В сегодняшних условиях проблема эффективности предписаний правового характера перед обществом предстает со всей очевидностью. Став на путь демократических реформ правового характера, государства постсоветского пространства столкнулись с вопросами, которые неразрешимы по сути: как привнести в общественную практику закрепленные правовые установления в виде, в котором они изначально законодательно закреплялись, без искажения их действительного смысла? Как реализовать нормы права согласно целям их принятия? И как вообще достигнуть если не полного, то, по меньшей мере, относительного равновесия между качественным показателем уровня нормативно-правовых актов с позиции юридической техники и показателем их реальной осуществимости в качестве действительных, а не декларативных? И разве в корне правового идеализма и правового нигилизма не находится в итоге невосприятие (или же неправильная оценка) во многом действующего права, которое предлагается нам законодателем?

Такая постановка вопросов, в конечном счете, сводится к признанию и государством, и широкой общественностью существующих объективно препятствий на пути реализации права, причины которых, думается, не сведены лишь к отсутствию механизма реализации норм права, например, игнорированию в процессе деятельности правотворческого характера требований экономической обеспеченности принятых нормативно-правовых актов. Постепенно происходит исчезновение тенденции принятия невыгодных и экономически необоснованных правовых актов, учитывая имеющийся в наличии экономический ресурс государства, что было достигнуто по причине «болезненного», но при этом очень эффективного метода проб и ошибок. А действующее законодательство, по меньшей мере, в его юридико-техническом аспекте, а также наработки ученых в сфере законодательной техники свидетельствуют о сравнительно высоком уровне техники правотворчества в целом[1].

С существенной долей уверенности есть возможность говорить о том, что, отбрасывая специфику политической и экономической обстановки в постсоциалистических странах, их законы по критериям формально-стилевого характера мало в чем уступают правовым актам западноевропейских стран. Но есть ли возможность на основе этого приходить к выводу о такой же степени влияния права на отношения общественного характера? Другими словами, как эффективно правом постсоциалистических государств выполняется функция регулятора отношений общественного характера? И по какой причине в реальной жизни наблюдается значительная степень эффективности реализации права, которое обеспечено принуждением, нежели его исполнение на добровольных началах?

Говоря о правовом национальном менталитете, стоит обратить внимание, что сама постановка вопроса в отношении природы данного феномена общественного сознания и его воздействия на имеющуюся правовую действительность «мгновенной» не является, а такой, которая назрела под воздействием политико-правовой обстановки, которая реально сложилась, в результате чего происходит активное вовлечение тематики ментальности в орбиту самих правовых исследований. В связи с этим стоит выделить труды Ю.А. Мордовцева, Р.С. Байниязова, С.П. Овчинниковой, предмет исследования которых - это раскрытие теоретико-методологического и исторического ракурсов правового менталитета[2]. Стоит также выделить работы, посвященные изучению специфики правового сознания граждан современного общества, что во многом является созвучным тематике правовой ментальности. Помимо этого, необходимость учитывать духовную специфику, культурное своеобразие в выработке правового «идеала» и применительно к позитивному восприятию права с отчетливостью можно проследить уже в работах дореволюционных ученых-правоведов - И.А. Ильина и П.И. Новгородцева[3]. Сказанным, по нашему мнению, подтверждается необходимость вернуться к культурно-историческим истокам права именно в «переходные», кризисные периоды развития права и государства. По этой причине интерес к изучению национального правового менталитета представляется закономерно вызванным требованиями жизни, а не представляет собой искусственный «продукт» научно-теоретических исследований.

Учитывая тематику этого исследования, возможным представляется рассмотреть эффективность права с точки зрения воздействия на нее специфики национальной правовой ментальности, особенно того, как особенности правового менталитета, которые исторически сложились, влияют на эффективность действия норм права, каким характером обладает связь «правовой менталитет - эффективность права» и в каких определенных областях правовой действительности есть возможность непосредственным образом применять приобретенные знания о характерных чертах национального правового менталитета.

Воздействие юридического или правового менталитета на результативность норм права, в первую очередь, обусловливается особенностью его природы и признаками, которые характеризуют его как явление. Остановимся на тех, которые непосредственно воздействуют на эффективность реализации предписаний правового характера. Правовой менталитет может быть определен в качестве совокупности относительно стабильных правовых воззрений, взглядов, установок, архетипов, поведенческих реакций, которые исторически выработаны конкретной национальной или этнокультурной общностью, заложены в глубинном уровне правосознания, которыми и определяется в целом привычный или устоявшийся образ правовой реальности. Это определение всеохватывающим не является, однако, как представляется, в нем отражаются основные аспекты данного комплексного, многогранного явления.

Из дефиниции правового менталитета, которая приведена, вытекают и его признаки, которыми, как мы считаем, стоит считать его принадлежность к области сознания; продолжительность процесса его формирования, иначе говоря, такое его качество, как историчность; относительная стабильность, то есть меньшая подверженность трансформации со стороны процессов общественного характера; латентность, то есть сложность его выявления при непосредственном наблюдении в «чистом» виде, что требует совершенно другого, комплексного подхода, который предполагает учет всех его признаков, которые перечислены выше.

Думается, что самой природой феномена, который рассматривается, во многом определяется его значимость для эффективности восприятия гражданами норм права и, в результате, их реализации в правовых отношениях. В сравнении, к примеру, с правосознанием, имеет место не просто отношение к праву, часто бывающее спонтанным, к жизни вызванным конкретными текущими (политическими, экономическими) условиями, а влияние на правовую ткань общества сформировавшихся в течение долгого времени, самых типичных взглядов, которые выражают устойчивое, сравнительно ровное (подтвержденное исторически) отношение к праву, а по этой причине не требует других апробаций с позиции его эффективности.

В данном случае право наделяется такими свойствами, как целесообразность и понятность, что, разумеется, ведет к его адекватному отражению в реальности. Ведь сама по себе правовая догма вряд ли может претендовать на самостоятельное значение отдельно от практики ее реализации, успешность которой имеет зависимость не столько от совершенства техники ее закрепления, сколько от ее соответствия существующей в определенном обществе уровню внутренней готовности принять ее. Хоть в целом качественный уровень нормы права, который включает ее содержательный и технический аспекты, подразумевает их неразрывное единство, однако ни в коем случае не их несоответствие. Предполагается способность права с максимальным качеством осуществлять регулятивную функцию в основном на диспозитивных, а не императивных началах.

Иначе говоря, нельзя игнорировать фактор менталитета правового характера там, где говорится о соблюдении права народом как сложившейся исторически общностью с конкретными взглядами и предпочтениями в отношении устройства общества, который стремится к способу организации собственного бытия, соответствующему существующему культурному и историческому опыту. Разумеется, в идеале все так и есть, однако, к сожалению, наша правовая жизнь с убедительностью демонстрирует иное другое.

Остановимся на определенных областях правовой действительности, в которых стоит принимать во внимание особенности национального правового менталитета. По этой причине стоит обратить внимание на то, что в литературе обычно принято эффективность права определять по качественному состоянию правосознания, правопримения и правотворчества, которые при этом рассматриваются и в качестве условий эффективности действия норм права, в рамках которых осуществляется выработка и рекомендаций по их совершенствованию[4]. Но, в соответствии с проблематикой этого исследования, основной интерес для привлечения национального правового менталитета представляет именно правотворческая сфера, от эффективности которой в последующем имеет зависимость и «качественность» дальнейших стадий правового регулирования. Этот подход, по нашему мнению, даст возможность согласования между собой обеих составляющих этого исследования - правового менталитета и эффективности права. Тем более что, учитывая природу явления, которое исследуется, взаимозависимость между ними является довольно очевидной.

В отношении правотворчества, например, такой его составляющей, как законотворчество, требуется обратить внимание, в первую очередь, на существенное значение национального правового менталитета в вопросах принятия и разработки нормативных правовых актов, так как их действенность имеет прямую зависимость от их соответствия некоторым качественным признакам. В то же время, как уже отмечалось, акцент делается именно на их содержательной стороне. Такое содержание в форме, которая логически упорядочена, используя прогрессивные наработки, включая наработки западной юридической техники, должно, прежде всего, отражать собственный, выработанный исторически опыт, который будет более эффективен для «местного» применения. И это не предполагает замыкание в сугубо национальной среде.

Сегодняшние процессы интеграционного характера такое замыкание делают невозможным в принципе, да и ненужным. Заимствование иностранного прогрессивного опыта правового характера помогает заполнить имеющиеся пробелы в национальной системе права, в особенности, учитывая период ее «переходности» в ряде постсоветских государств. Но только дополнять, а не подменять, иначе может непредсказуемо отразиться на национальной правовой действительности, результат чего – это неэффективность права по причине его неясности и отсутствия целесообразности для граждан, что находит проявление в подрыве его престижа и у населения вырабатывает убеждение в его недейственности и ненужности по причине безнаказанности, коррупционности, его «избирательного» действия, то есть фактического неравенства всех граждан перед законом.

Обратимся к рассмотрению права частной собственности, которое обладает далеко не сходной интерпретацией в восточноевропейском (украинском и т.п.) и западноевропейском его понимании. Если во втором случае рядовой европейский гражданин право частной собственности воспринимает довольно спокойно, «ровно» как одну из множества разновидностей его прав и, соответственно, права прочих собственников тоже уважаются равнозначно, то в первом случае по причине отсутствия аналогичной западной исторической правовой традиции свойственным является определенное гипертрофированное восприятие данного института, что находит проявление в признании преимущественно своего права как собственника с игнорированием таких же прав иных собственников.

Западная модель права частной собственности с ее гармонией относительно права-обязанности не полностью отражается при постсоветской правовой реальности по причине имеющейся установки ментального характера на четкость разделения обязанностей и прав, что сводит к минимуму возможность одновременно эффективно обладать правом и исполнять вытекающую из него обязанность. В практической сфере это выражается в существенном числе виндикационных и негаторных исков в судах, поскольку в обществе достаточно распространена тенденция захвата собственности в произвольном порядке. И если, как считают некоторые исследователи, такая тенденция существует в современных западных условиях, что находит выражение в возникновении новых видов преступности, в частности крупных хищений «общественной» собственности, которая принадлежит как большим компаниям, так и государству, вследствие кризиса, который сегодня переживает вся западная традиция права[5], невзирая на сложившееся представление о ней как консервативной, незыблемой, то, что можно сказать о постсоветских государствах, только в начале 90-х прошлого века присоединившихся к западному правовому циклу развития.

По этой причине, достаточно вероятно, что абстрактное изложение правовой нормы, которое столь характерно для романо-германской системы права, не в полностью помогает эффективности предписаний правового характера в постсоветских системах права, что требует другого, более жесткого и детального регулирования отношений в области частной собственности, при этом в последнюю очередь исходя не из специфики национального правового менталитета.

Это же есть возможность сказать и относительно таких постулированных на Западе и у нас прав человека. Невзирая на их повсеместное закрепление на уровне конституций, можно наблюдать относительно низкую эффективность их реального соблюдения. Представляется, что проблема заключается не только в отсутствии их социальных и экономических гарантий. Применительно к России и Украине исторически сложилось так, что сам по себе человек вряд ли являлся высшей социальной ценностью, по меньшей мере, в западном понимании такого выражения. Гораздо более значимыми были блага иного порядка - института семьи, общины (трудовой и местной). Помимо этого, даже то, что большая часть исследователей украинского менталитета именуют индивидуализмом, который раскрывается как присущее исторически украинскому народу стремление к личной свободе и предпочтение малых групп большим коллективам (в том числе и организации государства), еще не является неопровержимым доказательством того, что данная характеристика является соответствующей индивидуализму в его понимании, существующем в Европе.

Этот упор на гражданина или личность и ее права в странах США и Европы обусловливается либерально-демократической традицией, которая исконно присуща им. Именно сообщество равных в правах, свободных граждан или гражданское общество способно противостоять государству, таким образом защитив себя от подавления со стороны последнего. История же России, Украины, Белоруссии с убедительностью показывает иное. Несомненно, закрепление в конституции права на жилье, свободу, достоинство, жизнь, образование, медицинскую помощь - это прекрасно с гуманистической, общечеловеческой точки зрения. Но при этом, в соответствии с общественной практикой, как сильна вера граждан в их реальное соблюдение? Преломляясь через специфику национального правового менталитета, данные права своего подтверждения не находят в коллективной памяти народа, вследствие чего, за неимением опыта, осуществляется их искажение, что часто находит выражение в злоупотреблении правами для определенных лиц, либо в их несоблюдении для прочих.

Это обстоятельство только усугубляет неблагоприятный экономический фактор. Как сильна решимость у бывшего гражданина СССР совершить обращение в суд в целях защиты нарушенного права только лишь посредством права на обращение в суд, предусмотренного конституцией? И разве среди препятствий не встанет сформированная убежденность в длительности, бюрократичности процедур суда точно так же, как и прочих учреждений государства? Даже при условии, что данные установки не в полной мере соответствуют действительности, которая сложилась. В этой связи для по-настоящему эффективного соблюдения прав человека более целесообразным представляется скорее их помещение в рамки культурно-исторической плоскости, нежели просто их формальное закрепление для соответствия стандартам, которые общеприняты. Некоторыми авторами указывается на то, что необходимо учитывать православную традицию и возможность построения своей концепции прав человека[6]. Эта мысль представляется достаточно обоснованной.

Изначально при разработке правовых актов, в особенности, если ставится вопрос о заимствовании конкретных институтов или норм, законодателю стоит исходить из обусловленного исторически, разного отношения к праву и понимания его природы в США, странах Европы, и странах постсоветского пространства. Не является тайной, что для современного правового менталитета Украины (представляется, что и для России) характерным является в основном нигилизм относительно права. Большая часть граждан нашего общества, особенно те, у которых преобладающим является обыденный уровень правосознания, право воспринимают в качестве некой фикции, в целом не пригодной для того, чтобы урегулировать общественные отношения и разрешать возникающие конфликты или же действующей в интересах определенных заинтересованных лиц. И это не представляет собой сиюминутное явление, которое вызвано только несовершенством современного законодательства. Деление или даже противопоставление справедливости (идеального права) и действующего права является присущим украинскому и российскому правовым менталитетам (по причине общности их исторической судьбы).

Стоит обратить внимание на то, что всплеск правового нигилизма уже был в истории украинского и российского народов. Обычно, упадок правового сознания (что подтверждается, в первую очередь, ростом преступности) был характерным именно для периодов модернизации или реформирования государства и права, например для 60-х гг. ХIХ и начала ХХ в., что имело связь с тем, что «российский вариант модернизации был связан с масштабной и болезненной ломкой традиционных структур»[7], а «все политические, экономические и социальные реформы бесперспективны, если не будут поддержаны глубоким и всеобщим духовным переосмыслением действительности, изменением народного отношения к долгу, труду, жизни, себе и обществу»[8].

Характерная особенность западной правовой ментальности заключается в уважительном отношении к праву, в первую очередь, как к действующему закону, чему активно поспособствовала католическая религиозная традиция. В соответствии с западным правопониманием, «закон есть закон», что во многом обусловливается преобладанием рациональности или разума над нравственностью или духовностью. Западный человек вряд ли будет соизмерять нравственность и закон или думать, соответствует ли такой закон традиции, так как это некритическое отношение к закону (если это закон, то он не может быть несправедливым) является присущим для этой же правовой традиции и является ядром правового менталитета Западной Европы.

Зная изначально критическую предрасположенность относительно права, которая столь характерна для правового менталитета украинского и российского народов, законодатель уже на этапе подготовки разработки правового акта должен понимать собственную исторически обусловленную, повышенную ответственность. Он не должен давать повод для того, чтобы роль права обесценивалась в обществе, в особенности если говорится о заимствовании положений зарубежного права.

Итак, при разработке норм права более целесообразным представляется основное внимание уделять их подготовительной стадии, чем стадии их непосредственного изложения в виде определенного правового акта. Требуется должным образом провести анализ исторического опыта (если он был) разрешения этой социальной проблемы с помощью ее правового урегулирования, изучить посредством привлечения социологических методов массовое настроение общества по поводу акта, который предполагается, специфику национального мировосприятия, доминанты правового менталитета, являющиеся основой национального отношения к праву и, как следствие, определяющие правовое поведение, придающие ему соответствующую этноправовую окраску. И лишь после анализа предполагаемого правового акта на совместимость с национальной правовой ментальностью совершать переход к определению его формально-содержательной структуры. Хоть не исключается, что в ходе выявления специфических черт национального менталитета правового характера в будущем необходимость в планируемом правовом акте сама собой отпадет, а законодатель будет подыскивать другой способ правового регулирования. Возможно, так удастся не только преодолеть существенно увеличившуюся дистанцию между «живым» и «формальным» правом, намного упростив его и превратив в доступное для народа, но и предотвратить неэффективность планируемого правового акта, тем самым намного сократив материально-организационные затраты, связанные с его реализацией, а также не допускать последствий, являющихся более серьезными.

Именно на стадии правотворчества уже во многом закладываются основы для последующей эффективности предписаний правового характера. Дальнейшие стадии правового регулирования уже имеют прямую связь с их качественным содержанием, один из важнейших аспектов которого – это включение фактора ментальности. Механизм применения права на практике в этом случае становится значительно проще, поскольку оно в немалой мере соответствует той же практике. По меньшей мере, у права будет намного больше шансов действовать в реальности, обладать не декларативным, а регулятивным характером. Ведь оно будет иметь важнейшее качество: быть важным и понятым непосредственным субъектам его воздействия - людям. Ясно, что безликих отношений общественного характера не бывает, в их центре – в каждом случае человек, организующий их согласно своим желаниям и потребностям. Национальный ракурс бытия будет актуален до того времени, пока существовать будут государства-нации и их системы права. Пока будут различать право Украины, России, Германии, Великобритании, Франции, до тех пор актуальным будет и обращение к национальному правовому менталитету.

Итак, между правовой ментальностью и эффективностью действия права есть тесная взаимосвязь. С одной точки зрения, принимая во внимание вышеперечисленные признаки менталитета, именно он может помогать понижению «текучки» действующего законодательства, наделению последнего такими качествами, как доступность, актуальность, стабильность, что ведет к его эффективности в целом. С иной - эффективность права является показателем его реальной осуществимости, его высокого уровня, что в свою очередь помогает росту доверия граждан к праву, вырабатывает к праву положительное отношение, веру в его справедливость и гарантированность посредством права на защиту. В заключение стоит обратить внимание на то, что вряд ли логичным представляется разделять понятия «право» и «эффективность права», так как в идеале право по самой своей природе, предназначению неэффективным быть не может. И если уже сравнительно долгое время на повестке дня встает вопрос отсутствия механизма реализации правовых актов, сложности их водворения в жизнь, действиях граждан в «обиход» нормам права, об их противоречии национальной правовому менталитету или правовой культуре и самой эффективности права в целом, то это является очевидным показателем того, что в данной сфере далеко не все совершенно. И что имеющиеся в большинстве своем формально-юридические способы по устранению несоответствий или противоречий между правом и общественной жизнью являются явно недостаточными для роста эффективности права в национальном пространстве. По этой причине целесообразно юридический фактор дополнять культурно-историческим фактором национального правового менталитета, который должен активно вовлекаться законодателем в область правотворчества, что в свою очередь требует особых наработок в отношении механизма исследования правового менталитета, методики его применения в процессе правотворчества.

[1] Законодательная техника: научн. практ. пособие / Под ред. Ю.А. Тихомирова. М., 2000; Керимов Д.А. Законодательная техника: научн. (методич. пособие. М.: Норма, 2000; Ковальский В.С. Правотворчество: теоретические и логические основы. Киев, 2005.

[2] Мордовцев А.Ю. Постижение национальной ментальности. К вопросу о новой парадигме гуманитарных исследований // Мордовцев А.Ю. Правовая система в ментальном измерении: постановка проблемы // Северо-Кавказский юридический вестник. 2002. №2; Байниязов Р.С. Дух и право // Философия права. 2005. №1 (13); Байниязов Р.С. Абстрактное правосознание и правовой менталитет//Право и политика. 2003. №4; Байниязов Р.С. Правосознание и российский правовой менталитет // Правоведение. 2000. №2; Овчинникова С.П. К истории развития российского правового менталитета (в контексте произведений Н.Н. Алексеева) // Юристъ-Правоведъ. 2001. №1 (2).

[3] Новгородцев П.И. Об общественном идеале. М., 1991; Он же. Введение в философию права. Кризис современного правосознания. СПб., 2000; Ильин И.А. Теория государства и права. М., 2003.

[4] Эффективность правовых норм / Авторы: Кудрявцев В.Н., Никитинский В.И., Самощенко И.С., Глазырин В.В. М., 1980. С. 76.

[5] Берман Г.Д. Западная традиция права: Эпоха формирования. 2-е изд. М., 1998. С. 50.

[6] Чувичкин В.Э. Права и свободы человека: необходимость учета православной традиции//Право, государство, духовность: пути развития и взаимодействия. М., 2006.

[7] Абдурахманова И.В. Факторы трансформации массового правосознания в России в начале ХХ века // Философия права. 2006. №4 (20). С. 61.

[8] Дамаскин О.В. Мировоззренческие и правовые аспекты сосуществования России и Запада // Современное право. 2007. №11. С. 69.