С принятием первой и последующих частей Гражданского кодекса Российской Федерации были расширены возможности для односторонних самостоятельных правозащитных действий в гражданских правоотношениях. Достаточно упомянуть о праве удержания как о мере одностороннего правозащитного воздействия на волю контрагента, которое появилось в законодательстве как мера, направленная на обеспечение неприкосновенности права и восстановление имущественного интереса в обязательствах (ст. 359 ГК РФ), а также, о возможности применения пресекательной самозащиты в гражданских правоотношениях (ст. 14 ГК РФ)[1] как способа защиты гражданских прав. Расширились самостоятельные правовые возможности субъектов договорных правоотношений, посредством включения в обязательственное право возможности применения односторонних правозащитных мер оперативного характера вместе с более детальным и развернутым регулированием гражданских обязательств. Такие нововведения в законодательстве не случайны, они отражают общую тенденцию усиления частноправовых начал в регулировании имущественностоимостных отношений, предоставление инициативы и большей самостоятельности их участникам, в том числе и в вопросе защиты гражданских прав. Однако отсутствие системного понимания и регулирования подобных правовых возможностей порождает немало проблем в правоприменении в договорных, а особенно во внедоговорных правоотношениях. Возникают научные и практические вопросы: следует ли рассматривать любое одностороннее самостоятельное действие, противостоящее нарушению субъективных гражданских прав или угрозе такого нарушения в качестве способа самозащиты? Насколько широки и допустимы такие односторонние самостоятельные возможности для действий субъектов гражданских правоотношений и как норма о самозащите соотносится с другими допустимыми в праве возможностями действовать односторонне и самостоятельно в защиту своих прав и интересов? Законодатель закрепил понятие самозащиты, как самостоятельный способ пресечения нарушения прав (ст. 14 ГК РФ), что определяет её достаточно узко, поскольку это правовое явление значительно более масштабное, при таком подходе за рамками правового регулирования остается множество односторонних и самостоятельных правозащитных реально-восстановительных действий. Самозащита в современном частном праве требует более развернутого правового регулирования и осмысления как целого системного образования, включающего в себя способы реализации, причем пресекательные и восстановительные, то есть это должна быть обособленная форма защиты прав.

Для детального совершенства норм частного права наибольший интерес представляют конкретные меры реализации защитительного правомочия субъекта, свое динамичное выражение они получают в виде различных, урегулированных правом возможностей для действий самостоятельного, одностороннего характера, то есть являются односторонними правозащитными мерами.

Любое одностороннее действие субъекта, совершаемое с целью защиты своего субъективного права, влияет на структуру правоотношения и может рассматриваться как мера реализации самостоятельной формы защиты прав в отрасли гражданского права. В условиях современного правового регулирования, различные односторонние действия субъектов в гражданских правоотношениях, направленные на волю контрагента с целью правозащитного воздействия на него, обоснованно вызывают неоднозначную позицию судов, главным образом, по вопросам принадлежности подобных действий к тем или иным уже «утвердившимся» институтам в теории гражданского права, в том числе в вопросе необходимости применения или неприменения к ним ст. 14 ГК РФ. Например, реализация права удержания вещи, приостановление встречного исполнения в договорном обязательстве, одностороннее внесудебное расторжение договора зачастую в судебных актах отождествляются со случаем применения самозащиты права в смысле ст. 14 ГК РФ , что достаточно спорно в условиях современного правового регулирования. Возникает логичный вопрос, совместим ли, например, специальный правовой режим удержания, или правовые возможности одностороннего отказа от исполнения договора с общей нормой о самозащите, в частности в вопросе соразмерности действий защищающегося. Параллельно возникают иные вопросы, в том числе об отнесении действий по удержанию вещи вообще к категории защиты права и самозащиты, в частности, о возможности внедоговорного применения этой меры.

Односторонние правозащитные действия реализуются в механизме современного гражданско-правового регулирования посредством применения конкретных мер, допустимых нормами гражданского права, или не конкретизированных законом, но в целом возможных в качестве «пресекательного» способа их реализации. Односторонние правозащитные меры имеют особенности и существенные отличия от некоторых односторонних организационнопреобразовательных возможностей в рамках договорных правоотношений, отличаются они также и от государственно-принудительных мер в современном гражданском праве. Потенциально применимые односторонние правозащитные действия в результате регламентации в объективном гражданском праве в виде особенных отраслевых правозащитных мер реализуются в рамках субъективных гражданских прав. В отличие от понятия «самостоятельные правозащитные меры», понятие «самозащита права» является более широким, оно многогранно как в философском, так и в правовом смысле. Применяя «самозащиту права» в гражданских правоотношениях, субъект реализуют конкретную «ме- [2] ру» воздействия на нарушителя. В гражданском законодательстве должна быть создана стройная система норм, раскрывающих понятие «самозащиты права» отраслевого характера и механизм его реализации, посредством некоторой детальной регламентации применения конкретных мер правового воздействия, их соразмерности в применении. Современное отраслевое регулирование самозащиты права как «способа» такой защиты является достаточно «узким», не отражает полноту и специфику этого правового явления, структурно не связано с различными односторонними, самостоятельными правозащитными действиями субъектов гражданских правоотношений, уже регулируемыми гражданским правом (оперативные правозащитные меры в договорных правоотношениях, необходимая оборона, крайняя необходимость). «Самопомощь» как юридическое понятие вообще не закрепляется в Гражданском кодексе, хотя по факту реализации многие односторонние правозащитные действия, по сути, являются гражданской самопомощью в различных внедоговорных гражданских правоотношениях, направлены преимущественно на реальное восстановление нару-

3

шенных прав .

Основной казус заключается в том, что попытка осмыслить единые по природе односторонние правозащитные меры в гражданских правоотношениях в уже существующих юридических понятиях (способ обеспечения обязательств, санкция, и др.) приводит к такому результату, что они получают некий характер исключения и приобретают статус особых, лишь частично соответствующих признакам подобных правовых явлений, в то время как единая право- [3] защитная природа всех подобных мер в гражданско-правовом регулировании объединяет их в общее юридическое понятие с присущими им собственными признаками и особенностями реализации в праве. Например, удержание вещи должника в ГК РФ отнесено к способам обеспечения исполнения обязательств, хотя в этой мере в силу ее односторонности и цели применения усматриваются и иные существенные признаки, позволяющие квалифицировать её в уже существующих юридических понятиях, например, как «меру оперативного воздействия», «способ самозащиты», или «законный залог», в связи с чем даже усматриваются признаки вещных прав в этой мере. В результате проблемности в доктринальном толковании, арбитражно-судебная практика квалификации и оценки применения подобных правовых действий не является стабильной, создаются размытые и противоречивые формулировки в решениях и постановлениях судов. Существует явная потребность в более детальном раскрытии подобных существующих понятий в законодательстве, на основе разработанной общей теории односторонних правозащитных мер в гражданско-правовом регулировании. Понятие «самозащита гражданских прав» требует подробного легального отраслевого раскрытия именно как допустимой формы защиты права, на этой базе необходимо создание разветвленной системы пресекательновосстановительных способов ее реализации посредством специфических отраслевых «односторонних правозащитных мер». Подобное понятие явилось бы единым для всех самостоятельных, односторонних защитительных действий в различных гражданских правоотношениях. Такие законодательные нововведения позволили бы более стабильно регулировать различные гражданскоправовые возможности применения односторонних мер воздействия на контрагента, а также вопросы соразмерности, допустимости подобных мер вообще в тех или иных ситуациях. Это не означает, что институт самозащиты в гражданском праве должен превратиться в некий строгий императивный механизм с ограничением частной правоохранительной инициативы. Напротив, подобная регламентация в праве усилит ее правовые возможности в сравнении с государственно-принудительными мерами защиты. В совокупности с государственными принудительными мерами защиты односторонние правозащитные меры образуют единый правовой механизм защиты в объективном гражданском праве, реализуемый в рамках субъективных гражданских прав.

В настоящее время в науке теории права по вопросу самозащиты проводился ряд научных исследований[4]. Следует согласиться с выдвинутой презумпцией, что понятие «формы защиты» самое широкое, по отношению к понятиям «порядок защиты», «способ, мера защиты» и «средство защиты», поскольку включает в себя такие элементы[5]. Из подобного содержания понятия формы защиты можно сделать вывод, что основным первичным элементом материального права (в том числе гражданского) является мера защиты права. Допустимые способы защиты, реализуемые в виде односторонних действий субъектами гражданских правоотношений (средства защиты) в рамках формы защиты, являются элементом материальных отраслевых норм (меры защиты). В гражданском праве материальные нормы создают свои специфические допустимые способы и меры защиты. Следовательно, самозащита как форма защиты предполагает наличие в конкретной отрасли права мер, средств и способов ее осуществления. В гражданском праве это специфические приемы, позволяющие односторонними действиями субъекта применять конкретные регламентированные правом меры и добиваться юридического результата защиты нарушенного права. Причем односторонность действий субъектов гражданских правоотношений является особенным и нетипичным элементом правового регулирования, даже в ситуации реализации права на защиту, которая преимущество предполагает наличие государственно-властного участия. Допустимость самостоятельных, односторонних действий в частных правоотношениях, в том числе в вопросе защиты прав, свидетельствует о степени развития вообще частноправовых институтов в государстве. Этот процесс в ретроспективе реализуется от постепенного отобрания из частной сферы и максимального сосредоточения защитительных возможностей у государства, и, наоборот, с развитием институтов гражданского общества и правовой культуры, происходит большее делегирование функций защиты частным лицам. Частное право характеризует как специфика регулируемых общественных отношений (материальный критерий), так и специфика его охранения (формальный критерий). Каждый из этих критериев не имеет догматического характера, не является исключительным. Граница частного и публичного находится в тех рамках, в которых данное общество имеет представление о добре и справедливости, а также в силу объективных экономических причин6. Вот что писал по этому поводу известный цивилист дореволюционного периода И.А. Покровский: «Граница между публичным и частным правом на протяжении истории далеко не всегда проходила в одном и том же месте, области одного и другого многократно менялись. То, что в одну эпоху регулировалось по началам юридической децентрализации и, следовательно, относилось к области частного права, в другую эпоху перестраивалось по типу юридической централизации и таким образом переходило в об-

п

ласть публичного права, и наоборот» . В современных условиях, без последовательной, разветвленной системы самостоятельных односторонних правозащитных мер невозможно устойчивое существование и развитие частных прав.

Каждая односторонняя правозащитная мера обладает индивидуальной спецификой своего существования в праве, которая зависит от её предназначения, но в совокупности все подобные действия образуют самостоятельную юридическую категорию в отрасли гражданского права. Односторонние правозащитные меры в гражданских правоотношениях реализуются с целью более динамичной защиты гражданских прав, посредством реализации которой механизм гражданско-правового регулирования получает дополнительные правовые элементы своего содержания. Возможности совершения различных односторонних действий в гражданских правоотношениях реализуют организационнопреобразовательную, охранительную и воспитательную функцию. Некоторые односторонние действия субъектов в гражданских правоотношениях реализуют [6] [7]

преимущественно организационно-преобразовательную функцию, они не просто влияют на движение правоотношения: возникновение, изменение и прекращение - это является их ключевым предназначением в праве, и реализуются такие действия вне факта нарушения или угрозы нарушения субъективных прав. Другая же часть односторонних действий в гражданских правоотношениях проявляет себя, прежде всего, в качестве правозащитных элементов, которые реализуют конституционное право субъекта на самозащиту. Односторонние правозащитные меры также являются инструментом косвенного преобразования динамичных гражданских правоотношений, но основная их цель и функциональный смысл существования в праве не связана с их исключительной направленностью на движение (динамику) правоотношения. Основной смысл существования подобных мер в гражданском праве - это реализация правомочия субъекта на защиту. Защита реализуется в рамках охранительной функции, хотя осуществляется эта функция гражданского права в некоторых случаях посредством неизбежного движения правоотношения. Например, односторонний отказ от исполнения обязательства из договора вследствие существенного его нарушения со стороны контрагента является правозащитной мерой, реализация которой предполагает движение договорного правоотношения - его прекращение. Подобная мера предполагает защиту стороны обязательства посредством прекращения или в некоторых случаях существенного изменения организационно-преобразовательной структуры правоотношения, которое при таких условиях его развития (нарушение субъективных прав) становится не актуальным, «тягостным» для контрагента, а соответственно нарушена идеальная волевая модель обязательства.

Исследование особой и специфической роли односторонних правозащитных мер позволяет раскрыть весомое конституционное понятие самозащиты прав применительно к гражданско-правовому регулированию. Уместным было бы внедрить такое понятие в виде правовой нормы во второй главе ГК РФ «Возникновение гражданских прав и обязанностей, осуществление и защита гражданских прав». Один из возможных вариантов решения проблемы - это раскрыть понятие самозащиты как формы защиты гражданских прав с включением в это понятие всех возможных отраслевых односторонних правозащитных мер, прямо распространив на них действие этой общей нормы. Такой подход поможет правоприменению, поскольку понятие самозащиты гражданских прав будет системным.

Односторонние правозащитные меры косвенно способствуют осуществлению «выравнивания» правоотношения, в котором, одна из сторон является более слабой, поскольку нарушитель и защищающийся юридически не равны. Такие меры выступают в качестве дополнительных юридических элементов регулирования функциональных возможностей хозяйствующих субъектов. Дополнительные самостоятельные способы (меры) осуществления и защиты зао

конных интересов и прав слабой стороны объективно востребованы . Подобные возможности в праве являются одним из отражений механизма реализации юридического равенства сторон - ведущей черты метода правового регулирования частных правоотношений[8] [9]. В науке гражданского права поднимаются также вопросы и о характере владения имуществом, которое является объектом применения подобных мер, о сфере дозволенности и пределах их действия. Споры касаются также и самих юридических понятий, характеризующих эти правовые явления, как соотносятся между собой односторонние правозащитные фактические действия с так называемыми юридическими. «Юридический» и «фактический» элементы в односторонних действиях следует различать с понятием юрисдикционных и неюрисдикционных мер защиты[10]. Все названные правовые явления имеют ряд существенных общих признаков и образуют единое понятие - односторонние правозащитные меры. Они должны иметь единые системные критерии оценки правильности и соразмерности их применения в праве, иначе в результате необоснованного применения самостоятельных мер защиты баланс частных интересов будет бесконечно нарушаться, что подрывает ведущую организационно-преобразовательную функцию гражданского права в целом. Подобный термин, объединяющий все указанные меры, наполненные единым правоохранительным смыслом, наиболее удобен для характеристики этих правовых явлений. Именно подобное понятие отражает суть таких анормальных и в тоже время необходимых для гражданского оборота правовых «инструментов», которые помогают его динамике и способствуют созданию необходимого и важного баланса интересов юридически равных субъектов.

Термин «односторонние правозащитные меры» объединяет в единую концепцию правового анализа, по крайней мере, такие известные и в тоже время не стабильные в теории частного права юридические понятия, как меры необходимой обороны, крайней необходимости, гражданской самопомощи и оперативного воздействия, включающие односторонние обеспечительные меры. Применение субъектами гражданских правоотношений и понимание правоведами подобных правовых возможностей осуществляется настолько различно, иногда, вообще, диаметрально противоположно, в том числе и судами, что возникает резонный вопрос о наличии существенных недостатков не только в теоретическом понимании таких мер в праве, но и в механизме гражданскоправового регулирования в целом. Таким образом, понятие - «односторонние правозащитные меры» необходимо в гражданском праве для единого понимания природы и особого характера исследуемых мер, их саморегулирующих свойств и особой отраслевой специфики, на основе такого понятия необходимо предложить различные варианты усовершенствования механизма правового регулирования с их помощью, придать им системность. Это поспособствует более адекватному правовому применению подобных мер и реализации конституционного права на защиту, что позволит добиться большей стабильности и регулятивного совершенства норм частного права.

В настоящем исследовании не ставится цель рассмотреть достаточно широкое и комплексное, конституционное и даже философское понятие «самозащита права», поскольку это правовое явление и понятие является объектом, прежде всего, общетеоретического и межотраслевого юридического анализа. Практический и научный интерес состоит именно в анализе конкретных правовых действий, реализуемых в качестве допустимых мер в механизме гражданско-правового регулирования. Правовое явление самозащиты значительно более широкое и выходит за рамки отраслевого правового анализа. Теоретическая проблема состоит в том, что широкое, межотраслевое и конституционное понятие самозащиты не нашло пока ясной юридической детализации в отечественном гражданском праве. Кроме того, как раз сравнительноотраслевое доктринальное толкование сыграло отрицательную роль в понимании принципов и способов реализации самозащиты в гражданском праве. Заимствование юридической техники, в частности, из уголовного права не может быть адекватным для гражданско-правового метода регулирования общественных отношений. Именно поэтому в советской цивилистике понимание самозащиты сложилось из теоретических моделей науки уголовного права, а отсутствие исторической преемственности в XX веке еще более усложнило эту непростую ситуацию.

Все исследуемые односторонние меры объединяет, прежде всего, один общий, существенный и особенный признак, а именно, односторонний характер их применения. В частном праве в основном в изобилии присутствуют многосторонние организационно-преобразовательные механизмы, предполагающие проявление согласованной воли. Односторонние действия субъектов гражданских правоотношений, реализующие его даже частичное движение, являются, как правило, исключительными и связаны чаще с нарушением такой встречносогласованной воли - то есть сформированной идеальной модели правоотношения. Если в законе предусмотрена возможность для правозащитного действия одной стороной, например возможность отказа от принятия некачественной продукции, или от исполнения договора с нарушением его срока, что ныне часто именуют мерами оперативного воздействия, то презюмируется, что такая ситуация нарушения договорного обязательства контрагентом действительно имела место, а потому уместно позволить применить правозащитную меру одностороннего самостоятельного характера. Оперативно проанализировать конкретную ситуацию и применить предусмотренные в законе подобные односторонние меры закон предоставляет субъекту по собственному усмотрению, которое зачастую может оказаться ошибочным, а значит, неправомерным, явно не соответствующим характеру нарушения. Поэтому применение односторонних правозащитных мер хоть и является дозволенным, но качественно оценить их безусловную правомерность, соразмерность нарушению на момент реализации практически невозможно. Закон предоставляет определенную свободу действий сторонам для саморегулирования обязательства.

Наиболее вариативными в гражданских правоотношениях действиями правозащитного и одностороннего характера являются такие, которые применяются на основе регламентированных в праве возможностей в динамичных договорных правоотношениях. Односторонние меры защиты в различных договорных обязательствах часто относят либо к самостоятельному понятию мер оперативного воздействия, либо к более широкому понятию гражданскоправовых санкций. На сегодняшний день выделение этих мер в качестве самостоятельного и отличного от иных односторонних правозащитных мер института нет оснований. Развитие теории мер оперативного воздействия в качестве отличных и самостоятельных мер в гражданском праве было логично для советского права, отрицавшего широкое явление самозащиты. Корифей отечественной цивилистики - В.П. Грибанов одним из первых сформулировал целостную правовую доктрину оперативных мер как самостоятельного вида правоохранительных мер в договорных правоотношениях11. Именно он обосновал противоположный основному в теории гражданского права взгляд на меры оперативного воздействия, которые часто определяли как разновидность гражданско-правовых санкций. Ученый обосновал и собственный взгляд на гражданско-правовую защиту, под которой в теории гражданского права понималось лишь исключительное право на обращение с соответствующими требованиями о защите к компетентным государственным или общественным органам. Под мерами защиты, согласно концепции В.П. Грибанова следует считать, в том числе возможность применения в отношении нарушителя самостоятельных мер принудительного воздействия, а не только приведение в действие аппарата государственного принуждения. В современном гражданском праве возможности самостоятельной защиты более широкие, такие действия следует считать самостоятельной формой защиты гражданских прав. Субъектам гражданских правоотношений предоставляется возможность одностороннего и самостоятельного применения понуждения и принуждения в ответ на неправомерное поведение контрагента, но возникает также и сложнейший вопрос - об оценке действий самостоятельно защищающегося лица, их пределов и содержания. Вряд ли оправдано оставлять и этот вопрос саморегуляции, он требует научного объяснения и более детальной законодательной доработки. Насколько в целом допустима самостоятельность и инициатива в подобных действиях? В спорной ситуации применения подобных мер роль посредника в урегулировании конфликта сторон должен играть суд, но его вмешательство в саморегулируемый процесс означает, по сути, применение государственного [11] принуждения, что умаляет саморегулирующие возможности односторонних правозащитных мер. Судебный контроль необходим для исправления недостатков саморегуляции. В этом смысле все меры одностороннего правозащитного воздействия также имеют общую особенность - это использование механизмов государственного принуждения при применении подобных мер на этапе возможного оспаривания правомерности поведения защищающегося посредством суда. Например, при применении односторонней правозащитной меры в договорном правоотношении происходит, по крайней мере, задержка в исполнении обязательства. Если мера окажется примененной необоснованно, исходя из неадекватной односторонней оценки ситуации одним из участников гражданского правоотношения, то пострадает контрагент, против которого применена эта мера. Возникает вопрос, в каких границах оправдано предоставлять возможность для таких действий сторонам в обязательствах, насколько эффективно подобное саморегулирование, нет ли здесь чрезмерного увлечения предоставления свободной воли, и тем самым нарушения главенствующего начала равенства сторон гражданского правоотношения? Если этот баланс будет нарушаться, то не будет ли в теории гражданского права звучать вопрос вообще о необходимости еще более развернутого существования таких мер в законе? Скорее всего, такое расширение законодателем автономности правозащитного поведения участников гражданских правоотношений является звеном в цепи общей тенденции к расширению самостоятельности, инициативы субъектов частных правоотношений, с целью усилить элемент их саморегуляции[12] [13]. Является ли подобное поведение элементом проявления самостоятельной санкции участниками правоотношения? Думается, вряд ли. Ведь подобные односторонние меры вполне могут быть оспорены и суд олицетворяющий государство может решить иначе. Значение односторонних правозащитных мер проявляется в момент их реализации, принудительная сила их весьма условна, её нельзя сравнить с силой государственного принуждения, которая бесповоротна, тогда как односторонняя правозащитная мера направлена на оперативный результат, она является своего рода «посохом» для обеспечения необходимой статичности субъективных прав участника гражданского правоотношения или иного его законного интереса в связи с невозможностью дальнейшей реализации таких прав, которые нарушены.

В теории гражданского права также возникают вопросы о санкциях за ненадлежащее применение односторонних правозащитных обеспечительных мер. Какую ответственность должен понести, например, ретентор[14] за неправомерное удержание вещи контрагента, которое привело к затягиванию обязательства во времени? Субъект правоотношения по личному усмотрению применяет одностороннее правозащитное воздействие, предполагая собственное безупречное поведение в обязательстве, что по факту может вполне отсутствовать, ведь обязательство, как правило, содержит сложные взаимные права и обязанности. Например, субъект А. удержал вещь субъекта Б., предполагая, что Б. не выполнил работу по подряду надлежащим образом. Б. считает, что выполнил работу вполне в соответствии с договором. В результате Б. вовремя не получил вознаграждение за результат работы и обратился в связи с этим в суд. Независимая экспертиза показала, что качество выполненной работы соответствует договору. Возникает вопрос, удовлетворит ли суд требование Б. и будут ли ему возмещены убытки в связи с неправомерным удержанием его вещи? Налицо неправомерные действия заказчика, и суд должен не только признать неправомерным примененное удержание вещи и обязать вернуть удерживаемую незаконно вещь, но и возместить заказчику убытки в связи с неправомерным удержанием и невыплатой стоимости работ. Практика договорных отношений подсказывает, что именно удержание вещей, а часто вообще их самоуправное так называемое внедоговорное «задержание» («захват», «мнимая самопомощь», в действительности самоуправство) чаще всего используется неправомерно, а четкого законодательного ответа о допустимости подобных мер не имеется. Под удержанием также часто ошибочно понимаются не только действия по ретенции, находящихся в титульном владении вещей, а различные варианты их захвата, которые в рамках современного лишь пресекательного понятия самозащиты спорны в допустимости их совершения (такие действия часто агрессивны и носят пресекательно-восстановительный характер).

Рассмотрев особенности односторонних правозащитных мер, применяемых в договорных правоотношениях (мер оперативного воздействия), В.П. Грибанов выделил один из таких признаков - наличие специфического характера гарантий правильного применения этих мер15. Такие гарантии согласно с его позицией проявляются, во-первых, в разнообразном и индивидуальном характере, порожденном спецификой регулируемых отношений, что предполагает необходимость точного и императивного определения в законе специфических и также во многом индивидуальных условий и границ их применения. Во- вторых, в целях обеспечения их правомерного использования управомоченным лицом закон предоставляет право обязанному лицу в случае необоснованного применения к нему мер оперативного воздействия, оспорить правильность их применения в суде или арбитраже. Элемент соразмерности не раскрывается в законе детально, субъекты договорных отношений обычно руководствуются правилами применения правозащитных мер, регламентированными лишь специальным договорным обязательственным правом. До сих пор нет правовой ясности в вопросе отнесения к этим мерам общего принципа соразмерности самозащиты (ст. 14 ГК РФ), поскольку понятие так называемой «фактической» и внедоговорной односторонней защиты прав часто противопоставляется понятию мер оперативного воздействия. Соответственно спорным является вопрос о применимости принципа соразмерности самозащиты (ст. 14 ГК РФ) в договорных правоотношениях. Субъекты гражданских прав в практике товарноденежных отношений часто не руководствуются таким принципом соразмерности самозащиты нарушению, поскольку при применении подобных мер они по- [15] лагаются на регламентированный договорным обязательственным правом механизм применения конкретной меры, который зачастую четко не реализует этот принцип. Вопрос о действии принципа соразмерности напрямую зависит от того, как правильно квалифицировать и рассматривать существующее понятие самозащиты в гражданском праве, считать ли понятие самозащиты только имеющим отношение к ситуациям (крайней необходимости, необходимой обороны) или к ситуациям договорного применения тоже. Современное гражданское право абсолютной ясности в этом вопросе не вносит. Таким образом, понятие «мер оперативного воздействия» необоснованно оторвано от других односторонних правозащитных мер[16] [17].

Некоторые цивилисты именуют только часть исследуемых мер «оперативными способами обеспечения исполнения обязательств» , как правило, ограничиваются узким подходом в их анализе, не рассматриваются со всех сторон и во всей полноте односторонние правозащитные меры в частном праве в качестве особого уникального юридического явления; тем самым не отражается в должной мере суть всего данного правового инструментария и механизма его применения. Если рассматривать подобные односторонние правозащитные меры изолированно, с попыткой выявить какие-то незначительные отличия, то одно и то же правовое действие может являться частью разрозненных юридических понятий, что только усиливает путаницу и непонимание возможностей для их применения. Например, исходя из первого и поверхностного анализа норм гражданского права не совсем понятно, что же следует понимать под способом самозащиты, фантазия на этот счет может разыграться у любого, в том числе и юридически грамотного субъекта. Следует ли отождествлять понятие способа самозащиты с предусмотренным в законе односторонними правозащитными действиями в договорном обязательстве или только с действиями в
состоянии необходимой обороны и крайней необходимости? При разном ответе на эти вопросы, что вполне оправданно, по современному законодательству можно получить различный вариант правоприменения. Принцип соразмерности при применении мер самозащиты окажется зависимым от того, какой подход мы будем использовать в понимании этих явлений.

Небезынтересен для исследования и вопрос о том, к какому виду юридических фактов относятся односторонние действия, реализуемые с правозащитной целью. Являются ли они сделками или иными юридическими фактами? Поскольку, согласно с современным легальным понятием сделки (ст.ст. 153, 154 ГК РФ), некоторые односторонние правозащитные действия вполне подходят для подобного определения, тем самым расширяя функциональное предназначение сделки. Несмотря на то что понятие мер оперативного воздействия уже получило некоторый научный анализ в современном праве , остаётся достаточно широким круг вопросов, которые не разрешены, в том числе в сфере практической реализации данных мер и их взаимосвязи с другими односторонними правозащитными мерами, применяемыми сторонами внедоговорного правоотношения. Таким образом, анализ одностороннего поведения участников в гражданских правоотношениях с целью защиты прав в правоотношениях не может рассматриваться вне уже утвердившегося понятия самозащиты гражданских прав в ГК РФ. Одной из целей исследования является также обобщение теоретического материала по обозначенной проблематике и предложение нового концептуального видения всех односторонних правозащитных мер в гражданском праве, предложение конкретных способов решения теоретических и практических проблем правоприменения, а соответственно, возможного изменения законодательства. Здесь был обозначен лишь некоторый перечень вопросов, которые необходимо решить в ходе исследования односторонних правозащитных мер в механизме гражданско-правового регулирования. Решение их возможно только в результате единого концептуального осмысления односто-

См.: Карпов М.С. Гражданско-правовые меры оперативного воздействия. М.: Статут, 2004.С. 76.

ронних правозащитных мер в современном гражданском праве. Это поможет выстроить определенную логику их существования в праве, что в итоге поспособствует более стабильному регулированию частноправовых отношений.

[1] Понятие «самозащита» было введено в отечественное гражданское законодательство, после того как ч. 2 ст. 45 Конституции РФ предоставила возможность защищать свои права и свободы всеми способами, не запрещенными законами, хотя в основном законе понятие самозащиты не раскрывается. Впервые право человека на самозащиту получило признание в Декларации прав и свобод человека и гражданина 1991 г. До закрепления в ч. 1 ГК РФ 1994 г. возможности применять самозащиту как способ защиты гражданских прав «право на самозащиту» использовалось в основном уголовным правом и было тождественно «необходимой обороне». Категория необходимой обороны уголовного права полностью не отражает понятия самозащиты гражданских прав, поскольку право на самозащиту может быть использовано не только в результате преступного посягательства, но и тогда, когда есть угроза нарушения или нарушение гражданских прав. Самооборона от преступного посягательства - это крайняя и самая серьезная по последствиям правозащитная мера. Поэтому самостоятельная защита гражданских прав может быть реализована и иными отраслевыми средствами, которые разнятся между собой в отраслях права подобно тому, как они различаются по методу правового регулирования.

[2] См., например: Постановление Федерального арбитражного суда Центрального округа от 6 октября 2009 г. № А64-951/08-14 (Ф10-5393/08 (2)): «Самозащита (в данном случае - удержание) должна осуществляться в определенных пределах, предусмотренных абз. 2 ст. 14 ГК РФ, и быть соразмерной нарушению»; Определение Высшего Арбитражного Суда РФ от 25 марта 2014 г. № ВАС-3142/14: «Суд апелляционной инстанции пришел к выводу, что досрочное расторжение договора в одностороннем порядке само по себе не является гражданско-правовым нарушением, а является способом защиты права, допускаемой законом, выбор участником гражданского оборота такого способа самозащиты не может быть обусловлен дополнительным обременением в виде уплаты денежной суммы»; Постановление Арбитражного суда Поволожского округа от 24 сентября 2014 г. № Ф06-14609/13 по делу № А12-123/2014: «Одним из способов самозащиты нарушенных прав является приостановление исполнения встречного обязательства (ст. 14 Гражданского кодекса Российской Федерации)».

[3] Понятие самопомощи в условиях разделения права на частное и публичное обретает более широкий смысл. Оно объединяет в себе односторонние правозащитные частноправовые меры во внедоговорных правоотношениях, среди которых, прежде всего, можно выделить меры реально-восстановительного характера. Хотя данное понятие в отечественной цивилистической мысли не имело догматического наполнения, в него вкладывалось разное содержание, в том числе и в праве имперского периода. Так, О.Г. Лазаренкова называет самопомощь способом защиты гражданских прав, приводя в пример правило ст. 101 Проекта Гражданского уложения Российской империи о задержании вещей и самого должника, но в то же время приводится пример самопомощи в современном праве в виде устранения препятствий пользования своей вещью собственником - демонтаж рекламы со стены дома. (См.: Лазаренкова О.Г. «Самопомощь» - как способ защиты гражданских прав // В сборнике: Образование и наука: проблемы и перспективы развития Материалы международного электронного Симпозиума. 2014. С . 314.) Думается, что последний пример является случаем внедоговорного применения односторонней правозащитной меры самопомощи негаторного характера, которая активно используется субъектами в современных гражданских правоотношениях, но при отсутствии детального правового регулирования. Под самопомощью в современных правоотношениях можно понимать все односторонние частноправовые правозащитные действия во внедоговорных правоотношениях.

[4] См., например: Казакова Е.Б. Самозащита как юридическое средство: проблемы теории и практики: автореф. дис. ...канд. юрид. наук., Тамбов, 2006.; Мальцев М.Н. Самозащита субъективных прав по российскому законодательству (теоретико-правовое исследование): автореф. дис. ... канд. юрид. наук, Саратов, 2006.

[5] Казакова Е.Б. Указ.соч. С. 13.

[6] См.: Южанин Н.В. Введение в частное право. Рязань, 2007. С. 16.

[7] См.: Покровский И.А. Основные проблемы гражданского права. М.: Статут, 2001. С. 40.

[8] См.: Вавилин Е.В. Осуществление и защита гражданских прав. М., 2009. С. 32 // СПС «Гарант». Автор отмечает, что «в нормативных правовых актах должны быть заложены механизмы осуществления и защиты субъективных прав и законных интересов слабой стороны». Справедливо утверждение правоведа о необходимости включения общего положения в гражданском законодательстве, которое закрепляло бы существующую в отечественной правовой доктрине концепцию отступления от принципа юридического равенства сторон в случае, когда одна из сторон является слабой по отношению к другой по безусловным объективным причинам. В современной теории гражданского права указывается о необходимости дополнения главы 2 ГК РФ соответствующими правилами, должен быть сформирован универсальный (общий) механизм, обеспечивающий слабой стороне в гражданском правоотношении реализацию или защиту ее субъективного права.

[9] В.Ф. Яковлев по этому поводу справедливо замечает, что «именно в гражданском законодательстве содержится нормативно-правовое основание равенства субъектов гражданско-правовых связей». См.: Яковлев В.Ф. Юридическое равенство субъектов как черта гражданско-правового метода регулирования общественных отношений // Избранные труды. Т. II. Гражданское право: история и современность. Кн. 1. М.: Статут, 2014. С. 94.

[10] Например, М.А. Егорова, исследуя односторонний отказ от исполнения договора, относит применение односторонней правозащитной меры, направленной на отказ от исполнения договора, к неюрисдикционным мерам. В противовес такой неюрисдикционной, в понимании автора, меры к юрисдикционным относится судебное расторжение договора. Признак юрисдикционности, таким образом, определяется наличием государственно-властного участия в механизме защиты. Автор также заметила одну важную деталь в существовании подобных мер в праве, что применяются они самостоятельно, односторонне и по факту динамики конкретного гражданского правоотношения. Этот аргумент как раз подчеркивает близость односторонних правозащитных мер (во внедоговорных обязательствах) с так называемыми мерами оперативного воздействия (в договорных обязательствах), образующих единое понятие односторонних правозащитных мер и единое их функциональное предназначение в праве. (См.: Егорова М.А. Односторонний отказ от гражданско-правового договора. М., 2010. С. 17. // СПС «Гарант». Здесь автор пишет: «Следует отметить, что в соответствии со ст. 450 ГК РФ все основания изменения и расторжения договора можно классифицировать по признаку вмешательства (или невмешательства) судебных инстанций в процесс прекращения или изменения договорных отношений. По этому признаку все основания расторжения или изменения договоров можно разделить на юрисдикционные (предусматривающие участие суда в механизме регулирования договорных отношений) и неюрисдикционные (исключающие такое участие). Исходя из данной классификации, односторонний отказ от исполнения договора следует отнести к группе неюрисдикционных способов изменения и расторжения договора».)

[11] См.: Грибанов В.П. Осуществление и защита гражданских прав. М.: Статут, 2000.С. 108.

[12] И.В. Добрыдин замечает, что подобная защита направлена на саморегулирование нарушенных правовых отношений. (См.: Добрыдин И.В. Теоретический аспект реализации прав на самозащиту в гражданском законодательстве Российской Федерации // Современная наука: актуальные проблемы и пути их решения. 2014. № 7. С. 109.)

[13] Существует и иной взгляд на подобные правозащитные меры, которые рассматриваются как разновидность экономических санкций. (См.: Слесарев В.Л. Экономические санкции в советском гражданском праве. Красноярск: Изд-во Красноярского университета. 1989. С. 115.)

[14] Ретентор - лицо, применяющее право удержания от лат. jus retentionis.

[15] Грибанов В.П. Указ. соч. С. 135.

[16] См.: Микшис Д.В. Самозащита в гражданском праве России: автореф. дис. ... канд. юрид. наук. Екатеринбург, 2006. С. 7.; С.И. Лебедев, исследовавший правовое явление самозащиты в договорных правоотношениях, замечает: «Вместе с тем, положение ч. 2 ст. 14 ГК в полной мере укладывается в логику применения мер оперативного воздействия, поскольку данные меры носят односторонний характер, применяются уполномоченным лицом по своему усмотрению, и являются лишь разновидностью самозащиты, применяемой в договорных отношениях». (См.: Лебедев С.И. Самозащита гражданских прав в договорных отношениях: автореф. дис. ... канд. юрид. наук. М., 2010. С. 14.)

[17] См.: Латынцев А.В. Обеспечение исполнения договорных обязательств. М.: Лекс-книга, 2002. С. 126.