголовно-политические задачи: она должна, по его мысли, изучать преступления и средства борьбы с ними; в ранг преступлений она должна возводить всякое деяние, которому следует воспрепятствовать ввиду вызываемого им или грозящего от него зла. В свою широкую уголовно-политическую программу Бентам включает не только репрессию, но и превенцию»[8] [9] [10].

При этом, говоря об уголовной этиологии и называя ее базисом уголовной политики и составным элементом науки уголовного права, М.П. Чубинский замечал, что эту часть уголовного права обыкновенно именуют криминологией. Однако такой термин, по его мнению, недостаточно характерный и неудобный, так как часто употребляется в более широком смысле, вплоть до объятия им всей науки уголовного права (ученый имел в виду Р. Гарофало, назвавшего свой основной труд «Криминология») .

По сути, о криминологической обоснованности уголовного закона в работе «Задачи уголовной политики» пишет и Ф. Лист: «...нет ничего удивительного, что уголовно-правовые основные принципы должны подвергнуться глубокому научному изменению под влиянием социологических взглядов и концепций преступности» .

Сама идея о «криминологическом» расширении науки уголовного права впервые в России была высказана в статьях М. В. Духовского (1872 г.) и И. Я. Фойницкого (1879 г.), которые исходили из того, что источник преступлений коренится не только в личности, но и в обществе, поэтому нельзя рассчитывать на наказание как на единственное средство борьбы с преступностью; необходимо изучать социальные причины преступлений, расширяя тем самым рамки традиционного (догматического) уголовного права[11]. Однако, по утверждению М.П. Чубинского, еще ранее, в 1865 г., не высказываясь прямо за расширение рамок уголовного права, Н.А. Неклюдов в работе «Уголовностатистические этюды» фактически далеко вышел за юридические пределы. «Уголовная политика государства, - писал Н.А. Неклюдов, - основанная на уголовной статистике, будет государственная мудрость, против которой будет бессильна всякая борьба, потому что каждая такая мера, каждый такой закон будет... не созданным искусственно, но выработанным жизнью, а жизнь не может противодействовать своим же собственным потребностям и благу»[12] [13] [14] [15].

Наряду с этим, профессор Ф. фон Лист в работе «Преступление как социально-патологическое явление», переведенной с немецкого языка и опубликованной в России в 1903 г., отмечал, что с социологической точки зрения «.преступление является событием в жизни общества (курсив автора - Д.Ш.), и объяснение его следует искать в общественных отношениях» . Пионерами этого воззрения «.являются английские писатели второй половины XVII столетия, известные под именем «политических арифметиков», которые первые пришли к сознанию «закономерности кажущихся случайными событий человеческой жизни», прежде всего закономерности рождаемости и смертности, строгого определенного порядка смертности в пределах известного возраста и возможности установления научно обоснованных таблиц смертности.» . «Последователи этих «политических арифметиков» сделали важный шаг вперед. От закономерности, по видимому, случайных человеческих событий они пришли к сознанию закономерности поступков человека, по видимому, произвольных, сначала тех, которые стоят в непосредственной связи со смертностью, как то: убийство и самоубийство, детоубийство и вытравление плода; затем преступных действий вообще и, наконец, всех человеческих

4

поступков, представляющих интерес с точки зрения юриста или моралиста» .

Вместе с тем, как отмечает, М.П. Чубинский, когда заходит речь о расширении рамок науки уголовного права, в литературе нередко указывается на то, что преимущественно «подобные мнения слышатся от неспециалистов» (М.П. Чубинский ссылается на работы Н.С. Таганцева), иными словами, за расширение указанных рамок ратуют главным образом недостаточно компетентные люди. Возражая против данной позиции, он пишет, что если даже на минуту допустить справедливость этого указания, «.. .и в этом случае оно не может быть убедительным аргументом в пользу сохранения узких рамок науки уголовного права:

неспециалисты смотрят со стороны и могут быть вполне беспристрастными;

неспециалисты уже не раз заслужили великую службу уголовному правосудию; при изучении истории уголовно-политических учений мы далее увидим, что творцами новых идей и великих реформ иногда являлись не только не криминалисты, но даже и не юристы в тесном смысле этого слова; нередко, по верному и образному выражению А. Принса, в этой роли выступали «мыслители с ясным и верным взглядом на вещи и людей, для которых великая книга жизни не была закрытой книгой». Вспомним хотя бы Локка, Томазия, Вольфа, Беккариа и Вольтера; они во имя разных лозунгов, которыми являлись то природные права человека, то чистый разум, то общественная польза, то гуманность, требовали реформ, вызывали их и оставили глубокий след в науке уголовного права, тогда как специалисты-криминалисты, с пользой служа своему времени разработкой и толкованием уголовного законодательства, в то же время являлись тормозом научному прогрессу, ибо упорно боролись против реформаторских идей, отстаивая каждую пядь традиционных научных понятий и не заботясь об удовлетворении назревших потребностей духа»[16].

Таким образом, можно заключить, что теория криминологической обоснованности уголовного законодательства и практики его применения зарождалась в процессе становления и развития криминологии в России (вторая половина XIX - начало XX вв.), т. е. в период полемики и дискуссий среди специалистов уголовного права, в работах которых вызревала отечественная криминология как наука о преступности, или же, по мнению В.В. Лунеева, «социология преступности». И хотя не все криминалисты («классики») были согласны с этими положениями «социологов», в

последующем уже стало невозможно (просто неприлично) не включать в курсы уголовного права разделы, посвященные различным факторам преступности[17].

В советское время все вернулось на круги своя по идеологическим мотивам: утверждалось, что в социалистическом обществе нет социальной базы для преступности. Однако впоследствии, после постепенного отказа от этого постулата и возрождения криминологии в 60-х гг. XX в., догматический классицизм так и остался.

В 70-е гг. ХХ в. надежды на то, что проводником криминологической информации в сфере уголовного законодательства и правоприменительной деятельности станет социология уголовного права, не оправдались ввиду того, что последняя «застряла» на этапе своей институциализации. Криминология стала первой линией социологического подхода к проблемам уголовного права, по мнению А. А. Герцензона, одной из форм применения конкретносоциологического метода в исследовании уголовно-правовых проблем[18] [19].

В первой половине 90-гг. ХХ в., после распада Советского Союза, в ходе изменения уголовного законодательства было необходимо, как отмечают специалисты, не нарушая самостоятельности уголовного права и криминологии, решать проблемы борьбы с преступностью на основе междисциплинарного подхода, что способствовало бы в определенной мере преодолению разрыва между уголовным правом и криминологией. Однако, как утверждает

С.Ф. Милюков, предпринятые в этом направлении начинания были преждевременно свернуты в связи с принятием в 1996 г. нового, системно противоречивого и недостаточно криминологически обоснованного, Уголовного кодекса Российской Федерации .

По его мнению, как тогда, так и сейчас остается актуальным проведение криминологической экспертизы всей совокупности уголовно-правовых норм, для этого целесообразно начать разработку самостоятельного направления, посвященного изучению криминологической обоснованности уголовного закона. Следует отметить, что в настоящее время зарождается такая отрасль криминологии, как криминология закона, изучающая взаимообусловленность преступности и законодательства. Термин «криминология закона» предложен Д.А. Шестаковым[20]. При этом уголовный закон должен не только соответствовать основным криминологическим показателям современной преступности, но и учитывать тенденции ее развития, используя научно обоснованный прогноз[21] [22] [23].

Действительно, сегодня подавляющее большинство авторитетных ученых единогласно говорят о бессистемности, политической ангажированности и просто вредоносности многих из бесконечных поправок в УК РФ, о деструкциях уголовного закона, которые стали результатом бесконечной череды изменений и дополнений, внесенных законодателем . Профессор А.Г. Кибальник и вовсе пи-

4

шет о «деградации» уголовного закона .

На повестке дня все острее звучат требования о кардинальном реформировании действующего либо принятии нового УК РФ[24]. По мнению М.М. Бабаева и Ю.Е. Пудовочкина, массовые новеллы УК РФ последних лет разрушили системные начала отрасли уголовного права[25] [26] [27]. Причем количество уголовно-правовых изъянов в последнее время увеличивается лавинообразно. Многочисленные погрешности закона оказывают прямое негативное влияние на деятельность правоприменительных органов по реализации соответствующих уголовно-правовых предписаний .

«Поправки в УК РФ, принятые за последние годы, уже одним своим количеством порождают сомнения в собственной обоснованности», - утверждает А.И. Фролова4. Как отмечает И.А. Бурмистров, в основе УК РФ не было никаких социально-правовых и криминологических исследований. Прошло 18 лет после его принятия, а в него уже внесено более 1 000 изменений, причем не всегда научно обоснованных, и не надо сомневаться, что будут еще десятки подобных изменений[28]. Согласно исследованию, проведенному С. А. Маркунцовым, за 18 лет действия УК РФ его Особенная часть пополнилась 85 новыми статьями (с учетом ст. 243.3 и 264.1 УК РФ), исключено 9 статей[29].

По образному выражению С.В. Максимова, эти многочисленные поправки нарушают даже не столько «красоту» здания уголовного закона, сколько его устойчивость, стабильность в глазах правоприменителя и населения, и в действительности не являются отражением радикальных перемен в экономической и политической жизни нашего общества[30].

В этой ситуации, на фоне серьезной научной критики современного уголовно-правового законотворчества не только учеными, но и общественными деятелями, практиками, вновь развернулась острая полемика среди: а) сторонников признания социологии уголовного права как составной части науки уголовного права; б) ученых, предлагающих признать социологию уголовного права в качестве самостоятельной науки; в) приверженцев точки зрения, согласно которой вопросы уголовной социологии должны рассматриваться в рамках криминологии.

Так, по мнению Е.Н. Салыгина, С.А. Маркунцова и Э.Л Раднаевой, авторов предисловия к сборнику статей «Социология уголовного права» (материалы I Международной научно-практической конференции «Социология уголовного права: проблемы и тенденции развития», состоявшейся 21-22 сентября 2012 г.), социологические исследования в рамках уголовного права приобретают все большее значение на современном этапе развития науки, когда криминология (в современном виде) не исследует целый пласт социальных по своей сущности вопросов, связанных с правовой действительностью, имеющих особое значение для уголовного права (курсив наш - Д.Ш.). Прежде всего, это вопросы социальной обусловленности и обоснованности принятия и применения уголовно-правовых норм, социальной эффективности уголовного права и некоторые другие[31].

Как отмечает С.А. Маркунцов: «В современной юридической литературе и на научных форумах достаточно активно обсуждается проблематика кризиса отечественной криминологии. Чтобы внести определенную ясность в сложившуюся ситуацию, ученым в первую очередь необходимо ответить на ряд базовых вопросов: относится ли криминология к числу юридических наук (учебных дисциплин)? Как соотносится она с уголовным правом? И, наконец, какая криминология сегодня нужна стране?»[32]. По мнению И.М. Мацкевича, «...криминологи увлеклись социальной психологией, биологией... и бог еще знает чем, и забыли, что они все-таки юристы и не должны изучать исследуемые вопросы в отрыве от уголовного права. В конце концов, что преступно, а что нет, закреплено в уголовном законе. »[33] [34] [35].

Не без иронии, на рассуждения о том, что первично: преступление как поведенческий акт или закон, который создает преступление (и на другие подобные вопросы), А.И. Долгова отвечает: «.сначала Каин убил Авеля, а затем господь бог стал думать, что делать с Каином» . По ее мнению, печальная история забвения криминологии в России 30-50 гг. XX в. Воспроизводится: «Происходит интенсивное сворачивание криминологических исследований. Криминология исключена из числа обязательных для изучения юристами дисциплин. При трактовке криминологии как социологии преступности ряд авторов отрицает ее качественную специфику. Соответственно, сторонники социологии преступности склонны идти в своих выводах о преступности от рассуждений о пороках общества, закона; не считают необходимым всесторонне анализировать саму преступность, изучать конкретных преступников и их контингенты. Данный путь не возбраняется, но он недостаточен для того, чтобы криминологию подменять социологией преступности» .

Криминология, по мнению А. И. Долговой, в стране вновь оказывается преданной забвению как самостоятельная наука и учебная дисциплина. И вновь актуален вопрос о ее возрождении. Что такое криминология? Современная криминология - это не умозрительные суждения вкупе со статистической и иной

информацией о зарегистрированных преступлениях. Криминологические исследования подтверждают способность преступности приспосабливаться к изменениям среды и даже приспосабливать среду для своего выживания и развития. В современных условиях видоизменяются формы ее проявления, наблюдается и обратное влияние преступности на общество[36].

Интересные аналогии в русле рассуждений о месте криминологии в современном мире и ее роли в противодействии преступности проводит А.З. Рыбак в научной сети «Криминологи РФ». По его мнению, криминология - очень молодая наука, со всеми соответствующими молодости «плюсами» и «минусами». Одноименная книга Р. Гарофало вышла в 1885 г. Да, это детство по меркам науки, как астрономия во времена Т. Браге (выдающийся датский астроном XVI в.). Астрология тогда слыла почтеннейшей дисциплиной, всем наукам наукой. Коронованные особы не то чтобы войну объявить соседям или рыцарский турнир устроить, супружеские обязанности исполнить не решались без предварительных консультаций с придворным астрологом, и его формулы-начертания значили куда больше, чем какая-то современная криминологическая экспертиза законопроекта в парламенте. Научный возраст и влияние криминологии на общественное сознание слишком малы по сравнению с позициями теоретиков уголовного права, не говоря уже о криминалистах. Если первые рисуют свое теоретико-родовое древо, кто от стоиков, кто от Драконта (афинский законодатель VII в. до н. э.; законы Драконта славились своей суровостью и жестокостью: за всякое воровство, даже незначительное, полагалась смертная казнь), то у вторых царь Соломон («соломонов суд») уже ставил следственные эксперименты непосредственно в судебных заседаниях[37].

Вместе с тем, «сторонники социологии преступности» сами признают, что до настоящего времени не выработано единой позиции в определении понятия, предмета уголовно-правовой социологии в системе наук. Как отмечает С.А. Маркунцов, «...потенциально с развитием социологических исследований в рамках уголовного

права, их качественным совершенствованием можно будет ставить вопрос о самостоятельности уголовно-правовой социологии как отрасли научного знания»[38].

Однако, учитывая непростой и непредсказуемый (в том числе по времени) путь любой науки, от становления и развития до официального признания, следует согласиться с тем, что соответствующие проблемы должны по праву занять свое место в рамках предмета уже устоявшейся и доказавшей свою состоятельность в деятельности по предупреждению преступности науки - криминологии[39].

Такой подход представляется вполне обоснованным, вытекающим в первую очередь из оценки состояния и перспектив развития самой криминологической науки. Однако стоит еще раз подчеркнуть, что такая точка зрения вызывает принципиальное возражение, высказываемое в основном представителями уголовного права. Так, например, по мнению С.А. Маркунцова, в настоящее время в России практически не существует учебников, в которых сравнительно единообразно авторы определяли бы предмет криминологии, ее место в системе наук[40]. «Складывается парадоксальная ситуация: с одной стороны, криминологи готовы «взяться» за социальные исследования в области уголовного права, тогда как, с другой стороны, представители криминологии не могут договориться о базовых положениях, касающихся определения криминологии как науки. В то же время отдельные ученые «для целей криминологии» начинают исправлять базовые, легальные уголовно-правовые понятия, тем самым еще больше противопоставляя себя уголовному праву и смежных с ним отраслям», - отмечает ученый[41].

Отчасти можно согласиться с таким утверждением и даже привести авторитетное мнение профессора А.И. Долговой, которая пишет: «В России ряд авторов, абсолютизируя различия видов преступности и практически игнорируя их общие черты и взаимосвязи, выделяет разные виды криминологии, наращивая число таких видов. Только в журнале «Российский криминологический взгляд» отдельные статьи посвящены криминотеологии, криминовиоленсологии (учению о насилии), криминопенологии, управленческой криминологии, наркокриминологии, криминокультурологии, гендерной криминологии. Это могло бы выглядеть даже привлекательно с точки зрения вычленения специфики видов преступности. Но из предлагаемых публикаций становится ясно, что вычленяются «науки». У каждой такой науки нет собственной методологии, отличающей ее от методологии криминологии вообще - создается опасность недиалектического рассмотрения разных проявлений преступности как сложного, системно-структурного и целостного явления»[42].

Однако можно сказать, что и среди специалистов уголовного права нет единодушного мнения по многим вопросам, в том числе относительно базовых положений. Здесь уместно привести слова С.А. Маркунцова: «Уголовное право является, пожалуй, одной из наиболее разработанных наук по сравнению с другими отраслевыми юридическими науками», однако «...до настоящего времени не выработано единых подходов понимания базовых категорий уголовноправовой доктрины, таких как преступление, состав преступления, уголовноправовое воздействие, уголовная ответственность, мера уголовного наказания, иные меры уголовно-правового характера и пр. Впрочем, это лишь свидетельствует о том, что наука уголовного права живет и развивается»[43]. Последнее, думается, в полной мере можно отнести и к криминологии: она жива и развивается. Профессор Г. А. Аванесов еще в 2012 г. писал: «Обновляется вся отечественная криминология. Сегодня эта наука приобрела новый смысл. Настало время написать учебник «Новейшая криминология». Жизнь диктует его важность и необходимость»[44].

Как отмечает А.И. Долгова, «.криминология - наука, дающая знания, без которых реагирование на преступность - это реагирование слепых и вслепую (курсив наш - Д.Ш.). Именно она изучает и оценивает те криминальные явления, на которые происходит реагирование, в том числе не только уголовноправовыми, уголовно-процессуальными, оперативно-розыскными, уголовноисполнительными и иными средствами; фиксирует чувствительность преступности к разным мерам воздействия»[45]. Криминолог смотрит на общество, различные социальные явления, человека через призму преступности, преступного поведения. По мере углубления в анализ причин преступности, организации борьбы с ней, ее предупреждения криминолог выходит на многие широкие и сложные проблемы.

Все вышеизложенное позволяет криминологии давать обоснованные рекомендации не только по введению (криминализации) или исключению (декриминализации) тех или иных деяний из уголовного законодательства, их изменению и дополнению, но и практике их применения[46] [47].

Как пишет немецкий ученый Г.Й. Шнайдер, «Криминологи - это те люди, кто «задумывает» и развивает теоретические конструкты для создания проектов уголовно-правовых законов... В федеральном и земельных министерствах юстиции ФРГ криминологические данные тщательно собираются и анализируются для дальнейшего использования в уголовном законотворчестве» .

В завершение анализа различных суждений и позиций по вопросам взаимосвязей уголовного права, криминологии и уголовной социологии уместно привести слова М.М. Бабаева и Ю.Е. Пудовочкина о том, что идеи не борются сами собой, за ними - позиции спорящих и сами спорящие. «В этом случае принципиальное значение приобретают вопросы правовой культуры, правового мышления, профессионализма, статусной деформации, политических пристрастий, просто интеллекта, способного рассуждать от имени науки, а не просто какой бы то ни было конъюнктуры»[48]. Иными словами, концентрируясь на своих научных интересах, их развитии, необходимо уважительно относиться (прислушиваться) к мнению своих оппонентов, тем более к базовым положениям той или иной науки.

Вместе с тем, при всех действительных (и кажущихся), принципиальных (и не очень) разногласиях в вопросах уголовной социологии, обусловленности и обоснованности принятия и применения уголовно-правовых норм все ученые без исключения единодушны в том, что уголовное законодательство и правоприменительная деятельность должны быть научно обоснованы. Это главное.

Таким образом, изменения в уголовном законодательстве и других отраслях права криминального цикла должны быть криминологически обоснованы, при этом предполагается тщательный анализ существующих и прогнозируемых тенденций преступности, ее новых видов, контингента преступников и т. п. Уголовная политика любого государства должна основываться на четком понимании того, каких изменений в состоянии, структуре и динамики преступности можно будет добиться, совершенствуя соответствующие нормы и институты[49].

Об этом же писали ученые и более 100 лет назад. Так, по мнению М.П. Чубин- ского, уголовная политика должна намечать необходимые реформы и заботиться о создании лучшего уголовного законодательства: «...уголовная политика должна быть поставлена на твердую почву и отрешиться от одностороннего способа решать все вопросы de lege ferenda путем умозрительным. Преступность есть следствие каких-то причин; не открыв их и не воздействуя на них, нельзя изменить и следствия. Поэтому руководимая наукой борьба с преступностью должна зиждиться на исследовании причин, которыми обусловливаются возникновение, развитие и изменение преступности»[50].

Об этом пишется и сегодня. Как отмечает, Я.И. Гилинский, преступность - явление трехмерное (личность - общество - закон), поэтому и криминологическое обоснование противодействия преступности должно быть комплексным, учитывающим как природу человека, так и социальные реакции на его поведение, а также состояние всей правовой системы[51]. В связи с этим необходимо криминологическое обоснование не только уголовно-правовой, но и других составных частей (отраслей, подсистем, направлений) единой политики в сфере борьбы с преступностью: уголовно-процессуальной, уголовно-исполнительной, административно-правовой.

По мнению Э.Ф. Побегайло, все законодательство, связанное с борьбой с преступностью и представляющее единую систему (УК, УПК, УИК, да и КоАП РФ), должно быть подвергнуто комплексной криминологической и уголовнополитической экспертизе (с учетом опыта его практического применения и оценки эффективности). Результаты экспертизы должны быть учтены при принятии законодателем Основ государственной политики борьбы с преступностью[52] [53]. Сказанное в определенном смысле можно образно сравнить с музыкальным ансамблем. Озвучивание своей партии каждым участником оркестра в отдельности не порождает той музыки, которая возникает в результате совместной игры всех его музыкальных инструментов, и не производит такого воздействия на слушателей, которое производит оркестровое исполнение музыкального произведения . Разумеется, при правильном (не фальшивом) озвучивании каждой музыкальной партии. Представляется, что криминология при таком сравнении является (должна являться) «дирижером» уголовной политики.

По мнению Е.В. Роговой, невозможно обосновать ту или иную уголовноправовую норму, зависимость ее от конкретных социальных условий, не изучая и не применяя криминологические знания о преступности. Изучение ее причин, состояния, структуры и динамики, а также личности преступника и некоторых других криминологических явлений является важной составляющей обусловленности содержащихся в уголовном законе норм объективными закономерностями общественного развития. Без криминологических исследований невозможно оптимальное функционирование системы мер борьбы с преступностью. Очевидно, что в настоящее время отечественное уголовное право испытывает дефицит в криминологической информации. Это, в свою очередь, способствует самоизоляции уголовного права, а в нормотворческом плане - благоприятствует принятию волюнтаристских решений, не только не способствующих подавлению общественно опасной активности, но и нередко стимулирующих преступное поведение, а также ставящих опасных правонарушителей в привилегированное положение[54].

Рассматривая вопросы, связанные с криминологической обусловленностью дифференциации уголовной ответственности, Е.В. Рогова отмечает, что криминологические основания появления и существования норм уголовного права обладают двумя основными признаками. Во-первых, они, наряду с другими социальными явлениями, выражают ту или иную степень опасности причинения вреда общественным отношениям в результате поведения определенной категории людей. Во-вторых, в них объясняются причины такого поведения. При этом одни криминологические основания обусловлены другими[55] [56].

Используя в своей работе трехуровневую структуру криминологических оснований норм уголовного права, предложенную В.Д. Филимоновым , Е.В. Рогова к первому уровню относит явления общественной жизни, порождаемые антиобщественными свойствами сознания. Это так называемые основные явления, определяющие причины преступности в стране. Они выражаются в существовании определенных негативных явлений в сфере общественного бытия и общественного сознания, во влиянии на сознание людей. Кроме того, к ним автор относит и те условия общественной жизни, которые, хотя и не порождают

антиобщественных свойств личности, тем не менее, способствуют их формированию и закреплению в сознании людей.

На втором уровне криминологические основания, по мнению автора, выражаются в существовании определенных свойств человеческой личности. Среди этих свойств определяющее положение занимают антиобщественные свойства сознания, которые являются непосредственной причиной антисоциального поведения людей. Вместе с тем, значение могут иметь и социально полезные свойства личности правонарушителя, а также те, которые не поддаются нравственной оценке (например, болезнь). Они учитываются в случае смягчения уголовной ответственности. Поэтому криминологическим основанием норм уголовного права является в целом личность виновных в совершении преступлений. К этому же уровню криминологических оснований Е.В. Рогова относит и условия внешней среды, которые способствуют проявлению антиобщественных свойств человеческой личности в поведении, представляющем опасность для общества. Они оказывают влияние на количество преступлений, их структуру и динамику. На третьем уровне криминологические основания норм уголовного права находят выражение в признаках, характеризующих состояние преступлений в обществе, их количество, структуру, динамику[57].

В целом соглашаясь с таким подходом, вместе с тем, полагаем, что при исследовании криминологической обоснованности уголовного законодательства и практики его применения в сфере охраны собственности структуру криминологических оснований необходимо представить в несколько расширенном виде. Так, на наш взгляд, следует исходить из того, что все обозначенные основания вытекают из соответствующих закономерностей, т. е. криминологических закономерностей, таких как воспроизводство преступности, криминологическая детерминация, механизм совершения преступлений, приоритет превенции перед

наказанием[58] [59] [60]. При этом криминологические закономерности складываются в соответствии с характером и состоянием объективных и субъективных криминологических процессов и явлений, которые проявляются в криминологических реальностях.

К объективным криминологическим процессам и явлениям относят социальные противоречия и социальное неравенство, имманентно присущие природе общества. Выделяя их, следует все же подчеркнуть, что в реальной жизни они тесно переплетены друг с другом, часто действуют (проявляют себя) в таком виде в одних и тех же явлениях и процессах, но это не исключает их отграничения. В данном случае, как отмечает С.Я. Лебедев, налицо эффект «круговорота» процессов и явлений, способный интенсифицировать вовлечение в него широких слоев населения, до сих пор находящегося за пределами криминального пространства . Однако эти процессы и явления не знают абсолютного разрешения, а

3

преодолеваются лишь относительно , кроме того, они присущи всему мировому сообществу[61].

Социальные противоречия бывают общими и частными и одновременно более и менее глубокими. Общие и частные противоречия выражают различное содержание несоответствий, а их глубина - неодинаковую интенсивность расхождений в общественной жизни. Это столкновение, например, между общественными отношениями, направленными на обеспечение безопасности личности в обществе, и антиобщественным отношением определенной категории граждан к безопасности других членов общества и др. В рамках данного диссертационного исследования речь в первую очередь идет о конфликтах, выражающих антиобщественное отношение к чужой собственности. Антиобщественное отношение людей к чужой собственности является той стороной социального антагонизма, которая характерна для некоторых частных противоречий, порождающих различные виды хищений. В случаях когда хищения соединены с отягчающими обстоятельствами, они одновременно выражают и определенную степень глубины породивших их социальных разногласий, при анализе которых обнаруживаются определенные связки несоответствий с теми общественными отношениями, в которых они находят свое выражение. Например, отношения собственности обычно связаны с экономическими отношениями[62]. Причем в основе социальных противоречий всегда лежит криминологически объяснимое в качестве основной причины преступности социальное неравенство. Именно оно выступает источником социальной несправедливости, стимулирующей развитие преступности. Криминологическое изучение проблем, связанных с социальной справедливостью (несправедливостью), является источником как фактической, так и прогностической информации о преступности[63] [64].

Однако, как отмечает В.М. Розин, та справедливость, которую сейчас может обеспечить наше государство и судопроизводство, совершенно не устраивает ни человека, ни общество, ни само государство. Это связано с тем, что разрушена одна из опор права - концепция (идея) справедливости . Право «зажато» между двумя полюсами: справедливостью, гарантированной властью и законом, и справедливостью в понимании отдельного человека, которую В.М. Розин называет персональной. По мнению ученого, для разрешения этой ситуации необходимо: последовательное осуществление судебной реформы, а также правовое воспитание населения;

переосмысление «персоналистических» идей справедливости (усилия должны быть направлены на то, чтобы люди стали соотносить представления о справедливости с идеями права и практикой судопроизводства);

аналитическая и конструктивная работа, позволяющая выйти на современное понимание гарантированной справедливости; при этом, как считает В.М. Розин, придется ответить на ряд вопросов (например, на что законодатели должны ориентироваться: существующую реальность или будущее (какое), какие новые организационные условия должны быть созданы, чтобы справедливость была гарантирована, и т. д.)[65].

Говоря о преступности, на наш взгляд, необходимо в первую очередь обратить внимание на так называемый эффект самовоспроизводства преступности[66] [67] за счет ее сохранения, приспособления к изменившимся обстоятельствам; наступления на общество путем непосредственного «криминального заражения» части населения, использования преступниками механизмов прямого инструктирования, внушения, подражания. Преступность в своем противостоянии обществу образует своеобразные системы не только самозащиты, но и «броска на общество»3.

Тенденции современной преступности обусловлены комплексом социальноэкономических, политических, правовых, культурно-нравственных и других причин, а также процессами, происходящими внутри преступности. Познание преступности невозможно без изучения внутренних особенностей и закономерностей ее развития, поскольку новые процессы, происходящие внутри преступности, приобретают характер важной криминологической проблемы и должны стать объектом внимания науки. Особая роль принадлежит криминологии в познании факторов, влияющих на преступность, обеспечивающих возможности ее расширенного воспроизводства. Изменения, происходящие в Российском государстве и обществе, не только отражаются на количественных и качественных характеристиках преступности, но и видоизменяют характер ее обратных связей с обществом[68]. Разумеется, все это важно с точки зрения криминологической обоснованности уголовного законодательства и правоприменительной деятельности, а в конечном счете - эффективной борьбы с преступностью.

Говоря о субъективных криминологических процессах и явлениях, следует отметить, что таковыми признаются те, которые возникают в результате субъективизма, т. е. ошибочной практики[69] [70]. Так, по мнению С.Я. Лебедева, к субъективным криминологическим процессам и явлениям следует отнести: политические издержки и просчеты государственного регулирования; экономический кризис; реформирование правоохранительных ведомств (МВД, ФСИН и др.); реформу

3

уголовного закона .

Не вдаваясь в тщательный криминологический анализ указанных процессов и явлений, обозначим лишь некоторые их контуры.

Преступность, вызванная политическими издержками и просчетами, - реальность, проявляющаяся не только в виде особой группы преступлений против государства, но и в виде обычных уголовных преступлений - краж, грабежей, разбоев[71], которые в условиях нестабильности, ослабивших законность и правопорядок, получили новый стимул к росту[72].

При этом политические процессы тесно (неразрывно) связаны с экономическими и социальными условиями жизни[73] [74]. По мнению И.В. Рывкиной, нынешняя политическая система России несовершенна, и это обостряет многие социальные болезни во всех других сферах российского общества, начиная от судеб-

7

ных органов .

Как отмечает Ю.В. Голик, в прессе очень часто можно встретить сообщения о том, что наши граждане не доверяют правоохранительным органам, в том числе судам. По его мнению, сама правоохранительная система (и не только она) дает к этому основания. Так, 27 апреля 2013 г. Генеральный прокурор РФ Юрий Чайка, выступая в Совете Федерации с докладом «О состоянии законности и правопорядка в Российской Федерации и о проделанной работе по их укреплению за 2012 год», заявил: «Установлены не единичные случаи фальсификации подписей прокуроров в статкарточках, а в городе Москве мы вообще обнаружили применение шпионских технологий. Карточки заполнялись специальными чернилами, которые позволяли после подписания их прокурором удалять первичный текст методом нагревания и заполнять какие угодно реквизиты заново. Таким образом, можно на бумаге победить и организованную преступность, и коррупцию»[75].

Здесь же можно привести цитату из отчета начальника Главного управления МВД России по г. Москве Анатолия Якунина за 2014 г. в Московской городской думе: «В 2014 году Главным управлением инициативно проводилась масштабная работа по искоренению фактов фальсификации. К примеру, в СевероВосточном административном округе выявлено более трехсот уголовных дел, которых в реальности никогда не существовало. Все это искусственно фальсифицировалось с целью прикрытия некоторых руководителей и сотрудников своей бездеятельности по раскрытию преступлений. Выставляя учетные документы в информационных центрах, они предоставляли недостоверные отчеты о результатах следственной работы. При слабом прокурорском надзоре Бабушкинской межрайонной прокуратурой эта индустрия фальсификации существовала на протяжении более 5 лет»[76].

Кроме того, на наш взгляд, необходимо обратить внимание еще на одну системную проблему в российских правоохранительных органах - огромные издержки контроля. Как отмечает В.В. Волков, практика требовать отчетность по каждому действию плодит контрольные и координационные подразделения, которые генерируют новые требования к новой отчетности. «Доходит до абсурда. В некоторых городах отдел по охране общественного порядка (это управленческая структура) может требовать с каждого наряда ППС по 10 рапортов в сутки о проверке номеров велосипедов для повышения раскрываемости краж, чтобы, в свою очередь, отчитаться о проведении соответствующих мероприятий перед областным управлением. Это не помогает выявлять украденное имущество, но раздел «проверено номерных вещей» будет всегда заполнен нужными показателями»[77].

Иными словами, в органах внутренних дел, в других правоохранительных ведомствах продолжается «погоня за показателями» на фоне издержек чрезмерного контроля, в результате которой искажаются стимулы правоохранительной деятельности (работа на «показатели», а не на реальную борьбу с преступностью). По заключению С.Я. Лебедева, в последние годы уже не столько сама преступность со всеми своими новыми масштабами и качествами угрожает российским национальным интересам, сколько разрушающаяся на глазах населения система уголовного правосудия; разбалансированность системы правоохранительного государственного и общественного контроля над преступностью[78]. И все это можно отнести к вопросам политического характера.

К вопросам политического характера, безусловно, относится и реформа уголовного закона. Как отмечает М.М. Бабаев, абсолютное большинство юри- стов-ученых и практиков, высказывающихся по данной теме, единодушны во мнении о том, что современная уголовная политика переживает острый кризис; его суть и воплощение - в удручающей рассогласованности уголовной политики и тенденций процессов преступности (включая и все, что с нею связано и ею продуцируется). По его мнению, все шаги уголовно-политического толка, которые государство делало, делает или собирается делать, заранее обречены на неуспех или малую эффективность. Это будет до тех пор, пока не будет разработана и пущена в дело концепция криминологической политики, в основе которой должна лежать четкая криминологическая идея[79].

Подводя итоги параграфа и завершая рассмотрение вопросов, связанных с необходимостью (обязательностью) криминологической обоснованности уголовного законодательства в системе социально-правовых основ законотворческой и правоприменительной деятельности, на наш взгляд, следует обратить внимание на позицию Н.А. Лопашенко, которая полагает, что эффективность уголовного законодательства слагается из трех обязательных компонентов:

криминологической и политической обоснованности уголовно-правовой нормы;

качественной формулировки уголовно-правовой нормы;

реализации на практике[80].

Соглашаясь с данным утверждением, уточним еще раз, что криминологическая обоснованность необходима не только для формирования уголовного законодательства, но, что является не менее важным, - практики его применения. Для формирования криминологически обоснованной уголовной политики нужны государственный разум и воля, нацеленные на создание и использование адекватных состоянию криминологической безопасности личности, общества и государства механизмов уголовной репрессии для эффективной охраны общественных отношений от преступных посягательств[81], в том числе в сфере охраны собственности. Сегодня, к сожалению, эта сфера характеризуется весьма интенсивным и во многом противоречивым принятием явно недоработанных и непродуманных нормативных правовых документов, нацеленных на борьбу с преступными посягательствами в отношении различных объектов собственности.

[1] Гилинский Я.И. Конструирование преступности // Уголовно-политические, уголовноправовые и криминологические проблемы борьбы с современной преступностью и коррупцией: сб. науч. тр. / под ред. Н.А. Лопашенко. Саратов, 2009. С. 102.

[2] Давид Р. Основные правовые системы современности / пер. с фр. В. А. Туманова. М., 1996. С. 15.

[3] Мальцев Г.В. Социальные основания права. М., 2007. С. 397.

[4] Калина В.Ф. Юридическая техника: учеб. для прикладного бакалавриата. М., 2014. С. 94.

[5]

Филимонов В.Д. Принципы уголовного права. М., 2002. С. 10-11.

[6] Плохова В.И. Криминологическая и правовая обоснованность составов ненасильственных преступлений против собственности: дис. ... д-ра юрид. наук. Екатеринбург, 2003. С. 4.

[7] Милюков С.Ф. Проблемы криминологической обоснованности российского уголовного законодательства: автореф. дис. ... д-ра юрид. наук. СПб., 2000. С. 13.

[8] Чубинский М.П. Очерки уголовной политики: понятие, история и основные проблемы уголовной политики как составного элемента уголовного права / сост. и вступ. ст. В.С. Овчинского, А.В. Федорова. М., 2008. С. 57-58.

[9] Чубинский М.П. Указ. соч. С. 50.

[10]

Лист Ф. Задачи уголовной политики. Преступление как социально-патологическое явление / сост. и предисл. В.С. Овчинского. М., 2004. С. 79.

[11] Лунеев В.В. Курс мировой и российской криминологии: учеб. в 2 т. Т. I. Общая часть. М., 2011. С. 179.

[12] Цит. по: Чубинский М.П. Указ. соч. С. 70.

[13] Лист Ф. Указ соч. С. 90.

[14]

Лист Ф. Указ соч. С. 90.

[15] Там же. С. 90.

[16] Чубинский М.П. Указ. соч. С. 9-10.

[17] Лунеев В.В. Указ. соч. С. 178-179.

[18]

Герцензон А. А. Указ. соч. С. 4.

[19]

Милюков С.Ф. Ревизия российского уголовного законодательства: криминологическая обоснованность и уголовно-политические последствия // Преступность и уголовное законодательство: реалии, тенденции, взаимовлияние: сб. науч. тр: / под ред. Н.А. Лопашенко. Саратов, 2004. С. 117.

[20] См.: Шестаков Д.А. Криминология на рубеже двух тысячелетий // Вестник Санкт- Петербургского юридического университета МВД России. 1999. № 2. С.73-77; Шестаков Д.А. Криминология: новые подходы к преступлению и преступности. Противодействие преступности в изменяющемся мире. учеб. 2-е изд., перераб. и доп. СПб., 2006. С. 405; Шестаков Д.А. Введение в криминологию закона. СПб., 2011.

[21] Милюков С.Ф. Криминология уголовного закона // Криминология ХХ век / под ред. В.Н. Бурлакова, В.П. Сальникова. СПб., 2000. URL: http://gumer.info

[22] См.: Колоколов Н.А. Уголовное право: новации, инновации, волюнтаризм законодателя и правосознание практика // Библиотека криминалиста. Научный журнал. 2015. № 5; Кибальник А.Г. Традиции и новации в уголовном праве: очевидное и невероятное // Библиотека криминалиста. Научный журнал. 2015. № 5; Коробеев А.И. Уголовно-правовая политика современной России в сфере пенализации (депенализации): кнут или пряник? // Библиотека криминалиста. Научный журнал. 2014. № 3. С. 45-53; Сидоренко Э.Л. Российская уголовная политика как самоорганизующаяся система // Библиотека криминалиста. Научный журнал. 2015. № 5. С. 159-168; Жалинский А.Э. Уголовное право в ожидании перемен: теоретико-инструментальный анализ. 2-е изд., перераб. и доп. М., 2009; Цепелев В.Ф. Основные направления развития российской уголовной политики в современных условиях // Библиотека криминалиста. Научный журнал. 2014. № 3. С. 136-143; Наумов А.В. О серьезной уязвимости одного из последних законопроектов о внесении поправок в УК РФ // Уголовное право. 2011. № 1.С. 38-39; Бойко А.И. Птеродактили правоохранительных норм: о языке законодательных прописей, где «слова воют от совокупления» // Независимая газета. 2013. 5 февр.; Голик Ю.В. «Кремлевская диета» для УК: Ужесточение уголовного законодательства не имеет ничего общего с реальной борьбой с преступностью // Независимая газета. 2015. 3 февр.; Комиссаров В.С. Криминологическая реальность в статистику не укладывается: как современное государство должно защищать жизнь человека // Независимая газета. 2013. 5 февр.; Лопашенко Н.А. Беспредельное судейское усмотрение // Независимая газета. 2013. 5 февр. и др.

[23] Кибальник А. Г. Уголовный кодекс РФ: двенадцатый год деградации // Библиотека криминалиста. Научный журнал. 2014. № 3(14). С. 36-44.

[24] Наумов А. Проблемы кодификации российского уголовного законодательства: новый Уголовный кодекс или новая редакция Кодекса? // Уголовное право. 2009. № 4.

[25] Бабаев М.М., Пудовочкин Ю.Е. Диалектика традиций и новаций в уголовном праве // Библиотека криминалиста. Научный журнал. 2015. № 2. C. 9-28.

[26] Волков К. А. Эффективность реализации уголовного закона // Социология уголовного права: сб. ст. / под общ. ред. Е.Н. Салыгина, С.А. Маркунцова, Э.Л. Раднаевой. М., 2013. Т. 1. С. 41-42.

[27] Фролова А.И. Проблемы «обратной связи» в реализации уголовной политики и реформирование уголовного закона // Библиотека криминалиста. Научный журнал. 2015. № 5. С.188.

[28] Бурмистров И.А. Криминологическая наука и ее будущее в России // Nauka-rastudent.ru. 2015. № 02(014-2015). URL: http://nauka-rastudent.ru/14/2434/

[29] Маркунцов С.А Теория уголовно-правового запрета: дис. ... д-ра юрид. наук. М., 2015. С. 7.

[30] Максимов С.В. УК на перепутье. Стоит ли форсировать работу над новым кодексом? // Рос. газ. 2011. 7 июня.

[31] Предисловие к сб. ст. «Социология уголовного права» / под общ. ред. Е.Н. Салыгина, С.А. Маркунцова, Э.Л. Раднаевой. М., 2013. Т. 1. С. 6.

[32] Маркунцов С. А. Теория уголовно-правовых запретов как сквозная концепция социологии уголовного права // Социология уголовного права: сб. ст. / под общ. ред. Е.Н. Салыгина, С.А. Маркунцова, Э.Л. Раднаевой. М., 2013. Т. 1. С. 16-25.

[33] Мацкевич И.М. Развитие криминологии - развитие законодательства // 20 лет Независимости Республики Казахстан: достижения и перспективы развития: материалы Междунар. науч.-практ. конф. / отв. ред. Д.Т. Кенжетаев, И.Ш. Борчашвили: в 2 т. Караганда, 2011. Т. 1. С. 79-80.

[34] Долгова А.И. Нужна ли криминология и криминологический взгляд на преступность // Библиотека криминалиста. Научный журнал. 2015. № 6. С. 9-19.

[35] Там же.

[36] Там же.

[37] URL: ШрУ/сптргауо/ги

[38] См.: Маркунцов С. А. О понятии и предмете уголовно-правовой социологии // Вестник Бурятского госуниверситета. 2011. № 2. 261-262; Маркунцов С. А. О необходимости изучения уголовно-правовой социологии // Юридическое образование и наука. 2011. № 3.

[39] Милюков С.Ф. Российское уголовное законодательство: опыт анализа. СПб., 2000. С. 5, 29.

[40]

Маркунцов С.А. О соотношении криминологии и уголовно-правовой социологии в контексте теории уголовно-правовых запретов // Криминологический журнал БГУЭП. 2012. № 3(21). С. 25-26.

[41] Маркунцов С. А. Теория уголовно-правового запрета: дис. ... д-ра юрид. наук. М., 2015. С. 89-90.

[42] Долгова А.И. Указ. соч. С. 14.

[43] Там же. С. 65.

[44]

Аванесов Г. А. 10 глав о мотивации и мотивах. Через призму науки криминологии. М.,

2012. С. 6.

[45] Долгова А.И. Указ. соч. С. 9.

[46] Долгова А.И. Указ. соч. С. 9-19.

[47] Шнайдер Г.Й. Криминология / общ. ред. и предисл. Л.О. Иванова. М., 1994. С. 377-378.

[48] Бабаев М.М., Пудовочкин Ю.Е. Диалектика традиций и новаций в уголовном праве // Библиотека криминалиста. Научный журнал. 2015. № 2. C. 19

[49] См.: Алексеев А.И., Овчинский В.С., Побегайло Э.Ф. Российская уголовная политика: преодоление кризиса. М., 2006. С. 16; Побегайло Э.Ф. Симптомы кризиса современной российской уголовной политики // Избранные труды. Серия «Антология юридической науки». М., 2008. С. 7.

[50] Чубинский М.П. Очерки уголовной политики: понятие, история и основные проблемы уголовной политики как составного элемента уголовного права / сост. и вступ. Ст. В.С. Овчин- ского, А.В. Федорова. М., 2008. С. 49-50.

[51] URL: Шр://сптргауо/ги

[52] Побегайло Э.Ф. Указ. соч. С. 27.

[53]

Филимонов В.Д., Филимонов О.В. Институт права. Институт уголовного права. Институт уголовно-исполнительного права. М., 2016. С. 123.

[54] Рогова Е.В. Учение о дифференциации уголовной ответственности: дис. ... д-ра юрид. наук. М., 2014. С. 277-278.

[55] Там же.

[56]

Филимонов В.Д. Криминологические основы уголовного права. Томск, 1981. С. 22-23.

[57] Рогова Е.В. Указ. соч. С. 278-280.

[58] Лебедев С.Я. Криминологические перспективы современного российского уголовного закона //. Актуальные проблемы предварительного расследования преступлений: Междунар. науч.- практ. конф. Волгоград: Волгоградская академия МВД. URL: http://volqoqrad.bezformata/ru

[59] Лебедев С.Я. Криминологические предпосылки и перспективы научного обеспечения развития системы общественной безопасности в Южном регионе России («Новая криминология российского Юга») // Современные проблемы уголовной политики: сб. материалов VI Междунар. науч.-практ. конф. Краснодар, С. 95-103.

[60] Аванесов Г.А. Криминология. 2-е изд., перераб. и доп. М., 1984. С. 196-199.

[61] Криминальная психология: учеб. пособие / авт.-сост.: А.И. Ушатиков, О.Г. Ковалев. М., 2007. С. 407.

[62] Филимонов В.Д., Филимонов О.В. Институт права. Институт уголовного права. Институт уголовно-исполнительного права. М., 2016. С. 110-112.

[63] Лебедев С.Я., Валуев М.В. Преступное насилие под знаменем социальной справедливости: криминологическая оценка групповых преступлений, совершаемых современными «санитарами» общества // Теория и практика общественного развития. Научный журнал. 2015. № 14. С. 70-74.

[64] Розин В.М. Генезис права. М., 2001. С. 193-197.

[65] Розин В.М. Указ. соч. С. 193-197.

[66] См.: Криминология: учебник / под ред. В.Н. Кудрявцева и В.Е. Эминова. 4-е изд., пере- раб. и доп. М. 2010. С. 149-150; Лебедев С.Я. Традиции, обычаи и преступность. Теория, методология, опыт криминологического анализа. М., 1995.

[67] Долгова А.И. Указ. соч. С. 16.

[68] Макаров В.В. Криминологическое исследование самодетерминации преступности: ав- тореф. дис. ... канд. юрид. наук. М., 2014. С. 3.

[69] Аванесов Г. А. Криминология. 2-е изд., перераб. и доп. М., 1984. С. 196.

[70] Лебедев С.Я. Криминологическая обоснованность уголовного закона // Уголовное право: стратегия развития в XXI веке: материалы XI Междунар. науч.-практ. конф. М,: МГЮА им. О.Е. Кутафина, 2014. С. 364-369.

[71] Политический режим и преступность / под ред. В. Н. Бурлакова, Ю. Н. Волкова, В.П. Сальникова. СПб., 2001.

[72] Баринов А. Кризис законопослушания. URL: http://www.profile.ru/obsch/item/

[73] Лунеев В. В. Указ. соч. С. 526.

[74] Рывкина И.В. Социальные болезни современной России (публицистическое исследование). М., 2011. С. 29.

[75] Голик Ю.В. Мир вступил в эпоху собственного переформатирования // Газета НГ- Политика. 2015. 17 нояб. URL: ng.ru

[76] URL: http://petrovka38.ru/folder/6085919

[77] Волков В.В. МВД нуждается в замене модели управления // Ведомости. 2014. 6 окт. URL: http:// vedomosti.ru

[78] Лебедев С.Я. Криминология уголовного закона // Современные проблемы теории и практики борьбы с преступностью: материалы Всерос. науч.-практ. конф. Краснодар: Краснодарский филиал Российского государственного университета правосудия, 2015. С. 38-46.

[79] Бабаев М.М. О криминологической составляющей уголовной политики // Криминологический журнал. 2008. № 2(14). С. 6.

[80]

Лопашенко Н.А. Уголовная политика. М., 2009. С. 465.

[81] Лебедев С.Я. Криминологические закономерности развития российской уголовной политики // Современные проблемы уголовной политики: VII Междунар. науч.-практ. конф. Краснодар: Краснодарский университет МВД России. - URL: http://www.crimpravo.ru/bloq/conference/3009