Основное значение объекта преступления сводится к следующему. Объект преступления:

1) элемент каждого преступного деяния. Любое преступление является таковым, если чему-либо (какой-либо социально значимой ценности, интересу, благу, охраняемым уголовным правом) причиняется или может быть причинен существенный вред. Сказанное выражается в таком законодательно закрепленном свойстве преступления, как общественная опасность (ч. 1 ст. 14 УК РФ);

2) обязательный признак состава преступления. Не может быть ни одного конкретного состава преступления (убийство, кража, государственная измена и пр.) без непосредственного объекта посягательства;

3) имеет принципиальное значение для кодификации уголовного законодательства. По признаку родового объекта преступления строится Особенная часть УК РФ. Безусловно, это наиболее логичный и практически значимый критерий классификации и систематизации уголовно-правовых норм, рубрикации разделов и глав Кодекса.

Здесь, прежде всего, необходимо обсудить вопрос о количестве охраняемых уголовным законом объектов, а, следовательно, и о количестве институтов Особенной части уголовного права. В самом общем виде номенклатура всех охраняемых уголовным правом объектов представлена в ч. 1 ст. 2 УК РФ, которая признает таковыми права и свободы человека и гражданина, собственность, общественный порядок и общественную безопасность, окружающую среду, конституционный строй РФ, мир и безопасность человечества. Перечень этот в законе закрыт и, строго говоря, не подлежит расширительному толкованию. Однако в специальной научной литературе уже неоднократно отмечалось, что если сравнивать его со списком тех охраняемых объектов, которые определены в наименовании глав Особенной части УК РФ, то он окажется далеко неполным и противоречивым[1]. Такое положение вещей нельзя признать нормальным. Принципиальную важность предельно четкого определения круга охраняемых уголовным законом отношений трудно переоценить как для установления пределов уголовно-правового регулирования, так и для решения более частных вопросов систематизации институтов Особенной части уголовного права. В этой связи неслучайно, что рядом ученых-юристов предлагается дополнить и расширить перечень объектов уголовно-правовой охраны в ч. 1 ст. 2 УК РФ. Но формулируя новую редакцию данной нормы, авторы сохраняют существующий и сегодня прием, предполагающий закрытый перечень таких объектов.

Вместе с тем обращение к опыту некоторых зарубежных стран демонстрирует возможность и целесообразность иного подхода, исходящего из открытого характера перечисления указанных объектов. Так, например, Уголовный кодекс Республики Беларусь устанавливает, что имеет задачей охрану мира и безопасности человечества, человека, его прав и свобод, собственности, прав юридических лиц, природной среды, общественных и государственных интересов, конституционного строя Республики Беларусь. Уголовный кодекс Казахстана определяет объектами охраны права, свободы и законные интересы человека и гражданина, собственность, права и законные интересы организаций, общественный порядок и безопасность, окружающую среду, конституционный строй и территориальную целостность Республики Казахстан, охраняемые законом интересы общества и государства, мир и безопасность человечества. Аналогичным образом Уголовный кодекс Узбекистана к числу своих задач относит охрану от преступных посягательств личности, ее прав и свобод, интересов общества и государства, собственности, природной среды, мира и безопасности человечества[2].

Как видим, перечисление конкретизированных объектов уголовно-правовой охраны в упомянутых Кодексах сочетается с указанием на обобщенные «права и законные интересы человека, общества и государства». Представляется, что использование такого законодательного приема весьма перспективно, поскольку обеспечивает системе институтов Особенной части «открытый вход» на границе с внешней социальной средой, под воздействием которой эта система формируется. Он позволяет признать динамичный характер системы уголовно-правовых институтов, возможность их развития, изменения и дополнения. Это особенно важно в современных условиях, когда общественная жизнь и социальные стандарты устойчиво приобретают свойство быстрой изменчивости и «текучести». Стоит лишь подчеркнуть, что система институтов Особенной части уголовного права, будучи динамичной, в каждый отдельный момент времени является вместе с тем исчерпывающей, что предопределено предписаниями принципа законности и запретом применения уголовного закона по аналогии.

Построение системы институтов Особенной части уголовного права на основе объекта посягательства предполагает необходимость выбора вида (уровня) объекта как критерия систематизации. Речь идет о соотношении системы институтов Особенной части с так называемой «вертикальной» классификацией объектов преступления. Она традиционно относится к числу остро дискуссионных и не имеющих однозначного решения. Проанализировав данную ситуацию, Ю.Е. Пудовочкин даже утверждает, что «современная система Особенной части отечественного уголовного законодательства не позволяет выстроить универсальную вертикальную классификацию объектов преступлений; равно как отсутствие в отечественной науке единого представления о вертикальной классификации объектов не позволило законодателю создать непротиворечивую систему Особенной части уголовного закона»[3]

Между тем основное значение этой классификации как раз и состоит в том, чтобы представить внутренне непротиворечивую систему объектов уголовно-правовой охраны и соответствующую ей систему институтов Особенной части уголовного права.

В оценке того, насколько последовательно сегодня выдержан принцип формирования института Особенной части уголовного права на основе родового объекта посягательства, мнения специалистов расходятся. В.И. Плохова, например, прямо пишет: «Признакам правового института не отвечает соответствующее структуре Особенной части УК РФ объединение уголовно-правовых норм по главному родовому объекту преступлений, в связи с чем они объединены в главы и (или) разделы. Такое объединение, как правило, не включает все однопорядковые уголовно-правовые нормы, выделенные, например, в специальные, с разных сторон охраняющие определенную группу общественных отношений»[4].

Представляется, что это мнение излишне категорично и по большому счету несостоятельно с точки зрения теории права. Стремление автора свести в единый институт все, в том числе и специальные нормы, охраняющие «различные стороны одних и тех же отношений» (например, все нормы об ответственности за причинение смерти, включая статьи 277, 295, 317 УК РФ) неоправданно ни настоящими представлениями о строении отрасли, ни перспективами совершенствования системы институтов уголовного права. Не отрицая саму возможность такого объединения, приходится все-таки констатировать, что оно приводит к формированию не предметного правоохранительного, а комплексного уголовно-правового института Особенной части, который не является элементом системы права, а представляет собой результат «удвоения его структуры», значимый для исследования внутриотраслевых системных связей уголовного права, внутренней согласованности образующих его норм.

Кроме того, позиция В.И. Плоховой основана на неверном понимании соотношения основного и дополнительного объекта в специальных составах преступлений. Не углубляясь в дискуссию относительно того, какой именно объект в таких случаях выступает в качестве основного, главного, отражающего социальную сущность посягательства, следует все же поддержать позицию законодателя, который учитывает при определении объекта посягательства (и, следовательно, при размещении специальных норм в системе уголовного закона) направленность умысла, цель действий виновного. Именно такая позиция указывает на те социальные ценности, которым виновный стремится причинить вред. Кроме того, она же оправдывает законодательные решения о помещении, например, нормы об ответственности за посягательство на жизнь государственного или общественного деятеля - в главу о преступлениях против государственной безопасности; нормы об ответственности за уничтожение военного имущества - в главу о преступлениях против военной службы и т.д. В связи с этим нельзя согласиться с тезисом В.И. Плоховой о необходимости переоценки основного объекта специальных посягательств и перемещении всех специальных норм в главы, построенные на основании иного родового объекта.

Вместе с тем сказанное вовсе не отрицает того, что порой законодатель действительно неверно оценивает истинное содержание родового объекта того или иного преступления. В целом ряде случаев было бы целесообразно и теоретически оправданно переместить отдельные нормативные предписания в структуре Особенной части УК РФ из одной главы в другую. Однако это не колеблет общего вывода о том, что законодатель в основном адекватно оценивает социальную сущность криминализированных им деяний и выстраивает адекватную системе уголовного права систему уголовного закона;

4) позволяет отграничить преступление от других правонарушений и аморальных поступков. Кроме того, при явной малозначительности реального или возможного вреда какому-либо благу, даже охраняемому уголовным правом, не может идти речь о преступлении (ч. 2 ст. 14 УК - малозначительное деяние), поскольку объект не претерпевает того ущерба, который предполагается от преступления;

5) позволяет определить характер и степень общественной опасности преступного деяния, т.е. какому именно социально значимому благу, охраняемому уголовным законом, и в какой степени (насколько серьезно) причинен или мог быть причинен вред;

6) имеет важное, а иногда и решающее значение для правильной квалификации деяния и отграничения одного преступления от другого. Например, главным образом по объекту посягательства можно разграничить такие преступления, как убийство в связи с осуществлением потерпевшим служебной деятельности или выполнением общественного долга; посягательство на жизнь лица, осуществляющего правосудие или предварительное расследование; посягательство на жизнь сотрудника правоохранительного органа и посягательство на жизнь государственного или общественного деятеля (п. «б» ч. 2 ст. 105 и ст. ст. 277, 295 и 317 УК РФ); диверсия и террористический акт (ст. ст. 281 и 205 УК РФ) и др.[5]

Непринятие во внимание специфики объекта посягательства, неправильное его установление приводят на практике к судебным ошибкам.

Останкинским районным судом г. Москвы С. осужден по ч. 3 ст. 213 УК РФ (в редакции закона, действовавшей на тот момент). Ночью, находясь в кафе, он из хулиганских побуждений, грубо нарушая общественный порядок, произвел три выстрела из огнестрельного оружия в охранника, дежурившего в кафе, причинив его здоровью вред средней тяжести.

Вывод суда о совершении С. хулиганства был мотивирован тем, что он беспричинно совершил неправомерные действия в общественном месте, создал реальную опасность для жизни и здоровья граждан, присутствовавших в кафе, в результате этого был нарушен режим работы кафе.

Судебная коллегия по уголовным делам Верховного Суда РФ признала такую квалификацию деяния С. ошибочной. Согласно материалам дела С. произвел выстрелы в ноги потерпевшего не из хулиганских побуждений, а в связи с происшедшим ранее конфликтом, а также в связи с тем, что в ответ на его просьбу пустить в кафе, чтобы найти там свою утерянную во время ссоры цепочку, охранники применили резиновые дубинки и прогнали его. Общественный порядок С. не нарушил, поскольку в момент совершения преступления посетителей и сотрудников в кафе не было, в зале находились лишь С. и потерпевший. Судебная коллегия переквалифицировала действия С. на ч. 1 ст. 112 УК РФ «Умышленное причинение средней тяжести вреда здоровью»[6].

Как видно из примера, в связи с неправильным установлением объекта посягательства преступление против личности было ошибочно квалифицировано как преступление против общественного порядка.

Таким образом, следует отметить, что как понятие и реальность, объект преступления имеет многоплановое значение.

[1] Мальцев В.В. Принципы уголовного права и их реализация в правоприменительной деятельности. - СПб., 2014. – С. 38.

[2] Жук М.С. Объект преступления как критерий построения системы институтов Особенной части уголовного права // Уголовное право. – 2014. - № 5. – С. 12.

[3] Пудовочкин Ю.Е. Учение о составе преступления. – 2-е изд. - М., 2016. – С. 57.

[4] Плохова В.И. Некоторые проблемы уголовного права как системного образования // Системность в уголовном праве: Материалы II Российского конгресса уголовного права. - М., 2007. – С. 325.

[5] Уголовное право Российской Федерации. Общая часть: Учебник / Под ред. В.С. Комиссарова, Н.Е. Тяжковой. – М., 2015. – С. 164.

[6] Обзор надзорной практики Судебной коллегии по уголовным делам Верховного Суда РФ за 2010 год // Бюллетень Верховного Суда РФ. - 2010. - № 9.