Обратимся к проблемам правильной квалификации причинения тяжкого вреда здоровью и отграничения от иных смежных составов. Изучение данной категории преступлений свидетельствует о сложности юридического анализа, что на практике вызывает определенные трудности при квалификации и отграничении рассматриваемых преступлений от других смежных составов.

Зачастую органы, расследующие преступления против здоровья, совершают ошибки в связи с тем, что неправильно определяют субъективную сторону состава преступления: вину, мотив, цели[1]. Данные обстоятельства подтверждаются исследованной судебной практикой. Также установлено, что нередко совершаются ошибки при установлении причинной связи между деянием виновного лица (действием или бездействием) и наступившими вследствие этого последствиями. Таким образом, происходит неправильная квалификация преступлений и путаница в установлении состава того или иного преступления.

Кроме того, следует отметить, что некоторые уголовно-правовые нормы не вписываются в общую возрастную концепцию субъекта преступлений против здоровья человека, что порождает определенные коллизии[2]. Поэтому в рамках рассмотрения проблем квалификации и отграничения рассматриваемой категории преступлений от смежных составов пристальное внимание также уделяется субъекту преступления. К примеру, ч. 2 ст. 20 УК РФ предусматривает, что субъектом преступления по ст. 111 УК РФ может быть лицо, достигшее 14 лет, указанная правовая норма не выделяет части ст. 111 УК РФ, при этом за причинение смерти по неосторожности (ст.109 УК РФ) ответственность наступает с 16 лет, вместе с тем указанное последствие является особо квалифицирующим признаком умышленного причинения тяжкого вреда здоровью человека. Таким образом, получается, что возрастной критерий преступления, предусмотренного ч. 4 ст. 111 УК РФ, должен быть равен шестнадцати годам, однако данное утверждение не находит своего подтверждения в ч. 2 ст. 20 УК РФ. В случае, если лицо в возрасте от 14 до 16 лет совершит умышленное причинение тяжкого вреда здоровью человека, повлекшее по неосторожности смерть потерпевшего, то содеянное надлежит квалифицировать по ст. 111 УК РФ без учета особо квалифицирующего признака.

Правильное определение такого признака субъективной стороны, как вина также влияет на правильную квалификацию причинения тяжкого вреда здоровью.

Действующий УК РФ предусматривает, что в случае отсутствия вины со стороны лица, причинившего вред здоровью, уголовная ответственность не наступает, при этом тяжесть такого вреда значения не имеет. Российское уголовное право не оперирует объективным вменением, т.е. не подвергает лицо уголовной ответственности за общественно опасные последствия без вины. Лишь только в том случае, если виновный совершил деяние умышленно или по неосторожности наступает уголовная ответственность за причинение тяжкого вреда здоровью, при этом уголовный закон различает меры ответственности за причинение вреда умышленно или по неосторожности.

Многие авторы обращают внимание на то, что умышленное причинение тяжкого вреда, согласно теории уголовного права, могут быть совершены как с прямым умыслом, так и с косвенным[3].

Часть 2 ст. 25 УК РФ регламентирует, что при прямом умысле виновное лицо помимо того, что осознает общественно опасный характер своего деяния (действия или бездействия), при причинении того или иного вреда здоровью человека предвидит возможность или неизбежность наступления вполне конкретного результата содеянного (степени тяжести вреда здоровью человека) и желает его наступления. С учетом данного определения можно говорить о том, что субъект, осуществляющий то или иное посягательство на здоровье другого человека, не только осознает характер причинения вреда здоровью, но и его объем, и ряд других объективных обстоятельств со всеми вытекающими последствиями для уголовно-правовой оценки преступления. Исходя из вышеуказанного, следует, что виновный, причиняя своими действиями вред потерпевшему, желает наступления вреда, лишь в том объеме, который им осознается. Изученная судебная практика дает основания полагать, что данная ситуация возможна лишь в ограниченном числе случаев. Карпец И.И. справедливо отмечал: "практически невозможно совершить умышленное тяжкое телесное повреждение с конкретизированным умыслом", ведь, чтобы точно исполнить задуманное, необходимо заранее соразмерить силу будущего удара, учесть при этом состояние здоровья будущей жертвы, умрет потерпевший от удара или выдержит его, "отделавшись" исключительно тяжким телесным повреждением[4]. Во многом схожую позицию по данному вопросу занимает Н.Ф. Кузнецова, которая допускает причинение тяжкого вреда здоровью человека с конкретизированным (определенным) умыслом только в случае неизгладимого обезображения лица[5].

Таким образом, установление конкретизированности прямого умысла является основополагающим для правильной квалификации причинения тяжкого вреда здоровью, т. е. следует установить является ли прямой умысел конкретезированным (определенным) или неконкретизированным (неопределенным). В данном случае на практике при квалификации отдельных деяний могут возникнуть затруднения в связи с необходимостью устанавливать действительную направленность умысла.

Применительно к установлению вины при квалификации рассматриваемой категории преступлений интересным является мнение И. Самолюка, который считал, что концепция конкретизированного (определенного) и некокретизированного (неопределенного умысла) "уводит в сторону от тщательного анализа субъективных признаков деяния, от необходимости точного определения умысла, что может привести даже к объективному вменению[6]. Однако нельзя согласиться с таким мнением, поскольку, напротив, практические органы, в том числе и суды, идут по пути установления истинной направленности умысла виновного и лишь достоверно убедившись в том, что в предвидении виновного не конкретизировались те или иные последствия, говорят об умысле неопределенном[7].

Установление такого обстоятельства, как действительная направленность умысла с учетом указанных объективных обстоятельств является обязательным лишь в тех случаях, когда он свидетельствует об объекте совершенного преступления. В данном случае подразумеваются случаи разграничения умышленного причинения тяжкого вреда здоровью человека, повлекшего по неосторожности смерть потерпевшего и убийства. Ведь правильное установление умысла виновного, с одной стороны, позволяет дифференцировать уголовную ответственность за посягательство на общественные отношения, обеспечивающие жизнь человека, и общественные отношения, обеспечивающие здоровье человека и телесную неприкосновенность.

Согласимся с мнением С.В. Расторопова, который указывает, что в случае совершения преступления с умыслом, направленным на причинение определенного по своей тяжести вреда здоровью человека, т.е. при прямом определенном (конкретизированном) умысле, ответственность наступает именно за тот вред здоровью, на причинение которого был направлен умысел и если такой вред в действительности был причинен, или же за покушение на этот вред здоровью, если в действительности был причинен вред здоровью меньшей тяжести или вообще не было причинено никакого вреда здоровью.[8] Направленность умысла может подтверждаться такими субъективными моментами как признанием самого обвиняемого, показаниями свидетелей, так и объективными: характер причиняемых при совершении рассматриваемых преступлений орудий и средств, способов их применения, количество ударов, важность пораженного органа и т.п.[9] Как показывает практика, подобные ситуации в целом правильно рассматриваются судами различных инстанций.

На сегодняшний день сложнее обстоят дела и в теории уголовного права и на практике, связанные с решением вопроса о квалификации преступления, совершенного с неопределенным (неконкретизированным) умыслом. Ранее многие советские криминалисты придерживались такого мнения, что при неопределенном умысле деяние должно быть квалифицировано в соответствии с фактически наступившими последствиями. Попробуем уточнить данную позицию. По нашему мнению, в случае если лицо, совершающее преступное деяние, предвидит возможность причинения потерпевшему вреда здоровью различной степени тяжести, то действительная степень общественной опасности и содеянного определяется наиболее тяжким из всех объектов возможных и предвидимых субъектом последствий. Как видим, в таких случаях имеет место совершение преступления с определенным (конкретизированным), иначе – альтернативным умыслом, при котором лицо четко представляет и предвидит два или более последствия. В том случае, когда был причинен вред здоровью человека при наличии прямого умысла, однако наиболее тяжкие из предвиденных желаемых им последствий по тем или иным причинам не наступили по не зависящим от воли виновного обстоятельствам, то действия виновного должны быть квалифицированы как покушение на причинение именно этих, самых тяжких из входящих в преступные намерения виновного повреждений здоровья человека. Данные обстоятельства имеют особое значение в тех ситуациях, когда преступное деяние вообще не повлекло за собой каких-либо вредных последствий, например, когда умыслом виновного охватывалось альтернативно отсечение кисти руки или только пальца, но не удалось реализовать ни того, ни другого.

Обратимся к анализу косвенного умысла в преступлениях, посягающих на здоровье человека. Следует отметить, что содержание косвенного умысла по интеллектуальному моменту схоже с прямым умыслом и имеет существенные различия по волевому моменту. Часть 3 ст. 25 УК РФ говорит о том, что при косвенном умысле виновный осознает общественно опасный характер своих действий, предвидит возможность причинения вреда здоровью человека, не желает, но сознательно допускает или безразлично относится к его наступлению. В юридической литературе справедливо подмечено, что содержание такого умысла всегда является неопределенным (неконкретизированным), поскольку воля субъекта направляется на достижение других целей, нежели причинение конкретного вреда здоровью. Вред здоровью причиненный фактически, осознается субъектом как один из возможных результатов.

Большое количество исследований посвящено исследованию проблемы двойной (смешанная, сложная) формы вины в составе умышленного причинения тяжкого вреда здоровью, повлекшего по неосторожности смерть потерпевшего (ч.4 ст.111 УК РФ). Можно говорить о том, что данная норма объединяет в себе два самостоятельных преступления, при этом одно из них является умышленным, а другое – неосторожным, примечательно, что оба преступления могут существовать самостоятельно, но в сочетании друг с другом образуют качественно иное преступление со специфическим субъективным содержанием.

В отношении двойной формы вины справедливо, на наш взгляд, отметил А.И. Рарог, когда указал, что в последнее время в отечественной юридической литературе наблюдается: "возврат к чрезмерно широкой трактовке двойной формы вины, которая была подвергнута жесткой и весьма аргументированной критике в работах ученых еще в середине 60-х годов Х 1Х века"[10]. "На самом деле речь идет вовсе не о неоднородности отношения к совершаемому действию (бездействию) и его общественно опасным последствиям как равноправным признакам объективной стороны преступления, а о различном психическом отношении к разным юридически значимым объективным признакам, один и которых является обязательным признаком основного состава преступления, а второй – квалифицирующим последствием"[11].

В свою очередь, некоторые авторы данную конструкцию субъективной стороны преступления, предусмотренного ч.4 ст.111 УК РФ, именуют третьей формой вины[12].

Представляется, что законодатель в какой-то мере искажает истинное содержание ст. 27 УК РФ, предлагая два ее варианта как различное психическое отношение к двум разным последствиям, предусмотренным статьей Особенной части УК РФ – к деянию с одной стороны, и последствию, предусмотренному статьей Особенной части УК в качестве квалифицирующего признака, – с другой стороны[13].

Положительную роль в единообразном понимании столь сложного правового феномена, как нам представляется, может сыграть лишь первый вариант конструкции двойной формы вины при его унификации в масштабах Особенной части УК РФ. Возможен и такой вариант, что при дальнейшем совершенствовании системы уголовного законодательства данное преступление будет выделено в самостоятельный состав. В настоящее время по существующему уголовному закону можно говорить лишь о раздельном установлении вины субъекта по отношению к различным последствиям, поскольку последнее по-разному криминализировано. Только такой подход, который разрабатывался ранее и соответствует психологическим реалиям и принципу "субъективного вменения".

Отсутствие тщательного анализа фактических обстоятельств дела и установления умысла виновного на причинение смерти приводит к тому, что порой суды и следственные работники, исходя из наступившей смерти потерпевшего, квалифицируют содеянное без достаточных к тому оснований как убийство, в то время как налицо признаки преступления, предусмотренные ч. 4 ст. 111 УК РФ. О данных обстоятельствах свидетельствует изученная судебная практика, которая подтверждает, что такая квалификация чаще обусловлена тяжким последствием – смертью потерпевшего и отсутствием установления вышеназванных обстоятельств.

Разграничение таких смежных составов как убийство и причинение тяжкого вреда здоровью, повлекшего по неосторожности смерть потерпевшего, должно проводиться по субъективной стороне.

Двойная сложная форма вины присуща в той ситуации, когда деяния, предусмотренные ч. 1, 2 или 3 ст. 111 УК, повлекшие по неосторожности смерть потерпевшего, квалифицируются по ч. 4 ст. 111 УК РФ. За преступление, совершенное с двумя формами вины, также предусмотрена уголовная ответственность. Статья 27 УК РФ регламентирует: если в результате совершения умышленного преступления причиняются тяжкие последствия, которые по закону влекут более строгое наказание и которые не охватывались умыслом лица, уголовная ответственность за такие последствия наступает только в случае, если лицо предвидело возможность их наступления, но без достаточных на то оснований самонадеянно рассчитывало на их предотвращение, или в случае, если лицо не предвидело, но должно было или могло предвидеть возможность наступления этих последствий. В целом такое преступление признается совершенным умышленно.

На практике возникают ошибки и сложности при отграничении ч.4 ст.111 УК от умышленного убийства (ст. 105 УК РФ) и причинения смерти по неосторожности (ст. 109 УК РФ). Это объясняется тем, что данные преступления по внешним признакам схожи.

Большая группа ошибок в квалификации связана с непринятием во внимание косвенного умысла виновного или неумением его установить по обстоятельствам дела. Зачастую, лица, привлекаемые к уголовной ответственности по ч. 4 ст. 111 УК РФ, утверждают, что они не желали смерти потерпевшего. Однако отсутствие такого желания (или неустановление его по материалам дела) совершенно не равнозначно отсутствию умысла, ведь косвенный умысел, по определению закона (ст. 25 УК РФ), как раз и предполагает, что лицо не желало предвидимых последствий, но сознательно допускало эти последствия либо относилось к ним безразлично.

Также иногда ошибочно желание понимается слишком узко как стремление к определенной цели, например, причинения смерти лицу, в то время, как цель может лежать и за пределами состава убийства, например, завладение имуществом, устранение свидетеля и др. Косвенный умысел означает, что виновный не направляет свою волю на причинение смерти, но при этом своими действиями сознательно допускает наступление смерти потерпевшего. В качестве примера можно привести ситуацию, когда виновный при поджоге помещения, в котором находится человек, использовал кляп, чтобы не дать потерпевшему позвать на помощь, при этом от таких действий последовала смерть потерпевшего, возможность наступления которой виновный сознавал. Данные обстоятельства, а именно оставление потерпевшего в опасном для жизни состоянии, которому поспособствовал виновный, при наступлении смертельного исхода потерпевшего может свидетельствовать о наличии косвенного умысла на лишение жизни. При оценке направленности умысла, следует учитывать и обстановку, в которой действовал виновный, данные обстоятельства могут как исключать умысел на убийство, либо предполагать его. К примеру, преступник, реализуя умысел на убийство, сознает, что даже легкий удар или толчок на краю высоко расположенной площадки или перед приближающимся транспортом, приведет к желаемому результату. Также об умысле на убийство может свидетельствовать сознательное использование ситуации, в которой исключается оказание потерпевшему помощи со стороны иных лиц.

Отграничение умышленного причинения тяжкого вреда здоровью, повлекшего смерть человека проводят по субъективной стороне преступления. В качестве примера рассмотрим уголовное дело, в котором у Г. на почве ссоры и возникших вследствие этого личных неприязненных отношений к С., возник умысел на причинение С. тяжких телесных повреждений. Реализуя преступный умысел Г., и при этом не предвидя последствий в виде смерти, хотя при целесообразной внимательности и предусмотрительности должен был и мог это предвидеть, со значительной силой нанес С. множественные удары руками в область головы и ногами по телу, взял табурет, находившийся рядом, и нанес С. не менее трех ударов в область головы. Своими умышленными действиями Г. причинил С. телесные повреждения, в результате которых наступила смерть С. от закрытой черепно-мозговой травмы, осложнившейся развитием двусторонней тотальной пневмонии и легочной недостаточности в силу действий Г. Как видно из приведенного примера, причинение смерти не охватывалось умыслом виновного, однако он предвидел возможность ее наступления, но без достаточных к тому оснований самонадеянно рассчитывал на ее предотвращение либо не предвидел, но должен был и мог предвидеть возможность наступления смерти. Таким образом, такое толкование вины в данном случае позволяет отличить содеянное от убийства, ведь что в силу положений нормы ст. 105 УК РФ, лицо желает или сознательно допускает наступление смерти человека. Кроме того, деяние в рассматриваемом примере по субъективному критерию имеет явное отличие от причинения смерти по неосторожности, при котором всегда отсутствует умысел на причинение тяжкого вреда здоровью человека.

Исследование проблемы по разграничению убийства и преступления, предусмотренного ч. 4 ст. 111 УК РФ и анализ судебной практике по рассматриваемой проблеме, приводит к выводу о несовершенности в уголовном законе регламентации ответственности за причинение тяжкого вреда здоровью, повлекшего смерть потерпевшего, поскольку имеются неточности в формулировании определений понятий, пробелы и противоречия нормативно-правового регулирования. В данной области в целях совершенствования правоприменительной практики необходимы содержательные и однозначные разъяснения положений закона о преступлениях, совершенных с двумя формами вины, которые позволяли бы решать проблемы, возникающие при квалификации исследуемого деяния.

Таким образом, имея сходство в объекте и в объективной стороне, названные выше составы преступлений различаются по субъективной стороне. Статья 105 УК РФ предполагает умысел (прямой или косвенный) на лишение жизни, а ч. 4 ст. 111 УК РФ – умысел (прямой или косвенный) на причинение тяжкого вреда здоровью. По отношению к смерти, наступившей в результате умышленных действий, форма вины неосторожная, а ст. 109 УК РФ характеризуется отсутствием умысла и на лишение жизни, и на причинение тяжкого вреда здоровью.

Приведем пример из судебной практики, когда Д. по приговору был осужден по п. "и", ч. 2 ст. 105 УК РФ, однако Президиум Верховного Суда РФ переквалифицировал содеянное на ч. 4 ст. 111 УК РФ, указав, что в ходе обоюдной драки Д., упав на землю и желая освободиться от навалившегося на него А., умышленно нанес ему два удара ножом в ногу, затем оттолкнул его и убежал. В соответствии с заключением судебного эксперта А. причинены две колото-резаные раны левого бедра и перерезана артерия, что вызвало смерть потерпевшего. Причинение таких ранений подтверждает доводы осужденного об отсутствии у него умысла на убийство и неосторожной вине по отношению к смерти потерпевшего[14]. В данной ситуации представлен неконкретизиованный умысел виновного на причинение вреда здоровью, оказавшегося тяжким по признаку опасности для жизни и небрежность в отношении наступления смерти.

Также приведем пример из судебной практики, когда государственный обвинитель полагал, что судом неправильно квалифицировано содеянное по ч.4 ст. 111 УК РФ, поскольку деяние образует состав преступления, предусмотренный пп. "в", "и" ч.2 ст. 105 УК РФ. Приговором Тульского областного суда от 03.08.2016 Д. признан виновным в умышленном причинении тяжкого вреда здоровью малолетнего Ж и был осужден по ч.4 ст. 111 УК РФ. На данный приговор государственным обвинителем было подано апелляционное представление, в котором он просил приговор отменить, дело направить на новое рассмотрение в тот же суд в ином составе. Полагал, что действия Д. неправильно квалифицированы по ч.4 ст. 111 УК РФ, поскольку содеянное образует состав преступления, предусмотренный пп. "в", "и" ч.2 ст. 105 УК РФ. В обоснование этого государственный обвинитель указал, что суд оценив исследованные в судебном заседании доказательства, пришел к неправильному выводу об отсутствии в действиях Д. умысла на совершенного им преступления, установил, что Д. вначале бросил мальчика на кровать, а затем – в коляску, таким образом, вышел за рамки предъявленного обвинения, увеличив его объем. Согласно указанному приговору суда утром 07.12.2015 Ж. ушла в поликлинику, К. плакал, Д. подошел к ребенку, чтобы успокоить, пытался дать ему соску, однако ребенок не хотел ее брать продолжал кричать, он взял ребенка на руки и отнес к Дагаевой Т.В., сам пошел на кухню, чтобы приготовить смесь для кормления. Дагаева Т.В покормив ребенка, также пыталась его успокоить, однако тот продолжал кричать и плакать. Это его сильно злило и раздражало, не выдержав плача ребенка, он взял его на руки, понес в детскую комнату, кинул ребенка на кровать, но при этом ребенок ничем не ударился, но стал кричать сильнее после этого он снова взял его на руки и бросил в коляску, которая стояла около детской кровати у противоположной стены. От этого броска К. телом и головой ударился об стену и, отлетев в сторону детской кроватки ударился об деревянную спинку головой, а затем упал в коляску. После этого ребенок перестал кричать, стал тяжело дышать. Он, поняв, что сыну причинены телесные повреждения, достал его из коляски, положил на кровать, стал делать искусственное дыхание, однако Кириллу не становилось лучше, через 1-2 минуты он взял ребенка на руки и пошел открывать Ж. дверь, которая, увидев состояние ребенка, стала плакать спустя некоторое время, он сказал, чтобы она вызвала скорую помощь. До приезда скорой помощи он продолжил оказывать ему первую медицинскую помощь, снова попытался сделать искусственное дыхание, непрямой массаж сердца, но состояние ребенка не улучшалось. На вопрос Ж. что ответить сотрудникам скорой помощи о произошедшем, он сказал, чтобы она говорила, что выронила К. из рук. Судебная коллегия по уголовным делам Верховного Суда Российской Федерации сочла, что довод государственного обвинителя о наличии у Дагаева М.В. умысла на убийство малолетнего К. нельзя признать обоснованным. Так, суд, приходя к выводу об отсутствии доказательств подтверждающих наличие у Д. умысла на убийство потерпевшего, сослался, в том числе на его последовательные показания об обстоятельствах произошедшего и совершении действий, приведших к смерти К. попытках Д.. оказать первую медицинскую помощь ребенку, вызов скорой помощи Ж. по совету Д., а также на согласующиеся с этими показаниями показания потерпевшей Ж. и показания свидетелей Д., А., подтверждавших позитивное отношение Д. к рождению ребенка, его участие в уходе за ним, желание в дальнейшем его растить и воспитывать. Судом также дана оценка, как не свидетельствующим о наличии у Д. умысла на убийство малолетнего К. показаниям свидетеля Ж. – сестры потерпевшей – относительно услышанных ею по телефону высказываний Д. При таких обстоятельствах, вопреки доводам государственного обвинителя о необходимости квалификации действий Д. по пп. "в", "и" ч.2 ст. 105 УК РФ, его действия обоснованно квалифицированы судом по ч.4 ст. 111 УК РФ как умышленное причинение тяжкого вреда здоровью, опасного для жизни человека, в отношении малолетнего, повлекшее по неосторожности смерть потерпевшего[15].

Все сказанное говорит о необходимости комплексного изучения теоретических и практических аспектов ответственности за преступления, причиняющие тяжкий вред здоровью, поскольку от этого зависит реализация такого отраслевого принципа уголовного законодательства, как индивидуализация ответственности и наказания.

[1] Назаров А.Д. Влияние следственных ошибок на ошибки суда. СПб. : Юридический центр Пресс, 2003. С. 24.

[2] Иногамова-Хегай Л.В. Конкуренция уголовно-правовых норм при квалификации преступлений. М. : Инфра-М, 2002. С. 169.

[3] Кудрявцев В.Н. Российское уголовное право. Особенная часть. М. : Норма, 1997. С. 60.

[4] Карпец И.И. Преступность: иллюзии и реальность. М. : Российское право, 1992. С. 37.

[5] Кузнецова Н.Ф. Ответственность за приготовление к преступлению и покушению на преступление по советскому уголовному праву. М. : МГУ, 1958. С. 112.

[6] Самолюк И. Об умысле при телесных повреждениях // Советская Юстиция. 1966. № 13. С. 17.

[7] Мадьяров А.В. Разъяснения Верховного Суда РФ в механизме уголовно-правового регулирования. СПб. : Юридический центр Пресс, 2002. С. 327.

[8] Расторопов С.В. Признаки характеризующие субъект и субъективную сторону преступлений против здоровья человека // Черные дыры в Российском законодательстве. 2005. № 2. С. 428.

[9] Рарог А.И. Субъективная сторона и квалификация преступлений. М. : ООО "Профобразование", 2001. С. 26.

[10] Рарог А.И. Указ. соч. С. 130.

[11] Расторопов С.В. Указ. соч. С. 432.

[12] Ширяев В.А. "Раздвоенная" форма вины как уголовно-правовая категория: автореф. дис. … канд. юрид. наук: [12.00.08]. М., 1998. С.8.

[13] Гаухман Л.Д. Квалификация преступлений: закон, теория, практика. М. : Центр ЮрИнфоР, 2003. С. 162.

[14] Определение Верховного Суда РФ от 23.11.2013 г. № 11-О 11-31 // Справочно-правовая система "КонсультантПлюс".

[15] Приговор Тульского областного суда от 03.08.2016 г. // URL: http://www.zakonrf.info/suddoc/fe3e7fa95314fb56cf76e327d8e77d59/