В Конвенции о защите прав человека и основных свобод содержит положение о том, что каждый обвиняемый в совершении уголовного преступления имеет право быть незамедлительно и подробно уведомленным на понятном ему языке о характере и основании предъявленного ему обвинения. Однако следует отметить, что данный документ не предусматривает право обвиняемого на бесплатную помощь переводчика, в отличие от внутригосударственного законодательства России, что, по мнению диссертанта, говорит о неполном обеспечении лицу такого права. Это в свою очередь порождает проблему, касающуюся вопроса определения способа разъяснить сущность предъявляемого обвинения.
В Международном пакте о гражданских и политических правах (п. «a», «f» ч. 3 ст. 14) закрепляется право каждого обвиняемого быть в срочном порядке и подробно уведомленным на языке, который он понимает, о характере и основании предъявленного ему обвинения, а также пользоваться бесплатной помощью переводчика, если он не понимает языка, используемого в суде, или не говорит на этом языке[1]. Таким образом, лицу гарантируется реализация имеющихся у него прав.
В соответствии с Рекомендациями № R (81) (7ч. 5 и ч. 6) Комитета министров, государства должны принимать такие меры для обеспечения прав участников уголовного процесса, не владеющих языком судопроизводства, чтобы все процессуальные действия носили простой характер, используемый язык был понятен публике, а судебные решения были понятны сторонам[2].
В том случае, когда одна из сторон процесса не обладает достаточным знанием языка, на котором ведется судопроизводство, государство должно обратить особое внимание на проблему устного и письменного перевода и обеспечить, чтобы неимущие и малоимущие лица не находились в неблагоприятном положении с точки зрения доступа к суду или участия в судебном процессе в силу их неспособности говорить или понимать используемый в суде язык.
Это говорит о том, что, положения Рекомендаций обязывают государства принимать меры не только по отношению к обвиняемому, но и к сторонам, не обладающим достаточным знаниям языка, что, безусловно, обеспечивает реализацию прав всеми участниками процесса и, в конечном счете, равноправие сторон. Кроме того, оговорен факт предоставления лицу, недостаточно владеющему языком судопроизводства, переводчика, вне зависимости от материального положения данного участника процесса, что должно послужить основанием для внесения изменений в другие международные документы с целью их единообразия.
В соответствии с «Принципом 14», содержащимся в Своде принципов защиты всех лиц, подвергшихся задержанию или заключению в какой бы то ни было форме 1988 г., установлено право лица, которое недостаточно хорошо понимает или говорит на языке, используемом властями, ответственными за его арест, задержание или заключение, на получение в максимально короткие сроки необходимой информации на владеющем языке , и обеспечение помощи переводчика, если необходимо - бесплатной, в связи с юридическим разбирательством после его ареста[3].
В Европейской хартии о региональных языках и языках меньшинств Совета Европы 1992 г. предусмотрено, что государства, присоединившиеся к ней, обязуются «обеспечивать, чтобы суды по просьбе одной из сторон осуществляли судопроизводство на региональном языке и языке меньшинства; гарантировать обвиняемому право пользоваться своим региональным языком или языком меньшинства; составлять по просьбе лица документы, связанные с судопроизводством, на соответствующем региональном языке или языке меньшинства, если необходимо, с использованием переводчиков и переводов, не влекущих дополнительных расходов для соответствующих лиц»[4].
Таким образом, положения по соблюдению прав представителей национальных и языковых меньшинств, в случае возбуждения против них судебного разбирательства, отражены в данном документе наиболее полно.
Однако, в связи с тем, что предложение включить права национальных меньшинств во Всеобщую декларацию прав человека встретило оппозицию со стороны таких стран, как: США, Австралия, Франция, Бразилия Чили -несмотря на согласие некоторых западных стран (Бельгия, Дания), социалистических СССР, Югославии и Польши, и представителей «третьего мира» (Индия) в ООН, права меньшинств в декларации предусмотрены не были[5].
На наш взгляд противоречит сущности защиты прав человека, а равно подрывает авторитет системы международного уголовного судопроизводства в целом, ввиду несоблюдения наиболее важных всеобщих принципов, к которым относиться и принцип языка уголовного судопроизводства.
Указанные выше положения закреплены Рамочной конвенции о защите национальных меньшинств ETS № 157 1995 г. (ст.10), которая гарантирует право любого лица, относящегося к национальному меньшинству, получать в кратчайший срок на языке, которым он владеет, информацию о причинах его ареста, характере и причинах любого выдвинутого против него обвинения, а также вести защиту на этом языке, и при необходимости получать бесплатную помощь переводчика[6].
Отдельные положения международного права нашли свое закрепление и в законодательстве СНГ. В частности, Конвенция СНГ о правах и основных свободах человека 1995 г. (ст.6) указывает, что каждый обвиняемый должен быть в срочном порядке и подробно уведомлен на языке, который он понимает, о характере и основании предъявляемого ему обвинения; пользоваться бесплатной помощью переводчика, если он не понимает языка, используемого в суде, или не говорит на этом языке[7].
Одновременно с тем, что в рамках СНГ русский язык является языком межгосударственных отношений, вопросы языка уголовного судопроизводства в национальном законодательстве стран СНГ следует рассматривать в соответствии с нормами международного права.
Таким образом, приведенные выше международные документы, в которых предусмотрена реализация принципа языка уголовного судопроизводства, позволили выявить множество проблем в данном вопросе, в частности отсутствие единого понимания, как самого принципа языка, так и способов его реализации, отсутствие механизма защиты прав наиболее уязвимых категорий лиц, к которым относятся национальные меньшинства.
Также следует отметить закрепление в международных нормах исключительно процессуальных гарантий соблюдения прав лиц, привлекаемых к уголовной ответственности, в случае, их не владения языком судопроизводства.
Кроме того, эти нормы не содержат гарантий в адрес иных участников уголовного процесса, чьи познания в этом языке не могут считаться достаточными. Также не дают они и указаний на порядок их практической реализации, очевидно, полагая, что все это должно являться прерогативой национального законодательства стран-участниц мирового сообщества.
То есть международные нормативные правовые документы не в полном объеме регламентируют принцип языка судопроизводства в уголовном процессе, хотя и закрепляют его отдельные юридические характеристики.
Вышесказанное подтверждает факты отсутствия какой-либо систематизации источников принципа языка, что затрудняет во многом его изучение как способа регулирования правоотношений в сфере уголовного судопроизводства, развития процессуальной формы, способа синхронизации системы процессуальных норм в целом.
Существует подход к проблеме преподавания иностранных языков в рамках теории и методики, в котором отмечается справедливо необходимость осознания судебного перевода как отдельной самостоятельной области знаний. Однако, можно заметить сразу подмену предмета исследования, так как языки этнических криминальных групп в РФ, как правило, не являются иностранными.
В практическом плане данный подход сводится к рекомендациям по специальной подготовке и сертификации судебных переводчиков посредством квалификационного экзамена, что по своей сути - - механическое копирование зарубежного опыта (на примере сертификации судебных переводчиков испанского языка в США). Такое копирование недопустимо и по иным причинам:
а) в странах Запада и в США, принят подход к институту судебного перевода как к воплощению и главному инструменту мультикультуризма, в то время, как в РФ это скорее отражение феномена этнической преступности, что снижает целесообразный стандарт качества судебного перевода;
б) за рубежом, где правоохранительная система потребляет услуги непосредственно переводчиков – частных лиц, состоящих в официальных регистрах, - уровень оплаты труда и бюджет на государственную подготовку и аттестацию судебного переводчика несравнимо выше, чем в РФ; поэтому в государство должно сотрудничать не с отдельными частными судебными переводчиками, а с коммерческими судебно-переводческими организациями, что менее затратно.
Практика показывает приближенную пропорцию распределения запросов языков судебных переводчиков, запрашиваемых органами у судебно-переводческих организаций для участия в следственных действиях: цыганский язык - 80%, языки Дагестана – 12%, вайнахский язык – 5%, прочие языки РФ и стран СНГ– 3%[8].
ВУЗы РФ готовят специалистов со знанием основных европейских языков – английского, немецкого, французского, итальянского, испанского. Прочие иностранные языки как основные преподают на Дальнем Востоке (китайский, корейский, японский). Дипломированные переводчики даже таких европейских языков, как португальский, чешский, литовский, сербский, финский, греческий. – дефицитны.
Языки Российской Федерации не являются иностранными, языки стран СНГ иностранными для России в историческом масштабе стали совсем недавно.
По этой причине в следственной и судебной практике востребованных дипломированных высокопрофессиональных переводчиков РФ и СНГ таких европейских языков, как португальский, чешский, литовский, сербский, греческий, финский, а также езидского, курдского, ассирийского, кабардинского, молдавского, талышского, памирского в паре с русским не существует в принципе.
Достаточно сказать, что в Республике Дагестан существуют более 100 языков, и по конституции Дагестана, все они являются государственными, но далеко не все имеют даже собственную письменность[9].
Это должно компенсироваться привлечением к работам по переводу в уголовном судопроизводстве двуязычных лиц - этнических носителей таких языков, достаточно владеющих как собственным языком, так и русским, что соответствует определению переводчика (ч.1 ст.59) УПК РФ.
По данным судебно-переводческой организации «Открытый мир» и независимого судебно-экспертного бюро, из известных в РФ не менее 1500 уголовных дел, к участию в которых по направлению судебно-переводческой организации были допущены в качестве переводчиков лица – этнические носители соответствующего языка - ни в одном случае суд не поставил под сомнение их компетентность, а также не были отменены по соответствующим основаниям и вынесенные судами решения[10].
Исходя из номенклатуры востребованных в практике языков, можно рекомендовать следствию сотрудничать только с такими судебно-переводческими организациями, которые работают с иностранным языком, а точнее, с диалектами языка, и производят все виды судебного перевода:
а) устный перевод при следственных действиях;
б) письменный перевод процессуальных документов (постановления о привлечении в качестве обвиняемого и обвинительного заключения);
в) письменный перевод ПТП - результата ОРМ (может осуществляться в соответствии с Федеральным законом «Об оперативно-розыскной деятельности» № 144-ФЗ)[11].
В свете сказанного становится ясно, что по мере осмысления проблемы судебного перевода рушатся синкретические чисто лингвистические представления о переводе, переводчике и переводческой деятельности с одной стороны и уголовном процессе как чисто юридическом понятии – с другой стороны. Возникает пограничное процессуальное понятие судебного перевода, наполненное конкретной культурно-лингвистической методологией.
На практике приходится отказываться не только от формальных оценок компетентности судебного переводчика, но, реализуя прагматический подход к проблеме, возлагать ответственность за такую проверку на аккредитованную судебно-переводческую организацию.
Рассмотрим участие переводчика в уголовном судопроизводстве в зарубежных странах.
Так, согласно УК Республики Беларусь при рассмотрении не только уголовных дел, но и гражданских, уголовно наказуемым является заведомо неправильный перевод в суде[12].
За заведомо неправильный перевод в суде, неправдивый отчет оценщика имущества при совершении исполнительного производства УК Украины предусматривается уголовная ответственность[13].
Согласно УК Республики Молдова уголовно наказуемыми деяниями являются как заведомо неправильный перевод, так и интерпретация переводчика[14].
Согласно УК Республики Таджикистан, лжесвидетельство в интересах организованной группы является квалифицирующим признаком преступления, при рассмотрении уголовных дел, уголовно наказуемым является заведомо неправильный перевод в суде [15].
|