За последние годы организованное мошенничество в России приобрело новые и уже относительно неплохо изученные современной наукой свойства: экономическую направленность, социальную мимикрийность, профессионализм, хорошую техническую оснащенность и др.
Качественная трансформация этого сегмента преступности актуализирует поиск новых подходов к его предупреждению, разработка которых возможна только при условии кардинального обновления концептуальных рамок исследования, прежде всего, в направлении изучения уголовно-правовых признаков мошенничества и криминологического анализа организованных форм его совершения.
В современной юридической науке накоплен большой объем знаний о юридических признаках мошенничества. Это в известной степени избавляет от необходимости разработки теоретических основ проблемы, но в то же время ставит перед наукой другую задачу - проанализировать, как традиционное понимание мошенничества соотносится с его новыми криминологическими формами и нуждается ли оно в изменении.
В современной науке представлен широкий спектр позиций по проблеме совершенствования ст.ст. 159 - 159.6 УК РФ: от отрицания важности введения новых составов мошенничества до обоснования целесообразности изменения способов его совершения[1], исключения из ст. 159 УК РФ указания на совершение преступления путем злоупотребления доверием[2] и др.
Реформирование уголовного законодательства и разнообразие
доктринальных позиций свидетельствуют о возрождении интереса к проблеме мошенничества. Существуя в рамках доктринальных оценок прошлых лет, оно успело приобрести качественно новые формы, которые могут быть объяснены только на основе переоценки некоторых уголовно-правовых признаков мошенничества.
В частности, нового осмысления требует определение мошенничества через приобретение права на чужое имущество. Интерес к данной проблеме в рамках оценки организованного мошенничества объясняется тем, что большинство схем обмана, используемых организованными группами, связаны не с хищением чужого имущества, а с приобретением права на имущество, особенно в сфере предпринимательской, страховой и финансово-экономической деятельности.
В ч. 1 ст. 159 УК РФ термин «хищение» не употребляется в словосочетании с правом на имущество, на наш взгляд, по причине отсутствия его материальности. Право на что-либо - понятие, по сути, абстрактное, которое не находит места в физическом воплощении, а закрепляется лишь на каких-либо материальных носителях (в документах). Из этого следует, что посягательство на само право не может выражаться в форме хищения. Именно поэтому законодатель употребил при описании мошенничества термин «приобретение права».
Многие авторы, учитывая одинаковые цель и способы совершения деяния при мошенническом хищении и мошенническом приобретении права, предлагают признать их формами хищения[3]. Так, Н.А. Лопашенко отмечает, что приобретение права на имущество - это особая разновидность мошенничества - хищения, а выделение ее потребовалось потому, что в общем понятии хищения говорится о предмете - чужом имуществе. Только предмет и разделяет хищение чужого имущества и приобретение права на чужое имущество[4].
С такой позицией нельзя согласиться, так как употребляемый законодателем в диспозиции ст. 159 УК РФ союз «или» является разделительным[5]. Это говорит о том, что мошенничество - хищение и мошенничество - приобретение права являются разными видами преступления, предусмотренного ст. 159 УК РФ.
Таким образом, мошенничество имеет две формы, различные по своей юридической природе: мошенничество в форме хищения чужого имущества и мошенничество в форме приобретения права на чужое имущество.
Указание в диспозиции статьи на форму «приобретение права на имущество» уже много лет служит поводом к спорам о том, является ли такое мошенничество хищением, если оно не связано с изъятием и (или) обращением в пользу виновного или других лиц чужого имущества. В этой связи хотелось бы отметить, что применительно к мошенничеству приобретение права на имущество рассматривается законодателем как способ обращения чужого имущества в пользу виновного или других лиц. При таком подходе споры о наличии в мошенничестве признаков хищения теряют научный и практический смысл.
Следует обратить внимание и на тот факт, что в отечественной юридической науке не сформировалось общее понимание термина «право на имущество» [6]. Существует широкое понимание этого термина как совокупности имущественных прав, включая правомочия собственника, право оперативного управления, а также обязательственные права, права авторов и изобретателей на вознаграждение, наследственные права.
Сторонники формально-юридического похода не соглашаются с этой позицией, справедливо полагая, что «право на имущество - это юридическая категория, включающая в себя строго определенные полномочия собственника, а именно его право владения, пользования и распоряжения принадлежащим ему имуществом»[7].
По мнению Г.Н. Борзенкова, упоминание о праве на имущество в составе мошенничества имеет значение лишь для уточнения момента окончания преступления. Близок к этой позиции и Ю.И. Ляпунов, полагающий, что право на имущество может быть закреплено в различных документах (завещании, страховом полисе, доверенности на получение тех или иных ценностей, различных видах ценных бумаг и др.). При получении мошенником документов, на основании обладания которыми он приобретает право на имущество, преступление считается оконченным, независимо от того, удалось
9
ли мошеннику получить по ним соответствующее имущество .
Д. Верещагин указывает, что при мошенническом приобретении права на имущество речь идет только о приобретении виновным ограниченного вещного права на данное имущество, нарушающее вещные отношения в более широком смысле этого слова, но все же не затрагивающем статус собственника и не ставящем под сомнения отношения собственности как таковые[8] [9].
В судебной практике под этим термином понимается право на имущество в смысле вещи, включая как вещные, так и обязательственные права (например, права требования по договорам банковского вклада и счета, права арендатора и т. п.) [10]. Такой подход изменяет представления об имущественном ущербе. Им признается не только ущерб в виде утраты имущества, но и ущерб в виде неполученных доходов (упущенная выгода), что сближает мошенничество с преступлением, предусмотренным ст. 165 УК РФ. Но в этом случае сглаживаются различия между мошенничеством (СТ. 159 УК РФ) и причинением имущественного ущерба путем обмана и злоупотребления доверием (ст. 165 УК РФ).
Анализируя обозначенные позиции, следует отметить, что в соответствии с общим учением об объекте преступления предмет преступного посягательства рассматривается как материальный предмет внешнего мира, как вещь. Поэтому право на имущество, будучи нематериальной категорией, не может выступать в качестве предмета мошенничества.
Данная проблема имеет несколько решений: внесение изменений в
устоявшуюся нормативную конструкцию ст. 159 УК РФ или изменение угла зрения ученых и практиков на толкование термина «приобретение права на чужое имущества».
Последнее предложение является более обоснованным и целесообразным. В его основе лежит позиция, согласно которой предметом преступления при мошенничестве в виде приобретения права на имущество является то конкретное имущество, право на которое получает виновный, совершая указанное преступление. В этом случае приобретение право на имущество понимается как наделение лица правомочиями собственника безотносительно того, произошло ли фактическое изъятие материальных предметов из законного владения именно в момент совершения преступления.
Передача имущества, являющегося собственно предметом мошенничества, может быть осуществлена и позднее, что не исключает возможность признания преступления оконченным в момент передачи прав на имущества. С этим подходом согласилось 87% опрошенных работников следственных и судебных органов.
Существенно влияние на расстановку сил в сфере организованного
мошенничества, равно как и на общую направленность борьбы с ним, оказало введение в УК РФ шести специальных составов мошенничества. На первый взгляд, это законодательное решение кажется вполне обоснованным.
Федеральный закон от 29 ноября 2012 г. № 207 - ФЗ[11] ввел в УК РФ
дополнительные составы с целью усиления борьбы с наиболее
распространенными и опасными видами мошенничества. Как отмечается в пояснительной записке к проекту Федерального закона, «с развитием в стране экономических отношений, модернизацией банковского сектора, развитием страхования, инвестиционной деятельности, информационных и промышленных технологий и предоставлением новых услуг неизбежно появляются новые схемы, способы хищения чужого имущества тили приобретения права на чужое имущество. Совершение таких преступлений в современных условиях требует со стороны государства адекватных уголовно-правовых мер воздействия, в то время как закрепленный в УК состав мошенничества не в полной мере учитывает особенности тех или иных экономических отношений, а также не позволяет обеспечить на должном уровне защиту интересов граждан, пострадавших от мошеннических действий»[12].
В отдельные составы было выделено мошенничество, связанное: с
кредитованием (ст. 159.1 УК РФ); с получением выплат (ст. 159.2 УК РФ); с использованием платежных карт (ст. 159.3 УК РФ); с договорными отношениями в сфере предпринимательской деятельности (ст. 159.4 УК РФ); со страхованием (ст. 159.5 УК РФ) и компьютерной информацией (ст. 159.6 УК РФ).
Введение в УК РФ специальных составов мошенничества заставляет ученых пересмотреть традиционные взгляды на юридическую природу хищений, совершенных путем обмана или злоупотребления доверием. В частности, в дополнительном юридическом анализе нуждаются способы совершения мошенничества, особенно в сфере компьютерной информации, и критерии, позволяющие отграничивать мошенничество от кражи (при хищении денежных средств с использованием платежных карт) и причинения имущественного ущерба путем обмана или злоупотребления доверием (в случае совершения преступлений в сфере страхования). К этим проблемам мы обратимся позднее, при изучении системы уголовно-правовой превенции организованного мошенничества.
Основываясь на изложенных выше рассуждениях, проведем правовой и криминологический анализ организованных форм мошенничества.
Изучение признаков совместной преступной деятельности в контексте исследования организованного мошенничества неслучайно. По мнению опрошенных экспертов, противоречия, возникающие в связи с отсутствием универсальных критериев дифференциации форм совместной преступной деятельности, приводит к тому, что только 10% мошенничеств, совершаемых организованными группами, и 2% хищений, совершаемых преступным сообществом, получают соответствующую правовую оценку. При этом большинство (90%) деяний квалифицируется судами как преступления, совершенные группой лиц по предварительному сговору, что существенно искажает представления об объеме и динамике организованного мошенничества.
Этот вывод подтверждает официальная статистика. В 2013 г. было расследовано 32% от общего объема зарегистрированных мошенничеств и только 12% от объема мошенничеств, совершенных участниками организованных групп и преступных сообществ[13].
Говоря об организованном мошенничестве, следует учитывать следующие обстоятельства.
Во-первых, организованная группа - это далеко не единственная форма организованной преступной деятельности. Наряду с ней УК РФ называет преступное сообщество в виде структурированной организованной группы или объединения организованных групп (ч. 4 ст. 35 УК РФ). И хотя мошенничество в России крайне редко совершается преступными сообществами, это не исключает важность его научного исследования.
В этой связи считаем необходимым расширить теоретические рамки исследуемого явления, включив в него совокупность мошеннических действий, совершенных как организованными группами, так и преступными сообществами (преступными организациями).
Во-вторых, термин «организованность» не может быть рассмотрен исключительно как формально-юридический показатель устойчивости и сплоченности участников группы. Не менее важным является его криминологическое содержание, позволяющее расширить понятийные рамки организованного мошенничества, включив в него характеристики внутреннего устройства группы, действия по планированию, подготовке и совершению мошенничества и сопутствующих ему преступлении, а также последующие действия по укрытию следов преступления.
Таким образом, криминологическое понятие организованного мошенничества гораздо шире уголовно-правового. Оно включает совокупность преступлений и иерархически построенных организованных групп и преступных сообществ, совершающих мошенничества и сопутствующие им преступления, в определенном регионе за определенный период времени.
Криминологическая оценка организованного мошенничества предполагает поиск надежных показателей, анализ которых позволит охарактеризовать его системные свойства, выявить структуру, динамику и тенденции.
Полагаем, что в качестве таких показателей могут быть рассмотрены данные о зарегистрированных мошенничествах, совершенных организованными группами и преступными сообществами (ст. 159 - 159.6 УК РФ), сведения о сопряженных с организованным мошенничеством преступлениях и деяниях, связанных с организацией и участием в преступном сообществе (ст. 210 УК РФ), результаты анализа уголовных дел, рассмотренных судами Иркутской области и других субъектов РФ в период с 2001 по 2013 г.г., а также данные опроса сотрудников следствия и суда.
Именно совокупный анализ этих показателей позволит отразить функциональные и структурные характеристики исследуемого явления и сделать статистическую картину организованного мошенничества наиболее информативной.
Наряду с показателями и единицами криминологического измерения необходимо оговорить период статистического наблюдения. В российской юридической литературе нет общепризнанной начальной точки отсчета. Выбор хронологических рамок исследования обусловливается стоящими перед исследователем задачами и доступностью информационных ресурсов.
По нашему мнению, анализ «длинных» статистических рядов применительно к
российскому организованному мошенничеству нецелесообразен. За последнее столетие Россия пережила несколько периодов кардинального реформирования, сменялись идеология, экономический строй, уголовное законодательство. В таких условиях проведение сравнительного исследования организованного
мошенничества без поправки на множество исторических фактов будет некорректно, а с их учетом - невозможно. В этой связи считаем возможным ограничить хронологические рамки работы так называемым «современным этапом» развития организованной преступности, определенны нами в границах 2000 - 2013 г.г.
Обращаясь к уголовно-правовому анализу организованных форм мошенничества, важно отметить многообразие критериев их разграничения. Условно их можно разделить на три группы:
- субъективные признаки (степень согласованности между участниками, субъективная связь между ними, наличие единого преступного намерения);
- объективные критерии (количественный состав, структура, характер преступной деятельности, тяжесть совершенных группой деяний);
- объективно-субъективные признаки.
Законодательное определение группы лиц по предварительному сговору, организованной группы и преступного сообщества (преступной организации) ориентирует практику на использование объективно-субъективных критериев, что представляется вполне обоснованным ввиду усложнения современных форм совместной преступной деятельности.
Уголовный закон наделяет группу лиц по предварительному сговору двумя объективными признаками (количество лиц и наличие предварительной договоренности), организованную группу - признаками устойчивости (объективносубъективный критерий) и специальной цели объединения - совершение одного или нескольких преступлений, а преступное сообщество - свойством структурированности (объективно-субъективный критерий); возможностью объединять в себе несколько организованных групп (объективная характеристика) и целью совместного совершения одного или нескольких тяжких или особо тяжких преступлений для получения прямо или косвенно финансовой или иной материальной выгоды.
Проблема, однако, заключается в том, что ключевые признаки организованных формирований (устойчивость организованной группы и структурированность преступного сообщества) имеют оценочный характер и крайне противоречиво толкуются на практике.
В частности, до настоящего времени не разработан универсальный подход к определению признака устойчивости организованной группы.
В целях его конкретизации А.М. Абдулатипов предлагает отграничить его от свойства организованности группы. Организованность, по его мнению, характеризует вертикальные связи в группе, а устойчивость - горизонтальные[14].
С этой позицией сложно согласиться хотя бы на том основании, что в ней организованный характер группы определяется через идентичный признак организованности, а устойчивость сводится к связи соисполнителей, что характерно не только для организованной группы, но и для группы лиц по предварительному сговору.
Более обоснованным с точки зрения семантики используемых терминов, является подход, разделяющий устойчивость и другие характеристики организованной группы[15].
В.М. Быков в числе признаков такой группы называет: 1) устойчивость как сплоченность личного состава группы; 2) выработку в группе собственных взглядов, норм поведения, ценностных ориентации, которых придерживаются все члены группы; 3) четко выраженную иерархическую структуру; 4) наличие лидера; 5) ролевую дифференциацию членов группы (распределение ролей); 6) замещение личных отношений деловыми, основанными на совместном совершении преступления; 7) распределение преступных доходов не в равных долях, а в соответствии с положением участников преступной группы; 8) существование
специального денежного дохода - «общака», которым распоряжается лидер[16].
признаков организованной деятельности было неоднозначно воспринято в юридической науке. В частности, Р.Р. Галиакбаров часто упрекал сторонников этой позиции в криминологизации уголовного права, привнесении в законодательное определение организованной группы криминологических характеристик. С этим утверждением можно согласиться лишь отчасти. С одной стороны, в условиях расширения и усложнения форм совместной преступной деятельности требуется конкретизировать критерии их дифференциации. В этой связи формирование комплексной уголовно-правовой и криминологической характеристики организованной группы своевременно и необходимо. С другой, дополнение законодательного определения (ч. 3 ст. 35 УК РФ)
криминологическими признаками вряд ли целесообразно ввиду высокой степени их изменчивости и риска нагромождения нормативной конструкции.
Удобным выходом из сложившейся ситуации стал подход, ориентированный на объединение в признаке устойчивости всех криминологических характеристик организованной группы.
По мнению С.А. Балеева, «устойчивость слагается из таких компонентов, как долговременность существования группы, стойкость преступных связей, которая обусловливается наличием организатора и осуществлением им организационных функций, планированием нескольких преступных актов, целью которого зачастую является получение незаконных доходов, часть из которых используется для обеспечения функционирования группы»[17]. А.М. Ивахненко дополняет этот перечень признаками согласованности действий и иерархического построения группы[18]. Рассматриваемый подход был благодушно встречен судебной практикой и нашел отражение в рассмотренных ниже рекомендациях Верховного Суда РФ.
Так, в постановлении Пленума Верховного Суда СССР от 25 октября 1959 года среди критериев, определяющих устойчивость банды, были названы: «предварительный сговор и преступные связи между ее участниками, единство
преступных целей, распределение функций между участниками преступного
сообщества, предварительное установление объектов нападения и способов
20
преступной деятельности» .
Постановление Пленума Верховного Суда РФ от 21 декабря 1993 г. № 9 «О судебной практике по делам о бандитизме» к показателям устойчивости банды относило «стабильность ее состава и организационных структур, сплоченность ее членов, постоянство форм и методов преступной деятельности»[19] [20] [21].
Постановление Пленума Верховного Суда РФ от 17 января 1997 года № 1 расширило этот перечень за счет таких признаков, как «тесная взаимосвязь между
членами группы, согласованность их действий, длительность ее существования и
22
количество совершенных преступлений» .
Критерии устойчивости группы приведены и в п. 15 постановления Пленума Верховного Суда РФ от 27 декабря 2002 года № 29 «О судебной практике по делам о кражах, грабежах и разбое»: «Об устойчивости организованной группы может свидетельствовать не только большой временной промежуток ее существования, неоднократность совершения преступлений членами группы, но и их техническая оснащенность, длительность подготовки даже одного преступления, а также иные обстоятельства»[22].
Для разграничения группы лиц по предварительному сговору и организованной группы в судебной практике стал использоваться такой показатель устойчивости группы, как наличие в ее составе организатора. Так, в постановлении Пленума Верховного Суда РФ от 10 февраля 2000 г. «О судебной практике по делам о взяточничестве и коммерческом подкупе» он был назван наряду со стабильностью состава группы и согласованностью действий ее участников в целях реализации общих преступных намерений.
В последующем суд не раз подтверждал свою позицию. Например, в обзоре надзорной практики Судебной коллегии по уголовным делам Верховного Суда РФ за 2002 год отмечается, что в организованной группе по общему правилу имеется руководитель, координирующий действия участников группы, подбирающий и вербующий участников группы, распределяющий роли между ними, планирующий
24
совершение преступлений .
Но на практике встречаются исключения из этого правила. Речь идет о недавно организованных группах, в которых еще не выделился лидер или имеет место коллективное управление, а также о формированиях, которые в силу специфики преступной деятельности и характеру внутренних взаимоотношений, просто не могут иметь одного руководителя (например, группы, занимающиеся высокоинтеллектуальными преступлениями или объединенные на основе родственных связей). В таких случаях отсутствие лидера не исключает наличие организованной группы, если последняя обладает признаком устойчивости[23] [24].
Изложенные выше доводы позволяют расширить представления о правовых признаках организованной группы, занимающейся мошенничеством.
В соответствии с современной судебной практикой, устойчивость организованной группы, занимающейся мошенничеством, может быть рассмотрена как сложный симбиоз объективных и субъективных признаков: стабильности состава, четкой структуры организованной группы; наличия лидера (лидеров); распределения ролей, возможности использования сложных способов совершения и сокрытия преступлений; постоянства форм преступной деятельности и др. Взятые в отдельности, они имеют факультативный характер. Только установление большинства из них позволяет квалифицировать преступную группу как организованную.
Иначе определяются уголовно-правовые и криминологические признаки преступного сообщества (преступной организации), занимающегося мошенничеством.
Федеральный закон от 3 ноября 2009 года № 245-ФЗ «О внесении изменений в Уголовный кодекс Российской Федерации и в статью 100 Уголовнопроцессуального кодекса Российской Федерации» ввел ряд важных новелл, направленных на усиление борьбы с организованной преступностью, в частности, внес коррективы в уголовно-правовое определение преступного сообщества (преступной организации).
Если ранее основными критериями, позволяющими отличать преступное сообщество от иных форм организованной преступной деятельности, признавались сплоченность организации, наличие цели совместного совершения тяжких и особо тяжких преступлений и возможность объединения двух и более групп с той же целью, то теперь перечень расширен за счет указания на цель получения в результате совершения преступлений прямо или косвенно финансовой или иной материальной выгоды и введения признака структурированности, заменившего признак сплоченности.
Решение отказаться от критерия сплоченности было положительно воспринято наукой и практикой ввиду того, что он не отвечал на вопрос, какую организованную группу считать сплоченной и чем она отличается от устойчивой.
В новой редакции ч. 4 ст. 35 УК РФ законодатель определил преступное сообщество (преступную организацию) через критерий структурированности, но и его сложно признать бесспорным.
По мнению экспертов, более половины организованных групп, занимающихся мошенничеством, имеют сложную структуру, но это не переводит их в разряд преступных сообществ.
Вопреки ожиданиям, не внесло ясность в оценку преступного сообщества и постановление Пленума Верховного Суда РФ от 10 июня 2010 года № 12 «О судебной практике рассмотрения уголовных дел об организации преступного
сообщества (преступной организации) или участия в нем (ней)»[25].
Согласно п. 2 постановления, «преступное сообщество (преступная организация) отличается от иных видов преступных групп, в том числе от организованной группы, более сложной внутренней структурой, наличием цели совместного совершения тяжких или особо тяжких преступлений для получения прямо или косвенно финансовой или иной материальной выгоды, а также возможностью объединения двух или более организованных групп с той же целью».
Не ясно, однако, что имели в виду разработчики проекта постановления, говоря о «более сложной внутренней структуре» и какие критерии они закладывали в его оценку: значительное количество членов группы, наличие разветвленной сети, длительность существования, территориальные масштабы, размеры преступных доходов или иные признаки.
Нельзя признать удачным и предложенную в постановлении трактовку структурированной организованной группой как группы лиц, заранее объединившихся для совершения одного или нескольких тяжких либо особо тяжких преступлений, состоящую из подразделений (подгрупп, звеньев и т.п.), характеризующихся стабильностью состава и согласованностью своих действий.
Получается, что преступное сообщество в форме структурированной группы (ч. 4 ст. 35 УК РФ) отличается от организованной группы (ч. 3 ст. 35 УК РФ) только тем, что является стабильным и имеет отдельные подразделения (звенья). Но для разграничения явлений этих показателей недостаточно: усложненную структуру имеют и организованные группы, а стабильность является синонимом термина «устойчивость».
Эти пробелы стараются компенсировать наука и практика, разрабатывая шкалу оценок структурированности преступной организации.
Ряд ученых в основу рассматриваемого термина закладывают определение организованной преступной группы, данное в ст. 2 Конвенции против транснациональной организованной преступности[26]. Используемая в документе трактовка позволяет относить к преступным сообществам как традиционные иерархические организации, так и свободные подвижные сети (свободные объединения), которые не имеют лидеров в строгом смысле этого слова, но состоят из относительно независимых членов, сгруппированных вокруг одной или более ключевых фигур[27] [28]. Но в этом случае утрачиваются различия между формами организованной преступной деятельности, поскольку изложенные выше признаки в равной мере характеризуют и структурированность сообщества, и устойчивость организованной группы.
В целях разведения этих понятий, П.В. Агапов предлагает определять структурированность через иерархичность группы: «Как характерная особенность преступного сообщества (преступной организации) иерархичность заключается в подчиненности членов данного криминального объединения как структурно, так и функционально. За счет координационного и субординационного построения иерархичность придает соответствующей социальной системе устойчивость, выполняющей роль согласования: в первом случае - по горизонтали, во втором - по
29
вертикали» .
В структурированной организованной группе каждое подразделение является составной частью единой, более крупной группы, но не отдельной организованной группой с автономной структурой и собственным направлением преступной деятельности. Иначе она приобретает черты самостоятельного преступного объединения.
Отсутствие четких нормативных критериев разграничения организованной группы и преступного сообщества по степени их сплоченности заставляет ученых и практиков прибегать к оценке целей создания групп. При таком подходе организованная группа, занимающаяся совершением тяжких и особо тяжких преступлений для получения прямо или косвенно финансовой или иной материальной выгоды, автоматически признается преступным сообществом. В этом случае характер группы определяется через характер совершаемых ею преступлений, что не только нарушает принцип справедливости, но и противоречит требованиям формальной логики.
Ограниченность такого подхода выражается также и в том, что значительная часть преступных сообществ, специализирующихся на совершении преступлений экономической направленности, находится вне рамок уголовно-правовой оценки ввиду того, что совершаемые ими деяния не относятся к категории тяжких или особо тяжких преступлений. К этой группе могло бы относиться и мошенничество, если бы практика избрала верный способ квалификации деяний, совершенных преступными сообществами.
По логике закона, мошенничество, совершенное преступным сообществом (преступной организацией), должно квалифицироваться по совокупности ст. 210 УК РФ и ч. 1 соответствующего состава мошенничества (ст.ст. 159 - 159.6 УК РФ). Но практика идет по иному пути, квалифицируя действия виновного по ст. 210 и ч. 4 ст. 159 (159.1 - 159.4, 159.6 УК РФ) как мошенничество, совершенное организованной группой.
Полагаем, что одновременный учет признаков «участие в преступном сообществе» и «совершение преступления в составе организованной группы» является двойным вменением и противоречит принципу справедливости, согласно которому никто не может нести уголовную ответственность дважды за одно и то же преступление (ч. 2 ст. 6 УК РФ).
Но, как ни странно, распространенный в судебной практике подход поддерживает Конституционный Суд РФ.
В своем определении «Об отказе в принятии к рассмотрению жалоб гражданина Варлакова Александра Александровича на нарушение его конституционных прав частью второй статьи 209 УК РФ, частью первой статьи 240 и статьей 285 УПК РФ» от 8 апреля 2010 года он указал, что «участие в устойчивой вооруженной группе (банде) или в совершаемых ею нападениях, уголовная ответственность за которое предусмотрена частью второй статьи 209 УК
Российской Федерации, и разбой, совершенный организованной группой в целях завладения имуществом в крупном размере, ответственность за совершение которого предусмотрена пунктами «а» и «б» части четвертой статьи 162 УК Российской Федерации (до 8 декабря 2003 года ответственность за данное преступление предусматривалась пунктами «а» и «б» части третьей статьи 162 УК Российской Федерации), образуют самостоятельные составы преступлений, различающиеся по объекту уголовно-правовой охраны, характеру посягательства, направленности умысла и степени опасности. Поэтому назначение за них наказания по совокупности преступлений не может рассматриваться как противоречие статье 50 (часть 1) Конституции Российской Федерации, гарантирующей каждому право не быть повторно осужденным за одно и то же преступление, и не только не нарушает принцип справедливости, но, напротив, отвечает требованию
30
справедливого наказания за совершенное преступление» .
Важно обратить внимание и на тот факт, что в силу отнесения ст. 159.4 УК РФ к категории преступлений средней тяжести, действующие в сфере предпринимательской деятельности преступные сообщества не могут быть квалифицированы по ст. 210 УК РФ. Хотя, по мнению экспертов, доля этих преступных формирований в общем объеме организованного мошенничества составляет в среднем 25%.
В условиях усложнения форм организованной преступной деятельности своевременным и обоснованным является наполнение признака структурированности новым криминологическим содержанием.
Обобщая существующие в науке подходы, выделим две группы криминологических признаков структурированной группы:
общие. Они характеризуют организационные начала совместной преступной деятельности и в равной мере могут быть отнесены и к преступному сообществу, и организованной группе.
К ним относятся: а) наличие в преступном сообществе (преступной [29] организации) не менее двух подгрупп; б) устойчивость и стабильность состава; в) наличие субординационных и координационных связей между членами объединения; г) распределение функций между ними с возможной специализацией.
специальные признаки свойственны только преступному сообществу. В теории уголовного права и криминологии существуют различные подходы к определению их перечня.
Считая излишним детальный анализ существующих позиций, отметим лишь наиболее заметные показатели структурированности сообщества: 1)
профессионализм; 2) большой численный состав организации; 3) наличие общей денежной кассы («общака»); 4) специализация отдельных подразделений; 5) использование конспирации и круговой поруки; 6) применение мер дисциплинарных взысканий и поощрения; 7) установление коррупционных связей с сотрудниками правоохранительных и других государственных органов и др[30].
На некоторых из перечисленных выше специальных признаках хотелось бы остановиться особо.
Как справедливо отмечает В.М. Быков, «преступное сообщество от организованной группы отличает в первую очередь профессионализм его членов, проявляющийся в способах совершения преступлений»[31]. Профессионализм преступного сообщества проявляется не только в специализации преступников (хотя для организованного мошенничества это является характерным признаком), но и в постоянстве преступной деятельности и совершенствовании способов совершения преступлений. В этой связи недоумение вызывает редакция ч. 4 ст. 35 УК РФ, которая называет целью создания преступного сообщества совершение даже одного тяжкого или особо тяжкого преступления. При таком подходе утрачивается важное смысловое значение преступного сообщества - постоянство и
сплоченный характер его деятельности.
В числе отличительных признаков преступного сообщества следует выделить и наличие «общака», формирующегося из взносов от преступной и иной деятельности и являющегося своеобразным страховым фондом организации[32]. Но не следует преувеличивать значимость этого показателя. Наличие «общака» является своеобразным атрибутом криминальной субкультуры, характерной для объединения профессиональных и рецидивных преступников общеуголовной направленности. В условиях же интеллектуализации организованного мошенничества и приобретения им черт предпринимательской деятельности законы теневого рынка постепенно вымещают воровские традиции и в том числе - институт «общака».
На высокую общественную опасность преступного сообщества указывают его коррупционные связи с должностными лицами органов власти и управления. По мнению П.Э. Сафонова, именно подкуп должностных лиц является признаком, позволяющим отличать преступное сообщество от организованной группы[33] [34].
С этим мнением соглашается Верховный Суд РФ, который в своем определении от 22.10.2013 № 11-О13-25 разъясняет, что «о сплоченности сообщества свидетельствует подкуп и другие коррупционные действия, направленные на нейтрализацию представителей правоохранительных и иных
35
государственных органов» .
Следует отметить и использование членами преступного сообщества методов конспирации: работа с ограниченным контингентом клиентов под прикрытием деятельности коммерческой или некоммерческой организации, использование системы жестов, знаков и др.
Сам факт того, что преступная группа работает под прикрытием коммерческой или некоммерческой организации, не может рассматриваться как неоспоримое доказательство наличия преступной организации, а административная структура легальной организации оцениваться как структура преступного сообщества. В стремлении доказать структурированность преступного сообщества следственные органы нередко увлекаются анализом административного устройства легальной организации, трудовых функций подчиненных и др., не принимая во внимание тот факт, что структура преступного сообщества не может быть раскрыта через особенности ИП, хозяйственного общества или товарищества, под прикрытием которого существует преступная организация.
В целом, используя криминологический подход к определению структуры преступного сообщества, можно выделить следующие признаки преступной организации, занимающейся мошенничеством: наличие организационно -
управленческого аппарата, общей денежной кассы; четкой иерархии, правил внутренней дисциплины, подразделений (нередко состоящей из одного лица), занимающегося налаживаем коррупционных связей и др.
Изложенные выше признаки позволяют сформировать общее представление о правовой и криминологической природе организованного мошенничества.
С уголовно-правовой точки зрения оно может быть определено как совокупность преступлений, предусмотренных ст.ст. 159 - 159.6 УК РФ, которые совершаются организованными группами или преступными сообществами.
Криминологическое понимание организованного мошенничества выходит далеко за рамки его правовой оценки. Это объясняется как многообразием форм проявления мошенничества, так и целевой направленностью современной криминологии на изучение механизмов организованной преступности, внутреннего устройства преступных групп, подготовительной и посреднической деятельности, а равно сопутствующих мошенничеству преступлений.
В криминологическом контексте организованное мошенничество можно представить как системное социальное явление, выражающееся в деятельности устойчивых преступных формирований (организованных групп и преступных сообществ), занимающихся мошенничеством, и обладающее рядом объективных и субъективных системных признаков.
По результатам анализа уголовных дел к объективным системным свойствам организованного мошенничества можно отнести следующие признаки:
стабильность основного состава и структуры преступного формирования. Мошеннические группы, как правило, представляют собой сложные организационные и психологические структуры. В отличие от других видов организованных хищений, мошенничество характеризуется наличием так называемого «производственного» цикла, где каждое звено выполняет только ему свойственные функции.
Мошеннические группы могут включать в себя от 2 до 15 структурных подразделений в зависимости от трудоемкости, технической оснащенности и сферы преступной деятельности. Несмотря на существенные количественные различия, структура любой из этих групп представляет собой своеобразную пирамиду, состоящую из трех основных уровней, вершиной которой является организационно-управленческое звено, вплотную к нему примыкает организационно-вспомогательное, и в основании лежит непосредственно-
36
исполнительское звено ;
наличие заранее разработанного плана совместной преступной деятельности, рассчитанного на длительный срок. Следует, однако, отметить, что в отличие от других видов организованной преступности, мошеннические группы могут быть созданы и для совершения одного преступления, при условии, что оно будет сопряжено с получением особо крупного дохода.
постоянство форм и методов преступной деятельности, обеспечивающее
успешное совершение преступлений. О нем свидетельствуют: устойчивое
распределение обязанностей между членами группы; использование особых орудий и средств совершения преступлений, спецодежды и пр.;
наличие лидера (организатора, руководителя) преступной группы, который [35]
может участвовать в совершении преступлений и в качестве соисполнителя;
тщательный подбор членов группы. От иных форм организованной преступности мошеннические группы отличаются особыми требованиями к подбору «персонала». Если «гангстерские» группы формируются по признакам землячества, этнической принадлежности, учета прежней деятельности и знакомства, а группы воров - на основе криминального опыта и судимости, то при подборе членов мошеннических групп учитываются их профессиональные навыки и психологические качества (умение убеждать, располагать к себе и др.).
работа под прикрытием легальных коммерческих структур. Некоторые лидеры организованных преступных группировок имеют до десятка собственных фирм, что позволяет им использовать права юридических лиц, выходить на международную арену. Так, треть опрошенных сотрудников органов внутренних дел указали на то, что организованные группы мошеннической направленности действуют преимущественно в легальной сфере экономики в качестве официально зарегистрированных юридических лиц;
техническая оснащенность, высокий интеллектуальный потенциал преступников, максимально полное использование современных достижений науки и техники (например, компьютерное мошенничество);
наличие информационной базы, позволяющей получать сведения о выгодных и безопасных направлениях преступной деятельности;
наличие агентуры, применение специальных методов разведки и контрразведки. Особенно это характерно для высокоприбыльных направлений преступной деятельности (мошенничества в сфере недвижимости, ценных бумах и
др.).
В числе психологических, или субъективных, признаков организованных мошеннических групп выделяются:
криминальная ориентация членов групп на систематическое совершение преступлений мошеннической направленности;
осознанная деятельность членов группы в соответствии с общим планом преступной деятельности. Нередко этот признак определяется как «субъективное осознание участников группы себя членами организованной группы,
37
совершающими преступления именно в ее составе» .
формирование в группе своеобразных этических правил поведения, регламентирующих поведение соучастников на различных стадиях подготовки и совершения преступлений.
В целом, проведенный анализ позволил заключить следующее:
Организованное мошенничество представляет собой сложное социальное явление, выражающееся в деятельности устойчивых преступных формирований (организованных групп и преступных сообществ), занимающихся мошенничеством. Как объект криминологического исследования оно охватывает не только совокупность совершаемых мошенничеств и сопряженных с ними преступлений, а и организационные начала в структуре мошеннических групп.
Организованность мошеннических групп может быть охарактеризована
через совокупность объективных и субъективных признаков. К объективным показателям относятся: стабильность основного состава и структуры группы;
наличие заранее разработанного плана совместной преступной деятельности, рассчитанного на длительный срок; постоянство форм и методов преступной деятельности; наличие лидера (организатора, руководителя); тщательный подбор членов группы на основе их профессиональных навыков; работа под прикрытием легальных коммерческих структур; техническая оснащенность, высокий интеллектуальный потенциал преступников; наличие информационной базы, позволяющей получать сведения о выгодных и безопасных направлениях преступной деятельности и др.
Субъективными признаками организованных мошеннических групп являются: криминальная ориентация членов групп на систематическое совершение преступлений мошеннической направленности; осознанная деятельность соучастников в соответствии с общим планом преступной деятельности; формирование в группе своеобразных этических правил поведения, [36] регламентирующих поведение соучастников на различных стадиях подготовки и совершения преступлений.
Оптимизация практики противодействия хищениям, совершенным путем обмана и злоупотребления доверием, требует внесения в УК РФ ряда изменений:
- исключения из ст. 159.5 УК РФ состава мошенничества путем обмана относительно размера страхового возмещения, подлежащего выплате в соответствии с законом или договором страхователю или иному лицу, ввиду отсутствия в нем признаков хищения;
приведения к единообразию архитектоники специальных составов мошенничества посредством введения в ч. 2 ст. 159.4 УК РФ квалифицирующего признака «группа лиц по предварительному сговору», а в ч. 4 - особо квалифицирующего признака «организованная группа».
[1] Ильин И.В. Теоретические основы борьбы с мошенничеством, совершаемые в экономической сфере (уголовно-правовые и криминологические проблоемы): дис... канд. юрид. наук. М., 2011. С. 11.
[2] Хмелева М.Ю. Уголовная ответственность за мошенничество: автореферат дис..канд. юрид. наук. Омск, 2008.
[3] Севрюков А.П. Хищение имущества: криминологические и уголовно-правовые аспекты. М.: Издательство «Экзамен», 2004. С. 94
[4] Лопашенко Н. А. Преступления в сфере экономики. М., 2006. С. 125
[5] Разделительные союзы - союзы, выражающие отношения взаимоисключения, чередование действий, явлений, признаков (напр. или, либо и др.) // Словарь лингвистических терминов. Режим доступа: http://dic.academic.ru/contents.nsf/lingvistic/ 31.07.2012
[6] Осокин Р. Б. Хищение путем обмана или злоупотребления доверием (мошенничество): история, элементы и признаки состава, квалификация. Тамбов, 2005. С. 45.
[7] Уголовное право. Особенная часть / Отв. Ред. И. Я. Козаченко, З.А. Незнамова, Г.П. Новоселов. М., 1998. С. 351.
[8] Борзенкова Г.Н. Новое в уголовном законодательстве о преступлениях против собственности // Законность. №2. 1995. С. 139.
[9] Верещагин Д. Мошенничество / Д. Верещагин // Юридический вестник. 1999. дек. (№ 23). С. 9.
[10] Осокин Р. Б. Указ. соч. С. 50.
[11] Федеральный закон от 29.11.2012 N 207-ФЗ "О внесении изменений в Уголовный кодекс Российской Федерации и отдельные законодательные акты Российской Федерации" // Собрание законодательства РФ", 03.12.2012, N 49, ст. 6752.
Пояснительная записка к законопроекту «О внесении изменений в Уголовный кодекс Российской Федерации и иные законодательные акты Российской Федерации» // Официальный сайт Государственной Думы Федерального Собрания РФ. Режим доступа:
http://asozd2.duma.gov.ru/main.nsf7(ViewDoc)?QpenAgent&work/dz.nsf7BYlD&83FE3BBFEBB18FDB432579DF003
8AF5E
[13] См: Состояние преступности в России за январь-июнь 2013 года Статистические формы 050 и 582 [Текст]. - М.: ГИАЦ МВД России, 2013. - 54с.
[14] Абдулатипов А.М. Проблемы борьбы с бандитизмом (уголовно-правовой и криминологический анализ): дис... канд. юрид. наук. Махачкала, 1998. С. 18.
[15] Организованная преступность / Под ред. А.И. Долговой, С.В. Дьякова. М., 1989. С. 41.
[16] Быков В.М. Что такое организованная преступная группа? // Российская юстиция. 1995. № 10. С. 41 - 42.
[17] Балеев С.А. Ответственность за организованную преступную деятельность по российскому уголовному праву: дис... канд. юрид. наук. М., 2003. С. 78.
[18] Ивахненко А.М. Квалификация бандитизма, разбоя, вымогательства: дис. канд. юрид. наук. М., 2002. С. 16.
23
[19] Постановление Пленума Верховного Суда СССР от 25 октября 1959 года «О судебной практике по делам о бандитизме» // Бюллетень Верховного Суда СССР. 1959. № 12.
[20] Постановление Пленума Верховного Суда РФ от 21 декабря 1993 г. № 9 «О судебной практике по делам о бандитизме» // Бюллетень Верховного Суда РФ. 1994. № 3.
[21] Постановление Пленума Верховного Суда РФ от 17 января 1997 г. «О практике применения судами законодательства об ответственности за бандитизм» // Бюллетень Верховного Суда Российской Федерации. 1997. N 3. с. 2.
[22] Постановление Пленума Верховного Суда РФ от 27 декабря 2002 года № 29 «О судебной практике по делам о кражах, грабежах и разбое» // Бюллетень Верховного Суда РФ. 2003. № 2.
[23] Бюллетень Верховного Суда РФ. 2003. № 9.
[24] В этой связи показателен следующий пример. Президиум Верховного Суда РФ не согласился с решением кассационной инстанции об отмене приговора в части осуждения Талдыкина Н.Ю., Талдыкина А.Ю., Сергеева А.В. и Сергеевой М.В. по ч. 1 ст. 209 УК РФ, указав, что об устойчивости группы свидетельствует не только предварительное объединение для совершения неопределенного количества нападений, но и тесная взаимосвязь между членами банды, согласованность их действий. То обстоятельство, что члены группы находились еще и в родственных отношениях между собой, объясняет, почему среди них не выделился явный лидер, а все действовали на равных правах (Постановление Президиума Верховного Суда РФ № 462п99пр по делу Талдыкина и др. // Бюллетень Верховного Суда Российской Федерации. 2000. №1.).
[25] Постановление Пленума Верховного Суда РФ от 10 июня 2010 года № 12 «О судебной практике рассмотрения уголовных дел об организации преступного сообщества (преступной организации) или участия в нем (ней)» // Бюллетень Верховного Суда РФ. 2010. № 8.
[26] Принята в г. Нью-Йорке 15.11.2000 Резолюцией 55/25 на 62 пленарном заседании 55-ой сессии Генеральной Ассамблеи ООН // Собрание законодательства. 04.10.2004. № 40. ст. 3882.
[27] Белоцерковский С. Новый Федеральный закон об усилении борьбы с преступными сообществами: комментарий и проблемы применения // Уголовное право. 2010. № 2. С. 9 - 14.
[28] Агапов П.В. Основы противодействия организованной преступной деятельности: дис... д-ра юрид. наук. М., 2013. С. 84.
[29] «Конституция Российской Федерации» (принята всенародным голосованием 12.12.1993) (с учетом поправок, внесенных Законами РФ о поправках к Конституции РФ от 30.12.2008 № 6-ФКЗ, от 30.12.2008 № 7-ФКЗ, от 05.02.2014 N 2-ФКЗ) // Собрание законодательства Российской Федерации. Издательство "Юридическая литература", 03 марта 2014, N 9, ст. 851
[30] Эту позицию в известной мере разделяет судебная практика. Заслуживает внимания приговор, вынесенный Верховным Судом Республики Татарстан 10 апреля 2003 г. по уголовному делу в отношении двух организаторов и десяти участников преступного сообщества. По обвинению в совершении преступлений, предусмотренных ч. 1 и ч. 2 ст. 210 УК РФ они были оправданы. В обоснование такого решения суд указал, что «...какие-либо доказательства наличия у подсудимых организационно-управленческих структур, финансовой базы, единой кассы из взносов от преступной деятельности, конспирации, иерархии, подчинения, единых и жестких правил взаимоотношений и поведения с санкциями за нарушение неписаного устава сообщества стороной обвинения не представлены» (Архив Верховного Суда Республики Татарстан).
[31] Быков В.М. Проблемы применения ст. 210 УК РФ в новой редакции Федерального закона от 3 ноября 2009 г. № 245-ФЗ // Право и политика. 2011. № 1. С. 101.
[32] Именно на этот признак указал суд, квалифицировав действия С. как организацию преступного сообщества. Общая накопительная касса («общак») в преступном сообществе «С***» (названа именем организатора) формировалась за счет дохода, получаемого от сбыта наркотических средств. Она предусматривала расходы по поддержанию и обеспечению преступной деятельности сообщества (затраты на приобретение автомобилей для обеспечения мобильности групп; затраты на приобретение сотовых телефонов и оплату связи; затраты на оплату услуг адвокатов; затраты на выплату зарплаты и премий членам преступного сообщества). Часть денег использовалась для материальной поддержки в местах лишения свободы (Цит. по: Агапов П.В. Указ. соч. С. 184).
[33] Сафонов П.Э. Структурированность организованной группы: понятие и установление // Российский следователь. 2013. № 9. С. 28.
[34] Кассационное определение Верховного Суда РФ от 22.10.2013 N 11-О13-25 // Документ опубликован не был. КонсультантПлюс Режим доступа: http://base.consultant.ru/cons/cgi/online.cgi?rea=doc:base=ARB;n=364128
[35] Репецкая А.Л. Организованная преступность в сфере экономики и финансов и проблемы борьбы с ней. Иркутск, 2000. С. 6.
[36] Яровой А.А. Уголовно-правовая борьба с хищениями, совершаемыми организованными группами: дис...канд. юрид. наук. Краснодар, 2000. С. 86-87.
|